Вместе под дождём

      — Ты, конечно, не колода карт, но такую как ты я был бы не прочь разложить на столе, — Джеймс ухмыляется, но Аврора лишь хмыкает, игриво подмигивая на столь дерзкую фразу.       — А ты, солнышко, пусть и не выглядишь похожим на экзамен, но я была бы не прочь завалить все наши с тобой встречи к чертям, ведь ты бесишь похлеще всякого зельеварения.       Она улыбается мягко, пусть и не без издевки, — Джеймсу в целом плевать на последнее, так как он оказывается искренне заворожен подобным зрелищем. Радость от осознания, что его не игнорируют, как обычно, приносит настоящее удовольствие.       Кажется, это цепляет за живое.       Возможно, он сходит с ума.       — Прекрати докучать мне, солнышко, — тем временем всё так же ласково тянет девушка, едва заметно хмурясь. Заминку Поттера она воспринимает по-своему, поэтому разворачивается на высоких каблуках, чтобы в спешке покинуть нудную для неё библиотеку.       Тогда-то Джеймс понимает, что он попал.       И попал он не абы как, а по-крупному.       Ведь она — младшая кузина Сириуса, а ставить дружбу с приятелей ниже какой-то девки он не был готов.       Но она — сестренка Сириуса! И это, черт возьми, звучит пиздец как притягательно, ведь она, блэковское недоразумение, почти такая же неправильно-правильная, как и её старший братец. И Джеймсу кажется, что он придаёт этому значение больше дозволенного, чем должен был.       «Блять, как же ужасно».       — День самоуправления, — оповещает друзей появившийся из ниоткуда Римус, спеша присев на скамью в Большом зале рядом с друзьями. — Я уже выпросил у Макгонагалл третью пару у второкурсников Гриффиндора и первую по чарам у Флитвика с пуффендуйцами. Не думаю, что когда-нибудь стану профессором в будущем, однако опыт, несомненно, окажется интересным…       Сириус только-то и вздыхает.       — Лунатик, а Кошечка про нас словечка часиком не обронила, а?       — Нам с Сохатым и Бродягой давать свои занятия на завтра она отказалась, — поясняет Питер на вопросительный взгляд друга, громко фыркая. — Аргументировала это тем, что зверинцу с нами в главных ролях на её уроке не быть.       — Эванс и Марла уже заняли руны и травологию, — кивает Блэк. — Если так и дальше пойдёт, то предметов нам не останется, а это, Мерлин, наш последний год здесь! Гляди, и уже в следующем году в Хогвартс мы не вернемся!       Джеймс предпочитает пропустить дальнейшую часть диалога мимо ушей, так как замечает крадущуюся неподалеку в сторону стола Когтеврана Аврору. Его взгляд скользит по её оголённым плечам и юбке, которая отчего-то кажется ему слишком короткой, и он поджимает губы, недовольный подобными проказами. Она, между прочим, находится в обществе!       Сириус тоже замечает кузину, но его мало заботит количество ткани на ней, что отчётливо видит Джеймс по его глазам; вместо замечаний и упрёков, почему она разоделась, как последняя дуралейка, он раздражённо бросает как бы в никуда:       — Интересно, вот ей-то кто-нибудь что-нибудь доверил бы? Да она ж сама ещё мелкая, что может сойти разве за третьекурсницу!       Римус, отвлекаясь от созерцания свежей хлебной корки, кидает секундный взгляд в ту же сторону. Его голубые глаза в следующий момент обращаются к Джеймсу, а сам он растягивает слова нарочито медленно-медленно, словно зачитывая муторную лекцию:       — Слышал от Марлы, что одной симпатичной когтевраночке-пятикурснице доверил проводить урок у седьмого курса аж сам Флитвик.       Сердце пропускает удар само собой, и Джеймс вновь понимает, что он попал по-крупному.       Мерлин, Аврора — это сестра Сириуса, который, может, и никогда не признает прямо сам факт толики заботы по отношению к младшей сестре, но также никогда не позволит кому-либо запятнать её честь, а особенно после побега Андромеды, когда поддерживать друг друга в семье было больше некому.       Как минимум, Сириус вряд ли одобрит заинтересованность друга хотя бы из-за инстинкта старшего брата. Дать по роже неожиданно возникшему ухажёру сестры — меньшее, на что тот пойдёт. Конечно, она не перестает раздражать оставшихся Мародёров из-за своей вечной манеры отмалчиваться, когда следовало бы говорить, однако знамя факультета Кандиды ясно говорило, что дому Салазара Аврора не подходит. А это, пусть и мало по малу, но придавало ей человечности в чужих глазах.       — Эванс говорила мне, что…       Джеймс не сдерживается, а потому морщится как от зубной боли при одном коротком упоминании рыженькой ведьмы, и Питер послушно замолкает.       Неудачную влюблённость Поттера помнили все. Вспоминать было неприятно, ведь после пяти лет беготни Лили была наконец готова ответить взаимностью, но… не сложилось. Каким бы мудаком парень не прослыл на всю округу, свою позицию он обозначил тем, что ему надоело ждать и надеяться. Пощечина, которую ему влепила Эванс за такие мерзкие слова, засела в голове надолго. Но это, черт возьми, было справедливо.       А теперь… Что же, влюбляться в сестренку лучшего друга — это, определённо, не самая лучшая идея Джеймса.       Но, как говорится, кто не пытается, тот ничего не добивается.       Джеймс понимал, что когда дело касается семейства Блэк, легко не бывает.       Он знал это на собственном опыте. Вальбурга, мать его дружка, была той ещё каменной статуей, помешанной на традициях и порядке; её муж, Орион, с которым самому Джеймсу доводилось встречаться лишь раз в кабинете у директора, производил впечатление не лучшее. Регулус же всегда смотрел на него, как на грязь, прилипшую к подошве обуви; столько презрения и холода читались в одном его брошенном ненароком взгляде при их внезапной стычке в коридоре, когда нужно было идти на пары.       Да даже сам Сириус, черт возьми, был немного двинутым.       А теперь, Мерлин, когда в дело вступила и Аврора, борьба обещала выдаться кровопролитной и не без потерь. Джеймсу стойко казалось, что его ненавидит вся эта чокнутая семейка, и лишь со временем он узнал, насколько ошибался.       Они не просто ненавидели его, они его не выносили.       — Думаю, Кричер уже повесил твой портрет в спальне родителей, — однажды обмолвился Сириус, когда его чуть ли не с пинком прогнали из дома, хотя сам он все же настаивал, что ушел по собственной воле. — Отец как-то говорил, что стоило бы съездить на охоту, вот только мамка его идеи не разделяла… Не удивлюсь, если выяснится, что вместо поимки дичи они вдвоем по вечерам отныне стреляют дротиками в твой портрет.       — Всё так плохо? — удивился тогда Джеймс, у которого в голове не укладывалось, как можно так презирать человека, с которым ты даже словом ни разу за жизнь не обменивался.       Со временем он, конечно, возненавидел Вальбургу не меньше, однако тогда он был скорее зол, нежели действительно настроен против этой женщины.       — У нас в гостиной с прошлого лета висит чучело головы оленя, а ты ещё спрашиваешь.       Джеймс никогда прежде не возвращался мысленно к тому диалогу, но сейчас вдруг — и вспомнил. Запаниковал.       Мерлин, а если Аврора такая же? Мерлин, а если Аврора взаправду терпеть его не может? Мерлин, а если она тоже кидалась дротиками в его колдофото?       Урок Заклинаний он ждал с замираем сердца, даже как-то позабыв, что собирался буянить тем же вечером на тему несправедливого распределения занятий в день самоуправления. Сириус, его настроя не разделяя, сидел хмурый и взбешенный, потому что успел отхватить сполна: рука у Римуса была пусть и тонкая, но крепкая, а метить умел он ей точно в цель.       Когда в класс прошествовали три девушки, среди которых Джеймсу удалось сиюминутно разглядеть Аврору, что так прочно поселилась в его мыслях, он был готов начать пищать от радости. Внезапные порывы не стали неожиданностью, но гордость не осталась равнодушной.       Почему он ведёт себя, как влюбленная школьница?       Девушки же поздоровались с классом, представились, но всё это прошло мимо него. Он все смотрел и смотрел на Аврору, нарочно не замечающей его.       Нет, Джеймсу не обидно. Нет, его не бесит. Нет, такое отношение его ни капельки не задевает…       — Эй, Рорса! — расслышал-таки Джеймс голоса Сириуса, который, конечно же, нарочно пытался вывести сестру на эмоции. — Ну же, Рорс, ты чего, любимого брата не узнаешь?!       Джеймс прекрасно знал этот трюк, понимая, как сильно его приятель любит действовать на нервы, будучи не в духе. А потому Поттер сидел как на иголках, не понимая, должен ли он поддержать Сириуса порцией смеха или очередной глупой шуткой в адрес когтевранки.       Видит великий гиппогриф, милостивый Мерлин был к нему терпим, ибо выпад друга остался без внимания.       Урок шёл своим чередом, мало отличаясь от привычного хода, который был установлен Флитвиком. Русоволосая девушка — Энн, кажется, — объяснила им сущность заклинания, которое ничего особого из себя не представляло. Просто заставить бабочек летать вокруг своей оси.       Заставить атаковать бабочек возникшие на столах баночки проблемой также не оказалось.       Джеймс огляделся. Одни в классе тихонько переговаривались друг с другом, повторяя заклинание вновь и вновь, дабы отработать на «превосходно», а другие молчали. По словам всё той же Энн, на следующих занятиях заставить птиц кружиться и управлять всеми сразу окажется посложнее, поэтому отточенное мастерство должно было понадобиться каждому из них. Сириус, хвала Мерлину, исключением в народе не оказывается, из-за чего чуть ли не полностью поворачивается к Римусу, который тем временем что-то втолковывает ему про Слизнорта. Тогда Джеймс, воровато оглядываясь, пускает одну из красивейших бирюзовых бабочек с запиской «Погуляем?» на тонком крылышке насекомого посреди всей этой суматохи, пользуясь моментом. Убеждаясь, что крылатое нечто достигло нужного адресата, он с замиранием сердца начинает выглядывать, что будет дальше.       Но Аврора эту бабочку просто сожгла одним коротким взмахом палочки.       Так, словно так и должно быть. Так, словно остатки пепла не были когда-то прекрасным созданием. Так, словно слова Джеймса всегда были и будут для неё пустым местом в сердце.       И даже не посмотрела на него.       Джеймс понимает как никогда, что он влюблен, но влюблен так безнадёжно и безысходно, что этой самой любовью можно уничтожать. Будь он болен ханахаки, давно бы погиб не от удушья или разодранного в клочья горла, а от её холода.       «Пиздец мне».       В гостиную он вваливается лишь к вечеру в компании остальных Мародёров. Питер без умолку трещит о завтрашней контрольной у МакКошки, а Сириус понуро соглашается, когда Римус велит просто заткнуться. Один Джеймс просто молчит, но и это дело, как оказывается, является поправимым.       — Я сейчас, — стоит лишь Карте открыться, а ему разглядеть среди нескольких сотен точек одну-единственную, как ноги уносят Поттера прочь. — Вернусь скоро.       Прихватив мантию-невидимку, Джеймс спешит во двор Хогвартса, а сердце стучит. Адреналин неожиданно ударяет в голову, заставляя повторять снова и снова, что тот, кто не действует, по итогу оказывается выброшен за борт корабля. Попытаться всё же стоит.       Наружу его сопровождает дождь.       Удача: Аврора сидит на скамье с зонтом, безмятежно вглядываясь в пасмурное небо. Его появление её не удивляет, но и не удручает.       — Пришёл всё-таки.       Джеймс велит себе не распускать руки, но сознание отказывается признавать, что помимо них существует и кто-то другой, ведь мир — нет, Вселенная! — сужается до одной прекрасной девушки с чёрными локонами и серыми глазами. А потому целует мягко, осторожно, но она не противится, целует также ласково в ответ, ластясь, как кошка. Дождь не мешает, а словно укрывает их от чужих глаз, требуя, чтобы шалость не прекращалась.       — Джеймс, — зовёт его Аврора на выдохе, и Джеймс успевает за эти секунды вечности умереть, воскреснуть, а затем вновь умереть. Она, чёрт возьми, впервые обращается к нему по имени. — Ты же знаешь, я обещана другому.       Ему кажется, что он задыхается, пока картина настоящего с треском рвется по швам.       Это больно — знать, что ты погряз в своей любви, причём безответной. Но гораздо, гораздо больнее оказывается принять, что ответная любовь не всегда сулит хороший финал, явно для них не предназначенный.       Это больно, это уничтожает, и Джеймсу кажется, что он вот-вот заплачет от собственной обиды на гребаный мир, на погрязшее в грязи общество, на этого блядского придурка Эвана Розье, чья судьба склоняется к тому, что ему придётся стать центром жизни для Авроры. Другом, мужем, опорой…       Нет, Джеймсу не кажется.       Он правда плачет.       И Аврора плачет вместе с ним.       Заклятье, которое не давало им намокнуть, давно выветрилось, а зонт унесло ветром. Именно поэтому они оказывается вместе под дождём, полном отчаяния, любви и надежды.       Джеймс честно старается не слишком шуметь на входе в комнату, так как время давно перевалило за полночь, а ребята, вероятно, уже спали.       Удача тоже пропала бесследно — ещё тогда, сидя на скамье наедине с Блэк, её смыло дождём, принеся горькую правду грядущего будущего и злого, но холодного Сириуса, внимательно вглядывающегося в Карту Мародёров.       — Назови мне причину, почему я не должен тебя ударить.       — Мы станем родственниками? — Джеймс постарался выглядеть воодушевлённым, хотя лицо собеседника к этому не располагало. — Сириус, приятель?       — Где ты тут приятеля увидел? Мне Питер дороже тебя.       Поттер нервно усмехается, оглядывая пустые постели оставшихся двух друзей. Тех как дождём смыло.       — Зачем ты это сделал? — нарушает затянувшейся тишину Сириус, поднимая пронзительный взгляд серых глаз на друга, который тем временем сходит с ума, ведь настолько эти глаза напоминают ему такие же стальные, что он видел сегодня.       — Потому что люблю, Сириус.       — Ты и Лили любил.       Джеймс не отводит взгляда от таких же серых глаз, как и у Авроры. Возможно, он боялся быть осуждённым, но ещё больше он боится полностью потерять доверие друга, которое за сегодня и без того пошатнулось. Он призывает себя не огрызаться, а тем более — не врать, потому что надо. Потому что это Сириус, который одной своей позой даёт понять, что от Авроры ему следует держаться подальше.       К Блэкам, как выяснилось, Джеймс всегда питал какую-то неопределенную и нездоровую тягу.       — Я и тебя люблю, Сириус, — добавляет Джеймс, едва ли сдерживаясь, чтобы не зажмуриться.       — Ты за эти часы головой несколько раз приложиться успел? — Сириус, напротив, смущения не высказывает. — Повторяю, мне Питер дороже тебя.       Узел, который всё это время сжимал горло, наконец развязывается, позволяя спокойно выдохнуть.       Им с Авророй ещё дом обустраивать, дерево сажать, детей рожать… В общем, дел невпроворот. Сириус, в конце концов, привыкнет. К собственному зятю уж точно.