Kintsugi

Корто спит, посапывая, в самом безопасном месте в мире: в кольце отцовских рук. Квинлан, вопреки всему своему раздолбайству, к нежданному родительству относится неимоверно серьёзно и право убаюкать сына не уступает никому. Хэйлин не возражает: послевоенные месяцы с ребёнком на руках ей до сих пор вспоминаются кошмаром. Руки Квина сплошь исполосованы шрамами; в неярком свете ночника он похож на статую из тёмного камня, которую кто-то уронил с высоты, а потом грубо, небрежно склеил. И полоса клановой татуировки, тусклым золотом перечёркивающая его лицо, тоже кажется Хэйлин похожей на шрам. Хэйлин уже не помнит, кто ей рассказывал о традиции какой-то дальней планеты: склеивать разбитую посуду золотым клеем, не пытаясь скрыть линии трещин, а напротив — подчёркивая их; там считают, что прекрасным можно назвать лишь то, что отмечено следами времени. Мы с ним оба склеенные чашки, думает Хэйлин. Наши жизни столько раз разлетались вдребезги, время перемен не щадило ни меня, ни его, но, похоже, любовь смогла стать тем золотым клеем, что соединил эти осколки. Когда Корто подрастёт, золотая полоса, знак клана Вос, ляжет и на его лицо. Хэйлин хочется думать, что для него она не станет предзнаменованием трещины.