Гуще крови

Трик Броска мрачно оглядел лагерь. И Глубинные Тропы, и сам Орзаммар остались далеко позади, но команда всё не приходила в себя. Понятное дело: на то они и Глубинные Тропы, чтоб до старости в кошмарах являться… Винн и Лелиана сидели около костра, но согревало их скорее присутствие друг друга, чем горящие ветки. Им важно было ощущать, что кто-то близкий сидит сейчас рядом, живой, целый и вне опасности. Лелиана передала колдунье бутылку и протянула: — Да... — Да... — согласилась Винн. Трик был уверен: соратницы и не подозревали, что разговаривали сейчас. — Да... — снова пробормотала старушка, возвращая бутыль лучнице. Броска нахмурился: так не пойдёт, надо бросать личные дела и возвращаться к командирским. Он снова оглядел лагерь. Женщинам было страшно, но пока они втроём (Лелиана, Винн и бутылка), переживать не о чём. Куда сильнее Трик беспокоился о Морриган: ведьма была крепкой девкой, но всё же стояла одна. Кто знал, что творилось в её колдовской башке? Броска поднялся с земли, и соратницы шарахнулись друг от друга. Трик смущённо замер под их испуганными взглядами. Наконец женщины осознали, что опасности нет — это лишь их командир, их любимый, надёжный, простой, как булыжник, Серый Страж — всё в порядке, можно успокаиваться. Они одинаково выдохнули и снова обернулись к огню. — А я уже говорила тебе, какие туфли сейчас в моде в Орлее? — торопливо спросила Лелиана. И Винн с искренним интересом откликнулась: — Нет, нет, не говорила. Пожалуйста, расскажи! Броска знал, что Винн неинтересны подобные разговоры, но сейчас этот трёп был к месту. Трик покосился на Лелиану: она говорила запоем, и выглядела бы привычно, если бы не косилась с таким ужасом на кусты. Гном покачал головой: женщины! Ему всегда казалось, что эти хрупкие существа вышли из какого-то другого Камня. Он в последний раз обернулся на костёр и пошёл к стоящей на отшибе юрте — посмотрел снизу вверх на высоченную ведьму, посопел. Спросил: — Ты как? Морриган вопросительно подняла брови. — О чём ты, Страж? Трик почесал бороду и разъяснил: — Ну, Глубинные Тропы эти. И матки, чё. Ты как? Ведьма привычно закатила глаза: на фоне косноязычного гнома даже её стиль речи казался нормальным. — Не привыкать мне к гадостям подобным: С Флемет жизнь тоже лёгкой не была. Ведьма криво улыбнулась воспоминаниям. — Бывало, она в землю зарывала Меня, покуда я спала… И я тогда в себя лишь приходила, Когда кончался воздух в старом гробе, В котором уж не раз бывала я. И я кричала... Да уж, я кричала! От крика этого медведь б из спячки вышел, Ему бы волки подвывали, как родному, А зайцы бы попрятались в траву. Флемет не слышала: она была уж дома, Спала, не думая, как страшно мне одной. Я разбивала этот гроб заклятьем. Я прорывала путь себе наружу. Но ведь была я в середине леса: Любые звери встретиться могли… И как свой дом найти, я знать не знала… Мне было восемь лет всего тогда. Броска наслаждался красивым, богатым на интонации голосом подруги. Начало рассказа звучало, как страшная сказка: будто жуткая старуха на каждом слове била посохом в землю. «От — крика — этого — медведь б — из спячки — вышел». Когда Морриган говорила так, Трику хотелось прикрыть глаза и представить на её месте симпатичную гномочку... Но сейчас было не время. Страж тряхнул головой: — Да, строга у тя мамка была. Ведьма пожала плечами со спокойной улыбкой. — Мне это помогало стать сильнее. И гроб, земля и лес — всё лишь игрушки, В сравненье с чёрной магией Флемет… Ты видел ли, как полыхают болью Глаза кого-либо из обречённых? Была однажды рядом я, когда Она тянула душу из мужчины: Он даже не кричал. И не хрипел. По подбородку кровь его струилась, И выгибался позвоночник, как у кошки, Которую мабари твой настиг. Тогда мне было страшно. Но и это — Я после поняла — игрушки лишь. Нет ничего ужасного на свете. Кровь, смерть, проклятья — часть обычной жизни. Привыкла я и больше не боялась. Вид простоватого громилы мог обмануть плохо знавших Трика, но под татуировкой таился острый ум. Гном сразу понял: Морриган говорила слишком, слишком много. И, хотя её голос был совершенно спокойным, всё было не так хорошо, как она хотела показать. Впрочем, когда ведьма дала понять, насколько она стойкая, ей явно стало полегче… И всё же Трик решил довершить эффект. — Ну ты крута. Не то что те бабы, — гном махнул в сторону остального лагеря. — Прям воин настоящий. Тя б на трон Ферелдена, а не эту соплю, — на этот раз Броска указал в сторону молящегося Алистера. Трик яростно почесал подбородок. Ведьма старалась не показывать, что польщена словами Стража — хотя кто мог заподозрить этого примитивного амбала в лести? — Ладно, чё. Пойду к этим детишкам, пелёнки поменяю. А то торчу с тобой — чего торчу, ты ж не мямля какая, с тобой-то чё возиться... Гном восхищенно хмыкнул и, бряцая доспехом, двинулся обратно: это было лучше, чем если бы он попытался утешить Морриган. Колдунья ещё раз самодовольно улыбнулась и скрестила руки на груди. Страж удалился достаточно далеко и не мог увидеть, как впиваются в руки ногти ведьмы. Но Морриган знала: гном прав. Она не мямля. С ней не нужно возиться. Ей плевать на порождений тьмы. Женщина вздохнула: предстоял долгий переход, следовало поспать. Если бы только в этой проклятой юрте не было так холодно одной!.. Трик подошёл к Алистеру со спины, и королевский отпрыск не заметил его. — И... э.... прости нам наши страсти.... нет, не страсти... Прости нам наши грехи, сохрани наши души... И... направь наши сердца в... э... в... в... в Золотой Город?.. Ох. Храмовник поднялся с колен и только тут увидел Трика. Алистер вздрогнул: он несколько робел перед гномом — подозревал, что Броска презирает его за ранимость. — Ну чё? — к характеру Трика куда больше подошла бы медленная, интеллигентная речь, но Пыльный Город оставил след не только на его лице. — Н-ничего! — начал оправдываться Алистер. — Я просто так молюсь. Со мной все в порядке, я не ною и мне не снится никаких кошмаров про маток, их отвратительные щупальца и мерзкие животы! Алистер не хотел снова слушать презрительное фырканье и бормотание «Это мужик?!» Но на этот раз Броска, к удивлению храмовника, лишь кивнул и пошёл прочь. Трика и вправду бесила трепетность Алистера: женщины рисковали стать матками, понятно, почему тряслись. А этот чего? Тьфу, люди. В глаза гному бросился Зевран: эльф с беззаботным видом рассказывал Лелиане и Винн какие-то весёлые истории. Раньше Трику казалось, что убийца слишком женственный, но гном быстро понял, что это касается лишь внешности. Вот и сейчас: Огрен пил, Стен чертил что-то на земле, Алистер чуть с ума не сходил, и только они с Зевраном успокаивали соратниц. Эльф всё-таки был настоящим мужчиной, и не мог сосредоточиться на своих проблемах, когда женщинам рядом с ним было плохо. Он должен был сделать что-то, чтобы успокоить их — и лишь потом мог бояться сам. Трик продолжил осматривать лагерь: Стен так же ковырялся в пыли. Броска подумал, что уж ему-то помощь не нужна, но всё-таки подошёл поближе. — Пашера... — кунари поднял голову и заметил Броску. — Кадан. Неприкасаемый молча подошел поближе, и, поколебавшись, уточнил: — Чё о матках думаешь? Стен задумчиво посмотрел на него. — Они производят на свет тысячу воинов, тогда как наши женщины — редко больше десяти. Надо сказать аришоку. Должен быть способ сделать так же! Стен был совершенно спокоен: да, матки. Да, раньше были обычными женщинами. И что тут такого, из-за чего нужно третий день молиться выдуманному богу, как Алистер? — Мальчишка плох, — бросил Трик. Стен кивнул тому, насколько в такт шли их мысли, и пообещал: — Я поговорю с ним. Путь Кун поможет ему стать мужчиной. Броска благодарно кивнул. Он хотел двинуться к Огрену, завершая обход, но именно в этот момент Огрен рыгнул и отключился. Он слишком много выпил, пытаясь забыть Бранку, но — один из немногих — был способен справиться сам. Из выясненного в этом походе Огрена меньше всего впечатлила правда о матках. В отличие от Трика. Он подошёл к существу, которого понимал в этой команде лучше всего. Пёс был грустен и мало двигался. Винн предположила, что животное наглоталось крови порождений — они завернули в Дикие Земли, нашли нужный цветок и приготовили зелье... Но то ли во второй раз оно не подействовало, то ли не в крови было дело. Трик склонялся ко второму: как и остальные, мабари просто хандрил. Гном опустился на землю и почесал зверушке шею. Пёс благодарно подставил голову — в точности, как наг. Трик оглядел лагерь: всё было в порядке. Командирские обязанности он выполнил, теперь можно было вернуться к мыслям. Трик почесывал питомцу спину и вспоминал… Когда он навещал сестру во дворце, к нему привязалась мать. Она кричала всякую чушь: что это её место, что Рика недостойна его... и что вторая дочь выросла бы куда лучше их, маленьких уродов. Трик покачал головой: — Рика, сбагрила б ты её кому-нибудь. Совсем с ума сошла, старая стерва. Он перевёл глаза на Рику и нахмурился: слишком уж странный вид был у сестры. — Ты... Ты не понимаешь… — пролепетела Рика. — У мамы правда была ещё одна дочь... Она не могла прокормить всех нас и... и... оставила её на Глубинных Тропах… Рика всхлипнула. Страж повёл плечами: и от этого рассказа, и от упоминания о Тропах. — Туда ведь собрался, да, выродок? — хрипло засмеялась мать. — Давай! Иди! Может, встретишь её где, мою девочку… Рика закусила губу. Она ещё не отошла от беременности и расстраивалась по малейшему поводу… А учитывая характер их матери, повод был всегда. — Мож, всё-таки без неё поживёшь? — хмуро спросил Трик. — Как можно! Она ведь наша мать! — всплеснула руками сестра. «Мать» визгливо расхохоталась и стала гонять воображаемых нагов. — Она не наша мать… — процедил Трик. — Так, фляга с вином… А потом, в логове порождений тьмы, он узнал, что матки — бывшие гномки. Трик понимал: не могли, не могли эти тупые твари подобрать и вырастить ребёнка. Трик твёрдо знал, что эта матка — не его сестра. Но даже убивая её, искал в расплывшемся лице черты Рики и матери. Трик Броска был уверен, что скоро оправится. Он гном и воин, не сопляк какой-нибудь! Да и что такого выяснил? Ну, матки. Делов-то… Но с этих пор он после каждого боя разглядывал трупы генлоков, пытаясь не увидеть в их мордах что-то знакомое.