***
Но как бы ни заслуживали миры всеобщие лучшей доли, царили в них такие понятия, как «заслуженная кара» и «предательство чести». Испокон веков священный кодекс Лин Куэй гласил, что нарушение сего постулата грозит бесславной смертью. Так оно и должно было случиться, когда один из воинов покинул товарищей, не желая стать бездушной машиной, бесчувственным киборгом. Боец отправился по собственному пути, и шрам на лице, алый, словно луч закатного солнца, стал его личным знаком отличия. Он не стал мириться с утратой прежней жизни, но знал, что отныне две угрозы ищут его. Две проблемы должен был решить воин: проблему Вторжения Внешнего мира и проблему ищеек, идущих за ним по пятам. И обе проблемы были решены, когда Саб-Зиро внезапно нашёл союзника, дымком появившимся перед ним, и тот внял пламенной речи криоманта. Объединившись с давним другом, он одолел ищеек-убийц, сломив их механизированный дух, и внес свой вклад в освобождение Земного Царства от гнёта ужасного императора. А затем боец без маски скрылся в холодных тенях, и о дальнейшем его пути знали лишь немногие Избранные.***
— Лин Куэй? — переспрашивает Лили, похрустывая чипсами. — Это что-то в переводе с китайского языка, да? Хм… Знаешь, а этот парень мне нравится. Видно, что в душе его таится таинственный холодок, да и вообще, он красив. Шрам на лице его совсем не портит. Думаю, что он смелый, величавый, предан своим принципам. Высокий и мускулистый… Ох, боже… — Ты про Саб-Зиро? — спрашиваю я, немного озадаченный словами девушки. — Нет, я имею в виду вон того парня за барной стойкой, — смеётся Лили, наблюдая за барменом. — Симпатичная мордашка у него и телосложение классное. Ладно, шучу! О чём ещё говорила Мона? — О том, что на свете есть ещё люди, которые придут тебе на помощь в пору несчастья. А ещё о том, что Саб-Зиро — её вдохновение. — Не понимаю. Это как? — Он обладал способностью вдохновлять всех своим примером, — разъясняю я. — Сумел убедить своего друга, превращённого в киборга, что у него есть душа, хотя она уже была утрачена. Мона сказала, что это поразительно — вдохнуть жизнь и веру в усмирённое… в робота, лишённого всяких чувств. — Киборги? Это уже фантастика какая-то! — восторженно восклицает Лили, словно забывая о том, что я пересказываю ей слова человека с диагнозом «шизофрения». — Может быть, я что-то не так понял, — пожимаю плечами я, — но факт остаётся фактом — выдуманный друг Моны был отменным товарищем. По её словам, этот Защитник не был близок людям по крови, но становился таковым по духу. И, кроме того, он приходил на помощь без лишних слов. — Повезло-о-о! Я таких людей никогда не встречала, — признаётся Лили. — И знаешь, после всего сказанного тобой, мне уже не так сильно нравится тот бармен. Почему-то я умалчиваю о том, что верю в наличие таких людей, как Саб-Зиро. Они есть на свете, просто мы зачастую не замечаем того, что эти люди делают для нас. Лили немного наивна, чтобы это осознать. У неё мысли скачут, словно маленький резиновый мячик, отлетающий от стен. Вот и сейчас её уже интересует тот грозный император, который едва не захватил нашу Землю в воображении Моны. Я припоминаю то, о чём говорила моя подопечная на последнем обходе. Теперь моя очередь разбить ожидания собеседницы: — Мона сказала, что никогда не расскажет про того императора. Она его боится, причем настолько сильно, насколько вообще можно опасаться выдуманного врага. Говорит, что у неё каждый раз мурашки по спине бегут от упоминания этого тирана. Кровь и пепел, оторванные конечности и выбитые зубы, окровавленные внутренности — всё это, по словам Моны, она когда-то видела. И всем этим Земля якобы «обязана» ему. — Жуть какая! — вздрагивает слушательница. — Слава богу, что это всего лишь вымысел. Не представляю себе мир с подобной жестокостью! Как и свойственно впечатлительной девушке, Лили ёжится от услышанных подробностей, затем нетерпеливо оглядывается на входную дверь. Я смотрю на наручные часы. Половина седьмого вечера. Мы договаривались встретиться в шесть часов, но… — Кевин постоянно опаздывает! — жалуется Лили, забывая о том, что я это прекрасно знаю. — Сейчас позвоню ему. Девушка набирает номер, клацая по экрану длинными ноготками. Она прикладывает мобильник к уху и наигранно хмурится, репетируя в мыслях шутливо-гневную речь. А когда на том конце провода отвечают, то лицо Лили тут же меняется. Наблюдая на юном лице весь спектр эмоций от недоумения до тихого ужаса, невольно хмурюсь и я. Что-то случилось? Лили вскакивает со стула — и кружка летит на пол, сбитая женским локтём. Послышался звон стекла. На светло-коричневой плитке растекается тёмное пиво. От красновато-бурой лужицы поднимается запах солода, сливы и смородины. Краем глаза я замечаю, что в нашу сторону поворачиваются все присутствующие, привлечённые внезапным шумом. — Что такое? — встревоженно спрашиваю я, бледнеющую на глазах Лили. — Что произошло? Она не отвечает. Её растерянный, испуганный взгляд скользит по помещению, по людям и останавливается на мне. Не в силах слушать дальше, Лили опускает руку с мобильным телефоном, из которого доносятся чьи-то объяснения. Я осторожно забираю у девушки гаджет, чтобы поговорить с собеседником самому. На том конце провода мне отвечает врач. Но не Кевин.***
В чужой больнице даже запах другой. Будучи медиками, мы с Лили понимаем, что шанс на выживание у Кевина очень мал, но воспринимаем это по-разному. Подруга с яростью убеждает себя, меня и весь персонал этой больницы в том, что всё будет хорошо. Ей плевать, что на неё смотрят, как на умалишённую, она верит в лучшее, надеется на положительный исход. Я же мыслю совсем иначе, ориентируясь на данные коллеги-врача, поведавшего нам про черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и перелом шейки бедра. Но мы с Лили сходимся в одном: что ненавидим того мерзавца, который скрылся на своём автомобиле с места происшествия. К тому моменту, как в больницу приезжают родные Кевина, пыл Лили окончательно угасает. У неё мрачный вид, от переживаний болит голова. Я понимаю, что она не выдержит ещё одного пересказа врача о состоянии пострадавшего, поэтому увожу девушку из реанимационного отделения. Мы спускаемся в холл, где расположена мини-аптека. Там Лили устало опустилась на скамью, а я отошёл в сторону, чтобы купить для неё упаковку тайленола и бутылку дистиллированной воды. Лили безоговорочно принимает лекарство, жадно пьёт воду и внезапно произносит: — Спасибо, Эрик… Я ошибалась, когда думала, что нет таких хороших людей, как тот мужчина, про которого ты сегодня рассказывал. Забыла то слово… Повелевающий холодом. Криомант, да… Я не думала, что существуют такие люди, как он, способные поддержать без лишних слов. Ты хороший друг и товарищ. Разоткровенничавшись, Лили не понимает, что по-другому и не получилось бы, поскольку я не умею утешать людей словами. И раз уж на то пошло, то я вообще не выношу женских слёз. К счастью, она не плачет. Мы оба слишком измотаны долгим ожиданием врача и царящим в том отделении напряжением, чтобы лить бесполезные слёзы. Домой я возвращаюсь только после десяти вечера. Мне очень неудобно перед Айви, ведь ей пришлось задержаться по моей просьбе. Мой уставший мозг советует дать ей денег на такси, чтобы она быстрее добралась до дома. Может даже оставить те двадцать долларов в качестве компенсации. — Что случилось, пап? — спрашивает Майк, выскакивая в коридор с листком бумаги и синим карандашом в руке. — Айви сказала, что ты был в больнице. Я прохожу в гостиную и совершаю ошибку, опускаясь на диван всего на минутку. Это похоже на уютную ловушку — теперь не подняться никак. Мой сын внимательно слушает краткое описание произошедшей трагедии. Я честно рассказываю ему о том, что мои планы рухнули, и вместо дружеской встречи с друзьями мне пришлось побывать в очередной больнице, навещая пострадавшего. Правда, про тяжёлое состояние последнего и прочие шокирующие подробности приходится умолчать. — Надеюсь, что всё будет хорошо, — искренне произносит Майк, которому прекрасно известно то чувство безысходности, когда смерть громогласно объявляет о своём приходе. В ответ на это я не могу ничего ответить, только массирую ноющие виски. Мне тоже не помешает обезболивающее. Но аптечка лежит на кухне, до неё ещё надо дойти, потом налить воды, а этот мягкий диван такой удобный… — Пока, Айви! — Майк машет рукой своему бэби-ситтеру. Я оборачиваюсь назад и вижу, что Айви замерла в дверях. Она явно слышала наш разговор. Встретившись со мной взглядом, она учтиво кивает, делает шаг назад, растворяясь в полумраке коридора, словно ниндзя. Её поступь тает в мягком ковре — девушка пошла в комнату Майка, чтобы собрать свои вещи и уйти домой. Время-то уже позднее. Майк крутится и вертится на диване под моим боком, затем вскакивает и куда-то убегает. Я отупело смотрю на брошенный им листок бумаги. В центре нарисован синий человечек. Из кухни доносится возня, видимо, Майк что-то ищет в кухонных шкафах. Слышны звон стеклянной посуды и плеск воды. Значит, пить захотел. Я продолжаю массировать виски и старательно отгоняю отвратительные мысли, наполняющие мою голову. Однако кое-какая паршивая мысль упорно не желает уходить, сколько бы я её ни отгонял. У нас и без Вторжения достаточно смертей. Появившийся запах лимонной вербены — единственное, что отвлекает меня от мрачных мыслей. Кто-то неслышно подходит ко мне сбоку. Я поднимаю взгляд и слабо улыбаюсь. Айви молча протягивает мне упаковку тайленола и стакан воды.