***
Пока Жозефина общалась с подписчиками, Луис сидел у себя в гараже и размышлял обо всех последних событиях. Он по-детски радовался сбывшейся заветной мечте и довольно неплохим работам для грядущего альбома и настраивался на рабочий лад, но после утреннего звонка Бернда тоже стал немного переживать о том, что Элизабет, как бы выразился сам Луис, могла натворить «молодых глупостей». Он был человеком с устойчивой психикой и поэтому не понимал всех этих депрессий, суицидов и прочей «подростковой дури». Но именно сейчас ему почему-то пришло в голову, что даже если он сам никогда не испытывал подобного в той же мере, то не стоит применять свой опыт на всех. Эта простая истина вдруг возникла в его мыслях так же неожиданно, как порой более необычные идеи появлялись у учёных и первооткрывателей. Да, это кажется высочайшей глупостью, когда молодая девушка вместо того, чтобы веселиться и радоваться тому, что у неё ещё всё впереди, спокойно жить и развиваться, вдруг как компьютер запускает программу самоуничтожения, постоянно накручивает себя и так далее. Но разве что-то кроме простого человеческого понимания и сочувствия может настроить её доброжелательнее к себе и миру? Уж точно этого не сделает осуждение, которое так же нелогично в своём желании разрушать. Таким образом, Луис всё же снизошёл до того, чтобы позвонить Элизабет. Да, у него с друзьями сейчас не период для частой болтовни. Да, даже их жёны это понимают, но именно Элизабет сейчас просто не может этого понять. Именно поэтому Луис уже листал свой список контактов, как ему вдруг позвонил тот самый владелец кафе. — Приходи сегодня с друзьями в восемь вечера ко мне. Я угощаю, — предлагал знакомый. — Так Бернд и Дитер же недавно выступали у тебя. — Так я же их не выступать к себе зову. Я же говорю, угощаю. Давайте-давайте, обязательно сегодня вместе приходите. Я знаю, как вы там пашете не покладая рук. Вам надо отдохнуть обязательно. И даже не вздумайте отказываться! — Ладно, мы придём, раз ты так настаиваешь, — напористый тон собеседника просто не оставлял Луису шансов. После этого разговора Луис, как и ожидалось, позвонил Элизабет, но она не ответила и ему. Это настораживало, но Луис тут же успокоил сам себя, решив, что она занята. Всё-таки, если бы что-то действительно случилось, то был бы целый переполох. По крайней мере, хотелось так думать, чтобы излишне не напрягаться и не нервничать. Вскоре Дитер приехал к Луису, сообщив, что так же скоро приедет и Бернд. Думать Дитер предпочитал только о первом альбоме, который было решено всё же доработать, прежде чем заниматься вторым, поэтому активно обсуждал с Луисом план сегодняшних действий. Дело было нешуточное, поскольку нужно было создавать оставшуюся массу песен для альбома. — Так, всё, работаем. Либо мы заканчиваем это сейчас, либо уже никогда. Сейчас ещё раз пересмотрим все мелодии, потом будем записывать, когда Бернд приедет. — Да-да, конечно, — мирно поддакивал Луис, после чего решил резко сменить тему для разговора, пока ещё было немного времени. — Кстати, ты звонил Элизабет? Она тебе тоже не ответила, как и нам? — Да, она мне тоже не ответила. Ну как я мог ей не позвонить теперь, ты что! Ещё бы, когда Бернд так распереживался, что посреди ночи поднял нас с малышкой, как тут было не позвонить! Я даже трубку до конца держал, не отключался, — одновременно насмешливо и капризно говорил Дитер, после чего продолжил уже рассудительнее, — Бернд, когда ещё в молодости хотел петь, думал взять себе псевдоним с фамилией Андерс. Он ему сейчас не особо нужен в дуэте, но подошёл бы. Он ведь всё делает по-другому. Мне, как и целой куче людей, вообще наплевать, если кто-то посчитает меня бесчувственной скотиной, но Бернда же будет мучать чувство вины. Ему же для всех надо быть хорошим мальчиком. — Да, он у нас такой. Кстати, я хотел тебе сказать, что звонил мой друг из кафе. Он очень настойчиво зовёт нас вечером после работы отдохнуть у него. Говорит, угощает. — Ну хорошо. Но это только если мы сделаем эту работу. — Конечно. Как и следовало ожидать, Бернд вскоре пришёл. Сначала его проинструктировал Дитер, выдавая демо-версии оставшихся песен, а затем он всё же вывел всех на тему всеобщей ответственности до того, как уйти исследовать композиции. — Я, конечно, не много не в себе сегодня, — говорил Бернд. — Понимаете, мы же взялись тогда за проблему Элизабет, дали понять, что будем рядом, если понадобится. А сегодня она не отвечает. Я её маме тоже позвонил, раз номер есть, мало ли что. Она написала, что перезвонит позже. Надеюсь, с ней ничего не случилось, а то я не смогу потом смотреть в глаза её родителям. В любом случае, надо к ней сегодня заехать. — Ну всё, хватит, gender swap версия Матери Терезы, иди работать, — сказал Дитер тоном строгого начальника. — Раз просто написала, что перезвонит, то в норме. В любом случае, под родительским контролем она ничего бы с собой не сделала. — Не факт. — Да перестань себя накручивать. Да и некогда нам к ней заезжать, нас в кафе друг Луиса зовёт отдохнуть. — Тогда перед кафе заедем, если не перезвонят. Проверим, всё ли в порядке, и договоримся потом с Элизабет встретиться. — Но это будет выглядеть странно. Мы же уже не работаем в полиции. Тогда на кой чёрт мы её навещаем по мнению её родителей. — Нет, это покажет им, что мы чуткие и отзывчивые. Вот так всегда. Что для Бернда вежливо, то для Дитера уже чересчур. Тем не менее надо было работать над альбомом, поэтому пришлось, как ни странно, уступить вежливости. Далее к этой теме друзья уже не возвращались. Бернд по своему обыкновению достаточно быстро запоминал песни, и практически в течение часа успел записать свою вокальную часть. Затем он уже просто общался с женой по телефону. Для этого он отошёл подальше, чтобы не мешать Луису и Дитеру, которым ещё предстояло хорошенько поработать. Они добавляли к голосу Бернда фальцетную партию, которую исполнял Дитер вместе с бэк-вокалистами, вызвавшимися помочь для того, чтобы альбом был на профессиональном уровне. Вдобавок к этому, надо было поколдовать над аранжировкой, которая уж давно была в голове у музыкантов. К вечеру, наконец, альбом был готов. Туда вошли как первые песни «Ты моё сердце, ты моя душа» и «Ты можешь выиграть, если захочешь», так и записанное позднее. Всё, спетое там, было о любви: и жизнеутверждающие песни, и более грустные композиции. Была там ещё немного философская песня о том, что не бриллианты делают женщину и, разумеется, также пару слов о Париже. Именно композиция про самый романтичный город мира вместе с ещё одной была записана сегодня. Но надо сказать, что парижское настроение красной нитью проходило через весь альбом. Он будто доказал, что молодость, любовь и желание должны быть прежде всего в душе, а не номинально. — А как назовём альбом? — спросил Луис. — Так и назовём: «Первый альбом». Потом ещё успеем заморочиться, — ответил Дитер. — А ты креативный.***
Отправив альбом в студию, Дитер, Бернд и Луис были уже на полпути к дому Элизабет, когда её мама позвонила Бернду. — Всё в порядке, можете не беспокоиться. Отправляйтесь, куда ехали. Бернд поначалу немного сомневался, но своим орлиным взглядом Дитер его мигом убедил, что всё действительно так и что в кои-то веки можно перестать изводиться чувством вины, особенно когда рядом злится человек, готовый на время отключить это чувство. В самом кафе музыкантов ждал сюрприз. В островке света посреди зала находилась дива с голливудскими кудрями и выделяющимися стрелками на глазах, в длинном ярко-красном платье, которому до королевского наряда недоставало разве что шлейфа. Однако выражение её лица было достаточно скромным и сосредоточенным. Друзья не сразу признали в ней Элизабет, казавшуюся им существом, находившимся в высшей степени отчаяния. Они ожидали чего угодно, но только не этого. Элизабет специально подгадала время для выступления, потому что хотела, чтобы её триумф увидели. В тот вечер она пела текст своих трёх стихотворений: «Видео-игры», «Рождены, чтобы умереть» и «Синие джинсы», дописанных накануне. В качестве музыкального сопровождения был пианист, который, к слову, был сыном хозяина кафе. Он сочинил мелодию для новообразовавшихся песен хоть и в спешке, но всё же талантливо. И всё-таки, в первую очередь, внимание людей было обращено на голос исполнительницы — убаюкивающий и будто бы даже мурлыкающий. Пение Элизабет умиротворяло и радовало, прежде всего, её саму. Всего двенадцать минут длилось её выступление. Эти сладкие двенадцать минут, когда она выходила из состояния депрессии и была свежим распустившимся цветком. И уже неважно было, что её горло только с утра перестало быть красным, что позволило ей петь, равно как и то, что ещё вчера приходилось сбивать температуру, чтобы сегодня уже стоять на сцене, а также еле добиться родительского одобрения на всё это. Благо, Элизабет уже за день удалось практически выздороветь, что было для неё рекордом. Она как будто договорилась с организмом о прекращении болезни. Когда Элизабет закончила петь, зал разразился аплодисментами, как это бывало здесь уже не раз. Издалека она увидела неизменную в своей уверенности Нору, показывавшую ей большой палец. Улыбнувшись ей в ответ, Элизабет подошла к родителям, которые, как оказалось, тоже были в зале. Они тоже участвовали в сюрпризе, как и хозяин кафе. После объятий с родителями Элизабет подошла к Дитеру, Луису и Бернду, которых уже заботливо обложили закусками и напитками. — Молодец! — лаконично воскликнул Луис. — Как здорово! Мы очень рады за тебя, что у тебя всё так здорово получилось, — особенно доброжелательно сказал Бернд. — Умница! Мы даже и не знали, что ты умеешь так петь. Думаю, теперь Intersong заинтересуется и тобой, — так же любезно выразил похвалу Дитер. Глядя на аплодисменты восторгавшихся людей вокруг и слушая комплименты, Элизабет ощутила в данную минуту главное: она поняла, что есть вещь важнее всего этого. И это был сам процесс. Она неподдельно радовалась минутам, проведённым на сцене. Впервые за последнее время она захотела, чтобы эти минуты не заканчивались. Там на неё падало белое освещение, которое и стало для неё светом в конце тоннеля. Теперь она знала, что это её мечта, её путь и, в конце-концов, её жизнь.