Мимо канона или хроники одной ведьмы

      Ещё во время завтрака Лина, тайком наблюдая за окружающими, начала замечать «подлаги» — словно смотришь фильм на кассете и пленку зажёвывает, искажая картинку перед глазами, стопоря её и вызывая всем своим видом дикую мигрень. Миг, перед глазами шумовая рябь, противное шипение и пляска цветов перед глазами. Миг, всё вернулось в норму, словно ничего не было и не замечая, что у девочки пошла кровь носом. Никто, от сидящего напротив дяди Арнольда и тети Мартины, до родителей, братьев, кузенов и кузин, не замечал абсолютно ничего странного.       Миг, рябь снова пошла перед глазами и боль в черепной коробке стала настолько сильной, что заставила ребенка вскрикнуть и зажать голову руками в тщетной надежде помочь самой себе. Агония прекратилась так же внезапно, как и началась, лишь несколько капель крови алой дорожкой стекающие из правой ноздри вниз по губам и иссякшие где-то в районе подбородка напоминали о случившемся. Они и привкус этой крови во рту.       Следующий «подлаг» уже не был связан с болью или визуальными глюками-помехами. Лину буквально перестали замечать. Вернее не саму её, а тот факт, что на дворе начало сентября. Наоборот, погода за окном незаметно изменилась на зимний заснеженный пейзаж. Так же неуловимо взгляду, словно перетекая из образа в образ, сменились наряды отца, матери и братьев. Никаких родственников более не наблюдалось, даже столовых приборов оказалось на них пятерых. Близнецы наперебой что-то говорили, но ни единого слова разобрать казалось попросту невозможно. Лина слушала их, отчётливо различала интонации, но ни слова услышать не могла, как бы не старалась. Лорд Пруэтт внимательно слушал сыновей, не смотря ни на кого другого кроме них и не бросил даже мимолётного взгляда на жену или дочь. Лину вообще никто не замечал даже когда она встала, случайно при этом обронив со стола вилку, отчего та с негромким звоном упала на пол. Мужчина не среагировал даже на махание ладонью перед собственным лицом и девочку посетила догадка. «Это происходит не сейчас. Обед уже был и случился не со мной.»       Догадка заставила мир вокруг буквально застыть. Застыла мать, не донеся бокал с глинтвейном до рта, замерли близнецы, открывая рот, не шелохнулся лорд Пруэтт, опустив взгляд на наручные часы. Опустив взгляд, Лина заметила, что стрелка наручных часов (механических разумеется), пыталась сдвинуться вперёд, но упорно возвращалась в начало отметки секунды.       Позади послышалось злобное сопение, но обернувшись, Лина услышала лишь отдаляющиеся шаги. Не особо осознавая свои действия, девочка сдала сначала первый шаг, затем второй третий и побежала в сторону, где слышала топот убегающего ребенка. Именно ребенка, потому как взрослые бегут иначе что-ли. Топот то и дело прекращался, словно ребенок останавливался либо отдышаться, либо обдумать, куда бежать дальше. Сама Лина старалась темпа не сбавлять, несмотря на не совсем приспособленные для бега платье и туфельки.       Уже на втором кругу по поместью Лина наконец нагнала… Себя. Измождённую, с красными от полопавшихся капилляров глазами и злую. По настоящему злую, что выглядело даже несколько пугающе, учитывая, что это была маленькая девочка. — Ты… Ты должна была сдохнуть! — Доппельгангер (почему-то эта «Лина» ассоциируется только со злобным и покалеченным двойником, нежели близнецом или оригиналом) с злобным визгом набросился на Лину, пытаясь ту свалить на пол и задушить. Именно, что попытался, потому как-то ли реакция у девочки оказалась быстрее, то ли сил больше, но до заветного горла двойник добраться не мог. Лина защищала себя всеми способами от ударов по противнику кулаками, до отпинывания того от себя ногами. Один из таких ударов оказался наиболее удачным, потому как двойник отскочил от девочки, приложившись спиной о шкаф, отчего тот зашатался, в затем и вовсе рухнул на высокий сервант напротив. Только это спасло двойника от придавливания махиной из красного дерева, но не спалось битого стекла, статуэток и книг, обрушившись прямо на него. Из-под этой груды всего послышался сдавленный плач и мир начал стремительно меркнуть.

* * *

      Реальность и ощущения чего-либо, кроме нескончаемой боли, пронзающей всё тело, возвращались ко мне крайне неохотно. Тело не слушалось, попытка приоткрыть глаза заставила пожалеть о моем решении. В расплывающемся и расфокусированном зрении интерьер неизвестного мне помещения походил на яркий калейдоскоп из холодных цветов: синий, голубой, зелёный, розовый и вроде, фиолетовый. Смешавшись воедино, колейдоскоп вызывал тошноту и дикое желание очистить свой желудок, попутно явно и выблевать все внутренние органы.       Перевернуться на бок без болезненных стонов, мысленной мольбы прекратить эти страдания и свистящего хрипа из горла не представлялось возможном, но кого это волнует, когда перевернувшись, тело скрутило судорогой, исторгая что-то непонятно-вязкое. Позади послышались очень похожие звуки, словно кого-то так же как и меня вырвало. К общей агонии прибавилась ещё и режущая боль в горле, словно желудок отторгал не вязкую жижу, а нечто острое и это острое сейчас причиняло новую порцию мерзких ощущений.       Где-то вдалеке послышались ускоряющиеся шаги и я было обрадовалась, что это бежит спасение, даже двинулась в сторону этого, как мне казалось, спасительного звука. Двинулась и… Сверзлась с поверхности, на которой до этого лежала вниз прямо в жижу, которую ещё недавно самозабвенно выблевала. Тело, и без того испытывающее целую гамму ощущений получило новую порцию боли: при падении я приложилась головой о какой-то выступ, разбив в кровь лоб, отбила локоть и кажется, прикусила язык. Право слово, на фоне осальных ощущений даже прокушенный до крови язык имел минимальное значение. Где-то позади поскуливал от не меньшей боли ребенок. Даже не видя этого ребенка, четко ощущалось, что этот ребенок очень близок мне и его боль я буквально ощущала как свою собственную. Или это ребенок ощущал мою?       Появившиеся в помещении люди сначало было замерли (по звуку ощущалось это именно так, а глаза я больше открывать не решилась), а потом моё тело словно подхватило… Ничто. Буквально ничто, потому как не было ни рук, ни натяжения полотна подо мной, или ещё чего, что можно было бы объяснить. Даже воздух в помещении не изменился и меня не подняло внезапным воздушным потоком. Пара мгновений и легкий поток воздуха, после которого все ощущения неумолимо приглушались до приемлемого дискомфорта. Примерно так на уровне почти зажившего синяка, который, если не заденешь — не вспомнишь о нём. «Как по волшебству…» — промелькнула в голове мысль, пока я, отчего-то робея, приоткрыла один глаз. Правый. То, что изначально казалось калейдоскопом, сейчас выглядело едва заметными радужными бликами, которые становились отчётливее при попытке сфокусироваться на них. Помимо бликов в темном помещении, напоминающем мраморный зал со сводчатым потолком, исписанным какими-то письменами, так же переливающимися такими же радужными переливами, как и всё вокруг, но, как-то ярче что ли, держа в руках светящиеся палочки двое невероятно похожих друг на друга юноши в пижамных штанах, а позади примерно в таком же виде взрослый мужчина, при взгляде на которого хотелось спрятаться куда-нибудь подальше отсюда. Так же как и юноши, он держал в руке светящуюся палочку, но создавалось впечатление, что каким-то образом именно его палочка удерживала меня в воздухе. Сознание вновь померкло, унося меня в спасительное забытье.       Очнувшись спустя неизвестное мне количество времени, я еще некоторое время просто лежала. После того ада лежать и не ощущать ничего кроме холода металла на запястьях казалось почти удовольствием. Каша в голове уже сварилась, в смысле мысли более не путались, да и вообще не ощущалось более никаких проблем кроме одной: я одновременно помнила жизнь взрослой тетки, имени которой я не могла вспомнить и вместе с тем, я помнила жизнь Молли Пруэтт едва ли не с рождения. За счёт этого сама Молли ощущалась как очень близкий родственник, почти как продолжение меня самой. Так ли себя ощущают близнецы? ли тут ещё что-то чего я пока просто не понимаю?       Едва ощущаемая, с моей позиции «до здравствует цистит» (лежа на холодном и каменном полу в какой-то непонятной рубахе-сорочке бурого цвета, местами прилипшей к телу, вибрация подсказала, что злым чеканящим шагом к моему месту обитания кто-то идёт. Распахнув глаза я даже приподнялась на локтях, на большее пока не была способна как из-за слабости, так и из-за стальных кандалов, натянувшихся при данном движении. «И кому же это я, блять, нужна?» — мысль в голове хотела было развернуться в полноценную гневную тираду, но стоило узреть самого Джеральда Пруэтта, того самого, который ещё недавно держал в воздухе магией меня саму. В том, что это была именно магия, а появившийся действительно являлся Лордом Пруэттом, я не сомневалась. Чем бы ни были прошедшие дни с Хогвартсом, распределением и поездкой к Пруэттам в теле Молли-Лины, зерно истины в них было. Имена, внешность, ощущение силы, исходящее от некоторых волшебников оставалось таким же, как и тогда. Разница конкретного Лорда заключалась в том, что меня своей дочерью не считал. Взгляд голубых глаз, казалось, даже немного светился, а, может, я преувеличивала от страха. — Кто ты такая? Почему у тебя лицо моей дочери? — мужчина говорил по-английски, но несколько непривычный для меня акцент не сразу позволил перевести простую фразу, а уж осознать… у меня лицо маленькой Пруэтт? — Отвечай! — Я… не могу это объяснить. Знаю только то, что ваша дочь хотела что-то сделать со мной… потом она хотела запутать меня, но что-то пошло не так, она попыталась навредить мне и я проснулась в той комнате. Ребенок, который плакал, это… Она? — речь выходила немного странной, словно у меня немного онемел язык, а горло охрипло, плюсом познания в английском хоть и имелись, но словно совершенно не те. — Моя дочь никогда… — начал было мужчина, но тут же осёкся. Додумался до того, что его ангелок всё же "могла"? Ответа на этот вопрос я не узнала, прикрывая глаза и вновь принимая полностью горизонтальное положение. Начала сильно кружиться голова, а продолжившего было Лорда я не услышала из-за нарастающего шума в ушах. Сознание заволокла паника, дышать стало в разы тяжелее. Апогеем ситуации стало ощущение пощёчины, при условии, что от такой боли не было ни звука, ни одёргивания головы по инерции. Просто раз и щеку обжигает так, что на коже наверняка останется яркий след. -… Я ещё не решил… — Вы влепили мне пощечину! — даже не знала, что умею так возмущаться. Да как он… Резко подрываюсь с пола, чтобы наткнуться на палочку, нацеленную мне куда-то в район солнечного плетения. — Да что вам, черти адовы, надо от меня? Жила себе, радовалась, потом раз! Авария, пробуждение в голове у вашей злобной дочери. И ладно бы если всё это продолжалось дальше, но она начала терять контроль над иллюзией жизни, а потом и вовсе пыталась меня придушить. Зачем ей потребовалось говорить «живи жизнью, которую я не могла прожить», если меня хотели попросту убить?!       Выговориться хотелось неимоверно. Бесит. Я ничего не сделала, но при этом сейчас сижу в темнице прикованная кандалами к стене как преступница. Ай-ай-ай, какая плохая, что посмела защищаться и не дать себя убить. Лорд Пруэтт лишь смерил меня взглядом и молча покинул темницу, которая сама закрылась и громко щёлкнула, запирая решетку. Больше меня в этот день никто не проведывал.       Едва гнев схлынул, в голове задвигались шестерёнки. Необходимо было обдумать, как се.ч вести в дальнейшем и какие шансы оставались на выживание в этом, несколько недружелюбном для меня мире. Думалось плохо, но я старалась, потому как умирать не хотелось. Что можно сделать в этой ситуации? Казалось бы, бежать, но куда? Судя по обрывочные воспоминаниям Молли, территория поместья огромна. Главное здание, три готовых дома, дом для прислуги, которая тут так же имелась помимо домовиков. Часть дома для прислуги так же была выделена под нужды домовиков с маленькими причудливыми домами-ящиками. Учитывая то, что у тех была магия, домики снаружи могли быть меньше, чем внутри. «Магия» — пришла внезапнпя мысль. — «Если я правильно поняла, то именно магию я видела тогда. Те самые блики на стенах! А что если…»       И начались долгие и упорные попытки магичить. В ход шли все известные и придуманные заклинания, но, как и подозревала, мне не хватало как минимум волшебной палочки, а как максимум — понимания работы заклинаний. Просто вербальная формула не работала, значит помимо слов необходимо было сделать что-то палочкой или в моем случае — рукой. «Свист и щелчок» — вспомнилось из прошлой жизни то ли из книги, то ли из фильма какого-то. Странно, но воспоминания (не важно, своим или Молли) не были какой-то аморфной кучей перемешаны в мозгу, но и не выдавали из памяти всю информацию, как это бывает обычно. Нет, у меня, словно у хреново работающего поисковика в при отвратном интернете, выдавалась информация частями и не всегда конкретно про то, что я хотела бы вспомнить. Нередко вспоминаемая мной тема в воспоминаниях только боком проходила.       В какие-то моменты казалось, что вот оно, я нащупала «магию», она подчиняется моей воле и участок цепи действительно двигается, но уже в следующий миг это чувство пропадало, оставляя после себя опустошающую слабость и холод, пробирающий до костей. Одно из таких мгновений прервалось звуком тяжёлых шагов по коридору. Идущий явно либо был очень зол, либо хотел, чтобы его слышали и когда в ограниченном поле моего зрения появилась фигура лорда Пруэтта, стало ясно, что первый вариант оказался более правдоподобным. Следующее, что я запомнила, это резкая боль в правой кисти и ужасающий хруст ломающихся детских косточек. Агония, несмотря на наведённое, какое-то неестественное оцепенение, заставила выгнуться крича и плача от боли. Кажется, мужчина что-то говорил, но за собственными криками, переходящими в сдавленные хрипы из-за сорванного голоса, я попросту не слышала слов. Хотелось просто свернуться в позе эмбриона и исчезнуть, не ощущать ничего. Сдаться… Следующее, что я помню, это чей-то крик вдалеке, словно вторящий моему хрипу и благословенная тишина.