Happiness is a Butterfly

1928 год, Англия.       — Девочки, бегом в постель! Уже совсем поздно. — воскликнула молодая девушка.       Она так старалась сказать это бодрым голосом, но было так трудно. Был уже поздний вечер, за окном сгущались сумерки, а ей так и не удалось присесть за сегодня с самого раннего утра.       Нет, она любила своих воспитанниц. Любила всем сердцем, старалась научить их всему что умела сама, хотела воспитать из двух юных особ умных, прилежных девочек. Ведь она знает их уже долгие годы!       Сейчас же в свои двадцать с небольшим лет она искренне верила в Эмили и Аннабелль. Она смотрела в их голубые глаза, и надеялась, что их жизнь будет счастливой. Намного счастливее чем ее собственная жизнь. Она хотела лучшего будущего для этих маленьких ангелов.       — Не хотим спать! Хотим поиграть с новыми куклами, что подарил нам папа! — одновременно крикнули сёстры, надув недовольно губки.       — Но девочки, уже поздно, вы сможете поиграть завтра. Сейчас нужно уже ложиться спать. — строже произнесла Гермиона. Она не любила так сердиться на Эмили и Анну, но сегодня с ними было что-то не так, и она, как гувернантка, не могла иначе.       Целый день дети вели себя так, словно их подменили. Они кидали с резким звоном серебряные столовые приборы на пол, кричали, едва ли не переходя на визг, не хотели заниматься французским, испортили свои вышивки для именин матери...       По натуре своей молодая гувернантка, была сдержанной и спокойной, но сегодня она еле держалась. От отчаяния ей хотелось заплакать, закричать, забиться в угол, но нельзя.       Нельзя показывать свои эмоции, нельзя показывать, что тебе тяжело. Ведь семейство Лестрейнджей так любезно приняли тебя, нужно быть благодарной.       Однако порой казалось, что два этих чуда нужны только ей и никому больше. Ни миссис Лестрейндж, ни мистеру Лестрейндж, казалось, не было никакого дела до своих наследниц. Они, в свою очередь, последние дни вели себя наиболее жестоко. По натуре своей холодные, высокомерные аристократы стали ещё сильнее высказывать своё недовольство.       Миссис Лестрейндж так и хмурилась, поднимая тонкую чёрную бровь и стремительно уходила после очередной нотации, взмахивая иссиня-чёрными кудрями и громко отодвигая дубовый стул, едва не роняя его.       Мистер Лестрейндж же сквозь зубы цедил негативные комментарии в адрес Гермионы, но все же вёл себя отстраненнее и относительно спокойнее, насколько это возможно. Гермионе на это все только и оставалось тихонько кивать и стараться не вздрагивать при нередких ударах по рукам, например (ведь миссис Лестрейндж особенно любила это делать будучи в недобром расположении духа). Молодая девушка могла лишь только и прятать карие глаза и стоявшие в них слёзы, так предательски подступавшие всякий раз при неоправданных порицаниях и хлёстких ударах.       Да, с самого начала своего проживания и работы здесь, далеко не глупая по своей натуре девушка замечала накалившуюся обстановку. Стоит все же признать, что раньше все было относительно спокойнее. Первое время миссис Лестрейндж даже проявляла некие знаки сочувствия к новоявленной сироте. Мистер Лестрейндж отмалчивался, но также оказывал редкие знаки… доброты? Да и в целом, отношения супругов были вполне сносными. Они часто устраивали званые вечера, собирая всю элиту Англии. Но последнее время, их отношения словно достигли своей трагичной кульминации.       Миссис Лестрейндж же стала все чаще и чаще срываться на тихой и скромной гувернантке, а во время порицаний метала на неё гневный и презрительный взгляд, срывая голос, сквозивший нотами истерики и желчи. Она отчитывала за любую мелочь, зачастую могла и сама сделать что-то, а потом заявить что вина лежит на «глупой, неблагодарной и бесполезной пустоголовой девчонке».       Так, недавно разбив хрустальный графин, она отхлестала по рукам Грейнджер без тени сожаления.       За что?       Неизвестно. Девушка не могла этого понять, как бы не старалась.       Наконец, ей каким-то образом удалось как-то утихомирить сестричек спустя час криков, каких-то непонятных воплей и истерик.       Сейчас же они снова напоминали маленьких ангелочков. Прижав к себе своих новых кукол, они уснули, слегка приоткрыв свои ротики. Лишь только едва заметные морщинки между бровками служили доказательством их... истерики? Да и только гувернантка младших представительниц семьи Лестрейндж могла заметить это.       Она так привязалась к этим девочкам за эти годы. Гермиона знала все о них, иногда казалось, что она могла заменить им их мать — часто холодную по отношению к дочерям, отстранённую.       Грустно вздохнув, она все же последовала их маленькой традиции и устало прошептала:       — Bonne nuit, petits anges. (1)       Тихонько закрывая тяжелую дубовую дверь, Гермиона Грейнджер буквально сползла по холодной стене от усталости. Слёзы уже готовы было спуститься по слегка впалым щекам, но она держалась изо всех сил, крепко зажмурившись и закрывая рукой рот, подавляя рыдания.       Она так устала. Устала жить ради кого-то, а не ради себя, терпеть все издевательства и порицания. Гермиона так мечтала после школы поступить в университет и добиться высот. Хотела лишь простого.       Счастья.       На данный же момент молодая девушка до сих пор не понимала поведения своих воспитанниц. Пыталась как-то обдумать все, но не могла сделать какие-то выводы. Это было шоком. Они вели себя слишком плохо, не слушаясь совершенно. Такое и припомнить сложно.       Очередной раз тяжело вздохнув, она поднялась и направилась в свою крохотную комнатушку, где подобралось жить гувернантке.       С неприятным скрипом открыв массивную дверь, она горько усмехнулась.       Маленькая комнатка. Вот кровать, жесткая и узкая. Небольшой сундучок с ее скромными пожитками одиноко стоит в углу. Потрёпанный стол и повидавший многое на своём веку стульчик. А все это убранство тускло освещала Луна, рьяно пытающаяся прорваться сквозь мизерное окошко чердака огромного фамильного особняка.       Почему такая жизнь?       Гермиона Грейнджер могла истерично рассмеяться на этот вопрос, если бы ей его задали. Ведь жизнь не была таковой, пока отец не разорился и не повесился в своём кабинете четыре года назад.       В ту самую секунду, достаточно безоблачная жизнь юной девочки уже практически на последних годах обучения в школе стала сущим кошмаром. Полгода она жила у злой тётки по линии отца пока та не отделалась от неё и не сбагрила одному из знакомых.       А ведь девушка так хотела получить настоящее образование. Она с таким трепетом читала о крохотных шажочках борьбы за права девушек. Черт, ещё не так давно девушкам нельзя было идти в университеты, но сейчас... Будь у неё только возможность!       Что насчёт тех, с кем она жила, Беллатриса и Родольфус Лестрейндж были... сложными людьми. Но по крайней мере, она получила тогда какое-то жильё, ей даже они сделали неслыханно щедрый подарок — она закрепила свой уже неплохой уровень французского. Тогда Родольфус Лестрейндж припоминал с некой добротой их давнюю дружбу с Джонатаном Грейнджером и не мог бросить девчонку на улице.       Или же чтобы она, будучи совсем юной, отправилась бы в бордель.       Откуда Родольфус Лестрейндж знал про бордель? Правда в том что он уже не ощущал тех чувств к своей супруге и охладел целиком и полностью к ней.       А это частично и привело к последующим ужасающим и переломным событиям в доме Лестрейнджей той холодной английской и мрачной ночью в первые дни июня.       (1) Спокойной ночи, маленькие ангелы (фр.)