В преддверии праздника

      В преддверии праздника Циси город Цзиньлин становился всё более оживленным. Среди людского потока можно было заметить учеников всевозможных школ боевых искусств, которые собирались парами или группами и веселились. Инь Юншэн своими собственными глазами видел, как «журавль» Удана непринуждённо болтал с мечником Хуашаня, словно старые обиды давным-давно позабыты, а долги прощены. Он задержался у павильона Дяньсян, мелодичный звук пипы доносился до слуха людей, прогуливающихся на площади перед этим «чайным домиком». Инь Юншэн слышал, что мать Лян отправилась на Центральные равнины, чтобы открыть постоялый двор. Она хоть и любила деньги, но в душе была доброй женщиной и иногда приглашала его выпить чаю, съесть пирог с душистым османтусом или позволяла провести пару часов за разговором с госпожой Фан. Новый управляющий явно недолюбливал бродяг Цзянху и гнал их куда подальше от этого «приличного» заведения. — Братец, купи букет цветов для своей любимой старшей сестрёнки. Всего за 8888 медных монет! — маленькая девочка, торгующая цветами, широко улыбалась, глядя на него большими глазами. Инь Юншэн вздохнул: можно ли было назвать госпожу Фан или мать Лян «любимой старшей сестрёнкой»? Немного поразмыслив, он всё же купил букет полевых цветов. Монетки для детей, вынужденных работать с малых лет, никогда не бывают лишними. Глядя на букет в руке, Инь Юншэн почувствовал себя немного одиноким. С тех пор, как он покинул земли Тайинь, вокруг всегда было множество людей, но лишь нескольких Инь Юншэн мог назвать друзьями. Вот только… Пригласить посетить ярмарку или полюбоваться фейерверком человека, что старше тебя лет на пятнадцать — неловко и неуместно. А со сверстниками ему никак не удавалось найти общий язык. Когда последние красные пятна на горизонте исчезли, Инь Юншэн положил букет близ ступеней, ведущих в павильон Дяньсян, и, стараясь избегать стражи, взобрался на городскую стену. Ему нравился вид на ночной Цзиньлин. Посмотришь вверх — увидишь тысячи звёзд, посмотришь вниз — там зажигаются сотни огней. — Каждый день я убеждаюсь — люди глупы… — позади раздался знакомый вкрадчивый голос. — Брат Сымин?! Нельзя же так пугать! — Инь Юншэн почувствовал, что его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Тайинь причисляли к школам боевых искусств, но «лисьи» заклинатели уделяли больше внимания миру духов, а не живых. Поэтому похвастаться какой-нибудь техникой «ощути присутствие человека за сотню шагов» Инь Юншэн не мог. — О? Я настолько страшный? — Фан Сымин откинул капюшон длинного чёрного плаща и прищурился, внимательно глядя ему в лицо. Жёлтая звериная радужка правого глаза выглядела ещё более яркой, чем обычно, но Инь Юншэна, в отличие от всяких суеверных деревенщин, подобное не пугало. — Нет… Я… Не ожидал, что брат Сымин тоже здесь. — Просто проходил мимо, — он сел рядом и протянул Инь Юншэну букет цветов. — По-моему, это твоё. — А?.. — Ты тратишь деньги на бесполезные вещи и даришь мне безделушки, но по-настоящему ценная вещь осталась лежать на обочине. Глупо… — Если бы я знал, что брат Сымин сегодня в городе, то непременно бы подарил ему эту «ценную вещь», — Инь Юншэн взял цветы и коснулся лепестков. — Праведный отец неожиданно отдал приказ заняться делами в Цзиньлине — у меня не было времени отправить тебе письмо, — казалось, Фан Сымин принял его слова за обвинение. — Брат Сымин, некоторые слова — просто слова. — Хм… — Что-то случилось? Фан Сымин, не издав ни звука, опустил голову. — Чжу Вэньгуй? — Инь Юншэн столкнулся лицом к лицу с приёмным отцом своего друга один-единственный раз, и этого хватило, чтобы понять, насколько он властный и жестокий человек. — Знаешь, мой отец мог в сердцах сказать нечто обидное, но никогда не извинялся за это — такой уж у него характер. Быть может, у твоего приёмного отца было плохое настроение, поэтому он… — Почему?.. — перебил его Фан Сымин. — Что? — Почему ты не испытываешь ненависти к праведному отцу и Павильону Ваньшэн? — Мой мир не чёрно-белый, — Инь Юншэн пожал плечами. — Чжу Вэньгуй, конечно, совершил множество жутких вещей, только я слышал, что несколько лет назад во время засухи и голода он раздавал еду и лекарства нуждающимся. Может, твой приёмный отец хотел завоевать расположение простых людей, но сколько детей выжило благодаря миске с кашей, полученной из его рук? А Павильон Ваньшэн напоминает мне тигра… — Тигра? — не без любопытства проговорил Фан Сымин. — Да, тигр охотится на кабанов, поэтому они не плодятся без меры и не разоряют поля, ведь малому количеству и без того хватает еды. Другие хищники боятся тигра и держатся подальше от тех мест, где он живёт. — А ещё тигр может напасть на домашнюю скотину или человека… — Для этого у него должна быть причина — возраст, голод, рана. — Ты такой дурак, — кажется, настроение Фан Сымина немного улучшилось. Он тоже был старше Инь Юншэна на несколько лет, но рядом с этим странным и удивительным человеком разница в возрасте не ощущалась так сильно, как с господином Цинъей и остальными. — Брат Сымин, хочешь завтра сходить на ярмарку фестиваля Циси? — Хм? — Если ты занят, то ничего страшного… — поспешно произнёс Инь Юншэн, вспоминая, что его друг упомянул о каких-то делах в городе. — Завтра я свободен, — Фан Сымин задумчиво потёр подбородок. — Фестиваль Циси… Если не ошибаюсь, это праздник влюблённых? На мгновение Инь Юншэну показалось, что он залился краской с головы до пят: — Брат Сымин, я ничего такого не… Ты говорил… Люди Павильона не отмечают праздники… И я подумал… Мы просто посмотрим на представление… Купим пару безделушек на ярмарке… Полюбуемся фейерверками… Попробуем какие-нибудь вкусности… — В конце концов у тебя всё опять свелось к еде, — со смешком протянул Фан Сымин. — У каждого праздника есть свой вкус и запах… — Инь Юншэн поджал губы, он никому об этом не рассказывал. — Моё детство прошло в одной маленькой деревне. Мы жили бедно, иногда даже голодали по несколько дней… И всё же, когда приходила пора праздников, на столе всегда были вкусности. Цзяоцзы на Новый год, юэбины на Фестиваль середины осени… На праздник Циси отец приносил немного сладостей и отдавал все мне, а я каждый раз делил их так, чтобы и ему, и мне, и маме досталось поровну… Я… — он умолк и отвернулся. — Ты вспоминаешь о счастливых днях, когда ешь сладости или какое-нибудь праздничное блюдо? — Инь Юншэн ощутил прикосновение к волосам — неловкое, больше напоминающее то, как человек гладит собаку меж ушей. — Угу… — В детстве я часто болел… Неважно обычный день или праздничный — они все были наполнены горечью лекарства. Отца тогда никто не называл Ядовитым Императором, а меня — молодым господином… Самое счастливое время в моей жизни… Хорошо… — М? — Завтра я схожу с тобой на ярмарку фестиваля Циси, — Фан Сымин поспешно поднялся. — Встретимся утром на этом месте. — Брат Сымин, подожди! — Что ещё? Инь Юншэн вложил букет цветов в руки Фан Сымину: — Пускай это будет подарок на память об ещё одном хорошем и счастливом дне. — Почему мой единственный друг — такой дурак? — Фан Сымин насмешливо хмыкнул и натянул капюшон плаща пониже, скрывая выражение лица. Инь Юншэн лишь улыбнулся. В его жизни не было любимой старшей сестрицы, но зато рядом находился человек, с которым он мог разделить печаль и радость.