Тюльпаны для песчаной феи

      Последние несколько дней Джина выглядит рассеянной и усталой, но когда Лайт спрашивает, в чём дело, то старательно улыбается и отвечает, мол, всё в порядке, просто ночная гроза не позволила выспаться. Юноша хмурится, прекрасно понимая, что она недоговаривает, но состязаться с ней в упрямстве ему не по силам, и приходится отступать.       Джина и под пытками не рассказала бы правду. Шестую ночь подряд её мучили жутчайшие кошмары. Они были разными: обрывки воспоминаний из детства, абстрактные элементы, вызывающие панический иррациональный страх, но хуже всех были те, в которых фигурировали её два самых близких человека. То снились предсмертные крики Лайта, распятого в магическом круге, силящегося вырваться, а она не могла пошевелиться и помочь, то на её глазах падал лицом вниз пронзённый саблей Кахир, обжигая своей алой кровью песок. Даже просыпаясь, Джина не могла сразу прийти в себя — цепи ужаса накрепко сковывали тело, безумные картинки проносились в сознании против воли снова и снова, а стоны муки так и звенели в ушах, и она плакала, беспомощно сжавшись в комочек на своей постели. Неужели всё так и будет? У них нет шансов на благоприятный исход? Они не справятся и никогда не вернут Лайту память? Тяжёлые мысли, и без того занимающие её голову, не давали покоя и отдыха ночью. Лайт, конечно, заметил. Но признаться ему в собственной слабости почему-то было невыносимо стыдно. Девушка подумывала даже не трогать лампу несколько дней, чтобы не чувствовать на себе всё время встревоженный взгляд, но это было бы ещё более подозрительно, и к тому же жестоко по отношению к Лайту.       — Джина, ты слышишь? — Голос Лайта звучит так, словно он слишком долго не мог до неё докричаться. Она вскидывает голову и в изумлении ловит в синих глазах мелькнувший проблеск страдания. Пока девушка раздумывает, показалось ли ей или нет, лицо джинна приобретает привычное слегка надменное выражение, он складывает руки на груди. — Ты и со мной не собираешься разговаривать? — обвинительно спрашивает он.       — Прости, Лайт, я… задумалась. Ты не мог бы повторить?       Он закатывает глаза, но всё же отвечает:       — Приходила Самар. Она колотила в дверь не меньше пяти минут, но ты никак не отреагировала. Думаю, совсем скоро она вернётся вместе с Синдбадом, так что постарайся придумать достойный ответ, который их успокоит. В противном случае они вынесут дверь, не иначе.       Проклятье. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь волновался о ней. Джина спрыгивает с кровати слишком резко, комната вокруг выглядит смазанной и кружится, она чувствует, что не сделает и пары шагов, Лайт тут же оказывается рядом и подхватывает её под локоть. Он хмурится и что-то бормочет себе под нос, она не разбирает.       — Сядь, — приказывает он, одновременно надавливая на плечи. Девушка опускается обратно на постель. Лайт ведёт себя странно в последнее время, если подумать. С чего ему взбрело в голову быть таким осторожным с ней, словно она стеклянная? На самом деле Джина знала, что они действительно настоящие друзья, и за колючками этого юного джинна прячется по-настоящему доброе сердце, но, пожалуй, это уже выходило за рамки обычной дружбы.       В это время он склоняется над её лицом, заставляя нервничать от непривычной близости. И ещё сильнее, когда лица мягко касаются чужие тёплые ладони; кажется, вот-вот тронет поцелуем её губы, но Лайт только нежно поглаживает скулы подушечками больших пальцев, а она снова испытывает то странное чувство, будто магические потоки напитывают тело, придавая энергии и бодрости.       — Ну вот, — говорит он удовлетворённо, — теперь ты по крайней мере можешь стоять.       Джина едва успевает неловко поблагодарить его, когда в дверь раздаётся настойчивый стук, и Лайт поспешно прячется в Лампу.       — Джина! Джина, открой! — Синдбад, очевидно, порядком взволнован, и она спешит впустить его. За его широкой спиной маячит испуганная Самар.       — Простите, я… — Джина замолкает, не зная, что сказать, торговец участливо спрашивает:       — Дитя моё, что случилось? Ты напугала нас до полусмерти! — Он осматривает её с головы до ног. — Если ты плохо себя чувствовала, то должна была сказать мне. Я немедленно позову лекаря тебя осмотреть.       Лекаря? Будто лекарь мог ей помочь.       — Не нужно, Синдбад, я в порядке. Я лишь… плохо сплю в последнее время. Мне бы только немного отдохнуть, а завтра я уже буду в полном порядке.       Мужчина неодобрительно качает головой.       — Возвращайся в постель, моя девочка. Самар принесёт тебе еды, и я прикажу проследить, чтобы ты съела всё до последней крошки! Выспись как следует, а вечером лекарь всё же проверит твоё состояние.       Они уходят, наградив на прощание её двумя взволнованными взглядами, а Джина со стоном откидывается на подушки. К возвращению Самар она почти засыпает, а потому искренне рада появлению девочки. Есть совсем не хочется, но приходится послушно жевать, пока Самар рассказывает последние новости. Малышка уже не выглядит такой растерянной, она болтает ногами и хихикает, по секрету шепча Джине о проделках Фархада, маленького поварёнка, совсем недавно появившегося в доме Синдбада.       — Если тебе что-нибудь понадобится, Джина, ты только позови, ладно? — трогательно улыбается девочка, и не остаётся ничего другого, кроме как потрепать её по волосам, обещая обязательно так и сделать.       Оставшись в одиночестве, Джина не знает, чем заняться. Самочувствие немного улучшилось благодаря магии Лайта, но всё равно клонило в сон. А спать было нельзя — ещё одного кошмара сейчас она не выдержит. Девушка задумчиво берёт Лампу в руки, но не решается позвать джинна. В итоге она ставит её на прикроватный столик и, наконец, ложится. Изнурённый организм настойчиво требует отдыха. Деваться некуда. Может быть, в этот раз ей удастся проспать без снов?       Не повезло. Окутанная странной мглой, Джина стоит, утонув по колено в горячем песке, уже не пытаясь выбраться. Широко раскрытыми глазами она наблюдает за развернувшейся битвой. Битвой, в которой она не могла принять чью-то сторону. По лицу Кахира течёт кровь, заливая правый глаз, одна рука повисла вдоль тела безжизненной плетью, но он всё ещё силится достать противника саблей, хотя большую часть времени ему приходится уворачиваться от огненных потоков. Лайт слабеет с каждой атакой, опускаясь всё ниже к земле, но отражённая на его лице ярость придаёт ему сил. Джина больше не может кричать, умолять их остановиться, прекратить драться друг против друга — она сорвала голос. Просто с невообразимым ужасом ждёт, кто из них падёт первым. Она не хочет видеть, как кто-то из них умирает. Только не Кахир, только не Лайт…       Прямо перед ней возникает третья фигура. Звериный оскал на исказившемся потемневшем лице бывшего дворцового астролога пугает её до дрожи. Она снова рвётся прочь, прочь из ловушки, но Шапур грубо хватает её запястья, и смеётся отвратительно, тошнотворно.       Джина обретает голос снова и кричит изо всех сил:       — Нет! Нет! Лайт!       Она распахивает глаза: вокруг темно. Ей требуются доли секунды, чтобы осознать, что кто-то действительно держит её руки. Прикладывая нечеловеческие усилия, девушка старается вырваться, но чужие пальцы крепки.       — Джина, проснись! Это я, слышишь? Джина!       Мрак рассеивается. Звуки сражения утихли. Она снова может дышать. Джина дома, в своей кровати. На коленях около неё стоит Лайт, удерживая её запястья в воздухе. Как никогда остро нуждаясь в поддержке и тепле, в отчаянной попытке отгородиться от едва пережитого ужаса, она подаётся вперёд, порывисто обнимая его.       — О, Лайт… Лайт… — беспрерывно шепчет она. — Обещай, что никогда не будешь сражаться с Кахиром, обещай!       — С Кахиром? О чём ты говоришь? — Видя её состояние, он решается погладить растрёпанные тёмные волосы, утешая. Сделав несколько рваных вдохов, она отодвигается, постепенно успокаиваясь, в отличие от джинна, смотревшего на неё со смешанным выражением страха и сострадания на лице.       — Никогда ещё не видела тебя таким испуганным, — выдает она первое, что приходит в голову. Слова слегка отрезвляют Лайта, он опускает руки, но не отстраняется далеко.       — Совсем не смешно, Джина, — хрипло выговаривает он и нервно облизывает губы. Против воли девушка задерживает на них взгляд. — Что происходит? Что тебе снилось?       О нет, не спрашивай меня, прошу…       — Как тебе удалось выбраться самому? — отвечает она вопросом на вопрос.       Джинн мотает головой в сторону; проследив его взгляд, она обнаруживает Лампу лежащей на полу.       — Должно быть, ты случайно смахнула её во сне, но прикосновения хватило сполна. Джина, я… Я действительно за тебя испугался, — тихо говорит он. — Ты так кричала.       Она подавляет внезапное желание зажать уши руками, чтобы этого не слышать. Должно быть, Лайт разгадал её несостоявшийся жест: погладил тыльные стороны её ладоней, и прикосновение вышло удивительно нежным. Джина чувствует, что пульс снова учащается, но уже совсем по другой причине. Может, она всё ещё спит и видит свой любимый сон? Тот, что снился ей десятки раз до того, как пришли кошмары. Ну, знаете, в качестве награды за пережитые страдания.       — Вечером придёт лекарь. К этому времени ты должна выглядеть хоть чуть-чуть отдохнувшей. Тебе необходимо поспать несколько часов.       — Нет! — Быть может, она произнесла это слишком резко, но слово просто вырвалось. Она покачала головой, стараясь взять себя в руки. — Нет, не могу.       — Что ж, кажется, тебе не обойтись без моей помощи, верно? — Не дожидаясь ответа, он в своей обычной нахальной манере продолжает: — У меня есть одно средство. Но ты должна пообещать, что сделаешь всё, что я скажу, и не будешь задавать вопросов. Ну?       — Хорошо, — нерешительно отвечает девушка.       Пока она раздумывает, пытаясь понять, где зарыта собака, Лайт забирается на постель, усаживаясь рядом с ошеломлённой Джиной. Он полон решимости, но старается игнорировать тот факт, что его лицо заливает жаром. — Не забудь, ты пообещала, — предупреждает джинн, чем вызывает в её душе бурю противоречивых предчувствий.       — Ты применишь ко мне какое-нибудь заклинание? — с сомнением спрашивает девушка, памятуя о каждом неудачном магическом эксперименте.       Лайт фыркает, но беззлобно.       — Нет, на этот раз никакой магии. Иди сюда.       Он тянет Джину на себя, прижимая к своему плечу, окутывая теплом. Она, должно быть, поражена настолько, что даже не сопротивляется, только устраиваясь поудобнее в кольце его рук. Быть к Лайту так близко невозможно волнительно и безумно приятно. Но что всё это значит?       — Теперь закрывай глаза, — шепчет джинн, робко поглаживая её плечи. Какое-то время они возятся на кровати, отыскивая наиболее комфортное положение, при этом упорно не встречаясь взглядами — каждый боялся открыть взору другого пунцовые от смущения щёки. В конце концов, Лайт откинулся назад, спиной облокачиваясь на изголовье кровати и согнув одну ногу в колене, а Джина прижалась к его груди и боку. Его тело было таким же горячим, как её собственное. — Засыпай…       Однако сна у Джины не было ни в одном глазу. Происходило что-то поистине фантастическое. Лайт просто хочет любым способом заставить её уснуть или здесь кроется нечто большее? Для дружеского участия это было что-то из ряда вон выходящее, но, впрочем, от него и не такого можно ожидать. И всё же… Сердце молило поверить и стучало так отчаянно, что девушка всерьёз опасалась, что джинн это почувствует и непременно скажет что-нибудь в насмешку. Вообще-то он давно не был грубым, эгоистичным мальчишкой, как когда-то, но иррациональный страх прочно вцепился в душу.       Шумно выдохнув и отругав себя за глупые мысли, Джина смежила веки, чтобы хоть попытаться поспать, и тогда царящую вокруг тишину нарушил негромкий голос.       Засыпай, в мире грёз нет ни боли, ни слёз,       Я хранителем буду твоим.       Джина замерла. Лайт пел тихо, нежно и чисто. Она и не знала, что он так умеет… Страшно было даже пошевелиться, чтобы не сломать, не разрушить это удивительное ощущение восторга, смешанного с приступом острой любви.       Слышишь, ветер зовёт с ним в волшебный полёт?       Это вовсе не страшно — лети!       Такая ласковая песня… Неужели это на самом деле происходит? Лайт действительно поёт колыбельную для неё? Да и ещё и такую нежную? Джина постепенно чувствует, как расслабляются напряжённые мышцы, как тяжелеет голова, и только сердце радостно бьётся, предвкушая почти сбывшуюся мечту.       А любовь моя неба огромней,       У неё нет пределов, нет дна.       Какие бы истинные цели не преследовал юный джинн, с озвученной задачей он прекрасно справлялся. Мягкий голос убаюкивал не хуже, чем заклинатель звуками флейты — змею. Девушка засыпает, лишь краем ускользающего сознания ловя звучащие ноты.       Спи, укрытая маревом тёмным,       Сбережёт твою негу она.       Когда Лайт замолчал, в комнате стало слышно лишь размеренное дыхание Джины. Юноша не торопился отстраняться и укладывать её на постель. Может же он, в конце концов, подержать её в своих руках ещё немножко?       — Ты теперь будешь со мной каждую ночь? — сонно бормочет Джина, уткнувшись лицом в сгиб его локтя. Лайт вспыхивает мгновенно. Конечно, она наверняка имела в виду совсем не это, а может, она вообще говорит с кем-нибудь во сне, но слова будто прострелили грудь. Невыразимое, не поддающееся объяснению сладкое волнение затапливает его. И Джина, кажется, не против… Расхрабрившись окончательно, он зарывается носом в её густые тёмные волосы, осторожно целует в макушку и шепчет, мечтая, чтобы она спала и не слышала, и одновременно боясь этого:       — Если ты этого захочешь.       Несколько долгих мгновений в комнате было тихо. Расслабленная рука Джины соскользнула по его груди на живот, заставив вздрогнуть. Девушка дышала медленно и спокойно. Лайт выдохнул, опустил щёку на голову Джины, намереваясь до заката хранить её сон, и едва расслышал:       — Ты соврал мне насчёт магии.       — Вот как?       Джина обняла его крепче, не открывая глаз.       — Это было совершенно волшебно.