***
Григорий сидел в кабинете, предварительно заперев поплотнее дверь, и нервно курил уже третью сигарету. Это называется влип так влип! С того самого дня, когда они встретились вновь с Катериной, прошло чуть больше трех месяцев. И как ни странно, он начал чувствовать, что жизнь понемногу налаживается. Во всяком случае, что касается матери, то Жадан, с которым Григорий встречался регулярно, уверял его, что все идет превосходно. Он ведет свое собственное адвокатское расследование, и выяснил уже достаточно. Прежде всего, он нашел таки Решетникова и убедил его дать показания в полиции. Тот нехотя согласился, рассказал все, что было ему известно, и согласился на экспертизу. К радости Андрея Жадана и Григория, отпечатки пальцев на капоте машины Ларисы Червинской принадлежали не Решетникову. Значит, он не имеет отношения к поломке тормозов, и это говорит в пользу показаний, данных ранее матерью. Сама она, стоит сказать, тоже повеселела, и когда Григорий навещал ее, больше не плакала. Она повторяла, что ждет суда и надеется, что справедливость восторжествует. — Андрей Андреевич, — когда она произносила его имя, у нее почему-то чуть порозовели щеки, — полон оптимизма. И меня сумел им заразить, представляешь, сынок? — Я рад, мама, и тоже думаю, что все обойдется. — И мы забудем об этом кошмаре, — вздохнула она. — Как там Петя? — Они с Ларисой в Испании, — пожал плечами Григорий, — и кажется, неплохо проводят время. Мать грустно улыбнулась: — Это хорошо. С ней все в порядке? — Теперь уже да. — Ну и слава богу. Ты знаешь, Гриша, я… действительно очень рада за нее. Ну и… за себя. Рада, что у меня не получилось все же такой грех на душу взять. Григорий сжал ее руку: — Ты права. Осталось теперь найти того, кто это все устроил: подстроил аварию и чуть не убил Ларису, а потом — подставил тебя столь подлым образом. — Надеюсь, узнаем, — снова вздохнула мать. Что касается Катерины, то она поначалу не хотела больше встречаться с Григорием. Когда он позвонил ей на следующий день, она заявила, что они не должны были делать то, что сделали, а теперь ей нужно время подумать. Но уже через неделю она вновь позвонила и попросила о встрече. С того дня они практически не разлучались. — Мне… просто нужно было разобраться в себе. И… впрочем, неважно! Я поняла одно: хочу быть с тобой! — Катя… Катенька! — он прижал ее к себе и прошептал счастливо: — Как же я скучал по тебе все эти годы! Разумеется, нужно было что-то делать, он не хотел больше прятаться по углам. Ему нужна была определенность, чтобы он мог свободно везде появляться со своей милой Китти, называть ее своей женой. А для этого нужно было развестись с Натали. Да, он понимал, что это будет тяжело, но… другого выхода нет. И вдруг — как гром среди ясного неба. Ребенок! Ребенок от Натали. Именно тогда, когда меньше всего ожидал этого. И что теперь делать? Он был совершенно сбит с толку. Телефон, лежащий перед ним на столе глухо зажужжал: Григорий поставил его на вибро-звонок. Григорий хотел было уже сбросить вызов, если это звонят из офиса, то ему сейчас не до срочных дел, однако же, увидев номер отца, он вздохнул и взял трубку: — Алло!.. Да, здравствуй, папа!***
— Понятно… Значит, на заводе все в порядке?.. Да знаю я, — добродушно усмехнулся Петр, — ты ж у меня теперь совсем самостоятельный!.. Я не смеюсь, я очень рад за тебя. Ну, что там у нас еще происходит? Как Натали?.. Вы, значит, у матери по-прежнему?.. Гриш, а ты мне правду говоришь?.. Тогда в чем дело?.. Да потому, что по тону твоему я заключил бы, что у тебя серьезные проблемы. Давай, выкладывай! Что?.. Ах, суд… Когда?.. Да, я знаю… Наверное… Что ж, до скорого, смотри там у меня! Петр нажал на «отбой», некоторое время смотрел на дисплей, нервно покусывая губы. Что-то темнит там Гришка, ох, темнит! Раньше, когда он звонил сыну, тот с готовностью докладывал обо всем, что происходит в офисе, выслушивал Петра спокойно, а потом так же буднично сообщал о том, как продвигается процесс по делу Анны. Сегодня же он что-то невнятно мямлил, заявил, что ему надо много чего обдумать… Что там у него стряслось? На вопрос о здоровье жены вообще ничего не сказал. Поссорились они, что ли? Петр улыбнулся, потому что Лариса подошла сзади и, тихонько хихикнув, закрыла его глаза ладонями. Он осторожно отнял их от глаз и по очереди поцеловал. Лариса ласково чмокнула его в щеку, уселась на подлокотник кресла, обняла и склонила голову на его плечо. Сегодня целый день стояла пасмурная погода, на море разгулялся шторм, на пляже почти никого не было, и потому они с утра съездили на прогулку по городу, прошлись по магазинам, пообедали и вернулись домой как раз вовремя: ни с того ни с сего разразилась ужасная гроза. У Ларисы разболелась голова, очевидно, от резкой перемены погоды, и она прилегла отдохнуть. Петр же спокойно отдыхал себе в гостиной: читал и смотрел телевизор, а потом вот решил позвонить сыну. — Что-то стряслось? — тихо спросила Лариса. — Ты будто бы сам не свой. — Да нет, все в порядке. Ну, во всяком случае, Гриша утверждает именно так. Хотя… чего уж там, мне очень не понравился его тон. — Может, какие-то неприятности, а он просто не желает тебя волновать? Тебе вредно волноваться! — улыбнулась она. Петр ласково провел рукой по ее волосам, откинул со лба непослушный локон: — Всем вредно волноваться, но… видишь ли, он еще обмолвился, что суд уже совсем скоро. Лариса вздохнула: — Я могу представить, каково сейчас твоему сыну. Как бы там ни было, Анна — его мать. — Еще у него в семье что-то неладно, он, конечно, не говорит, но и семи пядей во лбу не нужно, чтобы понять. А сам не признается ведь, что у него неприятности! — Весь в тебя! Петр хмыкнул: — Да уж, собрал все, что ни попадя: от меня вспыльчивость, от матери — обидчивость и нежелание признавать ошибки! Впрочем… я ведь в этом смысле тоже не подарок. — Петь, — Лариса поцеловала его в кончик носа, — так может быть, нам с тобою пора домой, а? Отдохнули, сил набрались, пора и честь знать. Я же вижу, что ты беспокоишься, как там идут дела. А если суд скоро, то… мы ведь можем понадобиться, верно? Да и Григорию, как ни крути, будет нужна твоя поддержка. — Вот за что я тебя люблю, моя лисичка, — Петр покрепче прижал ее к себе, — так это за то, что ты понимаешь меня, как никто. Лариса чуть отстранилась от него, взглянула ему в глаза: — А еще тут такое дело, Петь… В общем, у меня задержка. Я конечно не хочу загадывать, радовать и обнадеживать себя и тебя раньше времени, но… — Лариса! — просиял Петр. — Ларочка моя! — быстрым движением он стянул ее с подлокотника, привлек к себе и принялся жарко целовать в губы и в шею.***
Натали нервно вышагивала из угла в угол в своей старой квартире, которая принадлежала когда-то ее матери. После того, как матери не стало, квартиру по наследству получили они с Николя. Потом Николя уехал на стажировку за границу, а Натали вышла замуж, квартира же с тех пор стояла пустой. Отец в свое время не захотел ее продавать, да и Николя поддержал его и регулярно ее оплачивал, вот она и стояла пустой. Теперь же пригодилась как нельзя кстати. — Наконец-то, — пробормотала Натали, услышав стук в дверь. — Опаздываете, Афанасий! — раздраженно бросила она человеку в темных очках, который быстро проскользнул в квартиру. — Я пришел получить мой гонорар, дорогая Анна Львовна. Или… — он недобро прищурился, — мне лучше будет сказать «Наталья Александровна»? Натали отшатнулась, ей даже стало на какой-то миг страшно. — Что, — хмыкнул он, — думали, я круглый дурак, и не узнаю, как вас зовут на самом деле? Да надо быть слепым и глухим, чтобы не знать о том, что Анна Червинская сидит в тюрьме. По обвинению в покушении на убийство. Которое организовали… — Хватит! — резко оборвала его Натали. — Я ведь тоже не вчера родилась, милейший… Яков Ефимович. Что, думали, — усмехнулась она, наблюдая за тем, как он в изумлении приподнял очки и судорожно сглотнул при этом, — я не узнаю вашего настоящего имени? Вы бы хоть фантазию проявили, дорогой мой! Афанасий Пилипенко — наш бывший шофер, и я отлично знаю его в лицо. Кроме того, когда я велела твоей любовнице найти стоящего человека, то ни минуты не сомневалась, кого именно она притащит. Да, миленький, я и об этом знаю. А ты, кажется, решил, что нашел дурочку, которую легко будет «доить»? — Нет-нет, — подобострастно заулыбался Яков, — я лишь хотел кое-что выяснить. — Я заплатила целое состояние за убийство этой сучки Яхонтовой, а ты, мало того, что не выполнил приказ, так еще вздумал отпираться, мол, речь шла об аварии и только, а потом и вовсе обнаглел, стал требовать еще денег. У меня, знаешь ли, терпение не железное! — Если хотите, я… хоть завтра убью ее. Но просто… дело в том, что нам нужны деньги, и я… Я бы не осмелился, но вы, Наталья Александровна, были так добры! — Что ж, я заплачу тебе в последний раз. Это будет своего рода аванс. Ты возьмешь деньги, и как только мой свекор со своей женушкой вернутся, ты уберешь их с моей дороги. Обоих! — Да, — кивнул Яков, — обязательно! Натали достала из сумочки пачку денег: — А сейчас забирай и — вон отсюда! — Конечно-конечно, благодарю вас! — глаза Якова так и заблестели от жадности, когда он схватил вожделенные деньги. — Так я пойду? — Давай-давай, чтобы больше я тебя тут не видела! — отозвалась Натали. — И никто тебя больше не увидит, — пробормотала она, доставая из сумочки небольшой револьвер, — верно говорят, нельзя платить шантажисту и сажать его себе на шею! Яков не обратил на ее слова внимания; он повернулся к Натали спиной и взялся за ручку двери. Следом раздался глухой хлопок…