Покоя не существует

Услышав о болезни брата, Сюй Фен направился к нему, конечно, незамедлительно. Ранним утром следующего дня. Ночью он вышел из дома и вглядывался в темное небо. Хоть в Царстве Духов и плохо были различимы звезды, однако если присмотреться, то можно было увидеть. А те две, что появились как раз после прежнего возвращения Цзин Ми и родились, по словам Жунь Юя, из частиц души его родителей, Сюй Фен и вовсе видел довольно ясно. Только вот в последние дни он о звездах что-то не думал. Возможно, просто потому, что они и не показывались. А не показывались они, видимо, потому, что кому-то было не до того, чтобы зажигать звезды. Потому что тот, кто зажигает звезды по ночам, был, оказывается, болен. Вот оно что! Куан Лу иногда, когда Императору было не до звезд, могла делать это и без него. Но похоже, не до звезд было и ей. Сюй Фен покачал головою. Однако сегодня высоко над ним совершенно явственно сияли две светлые точки, которые не могли закрыть даже всполохи зелено-кровавого неба… Что именно за болезнь мучает Жунь Юя, Цзин Ми не знала, он ей не рассказал. Сказала только, что о своем нездоровье он сообщил и действительно казался крайне слабым. Но в целом радушно их принял, показал Лю Ин ее возлюбленного в Зеркале Душ, и, похоже, прежняя напряженность в их отношениях с Темной Владычицей была теперь полностью устранена. Они болтали, пили чай и вино, и в целом все это выглядело очень мирно и мило. Только все же казалось, что проблема гораздо серьезней, а слова об утрате императорской власти, которые он обронил при ней в шутку, ее-то как раз не на шутку насторожили. Словом, едва наступило утро, Сюй Фен бодрым шагом вышел из дома, переправился через реку и стрелой полетел над залитыми мягким рассветным сиянием равнинами Небесного Царства к золотым воротам облачного дворца. В утренней дымке где-то далеко внизу, просыпаясь, улыбалась жизнь. Она дышала влажным теплым воздухом, умывалась росою, покачивала ветвями деревьев. Небо было чистым, светлым и высоким. Прекрасное, знакомое, такое когда-то родное небо… Но когда он опустился на землю перед воротами и снял охранявший их скорее от совсем уж лишних посетителей, чем хоть как-либо надежно барьер, то вновь, как и всякий раз с тех пор, как сам он здесь не жил, был ошарашен царившей вокруг странной каменной звенящей пустотой. По парадной лестнице не поднималась ни одна живая душа. Дворец блестел где-то в высокой дали, лучи просвечивали вокруг него сквозь облака. И было совершенно тихо. И теперь, поднимаясь по ступеням, он вспомнил день, после которого в этом месте воцарилась тишина. В тот день он поднимался таким же сдержанным и в то же время быстрым шагом по этим ступеням. Он был так же внутренне напряжен и исполнен решимости столкнуться с чем-то, чего еще не знал. Это было тысячу лет назад, а помнил он почти как вчера. Это было вскоре после битвы над Рекою Забвения. Вскоре после смерти Цзин Ми, когда он только-только стал приходить в себя от погребшего его с головою горя, когда он только-только стал ощущать, что его возлюбленная все же не покинула его совсем и смутно чувствовать ее присутствие. В тот день к нему пришли трое императорских министров, принесли золотой меч, поклонились низко и попросили принять на себя бразды правления Небесным Царством, ибо действующий Император не способен более выполнять свои обязанности и поддерживать в нем порядок: он болен, он безумен, он отошел от дел, он не выходит никуда из своего дворца, и никто не знает, что с ним, он горько раскаялся в своих прежних поступках, он раскаялся в начале войны, он сам о себе написал покаянный указ и сам себя вознамерился подвергнуть наказанию — какому — никто не знал. Он признался, что был преступен и что пользовался запретной магией. Он более не мог быть Императором. А они больше не имели возможности признавать его власть. И теперь они звали на престол прежде изгнанного им младшего брата. И тогда этот младший брат, ни слова им не ответив, прибыл сюда — и так же точно, как теперь, только с мечом в руке, шел по ступеням вверх. И здесь тоже тогда было тихо, хотя, может быть, и не так безлюдно, но все было наполнено тревогой, словно никто не смел показаться и поднять глаз. Не останавливаясь нигде, он прошел ко Дворцу Небесных Сфер, он распахнул его двери и увидел брата. Он был болен. Он был безумен. Его руки сковывали цепи, его лицо было искажено болью. Жилы на его шее вздулись от нестерпимого страдания, но он встал пришедшему навстречу, взглянул на него темным взглядом и сказал: «Убей меня». Безумная, безумная душа, одержимая порывами своих страстей. Нет, он знал, что его брат не был злодеем. Но знал также, что при обычной внешней холодности и сдержанности, он ни в чем не знал меры. И когда он осознал, что не знал меры своему злу — то раскаянию его тоже не было меры. И все же он мог быть разумным, деятельным, чистым, милым. И Сюй Фен шел к нему не затем, чтобы убить его — о нет, он шел лишь чтобы помочь ему. Поскольку его брат нуждался в помощи. Золотым мечом он уничтожил силу чудовища, разрывавшую его грудь, и разбил цепи на руках, в которые тот сам заточил себя. Он упрекнул его за неразумие и буквально приказал ему взять себя в руки и сохранить за собою власть. И также посоветовал ему уединиться, удалить всех с облачного холма. Он сказал: чтобы искупить вину. Но он имел в виду, скорее: чтоб постоянное присутствие множества людей и необходимость поддерживать государственные ритуалы не ранила его. Кажется, Император высоко оценил этот порыв, и вот уже тысячу лет на этой лестнице было пусто, и кроме него самого и верной Куан Лу никто не ходил по рощам облачного холма. Воспоминания внезапно так захватили его, что он почти не заметил, как уже поднялся наверх и миновал площадку перед дворцом брата. Тогда, тысячу лет назад, встревоженная Куан Лу с залитым слезами лицом выбежала ему навстречу, она что-то говорила, кажется, пыталась остановить, она не знала, чего ждать от его прихода. Но он прошел мимо, даже не обернувшись на нее. И теперь он тоже шел, глядя прямо перед собою, готовый распахнуть закрытые двери Дворца Небесных Сфер. Так что, когда Куан Лу встала перед ним, он вздрогнул от крайней неожиданности: он снова едва не прошел мимо. На ней было легкое очень светлое платье, и она улыбалась ему навстречу. Тревоги не было на ее лице, хотя не сказать, чтоб оно не было тронуто печалью. Она казалась как будто немного усталой. — Здравствуй, Сюй Фен, — сказала она. Еще несколько секунд он смотрел на нее, словно не мог прийти в себя. — Здравствуй, Куан Лу, — наконец, произнес он. — Прости, кажется, я слишком погрузился в свои мысли. Цзин Ми сказала мне, что брат не здоров и хотел меня видеть — потому я немедленно пришел к нему. — Да, Сюй Фен, он действительно хотел тебя видеть. Но сейчас он уснул. Он уснул совсем недавно. Он правда нездоров, а вчера мы весь день провели с Цзин Ми и Лю Ин, и позже ночью он решил, что желает зажечь в небе звезды, на что прежде у него некоторое время не хватало сил. Так что он очень устал и стоило бы дать ему немного отдохнуть. Однако он сам попросил меня, чтобы, если ты придешь вдруг, пока он спит, я рассказала тебе, что, собственно, с ним произошло, и в чем причина болезни. Если ты не против узнать об этом от меня, я готова тебе все поведать. — О, конечно, Куан Лу, расскажи мне скорее, что случилось, а Жунь Юй пусть отдыхает пока. Тогда они удалились от дверей и сели среди зелени и цветов поодаль. Лицо девушки осветило солнце, и она улыбнулась его свету. — Ты удивлен, наверно, — сказала она. — Жунь Юй болен — а я не могу сдержать улыбки, и на лице моем нет тревоги — хотя тревога есть в моей душе. Но когда я расскажу тебе обо всем, что произошло, и какой ужас едва не поглотил нас, ты поймешь, почему это так. И она поведала ему о постигшем его брата несчастье, причины которого были не слишком ясны, но которое едва не уничтожило его внезапно, а всю его на вид такую спокойную жизнь за последние несколько лет едва не превратило в призрачный отсвет предсмертных судорог. Она рассказала и об упреках, высказанных старым Лао. А также рассказала о спасении, чудесным и непостижимым образом пришедшем из потустороннего мира. Потому она была рада — ведь он был жив, он не умирал более. Однако ни она, ни сам он не знали теперь уже, насколько прочна эта жизнь, выглядевшая столь хрупкой. Просто она была уверена, что чудо не было миражом, и это было причиной ее радости во что бы то ни стало. Сюй Фен выслушал ее внимательно, и после некоторое время молча смотрел в пространство перед собою, сведя брови и не произнося ни слова. Странно было подумать: то, что недавно так обрадовало его и заставило надеяться, что за брата более не стоит тревожиться, оказалось источником едва ли не полной катастрофы. Вдруг проснувшееся на месте, освобожденном заклятием, робкое чувство неожиданно оказалось ядом, действие которого могло прежде сдерживаться лишь забвением, печалью и равнодушием. Вечно замкнутый в себе и своих переживаниях человек искренне подумал о милой девушке рядом с ним — что могло бы быть лучше? И вдруг это запустило в действие разрушающий механизм, который только внезапное явление души с того света смогло пресечь. Явление, которое, при этом, точно было каким-то пока непостижимым результатом действия той самой запретной магии, которую Сюй Фен полагал столь опасной. Впрочем, действием запретной магии было вызвано здесь почти все — кроме только самого изначального страдания, на которое брат жаловался ему в прошлый раз и с которым желал покончить. Что-то в этом было несправедливое и ужасное. Но может быть, беда заключалась в том, что всю жизнь он больше полагался на запретные и преступные методы в пресечении этого страдания, нежели на собственную силу духа? Может быть, беда была в этом… Но чудо все-таки произошло, и он остался жив. — Так он больше не дракон? — произнес он наконец. Куан Лу развела руками. Она не знала. Старый Лао подтвердил изменение внутренней формы. Это было все, что она могла об этом знать. Солнце уже поднялось высоко, дело шло к полудню, но их мягкой тенью прикрывала ажурная листва. Куан Лу повернулась и посмотрела на собеседника. Взгляд ее больших глаз был глубок и задумчив. — Сюй Фен, — сказала она. — После того ужаса, который я пережила, видя, как он исчезает из мира живых, и как рушится все, что только что стало обещать счастье, прочее кажется мне уже почти незначительным. Но… Но, на деле, оно значительно. Однако, он не умирает больше и не стал бы просто так показывать тебе свою слабость. Сюй Фен, раз он позвал тебя, видимо, он надеется, что ты сможешь как-то ему помочь… Сюй Фен еще некоторое время помолчал. — Я пойду к нему, — сказал он после паузы. Куан Лу кивнула. — Иди. Я не буду мешать. Я займусь пока что делами… Она встала и отправилась по дорожке прочь в сторону парадного зала. Она имела в виду, должно быть, узнать, не требует ли что-то в Небесном Царстве незамедлительного вмешательства Его Величества — чтоб не дать повод советникам вновь подумать, что Император отошел от дел и больше им не нужен. А Сюй Фен открыл, наконец, двери Дворца Небесных Сфер и вошел внутрь. Его брат спал. Над его головою чуть покачивался легкий полог. Его глаза были плотно закрыты. Но он выглядел безумно худым и безумно бледным. Лицо осунулось, а седые распущенные волосы беспорядочно рассыпались по подушкам. Он просто спал, но он выглядел сейчас даже хуже, чем в тот прошлый раз, когда Сюй Фен пришел освободить его от цепей и испепеляющей боли. Он выглядел совсем неживым. Куан Лу сказала, что в нем совсем не осталось сил — и похоже, их действительно совсем не осталось. Сюй Фен сел на край кровати и дотронулся до его руки. Он жив вообще? Но Жунь Юй вздохнул во сне, нахмурил брови, а потом открыл глаза. Открыл глаза, повернулся и увидел Сюй Фена, сидящего рядом с ним. И тогда сразу лицо его озарила улыбка. — Сюй Фен, — произнес он. — Это ты! Какая странная улыбка. Сюй Фен смотрел на его лицо и не узнавал. Он никогда не видел, чтобы брат улыбался так. Он любил, когда тот улыбается. Однако все же его улыбка всегда была улыбкой печали. Как будто он улыбался, чтоб скрыть и отпустить какую-то прошлую тоску. Но сейчас Сюй Фен готов был поклясться: эта улыбка была улыбкой радости, какой-то будущей радости. Он просто увидел брата — и улыбался ему. Лицо сразу перестало казаться столь изможденным и мертвенным. Он хотел подняться. Сюй Фен остановил его: — Не нужно, лежи, — сказал он. — Ты ведь не здоров. Жунь Юй вновь опустил голову на подушку. — Признаться, да. Не здоров. Если ты не против, я полежу немного, быть может, чуть позже найду в себе силы встать. — Куан Лу рассказала мне о том, что произошло. Она сказала, что у тебя изменилась истинная форма. Я не думал, что может быть так. — Я тоже не думал, — Жунь Юй произнес эти слова довольно беспечно. — И еще до сих пор не подумал о том, что это для меня может значить. Кто я теперь — да и в чем различие?.. Я решил, что раз моей матери показалось, что эта новая форма мне подходит больше, то, наверное, так и есть. Ну и хорошо… — В любом случае это значительное изменение. Неудивительно, что ты плохо себя чувствуешь. — Да, я этому и не удивляюсь. Я удивляюсь тому, что я все еще жив и даже, кажется, это все еще я. Сюй Фен улыбнулся и кивнул. Жунь Юй все-таки смог приподняться немного и теперь полулежал, глядя на него очень пристально. Длинная светлая прядь упала ему на лицо, но он не уделял ей внимания — или просто не хотел тратить силы на то, чтобы тряхнуть головою или поднять руку и убрать ее. — Сюй Фен… — позвал он. Сюй Фен смотрел вопросительно. — Послушай, я позвал тебя… — продолжил Жунь Юй. — Я позвал тебя, чтобы попросить тебя о помощи. Сюй Фен чуть приподнял брови. Он, на деле, и сам готов был предложить помощь, ибо она была очевидна: брату нужно было просто передать некоторое количество духовных сил. Но пока не знал, как эту помощь предложить, чтобы не уколоть его гордости. А вот теперь он сам, не откладывая ни на минуту, первым обратился с просьбой. — Сюй Фен, — продолжил Жунь Юй, не дожидаясь согласия. — Я хотел попросить тебя передать мне немного духовных сил. У меня их не осталось совсем — настолько, что все силы, которые во мне есть, уходят на то, чтобы поддержать мое тело хотя бы немного живым — и это все, на что их хватает. Они не восстанавливаются, не прибавляются ни на каплю, уже много дней, и мне просто неоткуда их взять. Я не знаю, кого бы еще я мог попросить об этом. Куан Лу я просить не могу — она уже отдала мне почти все, и еще половину времени жизни — из-за запретного заклинания. Я знаю, что она передает мне еще понемногу во сне. Но это уходит на то, чтобы просто прожить день. Вчера мне пришлось принимать гостей и производить простейшие действия, не требовавшие почти ничего — и все же я истратил все до конца и теперь едва могу пошевелиться… Моя кожа болит, я не могу даже заплести волосы и надеть одежду. И я не знаю, когда и как это может измениться. Сюй Фен, прошу тебя, передай мне немного сил– чтобы я хотя бы мог встать с постели. У него в глазах при этих словах блестели слезы. А Сюй Фен смотрел на него, улыбаясь. — Брат, о чем ты спрашиваешь? Конечно же я сделаю это. Мои силы сейчас весьма велики — а мне их даже не на что тратить, моя жизнь на редкость спокойна. Если даже я отдам тебе половину — едва ли замечу, что стал хоть немного слабее. И я сделаю так, конечно, чтоб моя огненная энергия не конфликтовала с твоей водяной природой. Не тревожься, это не то, о чем даже стоит просить: я сделаю это в любом случае. — Сюй Фен… Губы Жунь Юя дрогнули, а глаза действительно наполнились слезами. — И возможно, — продолжил Сюй Фен. — Если я передам тебе достаточно — то твои собственные силы смогут при их помощи восстановиться. — Я надеюсь на это… Спасибо тебе, Сюй Фен. Потому, не откладывая дольше, Сюй Фен помог брату подняться, усадил его на постели перед собою и провел рукою по его спине. Спина была худая и сгорбленная, густые белые волосы прямыми прядями распались по ней. Чтоб ничего ему не мешало, Сюй Фен собрал эти волосы в пучок и, подняв без дела валявшуюся возле кровати шпильку, скрутил их в узел и скрепил на голове брата, от чего тот чуть болезненно дернулся, но продолжил сидеть, склонив шею и закрыв глаза. Еще раз проведя рукою вдоль его спины, Сюй Фен убедился, что слова брата были более чем истинны: в нем действительно не ощущалось ни капли силы, было вовсе непонятно даже, как он мог дышать или говорить. И да — теперь он явственно ощущал это, то, чего он не мог понять: истинная сущность этой души, похоже, действительно поменялась, и была ему совсем незнакомой. Словно другой человек сидел перед ним. Тем не менее, создав водяную преграду для слишком яростных сил огня, он направил на брата поток своей сияющей энергии. Он долго сидел так, подняв руку и сведя брови, взгляд его, прикрытый длинную черною челкой, улавливал сейчас лишь эти потоки света и более ничего. Потом, наконец, он остановился. Поток света побледнел и иссяк. Жунь Юй сидел неподвижно, по-прежнему опустив голову, словно худая шея не могла вынести отяготившего ее нагромождения скрученных в косу волос. Руки его покоились на коленях ладонями вверх, но не как у того, кто погружен в медитацию, а словно были брошены так случайно. Сюй Фен уселся поглубже на кровати позади него и прислонил к себе, спиною к своей груди. Голова упала ему на плечо, а руки соскользнули с коленей вниз. Сюй Фен обнял его и прикоснулся подбородком к его лбу. Лоб был совсем холодным. Наконец рука дрогнула, потом губы приоткрылись: — Сюй Фен… — выдохнул он едва слышно. — Подожди немного, сейчас станет лучше, — проговорил Сюй Фен. Этот худой бессильный человек был сейчас словно высушенная на солнце морская губка, брошенная в воду: лишь плавала по поверхности и не впитывала живительную влагу. И неизвестно было еще, сможет она ее впитать, или нет. А уж сможет ли ожить? Сюй Фену вдруг стало страшно. Он прижал к себе брата крепче. И неожиданно подумал, что, пожалуй, только сейчас слова Куан Лу о том, что тот должен был умереть, что только чудо спасло его, стали казаться ему имеющими смысл. Был бы он расстроен, если бы брат умер? Конечно, он был бы расстроен, ведь он должен был бы расстроиться. Но, возможно, он больше сочувствовал бы горю его невесты, так и не узнавшей счастья, чем ему самому. Любил ли он брата? Он знал, что он должен был ему помочь, ведь это был его брат. Сегодня — как и тысячу лет назад. Но только сейчас он прижимал его к себе и действительно желал, чтобы тот очнулся. Он, кажется, никогда не любил своего брата. А теперь, быть может, он обнимал его так нежно потому, что ему казалось — это был другой человек?.. — Сюй Фен, — повторил тот. В голосе его снова звучали слезы. — Ты всегда был так добр ко мне… А я… — он задохнулся: он действительно плакал. — А я… я хотел убить тебя… я изгнал тебя из Небесного Царства… А ты был так добр… — Это было очень давно. И тогда я тоже хотел убить тебя. Так бывает. Мы ошиблись. Оба ошиблись. Нами руководили страсти. Ничего. Все давно прошло. — Сюй Фен, прости меня… — Жунь Юй, я простил тебя тысячу лет назад, не вспоминай об этом. Ты мой брат, и я просто пришел помочь тебе справиться с болезнью. Тебе легче? Жунь Юй слабо кивнул. Слеза скатилась по его щеке и упала на одежду Сюй Фена. Тот прижал его к себе еще крепче. — Странно, — сказал Жунь Юй, глядя куда-то вверх, но замолчал. — Что странно? — подождав, переспросил Сюй Фен. — Странно, что ты, кажется, никогда меня не обнимал. А я — тебя. Даже в детстве. Мы делали много хорошего друг для друга. В детстве мы играли, и еще ты дарил мне много подарков — но ты меня никогда не обнимал. — Правда? Я не помню. Наверно, мне казалось это нелепыми нежностями? — Сюй Фен усмехнулся. — Видимо так. Ты всегда был суровым. Пока не встретил Цзин Ми… С ней ты суровым не был. — Вот видишь — значит теперь и вовсе перестал быть суровым. Жунь Юй поднял руку и коснулся руки брата. — Сюй Фен… Ты не хотел бы вернуться? — Вернуться? Куда? — В Небесное Царство. В свой дворец. Сюй Фен помолчал. Он поднял голову и зачем-то долго внимательно изучал взглядом резной карниз. Но по-прежнему крепко прижимал брата к себе. — Вернуться — это сложное предприятие, — сказал он задумчиво. — Много воды утекло. Я думал сегодня, пока летел сюда, что скучаю. Но я уже прижился в Царстве Духов так, что страшно подумать о смене места. Да и у тебя тут своя жизнь, совсем не то, что было раньше. Так что вернуться — даже немного страшно. Такие перемены… Он еще помолчал. Он действительно не хотел возвращаться. Он не представлял, как бы это было возможно. А может и небольшая заноза от того, что прежде был изгнан, все же осталась в сердце. Но сейчас ему хотелось успокоить брата и потому он добавил: — К тому же, знаешь, у моего сына там, кажется, любовные дела с дочкой Темной Владычицы. Так что он сюда не отправится, а мне бегать все время смотреть, что там делает ретивая влюбленная пара, тоже будет не с руки. Так что не сейчас. — Твой сын любит дочку Лю Ин?.. — Похоже на то. Если так дальше пойдет — наверно скоро быть и свадьбе. Вот тогда уже можно подумать. — Это… Тан Юэ?.. — спросил Жунь Юй тихо. — Нет, что ты, нет. Это мой младший сын. — А Тан Юэ?.. Как он? Сюй Фен снова помолчал. Потом ответил: — Тан Юэ воин. Сосредоточенный, сильный и суровый. Кажется, его не волнуют любовные дела. Жунь Юй слегка кивнул. — Я не видел его несколько сотен лет, — сказал он наконец. — Я ничего о нем не знаю. — Я помню, вы были дружны, — отозвался Сюй Фен задумчиво. — Ты попросил меня больше не встречаться с ним — и я ни разу не нарушил обещания. Я думал, что мне было бы лучше предупредить его, что мы больше не встретимся, но ты попросил не делать и этого. И я не сделал этого. Это помогло ему? Сюй Фен покачал головой. — Ничего не изменилось. Почти ничего. Кроме Темного Кодекса, конечно… — Так ты знал об этом… — Скорее догадывался. И Янь Ю тоже. Поэтому мы сделали все, чтобы Тан Юэ не встретился больше ни с тобою, ни с его Ли’эром. Но мы полагали, что этот порыв к тайному знанию идет от тебя — и в Тан Юэ, и в воспитаннике Янь Ю. Однако позже я понял, что это было не так. Порыв был в самом Тан Юэ. Ему пришлось оставить свою пагубную страсть — но прекратив общение с вами, он стал лишь более мрачным и более отчужденным. Боюсь, что я совершил ошибку. Надо было поговорить с тобой тогда о Темном Кодексе, а не о том, что общение с тобой губительно для моего сына… — Наверно он ненавидит меня теперь, — произнес Жунь Юй, словно погруженный полностью в свои раздумья и не слушая вовсе, что говорит брат. — Я не знаю, — ответил Сюй Фен. — Я думаю, я совершил ошибку. Мне надо поговорить с ним. — Нет… Ты не совершал ошибки, — проговорил Жунь Юй. — Просто… Просто если ты правда простил меня — то только сейчас. — Возможно… — глухо отозвался Сюй Фен. — Я рад, если это все же произошло… Ты помог мне… Я чувствую в себе силы. Наверно мне нужно встать и одеться. Сюй Фен не ответил, но, глядя куда-то в сторону, разомкнул руки и позволил ему подняться, сам же остался сидеть неподвижно. Не без некоторого труда Жунь Юй сполз с постели, но потом встал, попытался расправить плечи, поморщился, покачал головой, ощупал свою странную прическу, распустил волосы и взял в руки гребень. Сюй Фен по-прежнему сидел неподвижно, глядя куда-то в сторону и неизвестно о чем думая. — Твоя мать хотела, чтобы ты унаследовал от отца Небесный престол, — сказал вдруг Жунь Юй. Сюй Фен вздрогнул и воззрился на него, но ничего не ответил. — А ты бы этого хотел? — продолжил Жунь Юй. Сюй Фен чуть приподнял брови и покачал головой отрицательно. — Никогда не хотел? — Мне было все равно, — наконец произнес Сюй Фен. — А потом — потом я не хотел этого уже довольно сильно. Я бы правда этого не хотел. Жунь Юй вздохнул. — Моя мать тоже хотела, чтобы я занял Небесный престол. У ее желания было мало оснований, но она хотела. И я сделал это. Он расчесал волосы и теперь аккуратно собирал их сзади, чтоб перевязать длинной лентой. — Почему ты об этом говоришь сейчас? — спросил Сюй Фен настороженно. — Ты знаешь, почему мне это удалось? — не обращая внимания на его вопрос, произнес Жунь Юй. Сюй Фен молчал. — Никто ведь не оказал сопротивления. Сюй Фен молчал. Он должен был признать, что так оно и было. Тогда он, отец, дядя и еще несколько верных им людей остались, по сути, в одиночестве. Солдаты внезапно перешли на сторону Жунь Юя, как и все министры. — Я скажу тебе, — продолжил Жунь Юй, закончив уже прическу и повязывая вокруг талии широкий пояс. — Я ведь был неплохим правителем. С самого начала и почти до конца. Я мог совершать какие угодно преступления в своем дворце — но народ, как и те, кто о нем печется, и также те, кто его защищает, не имели оснований противиться мне. Твоего отца ненавидели. Тебя… временами боготворили, временами недоумевали от твоих действий. А меня просто поддерживали. Потому что я всегда делал то, что обещал. А делал я то, что обещал, потому, что мне дела не было до этого народа и до тех, кто о нем печется и его защищает. Я ведь думал тогда только о том, что я должен стать Императором — но вовсе не о том, какие блага я могу от этого получить. Поэтому я просто делал то, что представлялось нужным моим подданным. И никогда не нарушал своих обещаний. Кроме одного того раза, когда все изменила страсть. Страсть к Цзин Ми. Точнее даже не к ней, а к тому, чтоб она принадлежала мне. Да, тогда я едва не погубил все. Эта страсть была очень однонаправленной, очень безумной. Она была просто уничтожающей. Но… к счастью, вдруг все остановилось. Цзин Ми остановила наш раздор. Потом ты пришел и помог мне выбраться из плена безумия. Сюй Фен по-прежнему смотрел на него с удивлением. А тот продолжал говорить, набрасывая на плечи белоснежную с тонкой вышивкой накидку. Потом он остановился и посмотрел прямо на брата. Теперь, когда он привел себя в порядок и стоял, сведя темные прямые брови, вид его был весьма торжественным и внушительным. Но он продолжил: — Я был мрачным, и мощным, и совершенно равнодушным. Как и положено быть дракону. Мстительным и равнодушным одновременно. Равнодушным вплоть до мудрости. И только охваченный страстью — сжигал все, включая самого себя… — Почему ты говоришь об этом сейчас? — воскликнул наконец Сюй Фен во все нарастающем и немного уже раздраженном недоумении. Тут лицо его брата исказилось болью и уголки глаз покраснели. — Моя истинная форма изменилась, — сказал он. — И… что же? — Я больше не дракон. Я не чувствую в себе этого равнодушно-мстительного спокойствия… — И что же? — Теперь я слишком многого хочу… И теперь мне даже… в первый раз в жизни… действительно самому нужен этот злосчастный трон… Зачем? Ах, зачем. Хотя бы затем, что я хочу увидеть Куан Лу в платье Императрицы, а ее имя — в списке имен правителей Небесного Царства. Это так по-детски, не правда ли? Еще затем, чтоб иметь возможность вызывать духов из иного мира — для которых я проложил тропу оттуда прямо в тронный зал… Затем, чтобы помочь Лю Ин встретить Му Цы… У меня так много желаний! Желаний, которые отличаются от желаний моих подданных… Я боюсь… Я боюсь, я начну совершать ошибки. Сюй Фен смотрел все более удивленно. — И если я смогу сохранить за собою власть — а я буду к этому стремиться, то… То я однажды, наконец, смогу стать совсем негодным правителем, использующим это положение для своих целей. Сюй Фен продолжал смотреть. — Брат, — позвал Жунь Юй. — Брат, прошу тебя… мне будут нужны твои советы. Ты можешь предостеречь меня от ошибок раньше, чем я начну их совершать? Потому что, когда я начну — я уже не буду этих советов слушать. — Ты больше не доверяешь себе? — спросил Сюй Фен тихо. — Нет, -Жунь Юй покачал головой. — Нет, моя форма изменилась, я не знаю, кто я. Я не тот, что был прежде. Как я могу доверять себе? В его глазах стояли слезы и руки его дрожали. Он явно говорил совершенно искренне. Сюй Фен неожиданно улыбнулся. — А мне кажется, что твоей новой сущности ты можешь доверять даже больше, чем прежней. По крайней мере, мне она внушает доверие. Но — если тебе правда нужны советы, рассчитывай на меня. Я буду рядом. Жунь Юй опустил глаза, чуть улыбнулся и кивнул головой. — Но я вижу, тебе и правда лучше, — сказал Сюй Фен, вставая и подходя к брату. — Тебе придется теперь, однако, медитировать и развивать эти силы в себе, чтоб они не пропали впустую и смогли восстановить твою собственную энергию. Думаю, это тебя успокоит. — Да, конечно… — Идем тогда, порадуем Куан Лу твоим выздоровлением. Жунь Юй молча кивнул. Они вышли на воздух. И как раз встретили Куан Лу, быстрым шагом идущую к ним через мост. — Жунь Юй, тебе лучше? Твой брат помог тебе! — воскликнула она. — Да, — Жунь Юй улыбнулся. — Сюй Фен! — восторженно произнесла девушка. — Что ты сделал? Ты передал ему часть своих сил? — Это была не часть, это было очень много, — проговорил Жунь Юй. — Братьям положено делиться поровну. Я ничего не утратил, зато обрел тебя живым и здоровым. Рад, что это сработало. Но теперь, пожалуй, — во взгляде Сюй Фена вдруг появился огонек. — Я потребую награду за свое деяние. — Что же это? — спросил Жунь Юй безмятежным голосом. — Я тут слышал… Что Его Величество умеет заваривать какой-то потрясающе вкусный чай. Я думаю, было бы неплохо выпить этого чая, ведь я его еще не пробовал. Жунь Юй уставился на него и некоторое время смотрел, словно не понимая. Потом на его губах появилась улыбка. — Заварить чай? — Да. — Ну хорошо… Но я ничего не обещаю. Сделаю как обычно — и все. — Хорошо, хорошо, посмотрим, что выйдет, — ответил Сюй Фен, гордо занимая место за красивым столом, стоящим под слабо мерцающим на ярком солнечном свету ночным деревом. — Ладно, тогда я пойду, заварю. Куан Лу направилась было вслед за ним. — Любимая, развлеки Сюй Фена пока, я думаю, я справлюсь один, — остановил ее Жунь Юй нежно — причем настолько, что Куан Лу ничего не оставалось, как согласиться и сесть за стол рядом с его братом. Через некоторое время он вернулся, неся поднос с чайными приборами. Поставил его на стол, и стал разливать напиток в чашки. Его тонкие пальцы совершали это с удивительным изяществом, а взгляд был на редкость сосредоточенным, но в то же время мягким. Сюй Фен смотрел на него, и в глазах его все больше и больше вновь проступало удивление. Потом оно словно бы переполнило чашу, и он рассмеялся. При этом вторя беззвучному смеху Куан Лу. Теперь уже Жунь Юй посмотрел на них с удивлением. — Что вы смеетесь? — А ты понимаешь хотя бы, — спросил Сюй Фен. — Что ты только что сделал? — Я полагал, что я принес для вас чай, разве что-то еще? — произнес Жунь Юй тревожно. — Нет! — ответил Сюй Фен. — И не надо ничего больше, этого вполне достаточно! Ну что же, попробуем. За твое здоровье! Он поднял пиалу и отпил глоток. — О! — воскликнул он. — Это действительно потрясающе вкусно. Жунь Юй пожал плечами. — А что, тебе самому не нравится? Жунь Юй снова пожал плечами. Он все еще стоял возле стола, положив пальцы на край подноса. Лицо его было красивым и строгим. Серебряная заколка блестела в волосах, расшитая густым узором накидка покрывала плечи поверх белоснежной одежды. Теперь он взял пиалу и тоже отпил. Вновь пожал плечами. — Вроде бы чай, как чай. Такой, как всегда. Ничего особенного. — О! — произнес Сюй Фен. — Значит ты не чувствуешь этот потрясающий вкус? Даже жаль тебя. Будем мы, значит, с Куан Лу наслаждаться за твой счет. И с этим словами он посмотрел на брата с такой полной счастья улыбкой, что тому ничего не осталось, как самому рассмеяться в ответ, сесть за стол и отвлечься от тревожных раздумий, какие бы они у него ни были.