Do you love me, want me, hate me?

      Багра, распахнувшая дверь и замерзшая на проклятый миг в ожидающе разинутой пасти хижины, вздергивает Дарклинга на метофорической петле, как заядлого контрабандиста. Он спокойно останавливается, подмечая, что небо заволакивают тучи, тяжёлые от непролитой воды, кобальтовые и свинцовые, обещающий не дождь, ливень, и приходит к выводу, что готов к этой встрече.       Обычно недовольно поджатые губы мадраи вырисовываются в кривую, насмехающуюся улыбку — ту самую, которую он терпеть не может с детства. Это призрак превосходства, призрак, вот-вот готовящийся уличить его в слабости. Она не акцентирует на его шрамах, исчертивших лицо, на впалости щёк и нездоровой бледности, но он слишком умен, чтобы обманываться, и слишком долго живёт, чтобы верить ей. Это только начало. В её арсенале всегда есть одно-другое оружие.       — А я уж устала гадать, когда самонареченный равкианский царь почтит меня своим присутствием. Чем обязана, Ваша Светлость?       Он сглатывает все до последнего слова-заточки и, аккуратно поправив перчатки, забирается вверх по лестнице к застывшей истуканом матери.       — Я слишком долго терпел твои насмешки. Возможно, даже поощрял, — шепчет он, возвышаясь, не отрывая взгляда, — матушка. И чему позволил случиться? Предательству.       — Маленькая заклинательница и без меня бы справилась с этим. Я лишь открыла ей глаза на то, какое чудовище она приручила.       — Приручила? — Александр смеживает веки, слегка наклоняется и под аккомпанемент закипающей от гнева крови тяжело выдыхает.       — Гриши, служанки, вся страна шепчутся о том, что твоё самообладание даёт трещину, когда дело касается маленькой святой, и что же я вижу? Прямое тому подтверждение.       Её взгляд падает на кафтан, на котором среди чёрных ветвей проглядывается золотое тиснение.       — Ты можешь обманывать весь мир, что таким способом присвоил её себе. Её саму и её силу, но мы оба знаем, что это — отзвуки твоего глупого сердца, которое, я умоляла тебя, запечатывать на семь замков.