клуб неудачников

      Вода из крана звонко билась об керамическую воронку раковины, журчащим водоворотом вытекая в слив. Яркая лампочка на потолке маленькой ванной комнатки чуть гудела над головой двух сонных сестёр, что старательно чистили зубы перед небольшим зеркалом, опираясь одной рукой на холодные бортики.       У обеих навязчиво слипались глаза: такое ранее пробуждение после трёх месяцев сна до обеда всё равно что мертвеца из могилы достать. Голова ничего толком не соображала, под веки словно засыпали горсть песка, ватное тело просилось обратно в тёплую постель, и челюсть сводило от постоянных зевков. По коже также пробегались табуны мурашек от утреннего холода, отчего невольно пришлось закутаться в одеяла, чтобы без мандража спокойно сделать все водные процедуры.       Рёку шумно сплюнула мятную пену в раковину и с видом мученика посмотрела на себя в зеркало: с кислым выражением лица и растрёпанными чёрными волосами, которые торчали в разные стороны, как иглы ежа.       – Как же я хочу спать… – с тоской протянула она, положив голову на плечо Рэйни.       – Я тоже безумно хочу, – выдохнула та, тоже сплёвывая пасту и заправляя растрёпанные пышные пряди волос за ухо.       Рэйни с сонной улыбкой прислонилась головой о макушку Рёку и сквозь смежившиеся ресницы посмотрела на себя и на сестру в отражающейся поверхности, отдраенной до хрустального блеска. Обе едва стоят на ногах, пытаются хоть немного приподнять налитые свинцом веки, потрёпанные после нежностей с мягкой подушкой, и с дремлющим туманом в голове. Рёку заметно злилась и раздражённо скрипела зубами: всё же она действительно не смогла заснуть до трёх часов ночи из-за чёртовых кораблей, которые без умолку гудели, якобы предупреждая о своём прибытии в оживленный днём и ночью порт. Рёку на них злобно ругалась, всяко проклинала и без конца ворочалась на скрипучем матрасе, закрывая подушкой уши и зарываясь в одеяло с головой, дабы заблокировать все внешние звуки к своим ушам. Таким образом она умудрились разбудить Рэйни, и та также не спала до того момента, пока сестра наконец не удосужилась успокоиться и благополучно утихнуть, свернувшись в калачик.       Не сказать, что она прям зла на Рёку. Пусть хоть и осталось недовольство от недосыпа, Рэйни всё отлично понимала и только подбадривающе погладила ладонью угловатое плечо сестры, накрытое одеялом. Она ж не виновата, что первое время ей действительно не спится ночью, так как успевает отвыкнуть и приспособиться к тишине на круизе. Да и Рэйни в любом случае с рассветом вряд ли бы встала в бодром расположении духа, потому что какой нормальный человек проснётся в семь утра без будильника?       Да и каникулы ко всему этому закончились. О каком хорошем настроении может идти речь, когда впереди маячат лишь очередные унылые школьные будни и серые вечера за скучными учебниками? Может, кому-то это и приносит радость, но точно не им – они бы не отказались провести ещё один месяц на волнах бескрайнего океана, где нет никаких забот, а только сплошная свобода и приятный отдых после изнурительной учёбы.       Дверь в комнату снова медленно отворилась, и из неё послышалось привычное старческое сипение с хриплым кашлем. Девочки молча выглянули из уборной, замечая слепое лицо дядюшки Роджера в дверном проёме.       – Встали? – коротко спросил он, как только услышал журчание воды в раковине.       – Да, мы уже закончили умываться, – ответила ему Рэйни, закручивая вентили крана и перекрывая воду.       – Хорошо, – кивнул Роджер. – Как закончите прихорашиваться, бегом на завтрак, поняли?       – Поняли! – в унисон ответили сёстры, и Роджер молча покинул их комнату.       Рёку как-то презренно цокнула языком, взяла пластиковый стакан с водой, стоящий рядом на бортике раковины, и тщательно прополоскала рот. При упоминании еды и запахе молочной запеканки из кухни желудок немного скрутило, а в горле забился тошнотворный ком, отчего оно судорожно сжалось, и пищевод словно завязался в тугой узел.       – Даже аппетита нет идти на завтрак, – забурчала она, кинув зубную щётку в стаканчик. – Отвратительно.       – Ну ничего страшного, – произнесла Рэйни, которая тоже сплюнула воду и уже обтирала лицо белым махровым полотенцем. – Если здесь плохо поедим, то в школьной столовой возьмём чего-нибудь перекусить или Рикки попросим в магазин сбегать.       – Не попросим, а заставим, – поправила её Рёку. – Этот болван только и умеет, что с уроков сваливать и с мелочью возиться, пускай хоть что-то полезное сделает.       – Вредина ты, Рёку, – усмехнулась Рэйни. – Ладно, пошли одеваться, а то на завтрак опоздаем, и нам дядюшка Роджер по голове потом настучит.       Рёку ничего на это не ответила, только зарылась носом в одеяло и покорно поплелась в комнату, а Рэйни последовала за ней.       Молочный туман за окном интерната отразился тоскливым ударом в грудь. Неприятный холод вновь закусал лодыжки, отчего Рёку жалостливо посмотрела на не застеленную постель, которая так и манила лечь обратно, плюнув на все сегодняшние дела и заснуть до часу дня. В ней до сих пор осталось то уютное тепло и удобство, где хотелось ещё немного понежиться, а лёгкий сумрак в комнате из-за тумана только подталкивал поспать часок второй, растянувшись на мягком матрасе во весь рост.       Однако Рёку только угрюмо уселась на кровать, поджав ноги и спрятав их под одеялом. Как улитка, притаившаяся в раковине, она равнодушно наблюдала из своего пригретого кокона за Рэйни, которая аккуратно заправляла кровать, прохаживаясь туда-сюда и поправляя одеяло со сбитой простынёй. Её худые плечи сразу забугрились гусиной кожей, как только временный утеплитель их покинул, и Рэйни каждую секунду растирала руки ладошками, немного стуча зубами: всё-таки тонкая сорочка не могла так хорошо согреть, как одеяло.       Та тоже была бы не прочь спрятаться от холода в тёплой постели. Куда-то идти в такую пасмурную погоду желания совершенно не было, особенно по вине ранней мерзлоты, которая пронзала до костей в комнате и также охватывала улицы Пэйлона. Рэйни протяжно выдохнула, как только закончила убирать свою кровать, и обернулась на сестру. Рёку всё ещё продолжала сидеть неподвижно, как окуклившаяся гусеница, с прикрытыми глазами – явно успела задремать и теперь сладко посапывала, постепенно нитка за ниткой отделяя сознание от реальности.       – Рёку! – вдруг прикрикнула Рэйни, и Рёку испуганно дёрнулась, чуть не упав с кровати и продрав глаза. – Не спи – зима приснится.       – Да не сплю я, – фыркнула она и, наконец, выбралась из одеяла, о чём, конечно же, сию секунду пожалела. – Господи, почему же так дико холодно?       Рёку крепко обхватила себя руками. Если сорочка Рэйни в такой ситуации совсем не спасает, то что говорить про жалкую белую майку с короткими шортами, которые едва ли что-то прикрывали? Чтобы не успеть окончательно заледенеть, Рёку бросилась к своему шкафу, где бережно хранилась вся её одежда.       – И не говори, сестрица, – произнесла Рэйни, что тоже открыла шкаф и принялась копошиться в вещах. – И самое главное, так каждый раз, когда мы возвращаемся с отдыха.       – Нас тут просто не любят, – изрекла Рёку, достав из шкафа себе всё нужное. – Боюсь об заклад, что в наше отсутствие тут стояла жара, а по приезде нам устроили холодный приём.       – Ну, может, к обеду намного потеплеет? – предположила Рэйни.       – Будем надеется, потому что мёрзнуть весь день ну такая себе стратегия, – Рёку демонстративно поёжилась и потрясла головой.       Собрались они довольно быстро. Рёку, пока застёгивала синий воротник и заправляла края рубашки с вышитой на груди цифрой шесть в чёрные просторные брюки, смотрела в окно и слушала, как во всём интернате стоял суетливый шум: на верхних этажах топали другие дети, которые также “активно” готовились с первому учебному дню, по коридором бродил кашляющий сторож, и в столовой, где шустро накрывали столы, брякала кухонная утварь. Рэйни тем временем пригладила складки на клетчатой юбке, продела последние две пуговицы в петли такой же, как у Рёку, рубашки, только с нашивкой цифры пять, после чего взяла с тумбочки гребень и принялась расчёсывать свои волосы.       Рёку же сладко потянулась и вальяжно растянулась на своей постели, закинув ногу на ногу и терпеливо ожидая, когда сестра заплетётся, параллельно с этим листая ленту в Твиттере на телефоне и покачивая лодыжкой. Свои пряди она просто причесала массажной расчёской, так как возиться с ними было не за чем да и особо укладывать их как-то не хотелось.       Аромат завтрака обильнее пропитывал воздух, но аппетит до сих пор отказывался просыпаться, чему Рёку была крайне недовольна. Во время каникул всегда просыпалась только тогда, когда сильно хотела есть, а сейчас вряд ли кусок в горло полезет, даже от обычного запаха знатно воротило. Омерзительное чувство.       Только Рэйни начала заплетать волосы в привычную косу, держа в зубах красную ленточку, как в дверь тихонько постучали, и от туда высунулось такое же сонное лицо Риккардо со слегка растрёпанными волосами.       – Можно зайти? – с улыбкой тихо спросил он.       – Проходи, Рикки, – невзначай бросила Рэйни, которая изо всех сил пыталась завязать бантик на получившейся косе.       Риккардо лишь молча кивнул и зашёл в сумрачную комнату, предварительно прикрыв за собой дверь. Вместо вчерашней пижамы на нём красовались тёмные брюки и светло-синий пиджак с галстуком бабочкой поверх рубашки с вышитой цифрой семь и синим воротником.       – Да вы сегодня на стиле, мистер Литтл, – с усмешкой подметила Рэйни. – Прямо Джеймс Бонд.       – Недо Джеймс Бонд, – уточнила Рёку, равнодушно глянув на брата, и снова вернулась к бессмысленному листанию смартфона.       – Ну что вы, не стоит, – наигранно заробел Риккардо, по-деловому рукой зачесав густые волосы назад. – Надо же хотя бы раз в год блеснуть, особенно в такой “важный день”(и пальцами показал кавычки).       – Ага, все в классе точно ослепнут от такой “красоты”, – саркастично сказала Рёку и тоже демонстративно указала кавычки.       – Спасибо за комплимент, сестрёнка, – с сарказмом произнёс Риккардо.       – Обращайся, братишка, – в такой же манере ответила Рёку и язвительно ухмыльнулась.       – Так, прекращайте язвить, – прервала их Рэйни и, наконец, управилась со своей непослушной лентой. – Пошлите в столовую, пока дядюшка Роджер на нас ругаться не начал.       Рёку с натужным вздохом поднялась с кровати и лениво потянулась, бросив телефон на матрас.       – Пойдём, – протянула она с утомлённым зевком. – Только я не уверена, что вообще что-то поем сейчас.       – Ну, хотя бы сделаем вид, что мы позавтракали, – покачала головой Рэйни. – Потому что у меня самой аппетита совсем нет.       – А у кого он есть? – скучающе задал риторический вопрос Риккардо и подхватил своих сестёр под руки. – Ну, хорош трепаться. Чем скорее отмучимся – тем скорее будем свободны, как птицы в небесах.

***

      Первый день в новой школе. У Моно при одном упоминании об этом дрожали колени и сбивалось дыхание. Туман клубами путался в рыжей листве деревьев сквера Пэйл-парка, оседал скудным облаком впереди и расступался перед каждым проделанным шагом, а почти рядом слышались шум морского прибоя и крики проснувшийся чаек. Как в детстве, Моно внимательно смотрел себе под ноги, аккуратно ступая на загрязнённые плиты и стараясь не задевать чёрные швы. Плиты – это спасательная земля, по которой можно ходить, а швы между ними – лава, в которой моментально сгоришь, если заденешь хотя бы краешком носка обуви.       Казалось, Моно уже не в том возрасте, чтобы подобным образом развлекаться и наивно верить, что чёрные полоски являются самой настоящей лавой. Но он так себя хоть немного успокаивал, отвлекался от нервозности и страха перед неизвестным, дабы не довести себя до белого каления или даже потери сознания. Такая ребячья забава возвращала в беззаботное детство, когда совершенно не задумываешься о будущих планах и не нервничаешь по всякому поводу, а только с утра до ночи резвишься и придумываешь различные игры, чтобы скоротать время до прихода матери.       Моно наступает на следующую плитку и глупо улыбается – благо на его голове находится бумажный пакет, что скрывает все эмоции, и в Пэйл-парке почти не было людей. На плечах висит затасканный портфель с тетрадями и дешёвой канцелярией, которой он пользуется уже не один год. Холодная роса цепляется крохотными каплями за ворсинки старого серо-зелёного пальто, и Моно чувствует, как в дыхательных путях оседает осенняя мерзлота, отдаваясь горьким привкусом опрелой листвы и влажной липы.       Пальцы на руках ощутимо коченели, и по телу пробегалась сонная дрожь. Как и все остальные дети, Моно в свою очередь также не выспался. Особенно пропадало желание вылезать из постели, как только виду представился плотный навес тумана и слух уловил глухое дуновение ветра, что с громким шорохом теребил флаг Весёлого Роджера на крыше пиратского форда.       Но громкий немецкий бас из динамика разбитого телефона и назойливая совесть в сознании всё-таки силой заставили скинуть одеяло в сторону и пойти ванную умываться. Это редкость, когда начало учебного года начиналось солнечно и тепло, поэтому удивляться пришедшим холодам как минимум глупо, тем более если ты живёшь в Пэйлоне с самого рождения или хотя бы несколько лет, где холод и туман по утрам являлись чуть ли не традицией.       Моно быстро преодолел Пэйл-парк и приблизился к оживлённому перекрёстку. Сквозь белёсую дымку едва выглянул большой глаз на часах школы Найтмер, где чёрные стрелки на белом циферблате медленно приближались к восьми. На дорогах уже мелькали дети с знакомыми синими воротниками, которые переходили светофоры или выходили из родительских машин, и шли в сторону школы, исчезая за высоким забором, словно они растворялись в тумане. Моно, естественно, поспешил за ними, чувствуя, как пульс учащает удары по мере приближения к школе.       Успокаивающие плиты на пути исчезли из-под ног, когда Моно уже шёл вдоль ограждения к нараспашку отворённым воротам, отчего нервы забили тревогу. Через прутья забора Моно пытался разглядеть хоть что-то в тумане: еле как виднелись фигуры подростков, которые группами стояли перед крыльцом заведения и о чём-то живо разговаривали, а некоторые быстро забегали сразу в школу из-за холода, не желая стоять столбом и дрожать подобно колосьями на пшеничной поле. Моно решил последовать их примеру и быстрым шагом заторопился к знакомой двери с выгравированным глазом и табличкой рядом с надписью “The Nightmare School”.       Пожухлые от осенних шагов кусты белых роз приветливо стояли рядами под жёлтыми кронами диких яблонь. На мраморной дороге под подошвами кед хрустела опавшая листва, до ушей доставали смех и говор детей, впереди посвистывала петлями входная дверь. Неожиданно сзади донёсся девичий визг, который слегка оглушил на секунду, а потом мимо пронеслась какая-та девчонка, чуть задев Моно плечом, и упала в объятия другой девочки, что стояла у крыльцы школы.       “Видимо, лучшие подруги”, – с теплотой подумал он, наблюдая, как девочки с счастливым смехом крепко сжимали друг друга, не желая отпускать после трёх месяцев разлуки.       Вдруг на Моно напала гнетущая тоска. У него-то самого совсем не было друзей – даже обычных приятелей, – а ему очень хотелось найти себе друга или подругу. Чтобы вот так вот по утрам также приветствовать друг друга крепкими объятиями на школьном дворе и, разговаривая по всяким пустяковым темам, заходить в тёплое помещение. А потом на переменах гулять по коридорам, приходить в столовую за булочками и посещать библиотеку…       Только вот вряд ли этому суждено сбыться. Для всех Моно местный дурачок в нелепом пакете со своими причудами. В старой школе чего только не наслышался о себе: скучный ботаник, смазливый кореец, маменькин сынок (из-за второго он даже начал носить бумажный пакет, чтобы скрыть свою азиатскую внешность). Поэтому Моно решил, что точно ни с кем не будет заводить общение и останется с ярлыком тихони, дабы его лишний раз не дёргали и не беспокоили.       С тяжёлым сердцем Моно поднялся на крыльцо и зашёл в школу. Приятное тепло хлынуло на него вместе с шумом на первом этаже и какофонией различных запахов; в глазах зарябило от разноцветных шариков и лент, которыми было украшено всё, и на школьном стенде, где висело расписание и прочая информация, находился яркий плакат с кричащей надписью “С Днём Знаний”.       Моно более-менее успокоился, хоть и тревога засела гудящей тяжестью внизу живота, поправив пакет на голове, и хотел пройти в раздевалку, но путь ему преградил контролёр, на которой тот случайно напоролся. От этого Моно застыл в недоумении, ведь до этого контролёр не работал и всегда был открыт, а теперь лампочка на нём горела красным, означающая, что проход с этого дня строго закрыт.       Тут же из будки слева открылось небольшое окошечко, откуда высунулось бледное лицо вахтёра, на красном пиджаке которого висел бейджик “Джордж Беллман”.       – Кто? – сухо спросил он, внимательно и как-то подозрительно рассматривая Моно маленькими прищурившимися глазками.       – М-моно Сэлмон… – проглотив свернувшуюся слюну, ответил тот.       – Новенький, небось, верно? – ещё раз задал вопрос вахтёр.       – Ну да…       – Ох, тогда подожди пару секунд, – мистер Беллман “нырнул” обратно к себе в будку и принялся листать, по-видимому, записную книжку с фамилиями учащихся, которая лежала у него на столе под рукой. – Ага, Моно Сэлмон, всё верно.       После этого вахтёр порылся под столом, откуда достал белую карточку и ключ с двадцать первым номером, и протянул их оторопевшему Моно.       – Вот, держи, это пропуск для контролёра и ключ от шкафчика, где ты можешь складывать вещи, хорошего учебного года, – сказал мистер Беллман, сменив своё равнодушное выражение лица на более приветливое, и его сухие тонкие губы расплылись в лёгкой улыбке.       Моно только с неловкой ухмылкой покивал головой, принимая карточку и ключи, после чего поспешил ретироваться в раздевалку, несмотря на излишнюю там людность. На этот раз нужно поскорее снять уличную одежду, сменить обувь и подняться на третий этаж к нужному классу. Пока Моно находил свой подходящий шкафчик, ощущая на себе косые и насмешливое взгляды других ребят, в висках снова застучала кровь: приближался самый волнительный момент на сегодняшний день – знакомство с новыми одноклассниками.       Всё равно на скользкие сплетни за спиной, которые с мерзким шепотком начали уже выходить из неизвестных уст, плевать на эгоистичный смешки, для него это было вполне ожидаемо. Нет никаких сомнений, что многих заинтересовал и в некотором роде рассмешил его бумажный пакет на голове. Моно оставался к этому равнодушен, ибо успел привыкнуть к подобному и научился пропускать всё мимо ушей. Однако его пугала реакция класса. Он и так устал от семи лет публичного унижения со стороны сверстников и от их вечных глупых розыгрышей, где Моно заработал несерьёзных увечий и небольшую психологическую травму (от воспоминания, когда его заперли в морозильной камере, в которой по легенде лежало чьё-то мёртвое тело, до сих пор в дрожь бросало). Слава богу до избиения дело никогда не доходило, потому что Моно как-никак мог за себя постоять и, если надо, дать нехилой сдачи, поэтому никто на него руку не осмеливался поднять.       Моно чуть ли не молился на нормальных одноклассников, которые не будут поливать его грязью без причины и морально вставлять палки в колёса – пускай сколько угодно смеются ему вслед, главное, чтобы открыто не плевались ядом в лицо. Он просто хотел учиться спокойно, приходить в школу без страха, что кто-то подставит подножку или выльет суп на голову во время обеда в столовой. Доверять кому-то Моно вряд ли станет – научен уже горьким опытом, но хотя бы пусть он не станет в очередной раз жертвой для издевательств. Натерпелся уже – хватит.       Моно еле как протолкнулся через толпу к своему новоиспечённому тёмно-зелёному шкафчику, стараясь не слушать оживлённые шушуканья, неприятно вгрызающиеся в затылок. Видно, что почти как новый, вычищенный и прибранный, словно и не было у него прошлого владельца. Моно ключом отворил металлическую дверцу и оценивающим взглядом осмотрел шкафчик изнутри.       “Плакаты и стикеры бы сюда…”, – мысленно рассуждал Моно, вспоминая те самые поблеклые от старости фанатские приблуды у себя в углу комода, подаренные тётей Сюзи.       За пару минут Моно сменил кеды на обычные чёрные ботинки, оставил в раздевалке пальто и побыстрее метнулся к лестнице, покидая треклятый первый этаж. Уши знатно намозолило от идиотских насмешек, лишь бы новые одноклассники не смеялись над его “необычным прикидом”.       На верхних этажах уже было по тише и меньше народу. Многие находились в кабинетах, ожидая классного часа, а остальные сидели на скамейках либо с телефонами, либо болтая с приятелями. А волнение всё накатывало волнами, как цунами: в горле сохло, в голове вновь пульсировал спазм, колени дрожали и подкашивались. Казалось, если Моно сделает хоть один неуклюжий шаг по ступеням, то он полетит кубарем вниз, и его первый учебный день, толком не успевший начаться, закончится в лучшем случае больницей, а в худшем – похоронами.       Выдыхая из сжатой груди воздух носом, как паровоз выпускает пар после длинной дороги, Моно приблизился к тридцать пятому кабинету (опять с глазом – будь он проклят десять раз). Рядом на скамейках сидели школьники, что недоумённо оглядывали Моно с ног до головы и крутили пальцем у виска, заставляя смеяться тем самым своих товарищей, но тот только мысленно махнул на них рукой и, собрав всю оставшуюся силу воли в кулак, приоткрыл дверь кабинета.       Лампы на потолке ударили ярким светом по глазам, отчего Моно на какое-то время поморщился, а потом осмотрел небольшое светлое помещение с привычными партами и доской. За учительским столом сидела женщина, которая отвлеклась от журнала и глянула на пришедшего.       – Что-то нужно? – важно спросила она.       – Здравствуйте, миссис Морган, – произнёс Моно, зайдя в класс.       В глотке снова как на зло першило.       – Здравствуй, молодой человек, – миссис Морган посмотрела на Моно поверх очков, съехавших на кончик носа. – Новенький?       – Да, – кивнул он. – Моно Сэлмон.       – Ах, вот оно что, – учительница вдруг по-доброму усмехнулась и поправила очки. – Да, в журнале ты записан… Ну, садись пока за первую парту, она как раз свободна.       – Спасибо.       Моно вздохнул и плюхнулся на первую парту рядом с выходом. В кабинете находилась половина класса, которые создавали некий гул в аудитории и также косились на Моно, язвительно хихикая.       “Ладно, хотя бы не унижают”.       А как они ещё должны реагировать на какого-то чудика в пакете? Моно даже неоднократно представлял, как он выглядит со стороны, а точнее глазами сверстников. Наверное, если бы он входил в число их стада, то тоже бы посмеялся над собой, но кто знает.       Поправив синий воротник на белой чуть потрёпанной рубашке, Моно поскрёб ногтями зазудившийся нос под пакетом, а после уставился на свои сложенные руки, мня на них худые пальцы. Опять внутри всё трепетало от волнения, и прокатывающийся по классу шёпот по поводу него лишь больше щекотал и так встревоженные нервы.

***

      – Хочу арбуз! – громко выпалила Рёку, как только она с Рэйни и Риккардо покинула раздевалку, направляясь к лестнице.       – Спасибо, это была очень важная информация, – проворчал её брат рядом.       – Да, важная! – упрямо подтвердила Рёку. – Пусть все знают, что Я. ХОЧУ. ЧЁРТОВ. АРБУЗ!       – Тихо, Рёку – резко отдёрнула её Рэйни, когда все удивлённо начали оглядываться на раскатистый голос сестры.       – Ну если правда арбузов хочется, – уже тише промолвила та, поджав губы.       Угораздило же Рёку вспомнить, как она на круизе поедала арбузы, которые подавали в августе в маленьком ресторанчике на большущем лайнере. Она буквально слышала тот сладостный хруст полосатой зелёной корки под острым лезвием ножа, что отдавался трепещущей дрожью вдоль позвоночника, чувствовала на языке дурманящий приторно сладкий вкус алой мякоти и липкий холодной сок, стекающий по рукам и подбородку. Теперь острое желание поесть арбузов засело под самую корку мозгу и точно не отцепится до конца дня, посылая то неописуемое удовольствие, когда под зубами смакуется мягкий хрустящий кусок, и фантомные привкусы арбузных ломтиков.       Пока Рёку находилась в мечтательных грёзах о сочных арбузах, они уже поднялись на третий этаж, и неожиданно Риккардо, всё это время шедший сбоку от неё, испуганно встрепенулся и поспешил протиснуться между сёстрами, чуть нагибаясь. Рёку подняла на него озадаченный взгляд, не понимая, что так напугало её брата, а потом заметила, что он опасливо смотрит куда-то вперёд. Рёку тоже туда посмотрела и резко всё поняла.       У них на пути, небрежно побросав на пол портфели, стояла группа парней из старшего класса. Ох, Рёку каждого в лицо знала из этой банды, запомнила на долго, от того держала их на мушке который год. Как же она их ненавидела. Была б её воля, поубивала бы всех поочерёдно без капли сожаления, чтобы потом они сгнили в Канале Пэйлона или на ближайшей свалке в бедном обветшалом переулке.       Она встретилась с бандой взглядом. Рёку сжала в ладони руку Риккардо, дабы успокоить его, а сама прожигала озлобленными глазами самого главного бунтаря – самовлюблённого высокомерного шатена с расфуфыренной чёлкой, которую Рёку всегда сравнивала с побрюзжавшим гребнем побитого фермерского петуха. Злоба бурлила у неё венах, стучала в висках и подстёгивала скрипеть зубами – жалела она, что в тот день не сломала ему руку или хотя бы не пробила стену его головой.       Парни, походу, ощущая, что дело запахло жаренным, схватили портфели и скрылись в кабинете со словами главаря: “Пошли в класс, а то сюда эта дикошарая прётся”. И Рёку с ощущением вкуса некой победы не сдержала гордой ухмылки: правильно, пускай знают своё место.       Риккардо облегчённо с дрожью выдохнул и моментально расслабился, стоило банде уйти с его поля зрения.       – Рикки, всё в порядке, не волнуйся, – Рэйни мягко погладила брата по плечу. – Они ведь тебя больше не тронут, пока ты рядом с нами.       – Знаю, но всё равно страшно, – ответил Риккардо и потряс головой. – И да, сестрёнка, очень мило с твоей стороны, что ты взяла меня за руку.       – Это чтобы ты не дрожал, как осиновый лист, придурок, – фыркнула Рёку, вырвав свою ладонь из хватки брата.       – Спасибо хоть за это, – усмехнулся Риккардо и не удержался от того, чтобы не чмокнуть сестру в лохматую макушку.       – Да иди ты со своими телячьими нежностями! – воскликнула Рёку, увернувшись от братского поцелуя.       – Бестия, – вздохнул Риккардо.       Не колеблясь больно, он приобнял сестру за плечи, игнорируя очередной порыв недовольства от неё. Каким бы злым маленьким комочком она не была, Риккардо в душе очень любил Рёку – сестра же всё-таки, пусть и вечно в плохом расположении духа, – и не сомневался, что такая скрытая семейная любовь взаимна: Рёку просто не показывает свои тёплые чувства, ибо не привыкла так открыто их выражать. Тем более Риккардо отчётливо помнил тот момент, когда Рёку его жалела и обнимала после одного неприятного случая, хоть и ругалась пол дня. И разве Рёку пошла бы на такой шаг, если бы совсем не любила брата и относилась к нему равнодушно?       Вот они наконец дошли до знакомого кабинета, где уже собралось большинство одноклассников. Вспомнив вековое правило “либо все заходят сразу вместе, либо никто не заходит вообще”, троица ринулась к дверям, одновременно протискиваясь в узкий проём. Чудом не застряв, как это было в прошлые разы, ребята с небольшим хохотом ввалились в кабинет, привлекая к себе внимание и заставляя миссис Морган вздрогнуть на своём рабочем месте и раздражённо поджать губы.       – Здравствуйте, миссис Морг-.. О, господи!       Рёку только хотела поприветствовать учителя, но тут же с негромким воплем отскочила от первой парты, за которым сидел Моно. При виде бумажного пакета, повстречавшегося ей неоднократно в продуктовых магазинах, с двумя круглыми прорезями у Рёку больно ёкнуло сердце, отчего она спряталась за Риккардо и испуганно вцепилась пальцами в лямку своего портфеля.       У тех самих глаза стали, как у совы ночью в лесу, и они посмотрели на первую парту. Рэйни удивлённо ойкнула, когда увидела незнакомого парня в слишком уж необычном головном уборе, а Риккардо заинтересовано заглянул в отверстия, дабы рассмотреть в них затемнённые тенью от пакета глаза.       – Это что за чудо-юдо пакетоголовое? – в шоковом состоянии в пол голоса спросила Рёку, как только они дошли до своих мест на последних рядах, не отрывая взгляда от Моно.       – Новенький, похоже, – ответила Рэйни и тоже с любопытством рассматривала нового одноклассника, присаживаясь на стул. – Необычный новенький, смею заметить.       – А у нас разве сегодня Хэллоуин? – вздёрнула бровями Рёку. – Просто у меня чуть удар не случился, не хватало мне ещё в свои тринадцать от инсульта помереть.       – Да ладно тебе, Рёку, – осадила её Рэйни. – Прекрати, ему ж не приятно это слышать.       – Опять я виновата, – закатила глаза Рёку. – Если этот господин носит пакет на голове, как ненормальный, то это не мои проблемы.       – Рёку, ну правда, – вмешался Риккардо, замечая, как Моно повернулся к своей парте и немного склонил голову, нагибая вперёд плечи. – Толком не общалась с человеком, а уже обижаешь его.       – Ну и пускай обижается – на обиженных воду возят, – отмахнулась Рёку и принялась копаться у себя в портфеле, показывая этим самым, что поднимать данную тему она больше не желает.       Рэйни и Риккардо лишь молча переглянулись и с томным вздохом покачали головой. В принципе, неудивительно: Рёку слишком предвзято относится к новым одноклассникам, от того не упускала шанса как-то их задеть. Даже если Моно будет без пакета, Рёку всё равно найдёт какой-нибудь зазор, за который можно зацепиться и немного потянуть, причиняя дискомфорт и заставляя оскорблённо потупиться.       Может, Рёку в глубине души и осознавала, что поступает неправильно, но признавать этого не хотела. Какая разница? Всё равно она дружить ни с кем не собирается: у неё есть брат и сестра, с которыми она может всегда весело провести время, а с классом в конце концов ожидает неизбежное расставание. Да и сам класс не стремился налаживать с ней доверительные отношения, так что зачем об этом переживать? Вот Рёку заранее и отталкивает всех от себя, дабы те лишний раз не липли к ней, как пчёлы к неопылённому цветку.       Моно, на самом деле, не был сильно задет колкостями Рёку, ибо морально готовился к любым горьким выходкам от нового коллектива. Хотя он не ожидал, что кого-то сможет так напугать своим внешним видом – для него это вполне иная реакция, но такая же неприятная. Испуг – это последнее, чего Моно ожидает от ровесников, от того сам дёрнулся, когда услышал от Рёку короткое взвизгивание.       Пока те активно дискуссировали, Моно невзначай присмотрелся к Риккардо и Рёку, когда они стояли рядом с друг другом, а в голове пронеслась мысль от наведённого впечатления:       “Вау, близнецы”.       Они действительно были очень похожи, прямо как две капли воды. Единственное, в чём есть значительная разница, так это в росте – Риккардо был выше Рёку где-то на пол головы, – а также у Рёку волосы чуть длиннее, чем у её брата; но в остальном были совершенно идентичны: у обоих чёрные растрёпанные волосы, скрывающие глаза, одинаковые черты лица, худое телосложение. Моно никогда в жизни не видел близняшек, отчего бегал по ним удивлённым взглядом, играя у себя в голове в некую игру “найди десять отличий”.       От его заинтересованного взгляда не ушла и Рэйни. Сначала Моно подумал, что она их близкая подруга, с которой они тесно общаются, однако в конце концов предположил, что Рэйни тоже их сестра. Несмотря на длинные светло-каштановые волосы, собранные в пышную косу, Моно смог разглядеть под чёлкой такое же лицо, как у Рёку с Риккардо. Особенно с братом у них были почти одинаковые улыбки, словно две ксерокопии.       Тем не менее Моно прекратил их рассматривать, потому что Рёку продолжала жаловаться на его “страшный”, по её словам, образ, поэтому он покорно отвернулся, дабы больше не шокировать никого, и уныло склонил голову. Обида ненавязчиво затесалось пол ложечкой, отдаваясь некой горечью во рту. Неужели Моно и правда выглядит так устрашающе?       Краем ухом он слышал, как Рёку осаждали Рэйни с Риккардо, что невольно согрело его душу и подстегнуло криво улыбнуться под пакетом. Что ж, Моно им за это благодарен – всё-таки нашлись те, кто осмелился заступиться за него, – но он сделал для себя один не опровергаемый вывод: Рёку довольно задиристая девчонка, и с ней лучше вообще никак не связываться, если Моно хочет сохранить последние уцелевшие нервные клетки.       Из школьного коридора пронзительно затрезвонил звонок, прорываясь сквозь корку монотонного шума десятков детей.