Наивность

Джинни глубоко вдыхает и, размяв плечи, усаживается поудобнее, закрыв глаза. Солнце мягко пригревает веки, теплый ветер помогает расслабиться, а не изнывать от майской жары. Молодая осока ненавязчиво щекочет кожу открытых лодыжек. Перерывы между парами помогают вдохнуть полной грудью вне помещения, Джинни с улыбкой подставляет лицо теплым лучам и почти не выпускает из рук телефона. С Гарри они созваниваются каждый день не по разу. Гермиона только улыбается и просит Джинни передать ему привет, а сама испытывает нестерпимую грусть, стоит ей повернуться спиной к подруге. Весь этот месяц она места себе не находит. Она старается влиться в учебу, правда старается, потому что эта область ей крайне интересна, и она учится исключительно ради себя и своего будущего. Долгие пары, много материала для изучения и домашняя работа помогают Гермионе отвлечься, но хватает ее ненадолго. Ровно до того момента, пока пары не заканчиваются, или она завершает выполнение очередного задания. У Гермионы кошки на душе скребутся, мысли ее совсем не здесь, они далеко за пределами учебного заведения, находятся целиком и полностью в поместье, в каждой его комнате. В светлой столовой, уютной кухне, большой отремонтированной библиотеке, комнате с фортепиано и во всем левом крыле дома. Особенно, в детской. Дейзи. Милая Дейзи. Гермиона осознает глубокое чувство тоски еще в тот момент, когда заходит в поезд, но о своих чувствах с лучшей подругой совсем не говорит. Разговор с Северусом выбивает у нее из-под ног почву, и она еще около двух недель ходит, как в воду опущенная, пока Джинни на нее не смотрит. Стоит подруге поднять на нее свой карий взгляд, Гермиона надевает на себя очередную маску. Маску, которая означает ох, Мерлин, я так рада снова учиться. Маску, которая означает ах, Джинни, ты посмотри, как здесь красиво. И маску, которая означает как же я счастлива здесь оказаться. По ночам эти маски надевать она не может. Стоит Джинни погасить свет в комнате и забыться сном, Гермиона не может сомкнуть глаз. Пока подруга видит десятый сон, Гермиона ворочается почти всю ночь, изнывает от бессонницы и отвратительного осознания. Я все испортила. Утром она ведет себя так, словно все в порядке. Собирает сумку, завтракает, заталкивая в себя кашу или горячую глазунью, одевается и идет на пары. Летит почти, если быть точным, только бы мысли занять. Только бы не думать о том, что произошло между ней и Северусом. По вечерам Джинни тащит подругу гулять по городу, Гермиона всегда соглашается. Она смотрит на то, как искренне радуется Джинни жизни вне Магической Британии, и ей самой на душе от этого становится чуточку легче. Они ходят в кафе, Джинни хочет попробовать, кажется, все вкусности мира, но знает меру в этом вопросе. Она уже считает дни, когда сможет вернуться в спорт, не прекращает упражнения на спину, но делает это с осторожностью. Гермиона это контролирует. Хорошо, что они живут вдвоем. Да и вообще, все это слегка напоминает ей ту самую послевоенную жизнь. Довольно беззаботное время, если это можно так назвать. Тогда Гарри и Джинни только встречались, Гермиона ждала Рона из армии, все было в некотором подобии стабильности. На их с Джинни безымянных пальцах не было обручальных колец, Молли ждала их в Норе каждое воскресенье на семейный ужин. Гермиона чуть морщится от этих мыслей. Кажется, это было в другой жизни. Теперь они обе изменились. — Скоро пара начинается, — глянув на наручные часы, сонно замечает Джинни и сладко зевает. — Я еще в уборную зайти хотела. Гермиона часто моргает, возвращаясь в реальность, и смотрит на подругу. — Да, идем, — слабо улыбается она. — Поможешь встать? — жмурится на солнце Джинни. — Конечно, — протягивает она ей руку. Джинни поднимается на ноги, опираясь на руки подруги, и разглаживает кофту на сильно округлившемся животе. Гермиона непроизвольно бросает на него взгляд и с улыбкой качает головой. Девушку поражает стойкость подруги. Беременность — не подарок. Особенно, когда срок довольно внушительный, и когда рядом нет горячо любимого супруга. Однако Джинни никогда не жалуется на дискомфорт и не сетует на тяжесть положения. Она с достоинством носит под сердцем своего сына, знает точно, что сына, не сомневается даже. Джинни как-то упоминает Гермионе, что в нем будут собраны их с Гарри лучшие качества, и она сама об этом позаботится. А еще предполагает, что, стоит их первенцу оказаться в Хогвартсе, Минерва оставит свой пост директора. Гермиона искренне смеется, когда Джинни говорит об этом вслух. Понимает, что подруга права. Она чмокает Гермиону в щеку и направляется в свой корпус, упоминая о том, что встретятся они уже вечером, почти перед сном, потому что сегодня вечерние пары. Гермиона кивает и идет в сторону своего здания. Мыслей снова становится слишком много, стоит ей оказаться наедине с собой. Они тянутся в подсознание приторной сладостью черной лакрицы, удовольствия от вкуса которой почти никогда не чувствуешь. От этих мыслей слегка подташнивает, они вызывают тревогу и заставляют желудок становиться каменным. Гермиона думает о Северусе слишком много. Дейзи не покидает ее мыслей и Моди. Гермионе кажется, что, покинув поместье, что-то жизненно важное обрывается у нее глубоко внутри. И это что-то без конца кровоточит, оставляя в полости рта ужасный привкус, который отдает металлом и солью. — Привет, Гермиона! — врывается в подсознание знакомый голос, заставляя девушку мгновенно надеть маску и с улыбкой обернуться к собеседнику. Ник идет к ней с широкой заразительной улыбкой и сияющим взглядом. Его русые кудри откидываются назад всякий раз, как он делает шаг по направлению к ней. Они учатся вместе, почти на всех парах сидят рядом. Своим присутствием парень Гермионе не досаждает, говорит только об учебе и красоте Британии, периодически предлагая Гермионе погулять в окрестностях учебного заведения или за его пределами, на что девушка тактично отвечает отказом. Ник спокойно и с улыбкой воспринимает их, и Гермиону это радует. Ей нравится разговаривать с ним, проводит время бок о бок на учебе. За пределами аудиторий они почти не общаются, и такой стиль взаимодействия Гермионе кажется самым удачным. Вне учебы ее мысли сосредоточены лишь в двух направлениях. Лучшая подруга и семья. Семья, которую она почти разрушила своим проклятым молчанием. — Готова к семинару? — интересуется Ник, когда они усаживаются за парту. — Я подготовил ответы на все вопросы, не уверен, что ты поспеешь за мной, — с улыбкой сообщает парень. Гермиона выкладывает на парту учебники и две тетради на пружине, после чего с ответной улыбкой оборачивается к нему. — Ник, ты же знаешь, что это не так, — подкалывает его Гермиона. — Я подготовилась к семинару еще на прошлой неделе, а не прошлой ночью. Ник забавно округляет глаза, изображая искреннее удивление. — Откуда ты знаешь, что я ночью готовился? — спрашивает он, опустив локти на парту. — Ты все делаешь в последний момент, — замечает она. — Дурная черта характера, — смеется она. И понимает, что только что вслух говорит не про вопросы к семинару, а о себе самой. Улыбка стирается с ее лица, и Гермиона заторможено смотрит куда-то перед собой, сжимая губы. Ник что-то говорит в ответ, но она не слышит его. — Пара начинается, — увидев преподавателя, ровным тоном произносит она. — Тихо. Все поднимаются с места, чтобы поприветствовать профессора. Гермиона прилагает все усилия, чтобы отключить мысли, которые не касаются учебы, и у нее, к счастью, получается. Ей нравится, что здесь, на этих курсах, собираются люди, которые искренне заинтересованы в том, что изучают. Поэтому, наверное, в ней включается азарт, как только профессор начинает задавать вопросы семинара. Ответы учащихся содержательные и четкие, каждый представитель своей профессии держится очень хорошо. Гермиона не отстает. Даже больше, выделяется среди прочих, потому что ответы дает чаще и конкретнее. Она уже не раз ловит злые взгляды некоторых ее однокурсников, но от преподавателей всегда получает лишь одобрение. Это заслуга Блейза, Гермиона это понимает. Оказывается, он натаскал ее в большом спектре вопросов, и сейчас процесс обучения выглядит так, словно после летних каникул ты садишься писать вводную контрольную. Кажется, что сложно, но на деле, если весной ты хорошо учился, отличный результат не заставит себя ждать. Пара пролетает незаметно, в табель успеваемости Гермиона снова получает высший балл, на что не может не улыбнуться. Ох, как же я люблю учиться! Ник чешет затылок, когда получает на четыре десятых балла ниже, чем Гермиона. — Черт возьми, и как ты это делаешь, — искренне изумляется Ник. — Я ни разу не видел, чтобы ты получала оценку ниже, чем превосходно. Гермиона улыбается, когда в конце пары они неторопливо собираются. Следующая пара у нее последняя, в другом корпусе и без Ника. Однако Гермиона не расстраивается, будет ее любимый предмет всего курса, время пролетит незаметно. — Просто я знаю, чего хочу, — не задумываясь, отвечает она. — И делаю все, чтобы это получить. Ник кивает, явно удовлетворенный ответом. Они тянутся в очереди на выход из аудитории в числе последних, но никто из них никуда не торопится. Ник вообще на данный момент свободен, он по предмету, на который идет Гермиона, уже получил зачет, потому что пришел сюда на очередную переквалификацию, так как его отправила его контора на плановое обучение. И при этом он все равно знает меньше, чем Гермиона. — Твоя позиция мне очень нравится, — замечает Ник, когда они выходят из аудитории и теперь идут рядом, отставая от остальных. — Я вообще очень уважаю девушек, которые знают, чего хотят. Гермиона снова вежливо улыбается, воспринимая слова по факту. Ник смотрит на профиль ее лица какое-то время, а после чуть ускоряется, огибает девушку и встает напротив нее. Гермиона останавливается вместе с ним. Ник смотрит на нее с лукавой улыбкой. — Пойдем на свидание, — внезапно произносит он, глядя ей в самые радужки. Гермиона широко распахивает глаза от изумления и сильнее сжимает в руках учебники с тетрадями. Да так сильно, что костяшки пальцев белеют. Ник продолжает смотреть на нее, ожидая ответа. — Извини? — наконец выдавливает она, нахмурив брови. — Свидание, — кивает Ник. — Ты и я, — улыбается он. — Сегодня. Гермиона чувствует, как к глотке подкатывает злоба. — Ник… — Ты классная, безумно классная, — искренне улыбается он, но только сейчас что-то в его улыбке ее настораживает. — Сходим поужинать, погуляем, а потом… Мне плевать, что будет потом. Я не хочу этого слышать. — Ник, я замужем, — прервав его, жестко произносит она. Улыбка все еще есть на губах Ника, но уже не такая широкая и не такая искренняя. Он чуть прищуривается, глядя на девушку. — Брось, — тянет он, — это ты так отшить меня пытаешься? Гермиона перехватывает книги с тетрадями в одну руку и показывает ему вторую. Обручальное кольцо с большим камнем Гермиона снимает только в том случае, когда идет в душ или ложится спать. В любые другие моменты она его с себя не снимает. И не стала бы. Не стала бы по одной простой и понятной причине. Ник рассматривает кольцо на ее руке, периодически переводит взгляд на Гермиону. Та из глаз молнии буквально мечет, искрится вся. Ник ни разу не видел такого проявления ее характера. Девчонка-то с сюрпризами. — Да ладно, — все еще не верит он. — Я думал, это безделушка, — безразлично жмет он плечами, — типа… бижутерии или что-то в этом роде. Гермиона всеми силами старается держать себя в руках и снова обхватывает учебники. — Нет, не безделушка, Ник, — сжимает она челюсти, когда на мгновение замолкает. — Это обручальное кольцо, я замужем. Парень смотрит на нее с тем же лисьим прищуром. Его улыбка вызывает теперь раздражение у Гермионы. Он начинает переходить границы, это недопустимо. — Давно? — вскидывает он брови. — Какое это имеет значение? — шипит она, чувствуя, как закипает все сильнее. — Я сказала тебе, что замужем. Ты уже должен был прекратить такого рода вопросы. У тебя совершенно отсутствует чувство такта, — заявляет она. Ник воспринимает всю ситуацию, видимо, в совершенно другом ключе. Видимо, здесь, в немагической Британии такого рода ответы от девушек имеют какой-то подтекст. Или парни его сами себе придумывают. Как бы то ни было, Ник все равно делает шаг к ней, запустив одну руку в карман джинс. — Ну ладно, — жмет он плечами, расслабленно глядя на девушку. — Замужем, я понял. Муж-то, как известно, не стена, — поднимает он руку и хочет прикоснуться к волнистой пряди девушки возле левого уха, — подвинется… Гермиона понимает, что доходит до точки кипения. Сжав губы, девушка, резко перехватив поудобнее книги, замахивается и наотмашь бьет ими Ника так смачно, что по просторному коридору вмиг бежит эхо. Ник пошатывается, делая два неуклюжих шага назад, и шипит, хватаясь за голову и морщась. Он смотрит с праведным недоумением на девушку. — Рехнулась? — громче, чем следует, произносит он, от чего по пустому коридору снова бежит эхо. Гермиона с пунцовыми от злости щеками делает несколько смелых шагов по направлению к нему, от чего Ник непроизвольно шарахается назад. Черт возьми, где та милашка, которая без конца мне улыбалась весь месяц?! Кто эта девчонка вообще такая?! — Повторяю в последний раз, Николас, — жестко цедит она, глядя ему в глаза. — Я замужем. Еще раз с такими предложениями подойдешь ко мне, я воспользуюсь не учебниками, и поверь мне, — смотрит она в почти испуганные глаза парня, — ты не захочешь узнать, что будет вместо них. Развернувшись на сто восемьдесят, Гермиона хлещет его волосами по лицу и направляется в сторону выхода с этажа, следуя к лестницам. Злость никак не утихает. Гермиона приходит на следующую пару и искренне радуется тому, что Ника здесь нет. Любимый предмет не помогает отвлечься. Время идет слишком медленно. Гермиона крутит на пальце обручальное кольцо и наконец опускает на него свой взгляд. Она носит его почти целый год, однако чувства, которые она испытывает в самом начале и сейчас… Вещи абсолютно разные. Она помнит первый вечер в поместье сразу после свадьбы. Помнит, как сидит в ванной, заполненной водой, и смотрит на это самое кольцо, мечтая только о том, чтобы пойти на дно ванной вместе с ним и выдохнуть. Да так, чтобы инстинкт самосохранения не сработал. Так, чтобы легкие заполнились водой и наступил покой. Кольцо кажется ей неподъемной ношей. Оно тяжелое, неудобное, слишком неподходящее для нее. Ее происхождения, ее статуса… Ее самой. Сейчас ее пугает тот факт, что она так думала тем вечером. Она смотрит на свое кольцо и думает о том, как правильно оно смотрится на ее руке. Что оно находится на положенном ему месте. И что с синим футляром и замшевыми черными туфлями на каблуке в два дюйма оно смотрится еще лучше. В первые месяцы она постоянно его снимала. Только в присутствии Северуса носила, потому что так было нужно. В начале весны она все чаще начинает носить его. Сейчас конец весны. И она его почти не снимает. Почему я не снимаю его, даже когда Северуса рядом нет? Задумавшись об этом всего на мгновение и наконец задав самой себе этот вопрос, Гермиона прерывисто вздыхает, распахнув глаза. В грудной клетке сердце на мгновение пропускает удар, а слезы застилают глаза, мешая нормально видеть. Джинни открывает ключом дверь и входит в комнату, бросая на тумбочку сумку. Она видит Гермиону, склонившуюся над конспектами за столом. К такому виду по вечерам Джинни уже привыкла. — Привет, подруга, — выдыхает она. — Сегодня без прогулки, ладно? Я немного устала. — Привет, — слегка обернувшись, отзывается девушка. — Хорошо, как скажешь. Чайник горячий. Джинни тревожится, замечая перемену в голосе Гермионы. Она даже толком не смотрит на нее. Джинни хочется спросить, что стряслось, но у нее так сильно устали ноги, и ей так хочется в душ, что разговор приходится отложить. Девушка с превеликим удовольствием нежится в горячем душе, неторопливо ужинает, созванивается с Гарри и уделяет этому определенно много времени, потому что, когда возвращается в комнату, свет уже оказывается выключен, а Гермиона лежит под одеялом лицом к стене. Джинни озадачено хмурится, смотрит в спину подруги, но не решается будить ее. Хорошо, как бы то ни было, они могут поговорить с утра. Девушка ложится в постель и, обняв обеими ногами длинную подушку, которую забрала с собой из Магического Мира, забывается спокойным сном. Длится он недолго. Джинни просыпается от того, что слышит посторонние звуки. Поморщившись, девушка оборачивается и прислушивается. Слышатся глухие всхлипы куда-то в одеяло или подушку, и Джинни пугается спросонья, не представляя, что происходит. — Гермиона, — сонно зовет ее Джинни и тянется к бра над кроватью, включая свет. — Гермиона, что случилось? Джинни убирает назад волосы и, едва разлепив глаза, спускает ноги вниз с постели и не с первого раза поднимается с места. Малыш наверняка спал, и теперь сам не понимает, что за незапланированные действия в период покоя мамы. Джинни подходит к постели подруги и касается ее плеча. — Гермиона, — уже тревожнее зовет ее Джинни, — что случилось? У тебя что-то болит? Вызвать врача? — Я… — всхлипывает Гермиона, — нет… — задыхается в слезах она. Джинни захлебывается в тревоге и тянет подругу за плечо, заставляя перевернуться на спину. Глаза Гермионы заплаканные, покрасневшие, все щеки в алых пятнах, нос течет. Девушка непонимающе смотрит на нее. — Что случилось? — строже произносит Джинни. — Говори уже! Гермиона всхлипывает. Да так горько, так искренне, что сердце сжимается. Она утирает нос рукой и смотрит на подругу. — Я люблю его, — наконец скулит она. Джинни непонимающе хмурится и качает головой. Что она говорит? — Я прошу прощения, — старается разобраться она, — кого?.. Гермиона снова шмыгает носом. По вискам подруги текут слезы, ресницы слиплись, да вся она расклеилась по всем параметрам. Гермиона смотрит на Джинни, а затем снова горько всхлипывает, зажмурив глаза. — Северуса, — выдыхает Гермиона. Джинни замирает от ее слов, но не от шока, а от того, что тут сейчас происходит. Гермиона снова хочет в голос прорыдаться, поэтому опускает основания ладоней на закрытые веки. — Ты что, совсем рехнулась? — не понимает Джинни. — Ревешь-то ты чего?! — громче, чем нужно, спрашивает она. Гермиона в дрожью вздыхает. — От осознания, — воет она. И начинает рыдать пуще прежнего. — Мерлин, дай мне сил, — всплескивает Джинни руками и закатывает глаза. Посмотрев еще какое-то время на подругу, Джинни цокает языком и направляется к тумбочке, чтобы налить стакан воды. Вернувшись обратно, она протягивает его Гермионе. — Успокаивайся живо, — хмурится Джинни и, вручив подруге стакан, возвращается к своей постели, чтобы сесть поудобнее. Гермиона торопливо пьет воду и все еще дрожит, глядя куда-то перед собой. Только когда она допивает его полностью и ставит стакан на тумбочку у кровати, Джинни вздыхает. Сон откладывается на неопределенный срок. — Ну что, так и будешь реветь? — начинает она. Гермиона шмыгает носом, утирая его тыльной стороной ладони, после чего переводит взгляд на подругу. Джинни в этом плане выдрессировала Гермиону под себя просто безукоризненно. Диалог если начинается — наступает время включать голову. — Нет, — еще раз вздохнув, отвечает Гермиона. — Надо поговорить с ним, — сглатывает она. — Я не хочу потерять его, неправильно мы на вокзале попрощались, снова на те же грабли, Мерлин меня подери, — тараторит она, глядя куда-то перед собой. Джинни довольно ухмыляется, глядя на подругу. Все-таки какие же люди все странные. Странные и разные. Радует, когда ты знаешь человека настолько хорошо, что понимаешь все то, что он от тебя утаивает. Это и происходит между лучшими подругами. — Мы же плохо с ним расстались, когда мы уезжали, Джинни, — смотрит она на ей в глаза, — я тебе не говорила… — Да у тебя на лице все было написано, — спокойно отвечает она, опираясь обеими руками на постель, чтобы спине полегче было. — Я просто ждала, когда сама расскажешь. Гермиона задыхается от осознания. Ох, Мерлин, как она счастлива, что Джинни ее самая близкая подруга! Гермиона не представляет себе никого в целом мире, кто мог бы быть на ее месте. — Ох, Мерлин, — хватается Гермиона за голову. — Я не… не хочу терять его, Джинни, ты понимаешь?.. Я просто… Мерлин, — вздыхает она, снова смаргивая накатывающие слезы. — Я люблю его, Джинни. Я его люблю. — Это я услышала, — с улыбкой кивает Джинни. — Дошло наконец, — резюмирует она. — Делать что собираешься? Гермиона бегает лихорадочным взглядом по комнате, а после откидывает одеяло. — Поговорить, — отвечает она, — очень срочно, — вскакивает она на ноги и бросается к шкафу. Открыв дверцу, Гермиона хватает оттуда одну из своих сумок. Джинни вздыхает. — Мерлина ради, сядь, Гермиона, — жестко произносит она. Девушка останавливается, оборачивается к подруге и сжимает в ладони ручки сумки. — Сядь и возьми себя в руки живо, — смотрит она на девушку. — Ты что, бросишь учебу? — Придется, — не задумываясь, отвечает она. Джинни цокает языком, закатывая глаза. — Бред не говори, — резюмирует она. — Зачем действовать себе во вред? Эти курсы необходимы, чтобы ты смогла и дальше блистать в лучшем отделе Магического сообщества. Сядь, — рявкает она. Гермиона семенит к кровати и садится, не выпуская сумки из рук. Гермиона боится злую Джинни так же, как и сам Гарри. Приходится подавить в себе эмоции и начинать думать головой. Импульсивность пора в себе искоренять, в последнее время она только во вред ей действует. — Так, ладно, — отложив сумку, глубоко вздыхает Гермиона, — мне надо увидеть его, чтобы поговорить… — Это без вариантов, — соглашается Джинни. — А теперь думай головой. Гермиона старается думать, но ноги так и рвутся вслед за выпрыгивающим из груди сердцем. — Надо взять необходимые вещи и… — Тебе надо угомониться и включить голову, — прервав ее, жестко произносит Джинни. — Мерлин, Гермиона, ты же одна из умнейших ведьм современности, но порой такие глупые вещи говоришь, я поражаюсь. Ты что, бросишь учебу и оставишь меня тут одну? — смотрит она на подругу. Гермиона сжимает губы. — Да, я давлю на тебя, имею право, ты мне на нервы действуешь, — заявляет Джинни. Гермиона все быстрее успокаивается и теперь правда начинает думать. Действительно, нужно мыслить шире. Подругу она не оставит одну в немагическом мире, к тому же, будь Джинни на ее месте, она бы поступила точно также. Итак, Джинни снова права. Учебу бросать нельзя. Эти курсы в интересах Гермионы, они необходимы ей для работы. Насколько она помнит, по возвращению в Магическую Британию, отец Блейза вернется на свой пост. Ей необходимо быть полностью компетентной, чтобы не ударить в грязь лицом. Ей нужны эти курсы. Нужны, правда, но… И тянуть с разговором не стоит. Если быть откровенным, то хватит уже откладывать что-либо до «лучших времен». Нет никакого «лучше». Есть «здесь и сейчас», и только от нее самой зависит, какое настоящее ее окружает. Да, она страшно скучает. Скучает по дому, потому что поместье именно дом. Она скучает по своему мужу, по своей дочери, по суетливой, никогда не сидящей на одном месте Моди. Она скучает по своей семье. Решить все вопросы можно, если подумать. Выход есть всегда. И теперь Гермиона его видит. — Я могу досрочно сдать экзамены, — наконец произносит она. — Я знаю почти весь курс, меня же Блейз натаскал за последние месяцы. Очень натаскал. — Вот, — поощряет ее настой Джинни. — Уже прогресс. Гермиона активно размышляет, взвешивая все варианты. — А ты сможешь сдать экзамены раньше? — смотрит она на подругу. Она действительно не собирается оставлять Джинни здесь одну. — Думаю, мне без вариантов придется это сделать, — сообщает Джинни и усаживается на постель, раскинув в стороны ноги, чтобы было удобнее. Девушка заботливо разглаживает футболку на животе. — Почему? — склонив голову, интересуется Гермиона. Джинни даже не старется скрыть улыбку. — Кажется, я немного ошиблась в подсчетах, — сообщает она. Гермиона непонимающе сводит на переносице брови. — Что ты имеешь в виду? Джинни вздыхает. — Думаю, твой будущий крестник на мир захочет посмотреть раньше конца июня. — Настолько раньше? — интересуется Гермиона. — На второй неделе июня, — улыбается Джинни. Гермиона задыхается от осознания. — Ох, — не может подобрать она слов, — тогда хорошо… Тогда я поговорю с деканом о досрочной сдаче и за тебя замолвлю словечко, — обещает Гермиона. Джинни фыркает. — Спасибо за заботу, подруга, но я о себе и сама смогу позаботиться. Ты, главное, о себе думай, будь так добра, — просит ее Джинни. — Здоровый эгоизм в тебе муж наконец взрастил, не заставляй меня думать, что его труды напрасны. Гермиона согласно кивает. Внутри все трепещет от того, сколько всего предстоит сделать, чтобы достичь цели. Однако Гермиона не из тех, кто страшится трудностей. Как бы то ни было, любое твое действие повлечет негативную реакцию от сторонних людей. Например, таких как Ник. Главное, научиться держаться от таких подальше. И идти вперед, не оборачиваясь назад. — Ладно, хорошо, — кивает она. — Тогда я прямо с утра пойду к ректору. — Умница, — хвалит ее Джинни. — Заметный прогресс, — она недолго молчит. — Вопрос на миллион… А ты написать своему мужу не хочешь? — Да я писала! — всплескивает руками Гермиона. — Много раз писала, но сова возвращалась со всеми письмами обратно. Видимо, он не в поместье. Если бы был там, сова бы оставляла письмо на карнизе. Или его бы забрала Моди, — Гермиона хмурится. — Дом пустует, — наконец произносит она. — И мне тревожно. Джинни снова вздыхает, поражаясь способности своей подруги к утаиванию. — Молчала-то ты чего? — не понимает она. — Я же могу позвонить Гарри, он проведает обстановку, заглянет в дом. — Нет, что ты! — тут же подрывается Гермиона. — Он подумает, что… — Хватит уже додумывать, Гермиона, — строго произносит Джинни. — Гарри просто проведает дом издалека, если ты не хочешь, чтобы Северус его ненароком увидел. Гермиона задыхается от благодарности и ерзает на постели, не в силах совладать с эмоциями. — Джинни, спасибо, — искренне выдыхает она, — я тебя… — Да-да, знаю, — машет Джинни рукой, — ты меня любишь, что бы ты без меня делала, все понятно, — смотрит она на подругу. — С утра я могу ему позвонить? Мы решили вопрос? Половина третьего ночи, — бросает она взгляд на часы, — я спать хочу. Гермиона также смотрит на часы. Она что, два часа рыдала без остановки, пока не проснулась Джинни? Мерлин, вот это называется «накопилось». Девушка смотрит снова на подругу. — Я… Да, ладно, — соглашается она. — Успокоилась? — спрашивает Джинни, когда поднимается с кровати, чтобы залезть под одеяло. Гермиона с дрожью вздыхает, ощущая усталость в каждой клеточке тела. — Ну так, — неоднозначно отвечает она. Джинни закатывает глаза и залезает в теплую постель. — Ты меня однажды доведешь, честное слово, — сетует она. — Пора брать деньги за услуги семейного психолога. Я клянусь бородой Мерлина, мой декрет полностью бы окупился за короткий срок. Поворчав еще немного, Джинни выключает свет и укладывается спать. Этой ночью даже Гермионе удается уснуть, и она бесконечно радуется, когда, разгрузив за разговором все мысли и хорошенько прорыдавшись, ей совершенно ничего не снится. С самого утра Гермиона полностью вливается в ритм плана, который они ночью продумывают с Джинни. Сразу после завтрака Гермиона направляется к ректору университета и поднимает вопрос о досрочной сдаче экзаменов. Поскольку девушка находится на хорошем счету, да и близкая подруга Блейза Забини, одного из лучших выпускников того года, ректор идет Гермионе навстречу и, пожав руку, принимает ее пожелание. Гермионе назначают сразу четыре экзамена на первой неделе июня, но она оказывается совсем не против. Даже наоборот, просит оставшиеся два поставить на выходные той же недели. Администратор только округляет глаза, но заводит все в систему и отдает ей новенькую зачетку. Джинни также договаривается о досрочной сдаче, и ей тоже идут навстречу, но, пожалуй, не по той же причине, что у Гермионы. Джинни обладает поразительной харизмой, а еще декан ее факультета — женщина, а по совместительству еще и мать троих детей. Договориться о досрочной сдаче, учитывая ее положение, оказывается даже проще, чем Гермионе. Экзамены Джинни также назначают на первой неделе июня, а по трем из них девушка получает автомат, чему не может нарадоваться. Гарри выполняет просьбу Джинни и на следующий день после их разговора наведывается в поместье Снейп, но осторожно, не привлекая к себе ненужного внимания. Однако опасения его оказываются бессмысленны. На воротах даже нет защитного заклинания, поэтому Гарри без проблем попадает на участок. Он заглядывает в окна, но ощущение складывается такое, будто весь дом пустует, словно заброшен. Нигде не горит свет, никакого движения. Гермиона переживает от каждого его следующего слова. — Там вообще никого нет? — не верит она своим ушам, взволнованно покусывая подушечку большого пальца. Джинни держит в руках телефон с громкой связью и внимательно слушает. — Нет, — с помехами отвечает Гарри. Гермиона нервно облизывает губы. — Гарри, мне очень нужно знать, куда они переехали, — просит она. — Пожалуйста, ты можешь как-то это узнать? Из динамика какое-то время слышится только треск. — Я узнаю, — наконец отвечает он. — Позвоню, как будут новости. — Спасибо, Гарри, — задыхается от благодарности Гермиона. Они прощаются, и Гарри кладет трубку, оставляя раскладушку на столе. Он снимает очки и трет на мгновение лицо ладонями. Его бесконечно радует, что девочки возвращаются раньше конца июня, но за подругу он беспокоится. Гарри видит Северуса за прошедший месяц всего пару раз в Министерстве. Он выглядит крайне закрытым, даже здоровается с ним всего один раз. Гарри не знал, что они поссорились перед отъездом. В тот момент все его внимание было сосредоточено на Джинни. Он не знает, как подойти к нему, как завести разговор. Не может же он просто зайти к нему в кабинет и сказать: «Привет! А как дела с Гермионой? Не очень, да? Бывает, что сказать. Кстати, куда вы переехали?» Это было бы глупо по многим причинам. Северус не стал бы откровенничать с ним. Поэтому в тот же день, когда Гарри видит Северуса, он лишь кивает ему, а поговорить на эту тему побаивается. Так он теряет целый день, а времени у них и без того остается до отъезда мало. Девочки уже сдают экзамены, лишний раз дергать их без повода он не хочет, поэтому на следующий день решается, берет себя в руки, собирается с силами и идет к Северусу в кабинет, чтобы получить ответы на свои вопросы. Задумавшись над тем, как ему начать разговор, Гарри смотрит под ноги и не видит, куда идет. Поэтому, наверное, он сразу задевает кого-то плечом, и хорошее воспитание побуждает его тут же на это отреагировать. — Прошу прощения за мою неаккуратность, — машинально придерживает он за предплечья предмет столкновения, — мисс Скитер. — Оу, — сразу расцветает на глазах женщина, — мисс, — смотрит она молодого героя войны снизу вверх, — вы всегда мне нравились, мистер Поттер. — Благодарю вас, — вежливо кивает Гарри. — Чего не скажешь о… — Рита тут же замолкает, сжимая губы. Понимает, что чуть не взболтнула лишнего. Гарри вопросительно вскидывает брови. Рите и хотелось бы сказать пару слов о жене героя войны и ее близкой подруге, но она отказывается от этой идеи. — Многих других, — растянув губы в улыбке, заканчивает мысль она. Гарри смотрит на Риту и понять не может, что же с ней не так. Кажется, все тот же зеленый костюм. Та же брошь, те же очки и светлые кудряшки. Чего-то не хватает, но Гарри никак не может понять, чего именно. Что-то пропало в журналистке. И во внешнем виде, и в голосе. И во взгляде. Гарри замечает стопку папок с документами у нее в руках, и джентльмен в нем просыпается моментально. К тому же, так он может окончательно искупить свою вину за нерасторопность. — Могу я предложить вам помощь? — кивает Гарри. Рита смотрит на мгновение на папки, а после согласно кивает, хмыкая в полуулыбке. — Вот поэтому вы мне и нравитесь, — взваливает она на его руки стопку документов и отряхивает руки, поправляя на себе пиджак. — Следуйте за мной. Гарри едва удерживает равновесие, но не роняет ни одной папки. Мерлин, а она сильная, оказывается! Рита цокает каблуками по коридору, а за ней следом идет Гарри. Идти до ее офиса приходится всего пару сотен метров. Рита открывает свой офис и оставляет дверь открытой, направляясь к чайнику чая, который парой минут ранее принес домовик. — Оставляйте на столе, — небрежно машет рукой Рита, возвращаясь к своему занятию. — Желаете чаю, мистер Поттер? — Спасибо, мисс Скитер, но мне необходимо вернуться в свой офис, — замечает Гарри, когда кладет на стол папки. — Бросьте, мистер Поттер, свежий черный чай с чабрецом. В стенах Министерства всегда холодно, даже летом, вы не находите? Гарри уже собирается отойти от стола, как вдруг взгляд падает на два раскрытых письма, лежащих рядом. Парень задерживает на них взгляд непроизвольно ровно в тот момент, когда видит на листе написанное размашистым почерком имя. Дейзи. — Да, разумеется, — Гарри даже не понимает, на что отвечает. Рита продолжает суетиться возле столика с сервизом. Гарри бегает взглядом по строчкам, но не успевает понимать и половины, выхватывает фразы из текста. «Моя дорогая Рита!», «Моя дорогая Розамунд!». Рита снова что-то говорит, Гарри опять отвечает согласием. «Дейзи чудный ребенок». «Хорошо, что он ее выгнал». — Ваш чай, мистер Поттер! Гарри вздрагивает, поднимая взгляд, но Рита не замечает подвоха, лишь с улыбкой протягивает ему чашку. Поттер понимает, что ему сейчас совсем не до чая, ему нужно как можно скорее добраться до телефона и позвонить Гермионе. — Спасибо вам, мисс Скитер, но мне правда нужно идти, — пробравшись боком в сторону двери, произносит Гарри. — Всего доброго вам! — И вам, — кивает Рита, глядя на волшебника. Гарри бросает взгляд на журналистку еще раз и наконец понимает, что именно не хватает женщине. Ее губная помада алого цвета. Ее больше нет. Рита Скитер ее больше не носит. Рита остается в своем кабинете одна, стоя в центре комнаты с двумя чашками горячего чая в руках. Оставив одну из них на столике возле сервиза, Рита возвращается на свое рабочее место и ставит чашку с чаем на стол. На ее плечо садится жучок и ласково щекочет длинными усами шею журналистки. Рита складывает разложенные на столе письма и кладет их в верхний ящик, закрывая его на ключ, после чего поворачивается на крутящемся стуле к стеклу и кладет ногу на ногу. На коленке тут же устраивается ее жучок. — Надеюсь, это им всем поможет, — берет она в руки чашку чая и делает большой глоток. Разбитое сердце первое время разбивает и толстую, неприступную броню. На стенке чашки больше нет следов ее губной помады. Гарри почти летит обратно в офис и хватает в руки телефон, набирая супругу. Три гудка кажутся вечностью, но Джинни вскоре поднимает трубку. — Милый? — чуть хмурится Джинни. — Ты обычно вечером звонишь. Что-то случилось? — Гермиона, — произносит он, — мне нужна Гермиона. — Да, сейчас. Джинни тычет пальцем подругу в плечо, вынуждая ее проснуться. У нее небольшой перерыв, Гермиона настраивается на следующий экзамен, который начнется у нее через час. Девушка трет глаза и берет в руку телефон, подставляя его к уху. — Гарри? — Сразу скажу, что я сделал дурной поступок, потому что сунул свой нос в личное дело человека… — Гарри, что ты тараторишь? — морщится она, поднимаясь на ноги, чтобы быстрее проснуться. — Постой, я не понимаю. — Я помогал Рите Скитер донести папки до офиса и увидел у нее на столе письма. Я случайно прочел, клянусь тебе, — заверяет ее Гарри. Гермиона понимает, что просыпается окончательно, и обнимает себя рукой. — Кому было адресовано письмо? — спрашивает она. Гарри какое-то время молчит. — Какой-то, — он задумывается, — Розамари или… — Розамунд? — тут же реагирует Гермиона. — Да, точно! — восклицает он. — Ты ее знаешь? В животе комом сворачивается тревога. Начинает подташнивать. Гермиона помнит, как холодно приветствует ее Розамунд на вокзале и не дает ей толком попрощаться с Дейзи. — Гарри, что было в письме? Гермиона переминается с ноги на ногу, тяжело дыша. — Я только частями прочел и… — Ну же, Гарри, не томи, — просит его девушка. Из динамика какое-то время доносится только треск. — Дом пустой не просто так, — начинает Гарри. — Там нет Дейзи, потому что она живет с этой Розамунд, а Моди… Гермиона сглатывает, сжимая в ладони мобильник. — Что с ней? — спрашивает она. Гарри недолго молчит. — Скитер пишет, что правильно Снейп ее выгнал, — наконец произносит он. Гермиона смотрит перед собой, переваривает. Гарри слышит тишину на том конце провода и сжимает пальцами переносицу. — Мне жаль, Гермиона. Жаль, что он не оказался тем, кем ты всегда хотела его видеть. — Он не со зла, — тут же отвечает девушка. Гарри непонимающе хмурится, ерзая на стуле. — Что? — Он не со зла, — повторяет она. — Он не хотел этого делать. — Почему ты так уверена? — не понимает он. — Потому что я знаю своего мужа, Гарри, — уверенно произносит она. — Теперь я знаю, с чего начать. Спасибо тебе, Гарри, я все поняла. Гермиона уже идет обратно к Джинни, чтобы собрать плед и направляться на сдачу экзамена. — Гермиона, я не понял ничего. — Я обещаю, что однажды мы все сядем и дружно посмеемся над всем, что произошло за последний год, но сейчас мне надо идти, — заверяет она. Гарри тяжко вздыхает, девушка это слышит. — Я тебе доверяю, сама знаешь, так что… Ладно. — Спасибо, Гарри, до связи. Закрыв телефон, Гермиона возвращает его Джинни и, улыбнувшись, помогает встать. Неделя пролетает по щелчку пальцев. Гермиона и Джинни усиленно трудятся над конспектами и билетами, намереваясь выйти с экзаменов с высокими баллами. Джинни везет невероятно, потому что она получает еще один автомат. Как раз по тому экзамену, к которому она не хотела готовиться. Гермиона полностью отдает себя учебе, даже спать порой не успевает. Она сдает свой последний экзамен в субботу, и они с Джинни празднуют ее табель «превосходно» покупкой билетов обратно домой на следующий день. Гарри заверяет, что встретит их обеих, и страшно рад столь скорому возвращению. Джинни пока Гарри не упоминает, что они максимум через неделю станут родителями. Гермиона получает из рук декана факультета свой диплом и жмет ему руку. Мужчина очень просит ее однажды еще к ним прийти на какие-нибудь курсы, потому что она здорово поднимает планку университета своими знаниями. Она с улыбкой обещает, что подумает. Гермиона и Джинни собирают вещи со скоростью света, все утрамбовывают в сумки, а в последний вечер идут в любимое кафе Джинни, чтобы она напоследок съела этот превосходной круассан с какао и морковный торт. Они покидают Британию почти с удовольствием, потому что, оказывается, обе скучают по дому. Джинни без Гарри жизни не видит. Гермиона, как оказывается, без Северуса тоже. И это открытие больше не поражает. Просто все наконец встает на свои места. Гарри встречает их с искренними улыбками, обнимает Гермиону, а затем от Джинни вообще почти не отходит, спрашивая о ее самочувствии, сетуя на то, что пропускает драгоценные мгновения, когда малыш толкается, и наконец отмечая, как он подрос. Гермиона целует ребят на прощание и сообщает, что ей необходимо разобраться с одним очень важным делом, на что друзья лишь кивают, не задавая лишних вопросов. Знают Гермиону: пока не будет результата, ни о чем не рассказывает. Поэтому она берет сумки и садится в электричку, зная, куда нужно ехать. Она бы с удовольствием воспользовалась трансгрессией, но в том месте никогда не была, только слышала рассказы. Обратная дорога будет проще. Гермиона идет вдоль узкой улицы и смотрит на таблички домов, запрокинув голову. С районом она не ошиблась, с улицей тоже. Остается дело за малым. Она специально идет вдоль задних дверей домов, потому что в центральные ей нет смысла идти. Заприметив необходимый номер дома, Гермиона на мгновение останавливается и, вздохнув, следует к двери. Оставив сумки возле ног, девушка поднимает руку и три раза стучит. Вдалеке лает какая-то собака, и Гермиона на мгновение поворачивает голову на звук, но затем снова смотрит перед собой. Сначала по ту сторону дома тишина, но вскоре ручка мягко поворачивается, и дверь открывается. Гермиона опускает взгляд. Перед ней стоит эльфийка преклонного возраста. Одета она куда хуже, чем Моди, но на то есть свои причины. Девушка мягко кивает и старается улыбнуться. — Здравствуйте, — вежливо произносит она. — Вы — Эванжелина? Пожилая эльфийка задыхается от проявленной воспитанности. С ней никогда не здоровались, никто не обращался к ней на «вы», и уж тем более последние восемьдесят лет ее никто не называл полным именем. За одним исключением. — Да, мисс, — кланяется она. — Моди, — продолжает Гермиона. — Она здесь? Эванжелина медленно открывает дверь и пропускает молодую волшебницу в дом, ни капли не беспокоясь за ее порядочность. Гермиона входит внутрь и оглядывается. Мрачная маленькая кухня, видно, что владельцы дома не имеют крупных средств. Они почти выживают. На плите томится в грязной кастрюле булькающий капустный суп, и душный запах варева стоит под потолком. Возле старого рассохшегося стола стоит всего один стул. Видимо, в доме живет всего один волшебник. Судя по обстановке в доме, очень и очень преклонного возраста. Гермиона уже думает о том, что предложит Эванжелине место в своем доме, когда ее служба здесь будет закончена. Задумавшись о другом, она не сразу замечает Моди, которая стоит недалеко от печи, сжимая перед собой в замок руки. Гермиона останавливается и смотрит с бесконечным теплом на пожилую эльфийку. Она не представляет, что именно Северус сказал Моди. Знает только, что он не хотел этого делать. И что Моди сама давно простила его, знает же взрывной характер хозяина, она с пеленок его воспитывает. Гермиона отмечает, что Эванжелина и Моди правда друг на друга похожи. Неудивительно, они же родные сестры. Девушка садится на колени и ободряюще улыбается. — Моди, — тихо произносит она, не замечая, как по щекам сами начинают бежать слезы, — пора возвращаться домой. Моди делает несколько неуклюжих шагов вперед и, раскрыв руки, обнимает молодую жену хозяина за предплечья, спрятав взгляд. Пожилая эльфийка рыдает, не скрывая своих слез, а Гермиона обнимает ее в ответ, глядя на мир через соленую дымку, и покачивается на месте.

***

Северус трансгрессирует с завидной ловкостью и твердо стоит ногами на земле. Он смотрит на небольшой двухэтажный дом, зажатый с обеих сторон другими зданиями, и глубоко вздыхает. С момента разговора с Ритой проходит почти целая неделя, и это время ему было необходимо, чтобы все расставить по местам и начать исправлять ошибки, которые он совершил. Он сталкивается с первой проблемой почти моментально. Когда Моди уходит, он даже не понимает, куда именно. О любых родственных связях эльфийки Северус не осведомлен, о ее друзьях тоже. Он наведывается четыре раза на рынок, где закупается Моди продуктами для дома, но, сколько бы он ни спрашивал, везде получал один и тот же ответ. Никто понятия не имеет, где Моди. Ее никто целый месяц не видел. Северус чувствует волну тревоги и злится сам на себя. Он отсыпает пригоршню монет почти всем торговцам с просьбой сообщить ему любую информацию, если она здесь появится. Торговцы соглашаются с его условиями. Северус почти сразу понимает: даже если они что-то увидят, бежать ему и докладывать никто не станет. По крайней мере, Северус хотя бы пытается. Он разбирается с делами на работе со всей присущей ему страстностью. Он просит Люцинду, своего секретаря, отсеять все безнадежные случаи, всех бедняков или виновных в своих проступках посетителей. Северус не намерен больше терять свой статус на работе, не для того он столько трудился. Из тридцати претендентов на его помощь остается лишь семеро. Ознакомившись с проблемой каждого из них, Северус берется за все эти дела. Его начальник говорит всего одну фразу: «С возвращением», и Северус может поклясться, что понятия не имеет, о чем именно говорит начальник. Северус разрывает контракт с арендодателем квартирки, которую он снимает, и относит вещи в свой офис, потому что он рядом. Все остальное он перенесет в дом, когда закончит с более важными делами. Он пишет письмо Розамунд о том, что в воскресенье с утра прибудет в гости. О причине своего визита он не упоминает, но ставит ее в известность о своем прибытии. Старые привычки у него не отнять. Розамунд присылает ответное письмо несколькими часами позже и искренне радуется визиту. Дейзи тоже его ждет. Северус упоминает, что прибудет рано утром, и просит ее не будить Дейзи. Знает, что она спит ровно до девяти. Розамунд обещает, что так и сделает. И вот сейчас он стоит возле калитки ее дома, город только-только начинает просыпаться, занимается блеклый рассвет, а на душе у него все еще неспокойно. Неспокойно, потому что он понимает, что ему предстоит сказать и сделать. Главное, сказать. Он поднимается на крыльцо и дважды стучит в дверь. Северус опускает руку и без надобности поправляет полы мантии, опустив на мгновение взгляд. Слышится звук открывающегося замка, после чего дверь тихонько открывается, и на пороге появляется хозяйка дома. — Ох, Северус, — вся расцветает на глазах Розамунд, открывая дверь. — Проходи-проходи. Северус входит в дом и останавливается на небольшом ковре рядом. Розамунд закрывает дверь и на мгновение поворачивается к нему. — Идем, я поставлю чайник, — все еще шепчет она. — Домовика у меня нет, сам знаешь. Как я рада тебя видеть! — снова улыбается она. Северус замечает, как преображается Розамунд за этот месяц. Глаза ее искрятся счастьем, она немного потеряла в весе, но ей очень идет. Даже с бигуди в волосах Розамунд теперь выглядит не старше своего возраста. Кажется, она впервые за долгое время выглядит именно как младшая сестра Мелоди. Невероятно, как ребенок в доме смог повлиять на нее. И как сама она преобразилась, снова впустив в свое сердце любовь. — Идем-идем, дорогой, — машет она рукой, направляясь на кухню, а затем вдруг останавливается, возвращаясь обратно. — А ты, кстати, почему решил приехать? Ты не сказал в письме. Просто в гости? Розамунд сыплет вопросами, и Северусу впервые становится жаль, что все случается именно так, потому что забывает одну простую истину. Всякое действие имеет свои последствия, а одно обстоятельство всегда сменяется другим. — Я приехал за Дейзи, — решается Северус. — Я приехал, чтобы забрать ее домой. Розамунд замирает на месте, глядя на гостя в своем доме. Улыбка медленно сползает с ее губ, взгляд гаснет. Она непонимающе хмурится, все еще старается улыбнуться. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает она. — Что значит… забрать? Ты же, — задыхается она словами, улыбку больше не натягивает, — ты же сам сказал, что все меняешь в жизни. Что переезжаешь и… — Я не переезжаю, — сдержанно произносит он. — Я возвращаюсь в поместье, там мой дом. И дом Дейзи. Розамунд делает два широких шага вперед и выставляет вперед указательный палец. Ее дыхание сбивается от приступа злости, лицо краснеет. Северус был готов к такой реакции, он знает, чья она сестра. — Она тебе что, мячик какой-то? — цедит Розамунд. — Дейзи — не игрушка, а живой человек, — смотрит она в темные глаза мужчины. — Я не отдам тебе ее, Северус. Розамунд разворачивается в сторону кухни и делает несколько шагов, но затем вдруг останавливается, вздыхает, о чем-то активно думая, и возвращается обратно. Северус просто стоит на своем месте и не отвечает на ее выпады. Знает, что ей надо выговориться. — У меня никого нет, кроме нее, — выдыхает Розамунд, и Северус видит, что ее глаза начинают блестеть. — Зачем она тебе? — в сердцах выдает женщина. — Дейзи должна остаться со мной. Она знает, что Северус — отец Дейзи. Знает, что он любит ее. По-своему, немного холодно и даже, в некоторой мере, жестко, но любит. Связь родителя и ребенка в данном случае исключительная. Как бы Розамунд ни старалась, что бы ни делала, Дейзи вспоминает отца каждый день и свою мачеху тоже. Родную мать она почти не помнит, пусть Розамунд и показывает ей фотографии. Мелоди больше не ее мать. Дейзи видит маму в молодой волшебнице, которая связывает свою жизнь с ее отцом. Северус смотрит на то, как дрожит Розамунд, и в это самое мгновение она так сильно становится на нее похожа, что этому не подобрать слов. Не внешне, нет. У Мелоди ярко-зеленые глаза и пушистые каштановые волосы, Розамунд с глубокими голубыми глазами и светлыми прямыми волосами. В этот самый момент он видит, как схожи их характеры. Понимает, что в их жилах течет одна кровь. — Ты так на нее похожа, — сводит на переносице брови Северус и чуть сжимает губы. — Так похожа на Мелоди. Розамунд смотрит в глаза мужчины, и у нее внутри все дрожать начинает. Она скучает по Мелоди, страшно сильно, смертельно скучает по сестре, но… Розамунд видит, что не одна таскает на сердце утрату. Она видит, что Северус скрывает глубоко внутри страшную гирю. — У нее всегда было семь пятниц на неделе, — старается улыбнуться сквозь слезы Розамунд. — И Мелоди никогда не думала о будущем, — она недолго молчит. — Поэтому тебя, наверное, и выбрала. Любила настоящим, — женщина кивает. — За двоих. Розамунд смотрит на него, сама уже не замечает, как слезы бегут по щекам. Она скажет ему об этом, потому что ему нужно это услышать. Прошло уже несколько лет, но ей нужно произнести это вслух. Чтобы он смог жить дальше. — Ты не виноват в ее смерти, Северус, — наконец произносит Розамунд, горячие слезы бегут по щекам. — Ты должен это услышать. От меня. Северус ощущает бешеную дрожь в руках. Он сцепляет их в замок перед собой и сжимает челюсти. В глотке встает страшный ком слез, глаза щиплет. Он кивает, несколько раз кивает, потому что знает, что не сможет сказать ничего в ответ. Он мучает себя все месяцы после ее смерти. Он приходит в ее спальню каждое утро и просит у нее прощения. Ему нужно было это услышать. Смерть случается. От этого не убежать. Она внезапная, к ней нельзя быть готовым. Главное, не позволять ей держать тебя в прошлом, потому что жизнь, так или иначе, следует дальше. И нам всем приходится поспевать за ее ритмом. Дверь в комнату открывается, и Розамунд с Северусом реагируют на звук. Дейзи выходит из спальни, потирая глаза. Темные волосы растрепаны после сна, один носочек скатился до щиколотки, штанина пижамы задрана. Дейзи зевает и, убрав руку от лица, тут же замирает, распахнув глаза. — Папочка, — шепчет она, во все глаза глядя на родителя. — Папочка приехал! И невозможная зелень смотрит на него с той же неиссякаемой, бесконечной любовью, которой Северус больше не находит в себе сил пренебрегать. Он сдается. Сдается и отпускает. Свое тяжелое детство, жестокого отца, несносных гриффиндорцев, свою первую любовь с зелеными глазами, смерть, боль, Темного Лорда, две магические войны, вторую смерть зеленых глаз. Он отпускает все это, позволяя себе вздохнуть полной грудью. Вздохнуть, упав на колени и раскрыв руки. Вздохнуть, когда маленькое тело с размаху врезается в него, обвивая руками шею. Осознать, сколь много ошибок он сделал. Понять, что никогда не поздно исправлять их. Сделать первый шаг. И обнять свою дочь, крепко прижав к груди. Прикоснуться щекой к ее темным волосам, зажмурить глаза и дышать ее светом, ее теплом и детской наивностью. Держать в руках эпицентр собственной жизни, маленькую Ахиллесову пяту. Принять тот факт, что он сам не сумел бы этого понять, если бы не она. Если бы не его жена. — Мы домой едем, да, папочка? — смотрит Дейзи в лицо родителя и тут же перестает улыбаться. — Папочка, ты плачешь? Северус обессиленно улыбается, не представляя себя, что действительно не может контролировать это впервые за очень долгое время. Нельзя было отключать эмоции, напрасно говорят, что человек становится уязвимым. Он просто становится живым. Девочка ведет ладошкой по щеке родителя. — Не плачь, пожалуйста, — просит она. Северус ловит маленькую ладонь девочки и накрывает ее своей, закрывая глаза. Он снова не может сдержать улыбку, хотя слезы по-прежнему бегут по щекам. Северус открывает глаза и смотрит на дочь. — Прости меня, Дейзи, — шепчет он, глядя в невозможно зеленые глаза дочери, обрамленные темными ресницами. И Северус не может понять, кому он это говорит на самом деле. Дейзи, Мелоди, себе или всем сразу. Но он говорит, вот что самое важное. Дейзи улыбается и гладит ладошками по щекам родителя. — Хорошо, — просто кивает она, сияя улыбкой и не представляя себе, на что отвечает и почему именно так. Дейзи снова обвивает руками шею родителя, и Северус обнимает ее в ответ, закрыв глаза. Розамунд смотрит на них издалека и не скрывает своих слез, доставая с полки сумку для вещей девочки. Разумеется, она отпускает Дейзи. Разумеется, девочка вернется домой в свою настоящую семью. Сумасшедшую временами, несносную порой, но семью. Где у нее будет два родителя. Где ее будут любить с каждым днем только сильнее. Розамунд не умеет прощаться. Она только помогает Дейзи одеться, собирает ее сумку, кормит завтраком перед дорогой и остается на пороге, скрестив на груди руки. Дейзи целует Розамунд в щеку на прощание, и женщина всеми силами держится, чтобы не расклеиться снова. Северус усаживает Дейзи в автомобиль и застегивает ремни безопасности, после чего оставляет сумки и возвращается к крыльцу, где все еще стоит Розамунд. Солнце давно встало, весь двор залит светом. Розамунд морщится на солнце. — Спасибо, Розамунд, — произносит Северус, остановившись возле крыльца и глядя на женщину снизу вверх. Я не умею прощаться. — Иди уже, на поезд опоздаете, — фыркает она. Северус ухмыляется и опускает на мгновение взгляд, после чего снова смотрит на Розамунд. — Приезжай на выходные, — просит он, — только… — Заранее писать, на какие именно, — машет она рукой. — Знаю я все, знаю. Розамунд отворачивается, скрещивая руки на груди, и смотрит куда-то в соседний двор. Северус видит, что у нее снова блестят глаза. Мужчина кивает и возвращается к автомобилю, усаживаясь на сидение и закрывая дверь. Он видит, как Розамунд провожает их машину взглядом, пока она не скрывается из виду. Дорога пролетает незаметно. Дейзи занимается своими делами, рисует и показывает результаты Северусу, за что он ее хвалит, потому что получается все лучше и лучше. Дейзи засыпает прямо у него на руках, и это кажется таким новым и странным, что этому не подобрать слов. Северус просто смотрит на то, как она спит, как трепещут ее ресницы, и размышляет. Дочь. У меня есть дочь. Маленькая девочка, которая носит мою фамилию и спит на моих руках. Дочь. Я отец. От вокзала до дома Северус снова просит транспорт, потому что не стал бы подвергать опасности Дейзи и втягивать ее в трансгрессию. Это может быть опасно для жизни. Уже почти подъезжая к дому, Северус задумывается о бытовых вещах. В доме холодно, он не был там долгое время. И за продуктами следует сходить. И Моди нет. Сначала все эти бытовые неурядицы здорово его пугают, но в скором времени он берет себя в руки. Нет ничего такого, что нельзя было бы решить. Он справится. Северус уверен, что справится. Добравшись до поместья, Северус платит водителю и отпускает его домой. Взяв сумки Дейзи в одну руку, а ладонь дочери в другую, Северус входит на участок. Он помнит, что не ставит защитное заклинание на ворота, поэтому спокойно проходит к дому. Занимается закат. Дейзи устала и наверняка хочет есть, этому стоит уделить большее внимание. Северус достает ключ из кармана мантии и вставляет в скважину. И хмурится, когда даже не успевает провернуть ключ, а дверь уже открывается. — Встань за мной, — заводит Северус дочь за ногу и, оставив сумки на крыльце, достает волшебную палочку, осторожно открывая дверь. Из дома на улицу идет тепло. Пахнет жареным картофелем и шарлоткой. Северус открывает дверь сильнее и замирает. Она стоит возле статуи спиной к ним и протирает ее от пыли, суетливо прикасаясь к каждой детали. — Мамочка! Голос Дейзи эхом разбивается под потолком просторного холла, и Гермиона оборачивается. Водопад ее пушистых волнистых волос падает за спину, и девушка лучезарно улыбается, присаживаясь на корточки и раскрывая руки, когда Дейзи мчит к ней со всех ног. — Мамочка, ты здесь, — задыхается от счастья Дейзи, крепко обнимая ее за шею. — Конечно, здесь, — обхватив ее лицо ладонями, звонко целует она дочь в обе щеки и гладит по волосам. — Где же мне еще быть? Я же обещала, что скоро вернусь. Дейзи обнимает ее снова, и Гермиона, подняв взгляд, замечает на пороге застывшего супруга, который смотрит на нее во все глаза. Сердечный ритм тут же сбивается. — Тебя еще кое-кто хочет видеть, — выпуская дочь из объятий, сообщает Гермиона. Эльфийка появляется на пороге кухни, тепло улыбаясь. — Моди! — вопит Дейзи, срываясь с места. Гермиона провожает девочку взглядом, зная прекрасно, что Моди о ней позаботится, поэтому поднимается с места и, обхватив себя руками, медленно направляется к своему мужу, не отрывая от него взгляда. Лишь когда она проходит близко к нему, направляясь к выходу из дома, им приходится оторвать друг от друга взгляд. Гермиона проходит чуть вперед и разворачивается на каблучках туфель. Северус стоит в двух метрах от нее. Они оба молчат, собираются с мыслями, а сказать ведь надо. Столько всего надо сказать, что даже слегка подташнивает. Их слова висят в воздухе, руку можно протянуть да сжать между пальцами, но сил нет на это ни у одной, ни у второго. Разве что… — Я сказал много глупостей тогда, — начинает Северус. Разве что кто-то из них наконец начнет. — Это все потому, что я… — Северус задыхается словами, глядя на нее. Такую утонченную, взрывную и нежную. Импульсивную, жесткую, сердечную и живую. Он всегда лишь думал о ней. Теперь он хочет сказать ей то, о чем целый год думал. — Я клянусь, — решается он, глядя ей в глаза, — я не любил так никогда в своей жизни. Гермиона смотрит в глаза мужу, насмотреться не может. Моргать боится, вздохнуть лишний раз, только бы не пропустить ничего. Только бы слышать каждое его слово, только бы видеть каждую черту его лица. — Я никогда не знал чувства ревности так сильно, как это случалось с тобой, — продолжает Северус. — Меня никогда так не тянуло к человеку. В животе все сжимается, сердце стучит в груди так сильно, что потеют ладони, а все тело бьет дрожью. В глазах встают слезы от осознания, как долго они оба молчат о том, о чем стоит говорить. — Я знаю, что бываю груб, — чуть хмурится Северус, — что бываю несносен и жесток, — он замолкает на мгновение, а после опускает взгляд. — Я знаю, что не достоин тебя, но, пожалуйста… Если бы ты дала мне шанс доказать тебе, что я готов сделать все, — поднимает он взгляд, — чтобы… Ее тепло врывается в его личное пространство, а мягкие губы накрывают его собственные. Она сжимает пальцами его мантию на груди, прижимаясь к нему всем телом, а он обхватывает ее лицо ладонями, утягивая в поцелуй. Северус целует сам. С бесконечным трепетом, с бушующей нежностью и горячим сердцем. Целует свою жену и понимает, что целовать в этом мире хочет только ее и никого больше. Гермиона целует его в ответ, зажмурив глаза и мягко втягивая в себя его верхнюю губу. В легкие попадает запах его одеколона, от чего сердце начинает заходиться в сумасшедшем ритме. Ее разрывает от безмерного счастья. Они прикасаются друг к другу лбами, когда прекращают поцелуй, и не открывают глаза. Гермиона медленно расцепляет дрожащие пальцы с его мантии и теперь плавно водит по материалу ладонями. Северус опускает руки вниз и мягко касается ее талии пальцами, прижимая к себе ближе. Он чувствует пульс у нее в солнечном сплетении и по линии живота прямо через ткань одежды, когда она чуть прогибается ему навстречу. — Прости мне мою импульсивность, — негромко произносит он, когда продолжает водить пальцами по ее спине, — мне не следовало говорить то, что я сказал на вокзале. — А ты прости, что не сказала про учебу, — сразу отзывается она, чувствуя дыхание мужа на своей щеке. — Ты имел право знать, просто я… И все, и нет слов. Гермиона не знает, как объяснить ему, почему она молчала. Почему боялась все потерять. Северус не представляет, как объяснить ей, что он боялся ее неискренности и ухода сильнее всего на свете. Впервые за долгое время он понимает то, о чем она не может сказать. И она тоже. Теперь они оба чувствуют друг друга на иной волне и понимают причины своих поступков. И Северус кивает: — Я понимаю. — И прости мне мою наивность, — на мгновение зажмурившись чуть сильнее, произносит она, — я ведь почти поверила твоим словам… Гермиона поднимает голову и открывает глаза. Весь мир становится яркий, подернутый синеватой дымкой, потому что солнце успевает пригреть ей веки. Северус смотрит на нее в ответ. — Каким? Смотрит в ее распахнутое карее море. И как ее зрачки жадно пульсируют навстречу ему. Он не представляет себе, даже предположить не может, что выдает себя точно таким же образом. — Что я не нужна тебе, — шепчет она. Они друг другу много глупостей наговорили, оба признают это. Это была глупость, была ложь. Такая неумелая, глупая ложь, что диву даешься. Сейчас они стоят рядом, смотрят друг другу в глаза и своими извинениями говорят вслух о том, что любят друг друга. Даже Гермиона, которая эти слова всегда боялась вслух сказать. За этот год многое случилось. А их прощание на вокзале… Что ж, они оба погорячились. Поторопились с выводами. Оступились. Это нормально. Нормально совершать ошибки. Это жизнь, мы не можем быть ко всему готовы. Главное, научиться наступать на горло собственной гордости, когда это требуется, чтобы не ранить близкого тебе человека и пойти ему навстречу, чтобы вместе работать над совершенными ошибками. Северус поднимает руки и снова мягко обхватывает ее лицо ладонями. Гермиона опускает пальцы на его запястья. Она скучала по биению его сердца. — Я хочу спросить тебя, — смотрит он ей в глаза. — Что угодно, — мягко отзывается она, рассыпаясь в его ласке. Его дикий зверь снова высовывает морду из клетки и идет на ее ласку, тычась мокрым носом в сухую ладонь. — Если бы я спросил… — Если бы? — прерывает его девушка. — Снова задаешь вопросы не напрямую? Ты уже как-то задал мне вопрос, который начинался на «если бы». …и я вышла за тебя замуж. — Ты невозможна, — вздыхает Северус и отводит на мгновение взгляд в сторону, после чего снова смотрит на Гермиону. — Я знаю, — улыбается она. И я люблю тебя за это так сильно, что ты и представить себе не можешь. — Хорошо, — сдается Северус. — Задам вопрос напрямую. Гермиона вопросительно вскидывает брови, продолжая гладить его запястья. Северус смотрит ей в глаза, мягко касаясь подушечкой большого пальца ее скулы. — Ты выйдешь за меня? — произносит он. Гермиона смотрит ему в радужки, замечая, что они снова того прелестного оттенка шоколадной патоки, после чего опускает взгляд. — Мы женаты, Северус, — чуть поворачивает она голову и прикасается губами к его участку ладони под большим пальцем. — У нас годовщина через полтора месяца. Не зря говорят, что первый год в браке самый сложный. — Я знаю, но, — она поднимает на него взгляд. — Я хочу спросить тебя об этом сейчас, — смотрит он на нее. — Именно сейчас спросить тебя об этом еще раз. Когда мы оба изменились. Когда оба чувствуем себя совершенно другими людьми. — Ты выйдешь за меня? — снова спрашивает он. Гермиона вновь опускает взгляд и задумывается. Северуса в дрожь бросает от ее молчания и сосредоточенности. Гермиона держит бесстрастное выражение лица, чем пугает его еще сильнее, как вдруг распахивает губы. — Ладно, — шепчет она. А затем поднимает взгляд и улыбки сдержать не удается. И происходит то, чего Гермиона никогда в жизни не видела. Северус улыбается. Искренне, широко, ярко. Так, что смешинки путаются в уголках его глаз, а на щеках играют ямочки. Он сокрушенно качает головой и склоняется к ней, утягивая в поцелуй. Входная дверь поместья открыта, теплый июньский ветер врывается в дом и мчит по комнатам. Забегает в столовую, где Дейзи ест за столом, болтая ногами, мелькает на кухне, где готовится ужин. Снует в подсобке с зельями, где стоит холодный котел, и снова мчит в холл, чтобы ворваться в следующие двери. В комнату с фортепиано, стульчик которого поставили на положенное ему место, в библиотеку, где в камине мелькают языки пламени, а на софе лежит открытая книга Джейн Остин. Ветер мчит лентой вдоль перил, поднимаясь на второй этаж. Забегает в спальню хозяйки дома, играя со шторами, в комнату хозяина, потушив огонек свечи, и в комнату Дейзи, уронив с полки плюшевую мышку. А затем ветер направляется в правое крыло дома, куда ковыляет Моди, придерживая рукой поясницу. Пожилая эльфийка выполняет поручение хозяина и щелкает пальцами, в результате чего густая темнота коридора растворяется и взмывает ввысь, исчезая под потолком. Моди открывает дверь спальни в вишневых тонах, зажигает канделябры и начинает делать уборку.