Шантажисты

      Наверное, можно долго расписывать то, какие лица и мысли возникли у клонов, когда они увидели пару своих валетов на улице: сначала ругающихся и матерящихся на всю улицу, а позже — безудержно смеющихся; поэтому ограничимся несколькими словами, дабы описать их разносортные реакции: карты сгорели от стыда.       Вару и Феликс никогда не вызывали у братьев каких-либо однозначных эмоций: эти двое были слишком противоречивыми личностями, и даже сами иногда не понимали, что чувствуют, глядя в зеркало. Однако для них своё отражение главным не являлось, а вот взгляд кого-либо со стороны — вполне.       Скажите Феликсу, что он добрый, — вы его осчастливите. Четвёртый будет целый день ходить довольный и расскажет об этом прекрасном случае всем, кого встретит на пути, — во многом для того, чтобы они тоже так считали.       Расплачетесь перед Вару, — значит, для него уровень пройден с максимальным хп и тремя звездами из трёх. Но для валета не существует финальных боссов — он будет заставлять вас рыдать до тех пор, пока не умрёте от обезвоживания. Хотя, бывают исключения: если ему что-то от вас нужно, Вару сможет вовремя остановиться. Однако это для него лишь перерыв от вечной игры — потом он продолжит и, возможно, ударит с ещё большей силой.       Свыкнуться с их тараканами сложно, но всё же можно: просто соглашайтесь с их «картиной», в упор не видьте разводы на них и общайтесь с ними — так они станут чуточку счастливее.       А клоны привыкли всего лишь не обращать на их противоречия внимания.       Так тоже можно.       Но ограничиваться вы этим долго не сможете.

***

      Городское кладбище, уборкой на котором так разительно грезил Феликс, пестрило обилием мраморных памятников, расположенных друг за другом стройными рядами; искусственных цветов и венков, что с дальнего расстояния казались лишь пятнами краски на могильных плитах — оно представляло собой своеобразную систему, неизменную от края к краю — отчего создавалось ощущение потерянности и некий неприятный осадок: ты здесь ещё никому не нужен, это — высшее общество. К «высшему обществу» ещё, несомненно, относились полчища воронов, то и дело пролетавших над могильными ограждениями, и их неустанная песня — будто само кладбище звучит и существует под вечный хор смольных птиц и мертвецов.       Феликс о чём-то очень мило болтал с кладбищенским сторожем, находившимся в небольшой казарме за стеклом, — даже смеялся. Вару же стоял чуть поодаль с крайне недовольным видом: его силой сюда притянули, да ещё и заставили напялить какую-то безвкусную волонтёрскую кофту, в которой было ужасно жарко и неудобно. А Феликс разговаривает с этим мужиком за стеклом уже почти полчаса.       Пятый, к слову, так и не переоделся: на нём остались те же шорты и майка, рваные шлёпанцы — то есть, в плюс ко всему, новая экипировка, накинутая на всё это недоразумение, ещё и смотрелась довольно нелепо.       По дороге сюда валеты перетерли между собой абсолютно всё, о чём могли поговорить только вдвоём: и якобы сработавшую порчу, и пересдачу Феликса, выбившую его из колеи, и то, что Вару не выдал четвёртого Габриэлю, хотя мог бы.       Походу, пиковый теперь будет его вечно этим попрекать.       Хотя, в ответ на это чистосердечное признание, Феликс счёл нужным отметить, что это было первым пунктом их договора — не по-дружески Вару его прикрыл, а из личной выгоды.       Но червовый всё равно поблагодарил пятого.

***

— Погоди, то есть ты спрятал шпору в мусорном ведре?! — смеясь, вопрошал Вару у сконфуженного Феликса, только недавно осознавшего, что это была отвратительная идея.       Четвёртый с слегка побагровевшими щеками старался спрятать лицо в длинный ворот своей ветровки, дабы не смотреть на вновь расхохотавшегося пятого, но никак не мог от него увернуться: Вару прыгал перед ним из стороны в сторону, пытаясь перехватить взгляд червового и стараясь не сходить с курса: карты шли на кладбище, а зелёный притом ещё и задом наперед. — А ты точно уверен, что просто её не выкинул, хах? — продолжал ехидничать пиковый валет, — Сам выкинул, ещё и жалуешься: «ой, унесли мою шпаргалочку!» — последнюю фразу он произнес, максимально походя на голос Феликса, что с каждым словом рычал всё громче и явнее: — Н-н… Я просто до этого никогда не списывал! — червовый резко поднял голову, так, что чуть не ударил ей брата, вмиг сменив агрессивное выражение лица на потускневшее: — Ну, и не списал в итоге… А вообще, это даже хорошо! Зато я сам решал! — слабо улыбнулся Феликс и с надеждой на поддержку посмотрел на Вару, оказавшегося по правую сторону от него. — Ну да, ничего, на следующей пересдаче точно спишешь! — потрепал собеседника за плечо пятый и ласково улыбнулся. — В смысле на «следующей пересдаче»?!       Глаза Феликса вновь налились кровью — он с откровенным непониманием обратил взгляд к Вару, что уже еле сдерживался от смеха: — В прямом! — он чуть отстранился от Феликса, чтобы тот ему не врезал, а если и врезал, то не дотянулся, — Думаешь, в этот раз ты сдал? Да ты, наверное, от злости все бланки матюками исписал! — заливисто ржал пятый, наблюдая за тем, как ранее недовольное лицо четвертого превращается в звериный оскал. — ОЙ, КАК ХОРОШО, ЧТО МЫ ИДЁМ НА КЛАДБИЩЕ! — вдруг воскликнул Феликс, безумно усмехнувшись. — Чего?! Э, не подходи! — всё ещё смеясь, начал переходить на бег Вару, и рванул вперёд со скоростью пули — Феликс явно просёк фишку: тоже побежал.       И вот они уже оба несутся в сторону кладбища — в сосновый лес.       Валеты устанут ругаться: пятый не извинится, но четвертый немного успокоится.       А чуть позже Феликс предъявит сторожу удостоверение волонтёра.       И тогда у Вару появится идея.

***

      Валетам выделили для уборки три могилы, огороженные одним забором, — видно, они принадлежали какой-то семье: в них покоились двое мужчин и женщина — все, судя по датам на надгробиях, умерли в достаточно преклонном возрасте и вместе с тем относительно недавно, с перерывами между смертями по два-три года. Фотографий на могильных плитах не было — только имена и годы жизни.       Вару и Феликсу, что уже стояли около нужного участка и осматривались, весьма доброжелательный смотритель дал пару грабель и пачку мусорных мешков: на захоронениях, помимо огромного количества цветов и венков, вовсю бушевало обилие елочных иголок, раздробленных шишек и плесневелых конфет — всё это действительно требовало немедленной уборки. — Ой, Феликс, только не ешь их! — наигранно испугался Вару, когда четвертый сделал шаг в сторону одного из столиков с сушками с целью приставить к нему свои грабли.       Феликс, глянув на собеседника глазами, полными разочарования и обиды, всё же поставил свой садовый инструмент к столу и с толикой иронии уверил: — Не съем, не волнуйся. Давай лучше подумаем над тем, как это всё нам поделить… — ещё раз окинув взглядом вертикальный рядок могил, досадливо проговорил блондин, а после — выжидающе уставился на Вару.       Пятый воодушевленно хлопнул в ладоши и направил указательный палец на первую, верхнюю могилу: — Давай я сверху, а ты — снизу! — он захихикал, а Феликс слегка замешкался, — Или ты, может, сам хотел быть сверху? — заиграл бровями Вару, переливчато засмеявшись. — Да пошёл ты, блять… — отмахнулся червовый и направился к выходу с участка под насмешливый взор пикового, — Иди, короче, навер… На первую могилу!.. — от заикания и легкого румянца четвертого Вару становится дико смешно — даёт волю своим эмоциям, смеётся: — Ха-хах, то есть ты позволяешь мне быть сверху? — чуть ли не мурлычет, привлекая к груди ручку от грабель. — ВАРУ! — рявкает Феликс, сжимая кулаки так крепко, что чуть не врезается ногтями в кожу, но сдерживается и продолжает: — Я сейчас пойду в казарму и возьму метлу, чтобы расчищать дорожки, — действительно, для подхода к каждой из могил были выложены мраморные тропинки, до жути грязные и усыпанные иголками. Знали бы, что тут так нечисто — взяли бы раньше, — Ты пока начинай…       Феликс мигом удалился из поля зрения, не оборачиваясь на хохочущего пикового, коему перспектива уборки в одиночку совсем не понравилась. Улыбка с его лица разом слетела, и он, растерянно побегав глазами по могилам и уменьшающейся фигуре Феликса, подступился к верхнему захоронению, фырча и бурча себе под нос различные ругательства. Однако, завидев огромный деревянный крест с резными узорами, Вару стало слегка не по себе.       Первая могила принадлежала какой-то Екатерине, умершей в две тысячи пятнадцатом году. На ней белело изобилие венков и цветов — целые букеты, схваченные широкими красными ленточками, — их, определённо, было намного больше, чем на оставшихся двух погребениях — кажись, эта женщина считалась любимицей семьи, или личностью, серьёзно обиженной на само понятие жизни — её родственники, наверное, надеялись таким образом компенсировать её былые страдания.       Вару внимательно осмотрел могилу женщины: на ней также можно было приметить церковные свечки и даже рюмку с некой прозрачной жидкостью: то ли водой, то ли водкой — может, чем-нибудь другим. Не отрывая глаз от венка «Мы тебя любим!», валет почему-то вспомнил братьев: интересно, кто из них умрёт первым?.. Может, он сам? Будут ли на его могиле такие же венки? Хотя бы цветы? А может, и могилы никакой не будет?       А если он останется один? Станет последним?       Кто его тогда похоронит?       Пиковый сдавленно покачал головой, отгоняя прочь малоприятные мысли, и постарался отвлечься: взяв в руки грабли, он потихоньку начал сметать елочные иголки в небольшую кучку и, вспомнив какую-то веселую песню, стал её напевать, пытаясь при этом убираться ей в такт: железная насадка садового инструмента царапала мраморные дорожки с мерзким лязгом, будто бы создавая свой собственный аккомпанемент:

Гопник Коля Из седьмого ПТУ На заборе Пишет мелом слово «хуй»; Бабы — дуры, жизнь — дерьмо, а мир жесток, И к тому же — Она слушает панк-рок…

***

— А что это за песня? — вдруг раздался тоненький голосок где-то сзади пятого — нет, это не Феликс — совсем не похоже. Тембр показался ему слишком высоким — червовый бы не смог сымитировать такой, даже если бы сильно постарался.       Вару резко перестал петь и застыл в весьма неудобной позе: грабли, почти сгребшие очередное множество природного мусора, остались вытянуты вперёд, ноги расставлены врозь, чуть ли не до состояния шпагата, а лицо — полно удивления и легкого страха, обусловленного внезапным появлением чего-то человеческого в таком жутком и безлюдном месте.       Пятый обернулся на звук и увидел перед собой маленькую девочку лет пяти-шести, явно азиатку: чёрные прямые волосы, собранные в пучок; узкие карие глаза, тонкие губы и бледная кожа — встретить такую бестию в Ростове — большая редкость. Надет на ней был чёрный спортивный костюм, на вид дорогой — наверное, фирменный, а на лице — игривая улыбка. Вару тоже ей улыбнулся, но то была скорее высокомерная усмешка: — А что? Нравится, как я пою? — он сдвинул ноги, а грабли приставил к кресту, не отводя глаз от незваной гостьи. Та лишь фыркнула в ответ: — Фу, нет, у тебя очень мерзкий голос. Просто текст понравился… — девочка невинно поковыряла носком кроссовка в сыроватой земле и потупила взгляд.       Вару, до глубины души оскорблённый, возмущенно встрепенулся и спросил, не скрывая своей ненависти и наигранного изумления: — А ты что, разве меня не помнишь?       Азиатка, в ответ на такой подозрительный вопрос, растерянно попятилась: — Э, нет… А кто ты? — Я — та муха, что ты убила год назад! Стыдно не помнить! — Вару, якобы ущемленный подобным незнанием, топнул ногой и поставил руки в боки, наблюдая при этом за реакцией собеседницы. Девочка округлила глаза — походу, она действительно когда-то убила муху. Пятый, почувствовав, что попал в точку, дополнил: — Цель моей жизни — месть! Я знал, что встречу тебя здесь! — он демонстративно кинулся к граблям, угрожая использовать их в качестве орудия убийства.       Бедная наивная малышка сначала недоверчиво наклонила голову, а сразу после — жалобно заплакала, моля о пощаде: — Прости меня! Я не хотела… Я… Не хочу умирать! — она приготовилась бежать, озираясь по сторонам и не зная, куда именно. Вару еле сдерживался от смеха, старательно принимая решительный и надменный вид, и медленной поступью приближался к девчонке, таща за собой скрежещущие о каменную плитку грабли, словно маньяк из фильма ужасов.       Где-то вдали показался Феликс с метлой — пиковый обратил на него внимание, и девочка, вдруг обретшая надежду на спасение, только было рванула к нему, как Вару сразу перечеркнул её планы: — А это — комар, которого ты тоже безжалостно прибила. Мы нашли тебя! — пиковый поднял «орудие» вверх, помахав им Феликсу в знак приветствия — тот в ответ с улыбкой поднял свободную руку, радуясь такому теплому приёму; девочку четвертый не увидел — она была настолько мала, что буквально сливалась с кустами. Азиатка, начавшая рыдать ещё пуще от увиденного явления сплочённости, в последний раз глянула на червового валета, почти приблизившегося к ограждению, — тот заметил её слезы — закричала и убежала в абсолютно противоположную сторону, зовя маму и бабушку — видимо, они пришли с ней вместе на могилу к какому-нибудь родственнику.       Феликс, наконец подошедший к выделенному им участку, озабоченно проводил рыдающую девочку взглядом и с откровенным непониманием обратился к Вару, яростно хихикавшему в кулак: — Что это за девочка? Почему она плачет? — Да тебя увидела, зарыдала и убежала. Я сам не понял, че случилось.       Четвертый сокрушенно выпустил из рук метелку — та упала на мрамор и чуть тоже не заплакала от боли.       Вару засмеялся и похлопал по плечу брата, близко принявшего к сердцу слёзы девочки: — Ну, не всем же быть красавчиками, верно?       Феликс даже на него не посмотрел.

***

      Вару до последнего не знал, какую именно авантюру он хочет провернуть, когда, зачем и как; но одно знал наверняка — это должно быть что-то поистине великолепное. Шикарное. Потрясающее. И, желательно, претворённое в жизнь в самое ближайшее время.       У него появилась идея, когда Феликс показал сторожу своё удостоверение. Когда он посмотрел на свою кофту с волонтёрской символикой и убедился, что точно такая же имеется и у червового валета.       Они выглядели сейчас, как напарники. Настоящие волонтёры.       Да, это было то, что нужно!       Идею он подчерпнул из внешних обстоятельств, но обработал и полностью продумал — сам.       Пока валеты убирались на могилах, подметали дорожки и разговаривали, у Вару в голове коптился план — он действительно позволил себе сойти с ума: улыбался и смеялся, пока Феликс жаловался ему на свою непривлекательность; прогонял в мыслях некоторые пункты своей розыгрышной схемы, пока червовый отдавал назад садовые инструменты, а смотритель расписывался в его волонтёрской книжке; оценивающе смотрел на напарника, пока тот о чём-то с ним говорил — словом, пиковый полностью погряз в раздумьях и обдумывании стратегии, в то время как Феликс даже не имел понятия, что авантюра состоится сегодня.       Это Вару решил только что: они шли по дороге, ведущей домой, — всего один поворот остался. Но им нельзя туда заворачивать.       Пришло время начинать.       Шли рядом: Вару — справа, Феликс — слева. Эти места закрепились за ними навсегда — вечно так ходили, только если не ругались — тогда, обычно, пятый бежал впереди, а четвертый — догонял и чуть ли не наваливался на того с кулаками.       Шли молча: закончились темы для разговоров. Как правило, Вару в такие минуты морозит различные глупости, что только приходят ему в голову, для растопки льда, но сейчас молчит. Может, пора? — Феликс, можно я оставлю эту кофту себе? — пиковый потянул вышеупомянутый предмет за ворот, подозрительно усмехнувшись. Червовый будто век ждал этого вопроса: его глаза так ярко засияли, что казалось, они вот-вот загорятся алым пламенем, а улыбка ещё никогда не была такой искренней и широкой: он расценил просьбу, как запрос на вступление в волонтёрские ряды: — Конечно! Ты не представляешь, как я рад! Я… — Э-э… Мне вообще-то она для аферы нужна, — ухмыльнувшись, уточнил Вару, вмиг разрушив все надежды и мечты Феликса, что после услышанного стал постепенно гаснуть: — Вечно ты меня так расстраиваешь… — он горько вздохнул, а после счёл нужным добавить: — Тогда нельзя.       Вару явно не ожидал отказа, поэтому не нашёл ничего лучше, чем просто начать защищаться: — Да че «нельзя»-то?! Мы вообще уже туда идём! И ты идешь со мной! — Че? Куда? — Феликс внезапно остановился и выжидающе посмотрел на Вару.       Пятый тоже прекратил движение: встал прямо напротив собеседника и, как ни в чём не бывало, ответил: — В магазин.       Феликс осекся: — Ты собрался что-то красть? — Нет! Мы возьмём кое-что за счёт твоей волонтёрской организации, — ехидно засмеялся пиковый валет. Завидев выпученные глаза Феликса, Вару ещё сильнее захохотал: — Хах, не смотри так! Там совсем немного надо взять, честно… — под конец фразы пятый, нещадно пронизываемый осуждающим взглядом агрессивно молчащего Феликса, слегка сбавил обороты: — Пойдём?.. — аккуратно добавил парень и по-дружески ткнул пальцем в ключицу четвертого — тот даже не моргал. — Ты как себе это представляешь? Да как ты вообще додумался?.. — о, этот угрожающий тон Феликса — старый добрый его приятель. Он прямо чувствует, как внутри у него всё закипает, как яд подступает к мозгу всё ближе и ближе… Добирается до грудной клетки, горла… — Ну, мы придём в магазин, скажем, мол, голодным бабушкам, типа, берем это и это… — … достигает продолговатого мозга, добирается до мозжечка… — Покажешь своё удостоверение — я видел, как ты его тому сторожу показывал. И спокойно возьмем всё, что я скажу. Они должны дать!       … И, наконец, касается свода головного мозга.       Феликс размахивается и со всей силы даёт Вару смачную пощёчину: звук соприкосновения его ладони и щеки пятого был настолько громок, что казалось, будто бы Вару ударили не рукой, а листом металла — его даже откинуло в сторону.       От быстроты действа пятый сначала совсем ничего не почувствовал — только слегка пошатнулся, а буквально через несколько секунд, когда на щеке проявился ярко-красный след от ладони обидчика и еле заметно запульсировал, — неосознанно простонал от боли. Аккуратно положив свою кисть ровно по контуру отпечатка, Вару поднял ошалевшие глаза на столь же испугавшегося Феликса: он тряс руку, тоже пострадавшую от удара, в надежде снять боль и напряжение — она будто переняла цвет угнетенной щеки пикового валета. Видимо, четвертый только сейчас опомнился, ибо он, хоть и был занят больной ладонью, всё равно смотрел на брата глазами, полными отчаяния и сожаления. — Я… О, Боже, прости меня, пожалуйста… Я не хотел так сильно тебя бить… Прости… Прости!.. — шипя от боли, пытался извиниться Феликс. Он осторожно подошёл к пятому, явно желая посмотреть на щеку, но тот лишь отстранился: — Да ты вообще ёбнутый… — Феликс сочувственно поднял здоровую кисть и прошептал что-то похожее на «Покажи», но Вару не дался: — Иди нахуй, пидорас, блять. Не подходи ко мне, — зелёный попятился, не давая червовому подойти ближе, чем на метр, — Просто, бля, ты объясни, че я тебе такого сделал. Организацию твою оскорбил? Тебя? Мог бы нормально сказать… Ебанутый. Аргх… — отчего-то Вару стало неимоверно больно: он дотронулся языком до внутренней части щеки и вдруг, набычившись, заявил, вскинув свободную руку вверх: — ДА ТЫ МНЕ ЗУБ ВЫБИЛ, ДОЛБОЁБ.       Пиковый сковырнул пострадавший зуб языком и выплюнул его на землю: это оказался левый клык, измазанный в крови и слюнях, — на его нижней части даже ещё виднелся корень, размером с ноготь — вырван резко и беспощадно.       Феликс глядел на клык с выражением отчаяния и подлинного ужаса — казалось, будто его глаза сейчас выпадут, а уголки губ останутся обречены смотреть вниз до конца своих дней. — Боже, я… Я… Что я могу сделать для тебя, Вару? Как мне загладить вину?.. — перевёл взгляд с зуба на Вару червовый валет, еле сдерживаясь от яростных рыданий. Ему стало невероятно стыдно за себя и вместе с тем жутко горестно от случившегося.       Вару сплюнул кровь изо рта и, чуть усмехнувшись, ответил: — Дай свою волонтёрскую карточку.       Феликс виновато кивнул.

***

      Валеты не завернули домой, пошли прямо — к центру города. Пусть и идти до него где-то час, магазин был не так далеко: в нём клонов уже знали поголовно, каждого по именам — слишком часто туда ходили из-за относительной близости и малолюдности.       В это заведение карты предпочитали наведываться подвое, ибо продуктов и средств гигиены требовалось достаточно много — супермаркеты не признавали, да и дорога туда-обратно выходила крайне долгой.       Вару выбрал именно «магазин» (так называли его в своих, клонских, рядах, хоть он и имел своё название и даже носил звание «универсама»), так как их визит не стал бы чем-то удивительным, а Феликса там отлично знают и чтят — он часто покупает за счёт организации продукты, но, конечно же, не себе.       Сколько бы четвертый ни пытался выведать у пикового авантюрную схему и как бы ни извивался в попытках узнать, что же им нужно в магазине, Вару молчал, как партизан, и хихикал в кулак. Любил он интригу.       Тем более, их недавний конфликт ещё не был исчерпан: пятый специально время от времени сплёвывал кровь, сочившуюся из разрозненной десны, дабы посильнее пристыдить брата. И это работало: Феликс сразу замолкал, провожая плевок взглядом и поджимая губы.

***

      Зазвенели колокольчики — дверь магазина приоткрылась и в него ввалились червовый и пиковый валеты: один с разбухшей рукой, другой — с такой же щекой — оба в волонтёрской экипировке, грязными лицами и уставшими глазами. Словом, вид их был непрезентабелен.       Продавщицу, судя по бейджику, звали Мария. Ромео же называл её «прекрасная обладательница пышных форм» и отражал в этом прозвище всю суть её внешности и характера: она была добрейшей женщиной средних лет простого и миролюбивого нрава, крупного телосложения, а также — владельцем щедрой, поэтичной души. Мария нарекла клонов «детками» и иногда покупала им мороженое — чудесная дама. Даже Пику она нравилась.        В Феликсе продавщица видела своего любимого пятилетнего племянника: говорила, что он очень на него похож внешне и внутренне, и она хотела бы, чтоб он стал таким же, как и четвертый, когда подрастет — это было настолько мило, что Феликс однажды чуть не расплакался.       Сейчас же Мария выглядела озабоченной — вероятно, испугалась опухшей щеки Вару. — Здрасте… — хором заявили клоны, а женщина подхватила: — Добрый вечер, детки… Что с вами? — она стояла за прилавком и, видимо, до этой нежданной встречи что-то записывала в блокнот — теперь же Мария прижимала его к пышной груди и всеобъемлющими глазами смотрела на парней.       Вару усмехнулся и протянул: — Я вот с одним неадекватом подрался, — он будто невзначай глянул на червового, а тот лишь промолчал, цыкнув. Однако продавщица не поняла намёка и сочувственно проговорила: — Бедный малыш! Может, приложить к щеке чего-нибудь холодненького? Я могу дать… — дама полезла в морозилку, но Вару решил эти действия пресечь: — Спасибо, но не надо. Мы вообще-то — волонтёры, пришли покупать продукты голодным бабушкам. Нам понадобится заморозка, так что я ей воспользуюсь, хе-хе! — пятый пытался разговаривать с ней максимально любезно, ибо Мария относилась к нему с искренней заботой и добротой — он старался отвечать ей тем же и не видел в ней «еду» для тролля — слишком чиста была её душа.       Феликс же при слове «заморозка» неодобрительно рыкнул на напарника, однако тот его будто не видел. Червовый еле сдерживался от опровержения голимой лжи пикового — делать этого было нельзя. Пусть говорит.       Женщина простодушно улыбнулась: — Какое благородное дело, мальчики! — Феликс чуть не взвыл, — Что же вы хотите взять? — Нам, пожалуйста, пятьдесят пачек пельменей. — ЧЕГО? — тут уже четвертый не выдержал и прожег Вару взглядом, преисполненного дикости и абсолютного непонимания происходящего. Пятый же старался сохранять невозмутимый вид, тем самым показывая явное преимущество в этой ситуации — Феликс не мог его ни ударить, ни попрекнуть, ни заткнуть — тут была милая дама.       Мария слегка округлила глаза, но не стала ничего спрашивать, а послушно полезла в морозилку за озвученным полуфабрикатом. — И ещё, — вдруг осторожно подал голос Вару, — Нам нужны две одинаковые коробки, десять пачек бенгальских огней и один фейерверк, — Феликс буквально открыл рот от изумления и возмущения, а в ответ на немой вопрос продавщицы пятый, невинно улыбнувшись уголками губ, добавил: — Просто хотим бабушкам представление устроить. — Как мило… — натянуто проговорил четвертый и захотел провалиться сквозь землю от стыда. — Ага! — согласился Вару и выжидающе посмотрел на Марию, что уже насчитала двенадцать пачек пельменей, сразу складывая их в небольшой пакет — таких им понадобится много. Женщина сдавленно кивнула и принялась собирать заказ.       Феликс, завидев, что продавщица отвлеклась, резко схватил Вару за шиворот и, вплотную прислонившись к его уху, агрессивно зашипел: — ЧЕ. ЗА. ХЕРНЯ. — Тише ты! Скоро сам всё увидишь! — хихикнув, прошептал пиковый, высвобождаясь из мертвой хватки червового.       Четвертый горестно вздохнул и потёр переносицу.

***

      Из магазина выходили с четырьмя огромными белыми пакетами: в три из них поместилось по тринадцать пачек пельменей, а в последний — одиннадцать. Сверху ещё Вару напихал по несколько табакерок бенгальских огней — кое-как засунул, а залп фейерверка втиснул под мышку, как и сложенные картонные коробки. В итоге валетам досталось по два пакета полуфабрикатов (больной руке Феликса, скорее всего, вывихнутой, достался самый маленький пакет).       Феликс даже представить не мог, какие мысли во время сбора заказа посещали голову Марии, но по её скромному: «Это за счёт организации?..», он понял, что, вероятно, её хорошее отношение к «деткам» переросло в инстинктивное недоверие.       Вару, выйдя за порог магазина, заржал, как конь: — А-А-А, БЛЯТЬ, ТЫ ВИДЕЛ ЕЁ ЛИЦО?! АХ-ХА-ХА! — пятый даже чуть не навернулся с пакетами от распирающего смеха.       Четвертый недовольно потупился, но всё же решился спросить: — Может, теперь объяснишь, что это было? — ХА-ХА-ХА! — вопрос напарника ещё больше раззадорил зелёноволосого, и он, облокотившись на стену здания, в коем находился сам универсам, засмеялся, выронив из рук пакеты — благо, они не рассыпались. — ВАРУ! ХВАТИТ! — Феликс подошёл к вышеупомянутому и слегка толкнул его под зад одной из «сумок» — тот чуть не завалился вперёд, немного успокоившись. — Короче… Ха-ха… Сейчас идём к зданию администрации! — О боже. Ты собрался их пельменями закидать, что ли? — невзначай уточнил жёлтый, но его предположения вмиг стали опровергнуты: — Фу, не, это банально. У меня кое-что покруче, хе-хе! — подозрительно улыбнулся Вару, опустившись за оброненным, — Да ладно, тебе понравится! Специально под тебя подгонял — самая безобидная афера в моей жизни, правду тебе говорю, — пятый перегнал червового, будто возглавляя шествие — Феликс поплёлся за ним, саркастически засмеявшись: — Ага, блин. Ты мне так и про магазин говорил… «Немного взять надо», да-да… Меня же за это из волонтёров выгонят… — уже отбросив попытки что-либо выведать у пикового, четвертый грузно переставлял ноги и буравил взглядом спину брата, хихикавшего: — Ой, да никто тебя не выгонит! Пусть попробуют только — пощёчину им дашь, тебя оставят. Или я порчу наведу, хех.       Во второй раз шутка не сработала — Феликс поник и горько вздохнул: то ли от усталости, то ли от осознания своей неминуемой участи.

***

      Ехать до администрации решили на автобусе: нести обилие доверху заполненных сумок, весивших, как десяток гантель (может, даже больше), оказалось сложновато, а пройти так ещё несколько километров представлялось действом совершенно невозможным.       Сейчас было пять вечера — настоящий час пик: автобусы постепенно наполнялись людьми — с каждой остановкой их заходило всё больше и больше; и вот как раз на одной из таких станций в сорок вторую маршрутку зашли валеты и буквально взорвали её своей деловитостью и пафосом: Вару вошёл с пакетами и фейерверком, приняв такой гордый и надменный вид, что Феликс на его фоне казался каким-то рабом — будто эти сумки сразу повысили их важность и статус, а четвертый его не принимал или стыдился.       Люди смотрели на них, как на дураков.       Феликс не мог выдержать их взглядов, поэтому всю дорогу просто пялился в окно под мелодию воодушевлённого хихиканья Вару, что принял излишнее внимание к своей персоне, как должное.

***

      Добрались до центра карты спустя три остановки: четвертый был рад наконец выйти из автобуса, а пятый только сейчас задумался об одном важном нюансе, о котором ранее почему-то даже не помышлял: — Фел, нам как бы на крышу надо забраться. — ЧЕГО? — дежавю?       Они глядели на трёхэтажное здание администрации и пожарную лестницу.       Потом посмотрели на свои забитые пакеты, уставшие ноги и руки.       Вару истерично смеялся, а Феликсу хотелось рыдать.       Ох, это будет тяжело…

***

      Пожарная лестница находилась на отдалённой грани здания, так что за несколькими ходками Вару и Феликса, то спускавшихся за новым пакетом, то поднимавшихся, практически никто не наблюдал и особым желанием разбираться не горел.       Когда последний пакет был доставлен на крышу, Феликс, вспотевший до нитки, бесчувственно упал на бетонную поверхность. Он перевернулся на спину, радуясь, что всё наконец-то закончилось. Походу, даже забыв, для чего они так старательно лезли сюда.       Вару повторил его действия: распластавшись на сырой плоской крыше рядом с напарником, он пытался отдышаться и перевести дух — слишком тяжела была ноша. Благо, скоро всё свершится.       Червовый повернул растрёпанную голову к пятому — тот сделал то же самое: они устало смотрели друг на друга, не в силах сказать ни слова.       Феликс старался отыскать где-то в стеклах очков глаза Вару, но и здесь его попытка не увенчалась успехом. — Ты когда-нибудь снимал очки? — неожиданно спросил четвертый, не отрывая взгляда от вышеупомянутого предмета. Пиковый безэмоционально отрезал: — Нет. — А не хочешь снять? — Нет. Вот когда я умру — снимешь, — приказательным тоном проговорил Вару и повернул голову в другую сторону: — Вы же меня, надеюсь, похороните? — слишком серьёзно, но ответ на этот вопрос требовался ещё на кладбище, когда Феликс выпрашивал у сторожа метлу.       Червовый не ожидал услышать подобное, поэтому даже слегка растерялся: — Э-э… Ну… Конечно… А к чему этот вопрос вообще? — А к чему был твой вопрос?       Они рассмеялись.

***

      Вару снова решил устроить настоящее представление: Феликс уселся около небольшой каморки, похожей на кладовку, а он сам — подступился к краю крыши, предварительно свалив туда все нужные «ингредиенты» и инструменты. — Итак, смотри! — пятый развернул одну из коробок, привел её в божеский вид: она оказалась небольшой, примерно длиной с руку валета и шириной в ладонь. Поставив её на ровную поверхность, Вару стал поочередно открывать табакерки с бенгальскими огнями, — Сейчас я ссыплю всю эту огневую мощь в коробку, — так он и сделал: вскоре вся картонка оказалась заполнена содержимым десяти пачек мини-факелов. Феликс наблюдал за действиями брата с неподдельным интересом, прислонившись к стенке кладовки.       Пятый взял один залп фейерверка и закопал его в огоньки так, что палочка с верёвочкой для поджигания выходила наружу: уголок коробки он специально оставил не закреплённым, чтобы там осталась дырка — оттуда и выходила ниточка. — Я её потом подожгу, — Вару демонстративно подёргал эту веревочку, дабы показать ту Феликсу, чья голова даже вытянулась вверх от любопытства — отпускать какие-либо комментарии жёлтый был не в силах, зато наблюдать и вникать — вполне, — Тепе-ерь… — игриво протянул пиковый, взяв уже вторую коробку, — Я положу её сюда… — он сунул картонную конструкцию в такую же, но уже наполненную, — И! Гвоздь программы — пельмени! — Вару потянулся за первой пачкой и начал потихоньку ссыпать её в свободное пространство. — А-а, я, походу понял! — ликующе объявил Феликс, усмехнувшись, — А ты уверен, что они не останутся? — Пф, домой возьмём, если уж на то пошло. — За волонтёрские деньги…       Пятый ничего не ответил — только засмеялся и развёл руками.

***

      В коробку влезло всего двадцать две пачки — наполнена до краёв, даже с горкой.       Вару окинул взглядом оставшиеся два пакета с «копейками» и вздохнул. — Представляешь, какие лица будут у остальных, когда мы домой двадцать восемь пачек пельменей принесём? — хихикая, повернулся к расстроенному Феликсу пиковый, но, увы, не получил никакого ответа: четвертый уткнулся носом в свои колени и обвил их руками, совершенно не обращая внимания на напарника, — Ну че ты загнался-то? — Вару обиженно покачался из стороны в сторону, но вновь — никакой реакции, — Я вообще-то всё.       Феликс сжался в комок ещё сильнее — пятому даже показалось, что он плачет.       «Ну и в пизду» — пронеслось в голове у пикового валета.       Он достал из кармана шорт зажигалку и, наклонившись, туго натянул верёвку.       Щёлк.       Маленький огонёк дотронулся до шнурка и поделился своим светом.       Вару побежал к Феликсу, чтобы не попасть под взрывную волну и, пока огонёк добирался до залпа, подсел к червовому и потряс того за плечо: — СМОТРИ!       Четвертый нехотя поднял красные от слёз глаза и принялся наблюдать за происходящим.

***

      Огонёк, аккуратно проникнув в коробку и не задев очертания дырки, спровоцировал цепную реакцию: сначала загорелся один бенгалик, затем — другой…       До залпа дотянулся уже не маленький язычок пламени из зажигалки, а настоящая искра: бенгальские огни сотворили столб огня — раздался взрыв.

***

      Взорвались «свечки»: искры устремились вверх настоящим гейзером, высотой под десять метров — издалека даже могло показаться, что прогремел ядерный взрыв.       В вмиг открывшихся глазах Феликса отражалось полчище огоньков, сливавшихся с его рыжеватыми радужками: он смотрел на гейзер, как заворожённый, не умея отвести взгляд или зажмуриться.       Взорвался залп: взлетел даже выше, чем столб огня и затмил собой небо: разноцветные искры посыпались градом и приправили разлетевшиеся по всей округе пельмени — они летели с небывалой скоростью от взрывной волны, оставляя за собой своеобразные хвосты, смотревшиеся на небе, словно разводы.       Вару даже сам не ожидал, что получится так восхитительно: это было поистине прекрасно. Он смеялся и время от времени вбрасывал: «Вот! Это же я придумал!»       Несколько пельменей отлетело в сторону валетов: они, вскрикнув, закрылись руками.       А на небе в это время царило настоящее безумие, но ребятам, определенно, нравилось.       Четвертый искренне улыбался и, прервав череду своего содержательного молчания, коротко проговорил, по слогам: — ОХ-РЕ-НЕТЬ.       Столб огня держался во всей своей красе минуты три, но оно того стоило: исчез он так же неожиданно, как и появился.       И лишь только сейчас валеты услышали, как на улице завыли автомобильные сигнализации и сирены: видимо, пельмени кого-то или что-то задели: может, те же машины.       Сирены становились всё громче, приближались к зданию администрации. — Нас же за это повяжут, да? — всё ещё улыбаясь и пялясь на загоревшуюся от всего этого файер-шоу коробку, истерично весело осведомился Феликс. — Ага! — коротко отрезал Вару, засмеявшись. — А можно, когда мы выйдем из ментовки, посмотреть с тобой поняшек? — невинно протянул червовый, хихикнув. — АГА! — от души захохотал пятый, потрепав напарника по плечу.