***
Авторские стихотворения Ромео были любимы не только девушками, но и Феликсом. Живя в одной комнате, червовым волей-неволей приходилось участвовать в жизнях друг друга: уроки вместе делали, о жизни болтали, девчонок обсуждали (хотя, это было далеко не обсуждение, а артистичный монолог седьмого — валет же просто сидел и слушал, пытаясь чем-то эту речь разбавить, но в итоге получалось только на малейший процент абстрагироваться от испанского стыда, который он испытывал абсолютно на каждом слове короля) и совместными усилиями придумывали рифмы — иногда до абсурда смешные, а иногда и вполне серьёзные, попадавшие в финальную версию стихотворения. Словом, жилось одномастникам весело. Феликс всегда был в курсе положения дел в личной жизни Ромео — стремился давать дельные советы, однако король мало что из сказанного принимал к сведению, точнее, совсем ничего. Но четвёртый всё же старался, ибо наотрез отказывался верить тому, что седьмой использует его как куклу, годящуюся только для односторонних высказываний, жалоб и изливаний чувств, не надеясь получить что-либо в ответ. Так и было. Но не будем о грустном.***
— Слушай, Феликс, как думаешь, пойдёт ли для баллады сюжет о несчастной любви одинокого бедного солдата к наипрекраснейшей военной медсестричке? — откинувшись на спинку компьютерного кресла, озабоченно проговорил Ромео и, раскрутив стул, стал искать своего валета взглядом по всему комнатному пространству. Седьмой любил насыщать свою речь прилагательными, иногда разнившимися по смыслу и совершенно не вяжущимися между собой — в этом была его фишка. Поэтому подобные парадоксы уже особо никого не смущали, а Феликса тем более. Четвёртый сидел на кровати, заправленной бельём ярко-жёлтого цвета, и увлечённо читал какой-то школьный учебник, тяжело дыша ртом — нос уже который день был заложен. Пока Ромео корпел над очередным произведением, Феликс успел израсходовать две пачки одноразовых носовых платков и в край измучиться от озноба: он то зарывался с головой в одеяло, пытаясь согреться, то просто беспрерывно ворочался, невольно издавая тихие горестные стоны. В надежде отвлечься от дискомфорта, червовый решил заняться полезным делом и почитать учебник по географии, но этим ситуация только усугубилась: стала болеть ещё и голова. Феликс считался твёрдым хорошистом: относился к учёбе серьёзно, старался везде и всегда успевать, а параграфы — добросовестно учить, поэтому перспектива полной неспособности что-либо усвоить его очень расстроила: он небрежно откинул книгу в сторону и, заслышав обращённый к нему вопрос, повернулся к королю: — А чем она несчастная-то? Ну, любовь… — хрипло протянул валет, настраивая с собеседником зрительный контакт. Ромео скривился и будто даже обиделся: — Ну как же ты не понимаешь? — он возмущенно развел руками и, выдержав секундную паузу, продолжил: — Это же война! Где там любовь и счастье?! — Феликс в ответ опустил глаза и постыдился своего вопроса: ему ли не знать, чем так ужасна война? Седьмой вздохнул и принялся объяснять свою задумку так драматично, что валету даже показалось, будто перед ним разыгрывается настоящий спектакль: — Одинокий солдат, не по своей воле отправленный на войну, пытается обрести место и судьбу!.. Пленённый тягостными чувствами, он не замечает мину под ногами — ему отрывает руку… Но кто же поспешит ему на помощь? Кто станет первым, кого он увидит после пробуждения?.. — тут Ромео замолчал, резко встал со стула и грациозно указал левой ладонью на озадаченного друга, ожидавшего продолжения, — видимо, закончить рассказ должен Феликс. Блондин неловко улыбнулся и, оглядев протянутую в его сторону руку, неуверенно предположил: — Э… Я, что ли? — Ты совсем от своих сиропов от кашля поехал? — буркнул розовый, исподлобья глянув на собеседника, — Даю ещё одну попытку! Феликс смутился от нетактичного замечания, но решил исправиться: — Тогда… Медсестра? — Да! — крикнул Ромео, мечтательно облокотился на стену, а после — прикрыл глаза, словно представляя перед собой описанную им сцену. Четвёртый не стал поддерживать разговор: от вскрика короля сильно зазвенело в ушах — он прикрыл их руками, положив голову между подтянутыми к груди коленями; виски нестерпимо пульсировали, норовили отделиться от тела — всё, что оставалось Феликсу: терпеть и пытаться выдохнуть боль через рот. Ромео, услышав скулёж валета, приоткрыл один глаз и невзначай добавил: — Тебе, похоже, тоже требуется помощь миленькой медсестры. Четвёртый сдавленно угукнул в коленку. — Выпей аспирин, солнце, и поспи. Я всё равно на улицу пойду, не буду тебе мешать, — Ромео поспешил собирать со стола рукописные черновики, капиллярные ручки (он любил только такие) и пару карандашей — намеревался немедленно покинуть помещение. Феликс устало поднял голову на короля: тот, кое-как укомплектовав свои творческие инструменты, пулей вылетел за порог — даже ветром дунуло. Дверь с грохотом захлопнулась, и Ромео, вероятно, с кем-то столкнулся в коридоре: послышалось наполовину матерное двухголосие вперемешку со срывающимися криками. Наверное, Вару. В этом доме никто не матерится, кроме пиковых.***
За порогом состоялся оживлённый диалог, время от времени переходящий на повышенные тона, однако четвёртый сумел разобрать только последние фразы: — НУ И ЛАДНО! — заголосил Вару и, судя по громкому топоту, спустился с лестницы в гостиную, а Ромео подхватил: — ЛАДНО! — тоже послышались шаги, но исчезли они в совершенно противоположной стороне. На том и порешили. Феликс, только уловив матерные крики, было захотел сразу выбежать разнимать братьев, но не успел — так уж быстро конфликт забылся. Он медленно встал с кровати, ухватившись за край тумбочки, и зашатался: даже стоять тяжело. «Срочно взять таблетку и спать…» — мутно пронеслось в голове у червового — мысли идут в правильном направлении. Но где они?.. Куда он в последний раз их клал? Четвертый вышел на середину комнаты, всеми силами стараясь игнорировать подкашивающиеся ноги. В глазах то темнело, то рябило — он не понимал, куда смотреть и что делать — хотелось поскорее покончить со всем этим ужасом. «Взять таблетку…» Феликс теперь уже не видел абсолютно ничего: веки, определённо закрылись, и блондин снова ощутил холодок, постепенно разносящийся по всему телу. Видимо, он падает. «И спать…» Червовый мешком свалился на пол, предварительно долбанувшись виском об угол письменного стола, и потерял сознание. Опрокинулся на правый бок, но из-за возникшего на пути препятствия, переменил своё положение, упав навзничь. Больной Феликс, красный от невыносимого жара, лежал, распростёршись на ковре, как бы соединяя пространство между своей кроватью и столом; по виску бежала кипящая кровь, постепенно стекавшая в небольшую лужицу, а правая рука от чего-то дрожала, — пугающая картина. Сюда точно не зайдут в ближайшие час-два. Ах, если бы только Ромео не ушёл…***
Червовый валет резко раскрыл глаза: потолок. Не похоже на потолок в их комнате. Какой-то он больно тёмный. И вообще деревянный. Где он? Вышеупомянутый, лежавший всё это время на кровати, осторожно приподнялся и огляделся: повсюду стройными горизонтальными рядами стояли одинакового вида койки, не производившие впечатления больничных… Странные, потёртые и белые только лишь наполовину. Феликс лежал на одной из таких, в первом ряду, — впереди него был ещё один подобный, до жути длинный, вмещавший в себя где-то пятьдесят коек, и неуютно однообразный: отличались кровати друг от друга лишь тем, что лежали на них совершенно разные люди. Головы были преимущественно бритые, но встречались и обладатели пышных шевелюр. Червовый потрогал свои волосы — на месте. Слава Богу. «Что это за?..» — не успел закончить мысль Феликс, как вдруг откуда-то издалека раздался грубый мужской голос, настолько громкий, что четвертый аж подпрыгнул: — ПОДЪЁМ! «Ой, бля-ять…» — единственный вывод, к которому пришёл жёлтый в тот момент, и он был абсолютно справедливым.