***
Он не успел добраться до тренировочного зала своей роты, когда его настиг другой брат. — Гастур, на пару слов? — окликнул Сеянуса Аксиманд, настойчиво замерев в проходе, и Гастур кивнул. — Взгляни на стратегический расклад. Хорус ускорил шаг, направляясь в прилегающую к стратегиуму комнату с гололитическим диском. Наступившее молчание было комфортным, и Сеянус скользнул взглядом по расслабленному лицу брата. Привычные напряженные морщинки меж бровей разгладились. Он нарушил молчание лишь уже напротив гололита. — Что ты хочешь мне показать? Аксиманд деловито клацнул переключателями на диске, легким движением руки сформировал картинку, перевернул и центрировал, и Гастур с любопытством разглядел миниатюрные фигурки Лунных Волков, обозначавшие отряды. — Новое боевое построение роты. Луперкаль приказал повысить полезный вклад тяжелого оружия, в частности, плазмы. Нужен протокол, аналогичный протоколу острия копья. Меня пока все устраивает, но… Вот, взгляни, — Хорус сменил географию карты, и несколько выстроенных в ряд ключевых точек засветились на горной местности. Сеянус прищурился, внимательно разглядывая схему боевых действий. — Не самая хорошая местность для тяжелого… — пробормотал Гастур, передвигая отряды с места на место, и Аксиманд кивнул, склонившись рядом и молча наблюдая. — Нужен общий паттерн для протокола, — капитан пятой роты указал на слабое место, быстрым движением перераспределил отряды. — Индуктивно выделим из нескольких частных случаев. Мне бы взгляд со стороны хорошего стратега на некоторые из них. Гастур улыбнулся на ненавязчивый комплимент, со стороны Аксиманда являвшийся скорее констатацией факта. Раздражительность потихоньку отступала, настойчивая боль в висках убаюкивалась методичным рассмотрением местностей и совместным подбором стратегии. — А если расположить здесь? — Подставим под перекрестный огонь. Только если терминаторов, они выдержат. — Услышал бы тебя Эзекиль… — Так он с радостью в пучину бросится. А то ты и Тарик по пятам за ним по счету убийств идете. Гастур засмеялся: Эзекиль уже наверняка догнал Тарика и развязал с ним шуточную потасовку за ту подмену патронов. Пораженные неофиты снова будут пару дней шептаться о боевом таланте и дружеской непринужденности двух капитанов. — Допустим, вот такое размещение. — Не вижу с первого взгляда очевидных слабостей. — А ты взгляни повнимательнее. Аксиманд покачал головой: — Схема рабочая. — Хорошо, перейдем к следующей… Сеянус чувствовал, как расслабляется и исчезает тугой ком злобы с каждой проведенной рядом с Аксимандом минутой. Он обладал особенным спокойствием, переходившим на окружающих и тушащим раздражение. Тихим окликом «Маленький Хорус» мог пресечь как шутки Тарика и агрессивное вышагивание Эзекиля, так и уравновесить состояние четвертого капитана.***
Он уже предчувствовал, что так просто до тренировочного зала своей роты не дойдет. Абаддон остановил его в коридоре, сжал бронированные пальцы на наплечнике, и Гастур замер. — Сразись со мной, — коротко обрубил Эзекиль. — Я занят, — устало выдохнул Гастур, уставился на первого капитана, зло вздернувшего брови на это, мол, столь занят, что решил помочь Тарику. — Но если ты настаиваешь, я с радостью проломлю тебе лицо, — и хтонийская агрессия, скрытая под слоями тщательного взращенного благородства, просочилась сквозь трещины в его голос. Абаддон улыбнулся-оскалился и потянул Гастура за собой, в так удачно попавшийся тренировочный зал. Без лишних слов выбрал пиломеч на стойке оружия и встал посреди очерченного ринга, и Сеянус замер напротив с массивным двуручником. Терминаторская броня Первого Капитана мрачно поблескивала в тусклом свете, Око Хоруса на его нагруднике словило блик от меча Гастура, и тот бросился вперед. Они схлестнулись, молча и сосредоточенно, с застывшими масками-лицами. Боль стучала в висках Гастура в темп сердцам, раззадоривая и сбивая одновременно, и он зло зарычал. Мощный удар с размаху. Блок, быстрая смена ног. Открытый на миг — снова удар, снова блок. Черная терминаторская броня и его, белоснежная, обрамленная золотом. В глазах покраснело, и он точно сорвался с новой силой. Сервомоторы брони взвыли, когда Гастур заблокировал и сдержал атаку, когда отвел лезвие Абаддона в сторону, когда врезался в капитана всем телом, когда выдрал из-под него равновесие. Боль свернулась где-то в висках, постоянно здесь, но будто насытившись, когда Гастур приложил лезвие двуручника к шее первого капитана. Тот фыркнул и уставился с вызовом. — Дипломат, — выдохнул Эзекиль, грузно поднялся, стоило Сеянусу убрать лезвие. — И что тебе эта дипломатия сдалась? Гастур не откликнулся, прищурился, отгоняя темные пятна перед глазами, механически вернул двуручник на стойку. — Спасибо за бой, Гастур, — проговорил Эзекиль ему в спину, все тем же привычным, полураздраженным голосом, и четвертый капитан усмехнулся — ничего не меняется, и Абаддон все тот же, грубый и с неприятным характером.***
Он свернул сразу к Отцу: инфопланшет коротко пикнул, и ему не понадобилось заглядывать, чтобы знать, что его ждет Хорус. Настойчивая доброжелательность братьев из Морниваля, окрашенная неопытными попытками помочь, наверняка была скоординирована Хорусом. Или Магистр Войны их подтолкнул, ненавязчиво и манипулятивно. Гастур не хотел противиться желаниям Отца: его желания были приказом. Он подошел к украшенным дверям его кабинета, приветственно кивнул охраняющим терминаторам Эзекиля, постучал и распахнул двери. Магистр Войны стоял у массивного стола со стопками отчетов и документов, инфопланшетов и прочих записывающих устройств. Облаченный в белоснежную броню, расслабленно опирающийся на стол, он оживился при виде Гастура, заулыбался и наполнил пространство яркой, будоражащей энергией. Он всегда был таков, стремящийся успевать и преуспевать во всем, быть лучшим в каждом аспекте, и, тем самым, ходящий на грани. Примархи не были всесильны, и Гастур это знал особенно близко. Порой ему казалось, что он единственный в Легионе заботился об Отце, а не наоборот. Хорус отступил от стола вглубь кабинета, ближе к огромному иллюминатору, занимающему всю стену. Там, у покрытой геометрическими хтонийскими узорами стены, примостился широкий диван. Обстановка была в целом минималистичная, лишенная украшений, лишь на полу лежала шкура огромного медведя. Хорус кивнул на диван, и Гастур устало опустился, прикрыв глаза и наслаждаясь приглушенным светом от далекой звезды. Магистр Войны оказался рядом, и Сеянус послушно уставился на него, ожидая приказа и в который раз поражаясь той непринужденности, с которой он общался с сыновьями. — Ты был непривычно раздражен, — пробормотал Хорус, мягко прикоснувшись подушечками пальцев зарубцевавшейся раны на скуле, и Гастур подался в ласку, игнорируя острые уколы боли. — Это ты подговорил Морниваль? Хорус хмыкнул, зарылся пальцами в светлые волосы сына, обхватил своей огромной ладонью его лицо. Сеянус снова прикрыл глаза, расслабившись всем телом, и перенапряженные мышцы отпустило. — Да. Ты меня взволновал, Гаст. — Я ценю твою заботу, Отец, но я в порядке. Хорус покачал головой: — Конечно. Ты выдержишь все, ибо ты таким создан. Но я хочу проявить заботу, сын. А затем, совершенно неожиданным и быстрым движением, Хорус вложил в его ладони дымящуюся кружку с удивительно приятным запахом: Гастур даже задумался, как он мог не почувствовать его раньше. Впрочем, в непосредственной близости от примарха сложно было сконцентрироваться на чем-то, кроме самого Хоруса. — Кофе. — Настоящий? С одного из древних агромиров? — Именно, — Хорус заулыбался, чрезвычайно довольный собой. — Оценишь мои способности? — Знаешь, — Гастур лукаво поднял взгляд на отца. — Я уже по запаху могу сказать, что лучше ничего не попробую. — Мне есть еще, куда развиваться. Я задумал пару интересных сочетаний и специй… Сеянус откинулся назад, потягивая кофе (и правда, превзошедший все его ожидания), слушая голос Хоруса, массажировавшего его скальп и перебирающего волосы, и боль исчезла напрочь. И как же приятно было получить столько искренней заботы от братьев и отца.