Наше личное никогда

Почти два часа Джендри шатался по замку, хотя следовало взять лошадь и объездить верхом окрестности, дабы облегчить голову. Что от него хочет Санса, его волновало в меньшей степени, но в куда большей терзало то, что он мог спросить у неё. Да и ответит ли она? И как спросить, если слова встают жёстким куском в онемевшем горле? Наконец, деятельно взявшись за подготовку снаряжения и продовольствия в скорую дорогу назад, он смог отвлечься, и едва колокол после пяти ударов отмерил ещё половину часа одним звоном, к нему спустился паж, дабы проводить на крытую галерею, с которой было отлично видно внутренний двор замка и кипевшую вокруг жизнь. Весна, пусть и запоздало, но всё же пришла в суровый северный край, лёд сходил с встреченных по пути рек, и снег по обочинам тракта почти не встречался. Но наверняка за Стеной ещё стояли стылые морозы, от которых промерзает всё нутро, и ветер дует такой, что кожа и мясо готовы сорваться с костей. Джендри как наяву ощутил раздирающий холод, обманчиво обжигавший лёгкие, и как он бежал, сутки напролёт, к Дозору-у-Моря, молясь Семерым, лишь бы успеть. — Лорд Джендри, — мягкий голос рассеял непроглядную пургу, что сейчас стояла перед его глазами. — Ваша милость, — он склонился, чтобы поднести к губам руку, затянутую в чёрную тонкую замшу, и коснулся её лишь формально. — Чем обязан? — Вижу, Вы и ваши люди уже торопитесь назад, в Королевскую Гавань. Внизу маленький обозик уже укрывали настилом, и завтра они бы могли тронуться в путь с рассветом. Глен, подперев боком повозку, с интересом рассматривал, как тренируются с деревянными мечами местные мальчишки. — Наша миссия завершена. Моих людей ждут семьи, они торопятся домой. — А Вы? Синие глаза Сансы сощурились, когда он неловко посмотрел на неё. Это было напоминание о полуночном разговоре в кузнице. Джендри допустил бестактность, очевидно, он, пусть и лорд, но Санса - королева, и фривольные обращения к ней недопустимы. — Я… — Оставьте, Лорд Джендри. Я бы хотела попросить Вас о ещё одной услуге. — Всё, что в моих силах, Ваша милость. — Кости Брана уже сложили в крипте, и каждому Старку в ней требуется надгробие. А я не видела брата семнадцать лет, прошла целая жизнь, и, мне кажется, я забыла его лицо. Не могли бы помочь мне и резчику? — Сколько на это уйдёт времени? — Неделя, может, две. Я прикажу работать быстрее. — Работа не требует суеты, Ваша милость. Но как я могу помочь Вам? Я не мастер слов и не художник. — Я понимаю, Лорд Джендри. — Внутри он весь съёжился, но виду не подал. Они стояли бок о бок в галерее, утонув в сером дне зачавшейся весны, и один не мог подобрать нужных слов, а другая имела слов столько, что не хватило бы и пергаментов в этом замке, чтобы записать их все. — Если Вы не хотите остаться, и согласились лишь из вежливости, то не стоит, прошу Вас, переступать через себя. — Это не так, — Джендри зачем-то подёргал за шнурки на рукавах дублета. — Я правда хочу послужить Винтерфеллу, Брану и Вам. Меня не ждут в Королевской Гавани, в Штормовом Пределе и где бы то ни было ещё. Санса грустно улыбнулась ему, глядя не то со снисхождением, не то с тревогой. Джендри был благодарен, что она не выражала жалости после такой внезапной отповеди. — Уверена, Вы ошибаетесь. С рассветом он проводил небольшой отряд во главе с сиром Рамоном Свигертом, оставив с собой только Глена, отчаянно сопротивляющегося приказу своего лорда возвращаться в Королевскую Гавань. Джендри не стал настаивать, и приказал парню седлать коня, не без сожаления, поскольку теперь занятие, которое он придумал себе сам, досталось другому. В Волчьем лесу ещё лежал снег, и конь ступал осторожно, то и дело беспокойно подёргивая ушами. Здесь можно было уйти от шума многолюдного замка, как и в Королевском лесу возле столицы. Джендри не любил охоту ради развлечения, и по весне убивать животных было бы слишком жестоко, но он любил выслеживать их и наблюдать. А если в лесу натыкался на оленя, символ его дома, всегда был в прекрасном расположении духа. Осторожный зверь, олень скорее убежит от человека и скроется в лесу, но если приходится отражать атаку волка, то не будет животного яростнее в своей борьбе за жизнь. Сегодня олень ему не встретился, только вспугнулся облезлый заяц, да разлетелись с веток возле едва оттаявшей реки вороны. Он направил коня вдоль берега маленькой речушки, и двинулся на север от замка, желая добраться до её истока. Но даже спустя час, хоть речка была и мелкая, она не прекратила виться вдали, и, перейдя её, он отправился назад. Санса не сказала, когда они встретятся с резчиком, но судя по тому, как все замке знают, что и когда им делать, Джендри понадеялся, что и его эта всеобщая осведомлённость не минует. Пока он распрягал и чистил коня, порадовавшись, что Глена, наконец, где-то носит, пробили полдень, и между конюшней и гостевым домом его нагнал стражник. Они прошли под крытой галереей, мимо караульной, к толстой и высокой башне, со стен которой на Джендри мрачно взирали каменные горгульи. Подниматься пришлось высоко, выше уровня замковых стен, и в круглой комнате, куда его проводили, света было почти также много, как и на улице. Стены и столы были покрыты пергаментами с чертежами и расчётами, а на полках громоздились тяжёлые фолианты. Джендри подумал было, что это кабинет мейстера,но вспомнил, что в Винтерфелле для него была отведена специальная башня, куда скромнее этой. — Добро пожаловать, милорд, — мужчина, много старше него, с тяжёлыми седыми бровями, опускающимися на глаза, но при этом с чисто выбритым дряблым от возраста лицом учтиво поклонился. — Я Стеффан, главный каменщик Винтерфелла. — Думаю, Вы знаете, зачем я здесь. — А как же? Конечно, ведаю, милорд. Королева Санса наказала мне сделать хорошее надгробие для её брата. И, как видите, всё, что могло зависеть от меня, касаемо скульптуры, я уже набросал. Стеффан отвернулся и пошёл к столу, Джендри последовал за ним и склонился из-за плеча старого каменщика, хотя каким он был каменщиком, судя по кабинету, самым настоящим придворным архитектором, чтобы увидеть разложенный у окна пергамент. На рисунке, умелом, пестрившем угольными штрихами, каждый из которых казался не небрежным упущением, а частью правильно построенной композиции, был изображён сидящий на троне человек с мечом на коленях, у ног которого задремал массивный лютоволк. — Как настоящий король зимы, да? Только вот лицо. Я не знал его, но вы станете моими глазами, милорд. Я набросаю портрет для статуи, а потом исполню в глине макет. Если Королеву и Вас работа устроит, то я приступлю к вырезке из камня. — Это прекрасный рисунок, — похвалил Джендри, — но я плохой рассказчик, и не умею описывать то, что помню. — Ничего страшного, — Стеффан поднял лист пергамента так, чтобы сквозь него прошёл свет от узкого окна. — Не все могут нарисовать словами то, что видят в голове. Для этого старые боги дали первым людям краски. Вы не чураетесь труда, милорд, судя по тому, что я слышал о Вас. И раз вы могли придавать металлу форму своей фантазии, то уж я позабочусь, чтобы исполнить запомнившийся вам образ короля Брана в камне. Но сначала на пергаменте. — Вы не похожи на каменщика, пусть и на главного. — Слишком болтливый, да? — Стеффан подпёр бок рукой, откладывая бумагу в сторону. — Немного. — Мой отец тоже был каменщиком, а до него мой дед, оба и читать-то не умели. Я вот был не создан для простого строительства, слишком уж смышлёный, и Нед Старк отправил меня, двадцатилетнего детину, учиться в Старомест. — Но вы не мейстер. — Нет, боги упасите, я изучал узкую область, не привнося и не исследуя нового. Освоил точные науки, разные подходы к строительству, и когда учить стало нечего, латать Цитадель и строить деревянные модели надоело, вернулся, — Стеффан крякнул, — да северянам что толку, архитектор или скульптор, каменщик, он и есть каменщик. То ремонт мельницы, то строительство новой башни. — А резка по камню? Далековато от строительства. — Ну так то тоже дело нужное. Горгулий видал? — Ваши? — Что ты! Им лет больше, чем Стене. Но какое впечатление! Я тебе так скажу... Стеффан и слова не давал вставить, и Джендри послушно кивал, соглашаясь с вполне логичными рассказами о былом и о каменных завитушках на фасадах. Видимо, каменщик уже и забыл, зачем они тут собрались, всё дальше уходя мыслями от надгробия Брана. — Ну так вот а где мы сейчас находимся? Первая твердыня! Ну, не суть такая уж и первая, но определенно самая старая. При Болтонах-то восстановили её абы как, а я после тех мастеров переделывай. Но королева Санса-то видит лучше сокола, всё приказала делать как при батюшке её. Денег не пожалела, древесину и камень лучших сортов. А крипта-то, у-у-у! Сходи посмотри, как закончим. Конечно, не всех королей зимы мы восстановили после… Ну после… Стеффан поднял на него взгляд и из-под густых бровей мелькнули голубые глаза. — После мёртвых. — Джендри понял, к чему он вёл. После той ночи, когда на женщин и детей из могил полезли всё те же короли зимы, их изваяния, очевидно, пострадали не хуже. — Что-то новое, что-то старое, эх, ну так давай, хватит мне болтать. Стеффан взял заточенный уголёк и без того почерневшими от повседневной работы с ним пальцами, отыскал стопку уже замаранных бумаг, уселся, кряхтя, на табурет и сгорбился, расправляя лист на коленях. Джендри неуверенно переступил с ноги на ногу, болтовня Стеффана хоть и развлекла его, но совсем сбила с настроя. Он на пару секунд закрыл глаза, стараясь вспомнить Брана. Более человечного, чем он был обычно, вероятно такого, каким бы Сансе действительно хотелось его видеть. Она просила сделать надгробие для себя, хотела воскресить в памяти лицо своего брата, хотела приходить куда-то, где он бы ждал её. Джендри понимал, почему ей не хочется видеть на его могиле другого человека, пусть и отдалённо похожего. — Он похож на Сансу. Черты лица, — Джендри обвёл пальцами своё, указывая точнее, — одинаковые. — Скулы, да — пробормотал Стеффан. — Только брови густые, немного сростаются на переносице. Уголёк заметался над бумагой отрывисто и чётко, а Джендри постепенно смог выразить свои мысли, пусть и не очень красочно. — Ну посмотри, что вышло, — Стеффан протянул ему стопку листов, когда Джендри едва закончил описывать причёску Брана, с трудом припоминая, носит ли кто-нибудь такую в Винтерфелле. С рисунков смотрел не портрет человека, как рисуют живописцы, а скорее чертёж будущей статуи. Линии носа и подбородка чёткие, губы плотно сжаты, верхняя чуть больше нижней, лоб скрыт под чёлкой, а уши торчат из-под волос. Вроде, даже, похоже на Брана. — Глаза, — попросил Джендри, — нарисуй ему зрачки. А потом покажи королеве. — Будет сделано, — кивнул Стефан, но тут же, вспомнив, вскочил со стула и поклонился глубоко, — милорд. Крипту и правда следовало навестить. Возможно она ответила бы на его вопрос, пусть и косвенно. Но было время обеда, и, взяв на кухне хлеба и похлёбку у заметавшихся в суете кухарок, Джендри отправился на внутренний двор. Примостившись у тюков сена, он спокойно поел, радуясь, что никто не обращает на него внимания. Люди севера были куда проще и понятнее ему. Угрюмыми и нелюдимыми они были только с теми, о ком ничего не знают. А стоит посидеть с ними один вечер у костра, и лучше друзей уже будет не найти. Для пьянки и для боя, для тяжёлой работы и праздного безделья. — Эй, милорд! — Бородатый северянин махнул ему рукой. Джендри узнал его, но не по нашитому на груди гербу с заснеженной сосной на зёленом клине. — Не желаете размяться? А то суп-то ваш кончился уже. — Халлис Моллен, — Джендри улыбнулся, — с мечом я не очень хорош. Сир Халлис пережил гнёт Болтонов, скрываясь на перешейке, участвовал в Битве Бастардов, выстоял долгую ночь, и с возрастом только седина забилась в его квадратную бороду. Джендри ковал ему и гвардейцам Винтерфелла доспехи, и запомнил то, как Моллен всегда старался хлопнуть его по плечу со всей силы, словно забивал гвоздь в доску. — Так я этого вашего сейчас свистну! — Халлис и правда громко свистнул в подтверждение своих слов. — А то весь день хвосты свиньям крутит, пусть притащит молот. — Он не поднимет, — улыбнулся Джендри и Халлис тут же занёс руку, чтобы хлопнуть его, теперь уже крепкого мужчину, по плечу. — Да ты ослаб. — Сейчас посмотрим, — Халлис, притворно нахмурился, — кто тут ослаб. Молот — оружие не для танца, и, в отличие от меча, он не может при желании лишь поранить. Если не убьёт сразу, разломав череп, то точно достигнет цели, когда придётся ампутировать раздробленную им конечность. Джендри пускал свой молот в дело очень и очень редко, и только тогда, когда люди, посмевшие лезть к нему, очевидно не понимали намёка. И если приходилось тренироваться не с деревянным поленом, то контролировать замах становилось труднее. Благо, сир Халлис взял боевой щит, а не учебный, как Джендри. — Что за шум? — Санса спросила скорее риторически. Она вышла в крытую галерею из Великого Замка, чтобы подышать воздухом в перерыве между заседанием Малого Совета и выслушиваением ходатайств и жалоб от подданных. Внизу на тренировочном поле собралась масса людей, все толпились вокруг сражающихся в поединке. Мужчины галдели, а женщины вскрикивали, когда скрежетала сталь и слышались удары о щиты. — Сосна решила побороться с оленем, — Леди Барбри Дастин презрительно скривила губы. — Уж бастард-то ещё куда ни шло, но Халлис! Шестой десяток, всё ума не наберётся. Леди Барбри всегда была остра на язык, и Санса прощала ей эту несдержанность за верную службу на посту мастера над шептунами. Уж кто-кто, а она умела хранить секреты. Она присягала в верности Болтонам, держа в сердце горькую обиду на Эддарда Старка. Но за то, что Бран по просьбе Сансы помог вернуть останки её мужа Виллама домой из Дорна, простила Старков и поклялась в верности до конца своих дней. Санса не просила многого, но спрашивала строго со всех, и с леди Барбри они сработались отлично, даже несмотря на её постоянное колкое злословие. — Он наш гость, леди Дастин, прошу называть его лордом Баратеоном. — Хотя бы, пока он в Винтерфелле, бабушка, — Диора как тень появилась возле своей королевы. — Цыц, — леди Барбри махнула сухим кулачком. — Уж без тебя разберусь. — Ваша милость, Большой Чертог открыл свои ворота для просителей. Мейстер Уолкан уже там. Санса посмотрела вниз. Халлис, уже устав, перестал пытаться достать Джендри с боков, и перешёл в оборону. Молот на длинной рукояти со страшным звуком врезался в щит, грозя разбить его в щепу, и то, как ловко он крутился в руках хозяина, завораживало. Джендри тоже нелегко давалась схватка. С тяжёлым оружием долго биться с одним противником довольно проблематично, и на турнирах один против одного такой большой молот использовали редко. Это было оружие для гущи сражения, где одним размахом можно убить сразу нескольких. Но он держался достойно, и специально медлил, чтобы вымотать Халлиса. Тактика сработала, и тот бросил щит на землю, когда противники разошлись в очередной раз. — Замотал меня, — сир Халлис плюнул на землю. — Думал, разожрался там, на юге, а ты, — он тяжело вдохнул, — ещё можешь кое-чего. Джендри протянул ему руку, освобождённую от перчатки, и крепко сжал запястье, Халлис сделал то же в ответ. — Славно, — кивнул Джендри, хотя пот стекал струйками на глаза. — Для деда с зубочисткой ты неплох против молота. Стоящие рядом громко заржали, подбадривая их. Джендри отошёл под стены арсенала, чтобы черпнуть чарку воды из бочки, и прежде чем поднести к губам, увидел, что три женщины на галерее наблюдают за ним. Он поднял деревянный ковшик в воздух, салютуя им, и склонил голову. Санса кивнула и, достав тонкие белые ладони из длинных рукавов, вежливо похлопала ему.