Семья – это навсегда.

Этой ночью Ванда совсем не спала. Она успешно отвлекла мальчиков на весь день, позволив им посмотреть их первый (мягко говоря, она не сумасшедшая) страшный фильм и приготовив им всем начос на ужин, и даже позволила Томми сделать мальчикам пирожные на десерт, хотя у Ванды слишком скрутило живот, чтобы есть их самой. Она не замечала, как мальчики бросали на нее обеспокоенные взгляды краем глаза, когда им казалось, что она не смотрит, но они никогда не обращали внимания на припухлость ее глаз. Она подозревает, что они оба, должно быть, унаследовали вечную миловидность от их отца. Их отца. Ей казалось, что она начала отпускать Вижена. Ей казалось, что ее горе если не глубоко, то хотя бы немного зарыто. Присутствие Самозванца показало ей, насколько глубоко она отрицала свою вину. Она ворочается в своей постели, простыни путаются вокруг ее ног. Здесь пахнет чем-то несвежим, горем и слезами. Утром ей нужно будет проветрить дом; открыть все окна, опустить купол вокруг дома. От этой мысли у нее начинается жуткий зуд. Она чувствует себя бесполезной, неспособной защитить своих детей. Ты защищаешь их, говорит она себе. Защищаешь. Никто в мире больше не знает, что они живы. Она намерена сохранить это до тех пор, пока сможет. … Но что, если кто-то заманил Вижена Самозванца сюда? От одной мысли об этом ей становится плохо. Что, если М.Е.Ч. найдет их? Она все еще не совсем уверена, что доверяет Монике Рамбо, не говоря уже о Хейворде. Она не особенно доверяет американской системе правосудия и ее способности сажать преступников, особенно таких денежных и влиятельных людей, как Хейворд. Наконец, не в силах больше терпеть, она поднимается с кровати, снова накидывает свое ведьминское одеяние и вылетает из дома прямо через потолок. Она трижды проверяет каждый дюйм своих защитных барьеров, добавляя еще несколько слоев просто потому, что в них нет необходимости, но они немного успокаивают ее. Ничто и никто не пройдет через это без ее одобрения. Когда она окончательно успокоилась, она направилась к тому месту, куда пытался проникнуть Самозванец. Она не знает, чего ожидать, но когда обнаруживает, что он все еще там, неподвижно висит на том же месте, где она его оставила, она не может не удивиться. Ее гнев разгорается, как кровь в ране. «Я думала, что сказала тебе уйти», — холодно говорит она. Он смотрит на нее холодными, пустыми глазами, такими далекими от тепла Вижена. «Я не знаю, куда еще идти», — признается он. «Я еще не нашел ответов, которые ищу». Она издает разочарованный звук. «Я уже сказала тебе, что у меня нет ответов». «Я думаю, что ты и есть ответ», — говорит он ей, разочарованно искренне. В ее сердце предательски дрогнуло. «Почему ты так поступаешь со мной?» — тихо говорит она. Самозванец хмурится. «Я ничего с тобой не делаю, Ванда. Я выполнил твое желание остаться за пределами твоих барьеров». «Не произноси мое имя», — резко произносит она. «Ты причиняешь мне боль». «Это вовсе не было моим намерением». «Даже если это так», — продолжает она. Если бы он хотел причинить ей вред, он мог бы. Вижн казался уверенным, что его тошнотворный аналог больше не будет представлять угрозы. «Намерения — это еще не все. Боль есть боль». Она должна знать. Она уже причинила ее достаточно. «Тогда я прошу прощения», — говорит он. «Я никогда не хотел причинять вам боль, мисс Максимофф». «И чего же ты хочешь?» «Ответов», — говорит он. «Понимания. Я хочу прекратить этот внутренний конфликт, который я чувствую». «Конфликт?» спрашивает она. «Между тем, кто я есть, и тем, что я помню». «Ты не он», — снова говорит она ему, но на этот раз в ее словах нет гнева. Только печаль. Голос Самозванца совпадает с ее собственным, горе за горем. «Нет», — тихо говорит он. «Но я также не знаю, как быть кем-то другим». Она качает головой. Внутри нее все горит, черная дыра боли разъедает ее тело. «Я не могу сказать тебе, кто ты», — устало говорит она. «Ты должен разобраться в этом сам». «Мисс Максимофф…» «Не называй меня так», — говорит она с горечью. «Просто оставь меня в покое. Пожалуйста. Если ты действительно хочешь перестать причинять мне боль, то уходи». С этими словами она поворачивается и оставляет его в одиночестве, решив больше никогда его не видеть. (Она возвращается на следующее утро. Он все еще там, ждет ее).