А тебя уже нет

Очередной осенний день выдался прохладным. Золотые опавшие листья кружило по земле северным ветром, а тусклое солнце то и дело скрывалось за свинцовыми тучами, готовыми вот-вот обрушить проливной дождь на головы всех, кто оказался на улицах Нью-Йорка. Грозное небо отчётливо можно было разглядеть в зеркальной глади небольшой речушки, протекающей по парку, как и отражение задумчивого мужчины, смотревшего в воду с моста. Его чёрные волосы трепало ветром, а тёмные глаза были словно подернуты пеленой грусти и сожаления. Этот человек стоял на одном и том же месте уже час, и за это время мимо прошло не больше десяти прохожих. Но вот совсем рядом послышался приближающийся стук каблуков, а следом раздался негромкий женский голос. — Так и знала, что найду тебя здесь. Вскоре обладательница голоса оказалась в поле зрения мужчины, но тот даже не повернул головы в её сторону, продолжая смотреть на реку. Девушка вздохнула и прислонилась спиной к перилам мостика, предпочтя смотреть на облетевшие деревья парка перед собой. — Мне тоже нравится это место, — пробормотала она, немного нервно поправляя волосы. Наступила минутная тишина, во время которой каждый из пары думал о своём. — Уезжаешь? — все же подал голос Ахиллес Толливер, коим и являлся мужчина. Несмотря на то, что вопрос он задал совсем тихо, девушка отчётливо расслышала его. — Уезжаю, — подтвердила она и снова замолчала, пытаясь подобрать слова. — Ты ведь меня никогда не любила, — наконец посмотрел на неё Ахиллес. В его словах не было ни упрёка, ни обиды, простая констатация факта, вот только Тина все равно почувствовала себя ужасным человеком, лгущим ради собственной выгоды. — Не любила, — шёпотом повторила она, смаргивая выступившие на глазах слезы. — Мне очень жаль, Ахиллес, я никогда не хотела делать тебе больно. — Знаю, — кивнул он, снова повернувшись к реке. — Теперь наверняка. Раньше пытался убедить себя, что ты просто не любишь проявлять свои чувства, но теперь я все понял. Думаю, он хороший человек, раз ты так им дорожишь. — Да, он… он хороший человек, — слабо улыбнулась Голдштейн. — И ты тоже хороший. Очень хороший. Но я — нет по отношению к тебе. Я лгала тебе и себе все это время. Я пыталась убедить нас обоих, что влюблена в тебя, но это оказалось слабой иллюзией. Я пыталась избавиться от собственной боли, но при этом сделала больно тебе. Прости, что дала надежду, прости, что заставила поверить в свою любовь. Ты хороший человек, Ахиллес, и заслуживаешь кого-то столь же прекрасного. Мы пытались делать вид, что у нас все хорошо, но, думаю, мы оба понимаем, что совершенно разные. Твой мир — это Нью-Йорк, а моим теперь станет Англия. Быть может, мы ещё увидимся. Не сейчас, потом, через много лет. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить. Прощай. Сказав это, Тина едва ощутимо коснулась плеча мужчины и зашагала прочь, шелестя золотыми листьями под ногами. Ахиллес долго смотрел ей вслед, даже тогда, когда её силуэт исчез за поворотом. Он медленно достал из кармана маленькую коробочку и раскрыл её. На пасмурном солнце тускло сверкнул прозрачный камешек, так никогда и не увиденный Тиной. — Я уже простил, милая. Надеюсь, ты будешь счастлива, пусть и без меня, — с этими словами Толливер, покрутив в руках золотой ободок, так и не коснувшийся пальца девушки, которой был предназначен, раскрыл ладонь. Кольцо, издав слабый плеск при ударе о воду, стремительно опустилось на дно, исчезая среди камней и песка. Мужчина ещё секунду смотрел в воду, но вскоре отошёл от моста и направился к выходу из парка. Вечером того же дня все-таки пошёл дождь, заставляя пассажиров отплывающего из Нью-Йорка судна скрыться в своих каютах. В их числе была и высокая темноволосая девушка, до последнего стоявшая на палубе и задумчиво смотревшая вперёд, не обращая внимания на холодный дождь. С этого момента начиналась её новая жизнь, жизнь в другом месте и с другими людьми. И хоть Тина пыталась следовать принципу, что прошлое должно оставаться в прошлом, она была уверена, что ещё не один год ей будет сниться Статуя Свободы и одикая фигура, замершая на причале.