Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь королева!

Лораса разрывали несколько очень сильных чувств. Во-первых, это была гордость. За свою подругу, действительно выглядящую как королева в тот миг, когда она вошла в септу в день своей свадьбы в короне самого Завоевателя и аурой царственной особы вокруг себя. Даже он не мог в этот момент не признать, что она была одной из самых красивых женщин, которых Лорас когда-либо видел, и заставила его выпустить восхищенный вздох. Настоящая валирийская красавица, хотя и с темными волосами, что уж тут скажешь. И за полученные днем позже свои первые шпоры, — из рук самого сира Джейме Ланнистера, лучшего фехтовальщика Вестероса! — а потом и… Он получил белый плащ. Лорас не был глуп и понимал, что еще был совсем неопытен, хотя и талантлив с мечом. Знал, что получил белый плащ Королевского гвардейца только потому, что Висенья пожелала ему его вручить, но все же… Это была его мечта. Детская, самая заветная мечта — стать стражем короля или королевы и оставить после себя почетную запись в Белой книге, чтобы в будущем уже новые гвардейцы открыли ее и прочли о верном и почетном рыцаре, Лорасе Тирелле, который был не просто третьим сыном лорда Хайгардена с дурными такими неправильными наклонностями, а знаменитым рыцарем, о ком, может быть, даже напишут песни. И Висенья ему ее подарила. Дала плащ, и вверила свою жизнь в его руки, зная о нем все его секреты, и все же доверяя. Даже несмотря на то, что Лорас был сыном дома, который мог ее не поддержать. Вот из этого вытекало иное чувство, что его тревожило. Страх и растерянность. Он любил свою семью, но если они откажутся признать Висенью королевой, то они будут по разные стороны. Лорас никогда не предаст клятвы, который дал, когда приклонил колено перед своей новой королевой, чью власть признал еще в тот миг, как узнал, что его подруга оказалась скрытой принцессой. Но не был уверен, что сможет вступить в бой с воинами Простора, если придется. Не был уверен, что сможет вступить в бой с Гарланом или своими кузенами. Когда он осознал это, как никогда сильно посочувствовал братьям Каргиллам, живущим во время Танца и о чем братоубийственном бое слагали легенды. Один был верен Эйегону II, другой Рейнире, и это заставило их поднять меч друг против друга, так как ни тот, ни другой не захотел предать свои клятвы. И погибнуть, пролив родственную кровь. Когда Лорас восхищался этой преданности своим сюзеренам, а сейчас был в ужасе, понимая, что может оказаться на их месте. Вот только от клятв все равно не собирался отрекаться. Висенья ведь дала ему выбор, давала шанс отказаться от плаща, и остаться просто ее другом. Или даже уехать домой. Лорас получил шпоры, стал рыцарем, и больше ему в Утесе делать было бы нечего. Но он решил остаться и встать за плечом королевы, в которую искреннее верил. Поэтому Лорас должен перестать поддаваться любым сомнениям, а принять результаты своих решений. И чтобы доказать Висенье, и в первую очередь себе, что он достоин плаща, в который облачился, и клятв, что дал, сам вызвался быть тем, кто доставит сообщение в Хайгарден. Сообщение, где был призыв и напоминание Тиреллам о том, кто возвел их на их пост, и их первоначальные клятвы верности. Лорас был уверен, что к тому мигу, как он доберется до родных земель, письма, рассказывающие истинную историю восстания и о начале похода королевы Висеньи во имя возращения ее трона, уже достигнет Хайгардена. И, может быть, его даже будут ждать. Чтобы запереть и не отпускать обратно, уж точно. Но чем дальше он был от Утеса, тем больше веровал в свои убеждения и поклялся себе, что если даже его семья откажется преклонить колени, то все равно сбежит и вернется к своей королеве. Чтобы защищать ее спину и бороться с другими ее врагами, каким было множество и помимо Простора. Лорасу понадобился бы почти месяц, чтобы добраться до Хайгардена, если бы он отправился по суше, но по морю город-порт на острове Дубовый щит перед ним появился на горизонте уже через неделю. Оттуда ему пришлось добраться на меньшей лодке до материка, и уже на лошади, едва останавливаясь на перерыв, Лорас направился домой. Хайгарден был одновременно сладким и горьким зрелищем. С одной стороны, он скучал по этому месту, по его садам, рощам, музыке, что здесь почти не смолкала, и ароматам роз и яблок. А с другой — письмо в его седельной сумке стало вдруг таким тяжелым, что этот вес тянул его к земле, не давая двигаться вперед. И это чувство становилось все сильнее по мере того, как Хайгарден приближался. Его главные ворота распахнулись перед ним без промедлений, но пока его утомленная лошадь несла его в сторону главного двора, мимо трех рядов зубчатых стен, и через терновый лабиринт, Лорас ощущал на себе все больше взглядов как слуг, так и охранников. И все они сверлили взглядами белый плащ за его спиной и доспехи, где на нагруднике был вытеснен трехглавый дракон. Внутри него все тряслось, но подбородок он держал высоко и гордо, даже когда увидел холодный и пристальный взгляд бабушки, которая вместе с отцом и матерью встретила его в поразительно пустом дворе. Лорас спешился, и, достав из седельной сумки тубус с сообщением, где был вытеснен герб Таргариенов, свободной рукой снял с головы шлем. Он сунул его под мышку и сделал пару чеканных шагов в сторону своей семьи, после чего замер. Лорас открыл было рот, чтобы объявить о цели своего визита, но не успел издать не звука. Удивительно сильная рука его бабули со всего маху ударила его по щеке, отчего у него перед глазами вспыхнули звезды и голова дернулась. — Скажи мне хотя бы, мальчик-идиот, что ты хотя бы не добирался сюда в таком виде от самого Утеса? — прошипела Оленна Тирелл, сжав кулаки по бокам. — Боги!.. Что люди подумают? Лорас был в шоке, обижен, но больше всего — зол. Его доспехи, плащ и шпоры были предметом для гордости, а не то, чего он собирался стыдится. В его душе жила стойкая вера в том, что правильно поступает, и что Висенья будет хорошей королевой, в чьей душе нашлась любовь и уважение даже к такому человеку как он. Со всеми его неправильными наклонностями, чаяниями и мечтами. Для Висеньи он не был прокаженным или каким-то там запасным, аж третьим, сыном. Он был Лорасом. Личностью, которая сможет добиться того, что мог добиться не каждый ребенок из большого выводка, из которого происходил он. Может быть, даже больше, чем Гарлан, уже ставший рыцарем, и вот-вот пойдущий под венец с девушкой из Фоссовейев, Леонеттой, в которую был влюблен уже несколько лет. С того самого турнира в Ланниспорте, где они и познакомились, а Лорас нашел наконец родственную душу в лице Висеньи. — Что я верный друг и что помню историю своего дома, который возвысил не олень-узурпатор, а дракон? — холодно произнес Лорас, замечая, как бабушка едва заметно вскинула бровь, мать охнула, а отец весь затрясся. Он вдруг понял, что наверное впервые выступил против бабушки напрямую. И что давно уже стал выше, чем она. Лорас выпрямился еще сильнее, и расправил плечи. — Надеюсь, что ты тоже, леди-бабушка, это помнишь, ибо милостивая королева Висенья готова простить то, что мы некогда преклонили колени перед узурпатором, и желает, чтобы Простор не был окраплен не нужной кровью, а цвел и проращивал пшеницу на своих полях, которая кормит простой народ, — высокопарно произнес Лорас, вспоминая уроки леди Дженны, куда ходил вместе с Висеньей, чтобы ей не пришлось это в одиночку. Краем глаза, он заметил, как мама устало прикрыла глаза, как будто в раз просто смирилась с тем, что сейчас случится. Алери тихо предложила им всем удалится в более уединенное место, как будто бабушка не для того, чтобы иметь возможность сразу наорать на Лораса, заранее велела всем убраться со двора. Даже конюхам, всевозможным слугам и садовникам, обычно в это время ухаживающим за розами на клумбах, разбросанным по периметру двора, и сейчас очевидно отсутствующим. — Она? Нас простит? Эта девочка, которая запудрила мозги тебе и нашей Маргери? — презрительно выплюнула леди Оленна, окинув его едким взглядом. — Боги, ты ведь впрямь поверил в эту шараду, на которую, признаю, я не думала, что способен этот мальчишка, думающий, что он умен как его почивший отец!.. Что эта дерзкая неуважительная пигалица впрямь могла быть дочерью принца Рейегара и… — Но она его дочь! — горячо возразил Лорас, крепче сжимая своей шлем. — Его и принцессы Лианны Старк, которую никто не похищал. Я лично видел свидетельство об их браке. Он ухмыльнулся. — Точно также, как я видел Анкалагона, дракона, который вылупился из яйца, оставленном принцем Рейегаром для своей дочери, — добавил Лорас, ощущая неправильно наслаждение от вида того, как взгляд бабушки вспыхнул от шока. — Д-дракон? — спросил отец, заикаясь и нервно утирая пот со лба платком. — Чушь, драконы вымерли, — упрямо сказала леди Оленна, быстро совладав с собой. — Королева уже оседлала его, — парировал Лорас, все еще ощущая отголоски того благоговения, когда впервые увидел Висенью на драконе, который сильно вырос за столь короткий срок и теперь свободно парил в небесах Запада. Помнил он и то, как выглядели лорды, среди которых если и были недовольные, но даже их недовольство совсем стихло, когда Висенья продемонстрировала им окончательное доказательство того, что она Таргариен и достойна вернуть свой трон. В другие времена, возможно, молодой Анкалагон был бы не столь впечатляющ, имея размер шикарного двухэтажного особняка лорда Кивана в Ланниспорте, а не драконов древности. Но сейчас он был единственным, уже оседланным и выдыхающим пламя ящером на всем белом свете. И едва ли многие захотят стать его закуской. А ел он очень много. Лорас лично узрел то, как тот за раз мог съесть трех коров. Причем после каждой последующей кормежки он становился как-то неуловимо больше. Это было ненормально для драконов, что знал даже Лорас. Но и Висенья не была простым Таргариеном, или даже обычной девушкой. Он знал и видел невероятные чудеса, которые она могла сотворить. И считал честью, что его посвятили в эту, и многие другие тайны, и надеялся, что будет одним из тех, кто увидит намного больше. — Даже если это и правда, эта ящерица не может быть уже настолько большой, — хмуро сказала леди Оленна, в чьих глаза блеск разочарования сменился расчетом. — Когда эта тварь вообще вылупилась? Она прищурилась. — И почему ты, мой дорогой внук, не сообщил об этом свой семье? — холодно спросила его леди-бабушка. — Почему ты вообще все эти годы присылал одни жалкие ничего не стоящие отписки? Кто тебе дороже, семья или эта девчонка, возомнившая себе королевой просто потому, что… — Она королева, потому что родилась такой, — жарко воскликнул Лорас. — И для меня честь быть не только одним из первых ее белых плащей, и знать, что она считает меня близким другом!.. Он замолк, тяжело дыша, и печально оглядел бабушку и родителей. — Вы моя семья, — тихо произнес Лорас, желая, чтобы бабушка, истинная сила в этом доме, выслушала его хоть раз в жизни и поступила мудро, как делала годами ранее. — Я вас люблю. И не хочу, чтобы мы были по разные стороны в войне, которая вот-вот разразится… — Тогда останься дома, — тоскливо выпалила его милая матушка, делая шаг вперед и касаясь его руки. — Мой мальчик. Милый мой ребенок, останься с нами, забудь об этой девочке, и останься… Лорас отшатнулся. — Мама, я дал клятву! — твердо сказал он, и смягчился, увидев на ее лице боль. — Висенья выиграет. Понимаете? Старки ее семья и уже собирают знамена в ее честь. Лорд Джейме… Принц-консорт также созывает людей во имя нее, и его лорды тоже дали ей клятву верности. Я был там, когда они это сделали. Талли должны встать за Висенью, так как одна из них жена лорда Старка. А пока мы говорим, в Утес прибыла делегация из Долины за своим новым Хранителем Востока. Узаконенным сыном Джона Аррена, который был под опекой Висеньи все это время. Подняв руку, Лорас протянул вперед тубус с письмом. — Королева надеется на твое благоразумие, бабушка, — прошептал он. — На твое и отца. И облизал губы. — Потому что дважды предлагать мир она не будет, — сдавленно произнес Лорас. Он до сих пор помнит, как сурово сверкнули глаза Висеньи, когда она твердо предупредила его, что если его семья не преклонит колени, то Простор будет вынужден вспомнить, каково это, противится драконам. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что Хайгарден, и многие другие замки, сгорят в пламени Анкалагона, которому сейчас нет соперников. Ни живых, ни материальных, вроде скорпионов, чертежи которых давно уже были утеряны. Леди Оленна вскинула бровь. — И что, она сожжет нас? — небрежно сказала она, и нахмурилась, когда Лорас стиснул зубы и коротко кивнул. — И ты это допустишь, мальчик? Все еще выберешь сторону той, что угрожает сжечь твой дом и семью? Он сглотнул прежде чем вновь вскинуть подбородок и расправить плечи, встав по стойке смирно. — Я Королевский гвардеец, и поклялся повиноваться приказам королевы, хранить ее тайны, давать ей советы, когда просят, и хранить молчание, когда нет, а также защищать ее имя и честь, — убежденно произнес Лорас, и, облизнув губы, хрипло добавил: — И я не стану примером нарушения священных обетов. Леди Оленна поджала губы. — Тогда возьми этот тубус и выбрось его за воротами, сир Лорас, — холодно произнесла она. — Тиреллы не будут кланяться девочке, попирающей законы этой страны, как некогда пыталась сделать ее праматерь. И провалилась. Лорас прищурился. — А ты сама разве не делаешь то же самое, леди Оленна, дергая за ниточки и управляя железным кулаком этим домом, и Простором, так, как будто это ты Хранитель Юга, а не твой сын? — в тон ей сказал он, стараясь не показывать то, как отказ бабушки, и молчание остальных, его ранило. — Я не мечу в единоличные королевы, — парировала леди Оленна, и, подобрав полы платья, собралась уйти. От него уйти. Как будто он был незнакомцем, чужаком, а не внуком, пришедшим сюда, чтобы спасти их дом от уничтожения. Мама заплакала, хотя и не пыталась возражать, а отец поджал губы, панически смотря то на бабушку, то на Лораса, пока наконец не подал голос, впервые за весь напряженный обмен. — Мама!.. — растерянно окликнул Мейс мать, но та уже исчезла из виду, после чего обернулся к нему. — Лорас… — Хоть раз вспомни, что ты здесь главный, а не твоя мать, отец, — жестко произнес Лорас, и сунул тубус прямо в трясущиеся руки своего слабовольного родителя. — И прими верное решение. После чего одел шлем на голову. — Я буду ждать три дня в «Благоухающей Розе», — добавил он, игнорируя то, как глаза наполнились слезами. — А потом уеду и предложение королевы больше не будет действительно. Мать заплакала громче, но как бы ему не хотелось ее утешить, Лорас не мог этого допустить. Он развернулся, и, ощущая, как ноги будто опутали цепи, направился к своей лошади, при этом повторяя про себя клятву, которую дал во время посвящения. Чтобы заглушить плач матери, тяжелое дыхание отца, вновь потерянно мечущегося между сыном и строгой матерью, чье невидимое присутствие осталось во дворе, даже после того, как Королева Шипов ушла, и настойчивый шепот в глубинах сознания, что едва покинет стены Хайгардена, то уже никогда сюда не вернется. Не как сын, брат, и Тирелл. Только если как защитник Завоевательницы.