Как обдурить Молчалина, или Чацкий всегда здесь

Ехали дорогой, которую показывала Фрося. Пейзажи были знакомы, особенно путь до поляны у реки. Солнце уже поднялось и золотило лучами верхушки деревьев, луга и распускавшиеся на них полевые цветы. Заливался трелями соловей, щебетали, чирикали, ворковали и курлыкали другие птицы. Воздух уже был теплым, но не душным, и девушки не без удовольствия подставляли лицо встречному ветру. Ровно шел галопом конь, так что Аля отпустила поводья, позволив мчаться во весь опор. Фрося тяжело вздыхала, лишь иногда показывая, куда следует свернуть на этот раз. По пути на поляну Але вспомнилась первая дуэль, которую она видела вживую. Это было все в том же Пятигорске, в конце сентября, когда папа уже вернулся на службу, и прибыла в Пятигорск Алина бабушка ‐ Елизавета Александровна, строгая, но добрая дама преклонных лет. Они все так же лечились водами, все так же посещали вечера, с той лишь разницей, что покидали они с них раньше, так как Елизавета Александровна придерживалась своего распорядка. После очередного вечера в благородном, но уже поредевшем пятигорском обществе, они по обыкновению вернулись домой, пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по своим комнатам. Спальни располагались на втором этаже, выходили окнами на внутренний дворик и были хорошо обставлены, с той лишь разницей, что к Алиной комнате прилегал небольшой балкон, обвитый уже пожухлой виноградной лозой. Утром у фонтанов их встретил Чацкий, имевший честь познакомиться с Елизаветой Александровной в первый день после ее прибытия. К тому моменту они с Алей общались достаточно хорошо, часто разговаривали у фонтанов и писали друг другу письма. Он с улыбкою спросил у Елизаветы Александровны дозволения переговорить с Александрой Федоровной наедине. Получив утвердительный ответ, они пошли по одной из боковых аллей, шурша опавшими желто-красными листьями под ногами. Наконец, Алекс заговорил: — Аля, можешь ли ты себе представить: завтра на рассвете Денисов будет стреляться с Якушиным. И Денисов, и Якушин были знакомы Але. Они часто посещали вечера Анны Алексеевны, однако с приходом осени появлялись там все реже. Алекс продолжал: — А повод-то каков: Якушин в пьяном угаре назвал Денисова подлецом за то, что тот имел честь обыграть его в карты. — Постой, но ведь Денисов не игрок. — И именно вчера дернул же его черт сесть за карты. И ведь пьян был не меньше. Разумеется, не стерпел, вызвал Якушина на дуэль. Завтра ранним утром у обрыва будут стреляться. Какое-то время шли молча. Аля обдумывала новость, искренне переживая за исход. Ходили слухи, что офицеры стрелялись нередко, однако ни разу Але не доводилось видеть дуэли вживую. Внезапная мысль возникла в ее голове... – Алекс, могу ли я быть там? Чацкий остановился и недоуменно посмотрел на девушку. — Аля, это... это решительно невозможно. Девушка на дуэли, нет, это неслыханно. Подумай о слухах! — Алекс, я ведь не прошу о многом. Всего лишь посмотреть, хоть издалека. И если все дело лишь в том, что я - девушка, то я готова надеть мужской костюм и плащ. Дуэль пройдет почти в ночи, быть может, никто и не заметит. — Аля, один неосторожный вскрик от выстрела – и ты выдашь себя. — Не вскрикну, обещаю. Алекс, - и девушка так посмотрела ему в глаза, что Чацкий сдался. — Хорошо, но как ты выйдешь из дома, чтобы Елизавета Александровна не узнала? Это был вопрос сложнее. – Grandmaman спит крепко, так что мое отсутсвие ее не потревожит. И уходя, запру комнату на ключ, так что никто не сможет знать, там ли я. Чацкий вздохнул. За время общения он уже успел понять характер Али - веселый, настойчивый, прозорливый, и авантюра эта была наглядным тому подтверждением. – В таком случае я привезу одежду в полночь. Дабы успеть, в пятом часу нам уже следует покинуть город, поэтому прибуду в четверть пятого. Теперь пора. До встречи, полагаю. – Я буду ждать. До встречи! За беседою они незаметно подошли к одному из питьевых фонтанов. Елизавета Александровна шла чуть поодаль них, так что откланявшись Але, Алекс направился по той же аллее и откланялся и Елизавете Александровне. – Хорош. Военный? ‐ произнесла она, когда подошла к внучке. Аля лишь улыбнулась. – По статской, grandmaman. Спать в тот день пошли по обыкновению ровно в десять. Ничто не нарушало привычных ритуалов, так что уже через полчаса из соседней комнаты доносилось размеренное сопение. В ту ночь для Али сон был непозволителен. Да и как можно было спать, когда вскоре произойдет такое! Без пяти минут двенадцать она подошла к черной двери и стала ждать. Ждать пришлось недолго, Чацкий прибыл как всегда вовремя, держа в руках бумажный сверток. – Аля, - начал он шепотом. - Подумай, пока не поздно. Девушка лишь улыбнулась. – Алекс, я уверена, - и, помолчав, добавила. - Все будет хорошо. Сверток очутился в ее руках. – В четверть пятого приходи сюда же, продолжал Чацкий. - Через две улицы отсюда возьмем лошадей, дорога займет около получаса, так что будь готова, - и с этими словами он начал спускаться по лестнице. – Обещаю не проспать, - ответила девушка и затворила дверь. Отходя от дома, Алекс размышлял лишь об одном - как он согласился на эту авантюру? Идея везти Алю на дуэль в таком обличьи казалось по меньшей мере безумной. Один ее вскрик - и все откроется, а слухи могут если не сгубить, то изрядно подпортить репутацию девушки. За слухи о себе Чацкий переживал в меньшей степени. В половину пятого две темные фигуры верхом покидали Пятигорск. Еще лежали на земле сумерки, не было звезд на хмуром небе и густо стелился туман. Увидев Алю в новом обличии, поначалу Алекс обмер. Выражения удивления, восхищения и отчаяния застыли на его лице. Во всей фигуре девушки сквозило что-то нежное, истинно девичье, и качество это не скрывалось, а, казалось, выделялось ярче, несмотря на костюм. Однако черный плащ и перчатки делали свое дело: с накинутым капюшоном Аля вполне могла сойти за юношу, недавно поступившего на службу. К обрыву приехали без десяти минут пять. Сумерки только начинали рассеиваться, и с трудом уже можно было различить мужские фигуры, стоявшие перед отвесной скалой. Офицеры, наблюдавшие за ходом дуэли, стояли поодаль, переговариваясь между собой. Молодые люди оставили коней, но к офицерам не пошли, направившись левее, так, чтобы Алину фигуру мог хотя бы частично скрыть Чацкий. Однако опасения были напрасны - казалось, что внимания на них никто не обратил. Жребий кидали при свете свечи, так что можно было разглядеть, кто из дуэлянтов с какой стороны стрелял. Первый выстрел был за Денисовым. В силу еще не рассеявшихся сумерек нельзя было различить лица его, однако казалось, что стоял он в двенадцати шагах от барьера довольно уверенно. Воцарилась напряженная тишина. Была дан сигнал к выстрелу. От страха все внутри Али сжалось, сердце билось тяжело и часто, однако отвести взгляд она не могла и смотрела за всем этим широко раскрытыми глазами. Денисов вытянул руку и, казалось, не целясь, нажал на курок. Прогремел выстрел. Фигура Якушина покачнулась, но все же он сделал несколько шагов вперед и, вытянув руку, выстрелил в ответ. Денисов остался неподвижен. Мимо. Уже через мгновение Якушин лежал на земле. Произошедшее потом Аля помнила смутно. Помнила, как тихо поторапливал ее Алекс. Помнила, что, пользуясь волнением, они быстро подошли к лошадям, затем как запрыгнула на коня. Путь до города остался в ее памяти покрытым таким же туманом, что лежал в тот день. Очнулась Аля уже у дома Чацкого, когда, спрыгнув с седла, задала единственный за прошедшее утро вопрос: – Алекс, неужели он его... Последнее слово девушка произнести не смогла, впрочем все было понятно и без него. – Не думаю, - сдержанно отвечал молодой человек. – Скорее всего, просто ранил. За произошедшее потом Аля неоднократно винила себя в ночи, когда на ум приходили самые разные воспоминания. От боязни за чью-то жизнь, от страха за все произошедшее, от долгого волнения и наконец жгучего желания спать она не выдержала и... заплакала. Заплакала как ребенок, с той лишь разницей, что плакала она почти бесшумно, вздрагивая всем телом, неприлично вытирая слезы перчаткой Чацкого. Алекс второй раз за эту ночь пребывал в легком замешательстве. Последний раз вот так, рядом с ним плакала разве что Софья, но то было давно, и повод был иной. Первым делом он завел ее на черную лестницу дома, где снимал комнаты, дабы другие люди, пусть и в спящем городе, не могли наблюдать этой сцены. От волнения он взял девушку за руки, не давая вытирать бегущие по щекам слезы, негласно прося взглянуть на него. – Аля, что же ты? Успокойся, в самом деле, Денисов не стал, да и не смог бы убить Якушина, - однако после этих слов девушка заплакала еще сильнее. Тогда Чацкий нерешительно приобнял ее, второй рукой, впрочем, продолжая держать Алины ладони. В душе он винил себя. За то, что пошел на это очевидное безрассудство, за то, что не проявил твердость и позволил Але быть там. Она же уткнулась в его плечо и продолжала плакать так. - Скорее всего, он просто ранен, а на нем-то все заживет, можешь быть спокойна. Прости меня, я не должен был соглашаться на такое. Ну же, не плачь, иначе голова вновь болеть будет. В таком положении они пребывали не более пяти минут. Наконец, дыхание девушки стало спокойнее и ровнее, слезы прекратили предательски течь по щекам, и именно сейчас она осознала всю неловкость момента. Сделав два шага назад, глядя прямо в глаза своего друга, Аля вновь промокнула глаза перчаткой и, словно желая сгладить неловкость, нашла в себе силы улыбнуться. Впрочем, улыбка уже через мгновение сошла с ее лица, уступив место выражению серьезному и сосредоточенному. Девушка скоро перевела взгляд. – Прошу меня простить. Я полагаю, что пора. – Да, - согласился Чацкий, так же не глядя боле ей в глаза. До Алиного дома шли молча. Лишь на пороге, вновь взглянув на Алекса, девушка попросила его обождать пять минут, дабы вернуть одолженный костюм. Минуты между уходом девушки и ее возвращением показались Чацкому вечностью. В голове по-прежнему был лишь один вопрос: как он мог такое допустить? Что двигало им, когда он соглашался на такое? Собственное ли безрассудство? Жажда приключений? Или то, что Аля отдаленно, в глубине души, но чем-то напоминала ему Софью, оставшуюся в далекой Москве? Однако долго рассуждать над этим ему не пришлось. Пожелав доброй ночи, он вновь зачем-то взял Алю за руку, словно желая сказать ей что-то напоследок впрочем, уже через мгновение руку он отпустил и вновь попросил его простить его, затем, отведя глаза, вышел за дверь. Все, чего он желал в тот момент, было получить завтра известия о легкой ране и будущей скорой поправке Якушина. Так и произошло. В двенадцатом часу, встретившись с приятелем-офицером, Чацкий, к его большому счастью, услышал именно это. К тому же он узнал, что усилиями отца Денисова не разжалуют, а лишь переведут в другой полк, стоящий не то в Саратове, не то в Оренбурге. Все он незамедлительно изложил в письме, которое после обеда лично решил доставить Александре Федоровне, дабы узнать о ее здоровье. Однако ни в тот день, ни в два последующих, к Але его не впустили, сославшись на вновь мучающие барышню головные боли. Впрочем, уже на четвертый день он вновь увидел ее, прогуливающуюся с Елизаветой Александровной около фонтанов, и незамедлительно отправился к ним. Узнав, что со здоровьем Александры Федоровны теперь все в порядке, он облегченно выдохнул. "Я полагаю, - впоследствии писала Аля, - что первое мое впечатление уже прошло, а потрясение пройдет со временем, как затягивается рана, оставляя лишь едва заметный рубец". Время в самом деле лечит, и даже события, волновавшие душу когда-то имеют свойство если не забываться, то частично стираться из памяти, померкнув своими красками. Так произошло и с той дуэлью. Будоража Алины мысли в первую неделю, через месяц она перестала казаться такой страшной, а еще через полгода девушка была вновь готова в сумерках в мужском костюме отправиться смотреть на новую дуэль. "К тому же, - размышляла она, - не станут же они  стреляться, в самом деле? Ведь где в таком случае им брать оружие? А дуэль на шпагах, пожалуй, и не такая страшная?"