Давай останемся друзьями

Никогда не думала, что стану свидетелем этих каноничных, вечно брюзжащих слюной на всё, что не приколочено, бабулек. Оказывается, они не миф и вполне себе существуют. Вот как раз один из таких экземпляров достался нашему подъезду, а если быть точнее, площадке, на которой находится моя съемная квартира. Когда Макс успокоился и спустился вниз, я уж думала - пронесло. Но не тут то было. Спустя минуты две слышу громкий удар и звук шагов, поднимающихся на мой лестничный пролет. Снова стук в дверь, да такой, что мое сердце чуть не остановилось. — Придурок, что ли?! Риторический вопрос, на который не требуется ответа. Но, видимо, Макс так не считает. — Серова, детка, будь так добра. Дай мне ключи от моей квартиры. Показательно ласковый тон. Ох, не нравится мне это. Чует моя задница, что если я открою, меня не станет. — Неа. — В смысле, блять, нет? Открой и отдай мне мои ключи. По-хорошему прошу. — Макс, ты не считаешь, что в выгодном положении сейчас я, а не ты? Минута молчания. Прям как на похоронах. — Это ты сейчас к чему? — К тому, что ты стоишь на лестничной площадке в трусах и в миленьких тапочках. Плюс не можешь попасть домой. Как понимаю, потому что твою связку ключей я не брала. И путем угроз ты пытаешь взять мой дубликат, чтобы открыть дверь в свою кварт… -Ладно, ладно, все. Я понял. Можешь не продолжать. Кать, дай ключики, пожалуйста. У меня уже жопа мерзнет тут стоять. — Нет. Как только я открою дверь, ты не только ключи возьмешь, но еще и мне прилетит. А я хочу остаться целой и невредимой. Кажется, я услышала, как он закатил глаза. Мне вот просто интересно, а зачатки мозга он там увидел или нет? Риторический вопрос. — Катюш. Я торжественно клянусь, что не трону тебя. — Вот теперь я тебе точно не верю. — Да почему же? Кажется, это был крик безысходности. Звучит правдоподобно. — Потому что в одной из частей Гарри Поттера, когда братья Уизли передавали ему карту мародеров, нужно было произнести клятву: «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость». Это клятва. Это Гарри Поттер. Слышу его стон. Стон безысходности и обреченности. — А это то тут причем? Господи, женщина, просто дай мне ключи от моей квартиры! Пожалуйста. В этот момент мы оба отчетливо слышим, как дверь напротив моей открывается. Кажется, тетя Зина решила выгулять свою собачку. Но мы же все понимаем, что она вышла далеко не по этой причине, а из-за шума, создаваемого Максом. — Макс? — Что? — Кажется, это теть Зина. Еще один стон обреченности в мою дверь. — Кать, дай мне ключи, пожалуйста. Все что угодно проси, все сделаю, только дай! Ну или хотя бы открой дверь и впусти меня. — Поздно, Макс, уже поздно. Цербер в здании. Припадаю к глазку поглядеть, что же сейчас будет происходить. Совесть? Нет, не мучает. Его же не мучила, когда он с визгом аборигена влетал на консультацию по философии и, закидывая меня на плечо, убегал из аудитории. Препод был в ахере. А если точнее, то в глубочайшем шоке. Но когда на логичный вопрос "Куда?" Макс ответил: "Проводить ритуал по сожжению книг, чтобы достичь дзена философского". Алексей Петрович к концу полемики Макса уже держался за сердце. Ибо упомянуть слово сожжение в контексте с философией - это выше его философских нравов. Так что нет, не мучает. Макс, видимо понимая всю картину данной ситуации, оценивает свое положение в желтых трусах с губкой Бобом, пытаясь прикрыться рукой. Но это помогает плохо. Все мы понимаем, что это дохлый номер. Сама же тетя Зина, ничего не подозревая, выходит из квартиры с уменьшенной версией цербера и встает в ступор при виде полуголого Макса. Мы, понимая всю зашкварность ситуации, реагируем по-разному. Я начинаю дико ржать. А Макс, слыша это, проклинает весь белый свет. — Тьфу! Срамота! Вот молодежь пошла! Трусы желтые покупают. В мои то годы были в клеточку, черные, серые, а главное, все хозяйство скрыто. А не эта ваша перчатка! Ты бы еще носок надел! Всё видно, всё на показ! Тьфу! Срамота! Кажется, бабулька то всё. Так пожирать глазами Макса ни одна из его пассий не умела. -Теть Зин. Дак вы туда не смотрите, и ваше психологическое состояние будет в норме. Улыбаясь во все тридцать два зуба, произносит Макс. Вот тут я не удержалась. Кажется, мой смех было слышно даже сквозь закрытую дверь. — Ах ты нахал! Да как ты смеешь беззащитной бабушке такое говорить! Сталина на тебя нет! Убирайся отсюда, негодник. Что-то мне подсказывает, чьи-то яйца сейчас пострадают. Тут же слышу стук и жалобно-умоляющее Макса: — Кать. Катюша. Открой, пожалуйста, иначе мне сейчас жопу откусят. Так и быть. Хватаю ключи с полки и, открыв дверь, быстро кидаю их в Макса. — Беги, Форест! Беги! И не поверите, но так быстро Макс еще в жизнь не бегал. А шпиц, которого спустили с поводка, был похож на бешеный одуванчик, но никак не на грозную собаку. Что мы имеем по итогу? У теть Зины психологическая травма. На фоне достопримечательностей Макса. У Макса тоже самое, но уже на фоне злого одуванчика, который так и хотел откусить часть от него. Точнее от его задницы. А у меня, кажется, надорванный желудочек смеха. Нельзя так много смеяться. И еще, кажется, надо помолиться на ночь. Прям как по Шекспиру.