При нахождении (не) вернуть никому

      Вай проснулась очень поздно, когда в «катакомбе» никого не было. Девочка испуганно обыскала все комнаты. Никого. Она уже успела отчаяться, как заметила белесый кусочек бумажки. Маленькая записка гласила:       «Вай, за нас не переживай. Мы в скором времени вернемся. Просто мы вышли в город, чтобы выполнить кое-какое дело. Не ищи нас. Мы скоро вернемся. Искренне твой Ромео Варгас. »       Девочка долго смотрела на витьеватый текст, не понимая, что чувствует. Вроде, она боялась за друзей. Она думала, что их схватили полицейские. А вроде она была возмущена тем, что ее не разбудили. Но если была облава, то она бы точно проснулась.       В город она идти не могла, так как это было опасно.       — В любом случае, Ромео очень честен. Если сказал, что вернутся, значит вернутся. — задумчиво сказала Венди.       Она уселась на кровать и достала из-под подушки книжку. Страницы тихо шелестели. Было интересно узнать, что было дальше.       «Так следующей была Украина. Я зашел к ней в палату. От милой Оленьки Черненко не осталось почти ничего. Взгляд ее был пустой, руки дрожали. Только её шикарный бюст остался на месте.       А её румяное лицо сплошь было, как говорят на украинском, «блакитно-жовтим»*.       Она, так же как и Джонс молчали, хотя я слышал ночью, как она поет свой гимн.       Как выяснилось по итогу, Оля потеряла сознание прямо на какой-то пресс-конференции. Баш сказал, что как только её доставили, с лица бедной украинки десять минут снимали тональный крем и тонну пудры. Очевидно, она уже знала о своей болезни, но скрывала. На неё это так похоже. Ну, дипломаты и журналисты толпами пошли и поехали за машиной скорой помощи. Бедная Оленька. А самое плохое, что теперь о болезни узнает весь мир. Нам удалось разогнать СМИ, взяв с ним обещание не показывать отснятый материал.       Прошло недолго времени. Мы едва успели успокоить Украину. Рассудок её был слегка помутнен, но в общем, в перерывах между бредом она говорила о России, говорила, что не хочет с ним войны. Я заметил, что её неадекватное и обычное поведение перекликаются, но я не совсем уверен, так ли это. Нам удалось заставить её поспать. А спустя пару часов явился Иван. Он попросил навестить Украину. Я разрешил, но лишь при условии, что я буду рядом. Она была слаба, кроме того, я не знал, на какое из состояний Оли наткнется ее брат.       Как только Брагинский зашел, я стал свидетелем очень странной сцены: Украина смотрела в окно в её палате. Там едва сыпал снег, но она выглядела спокойной. Как только Иван подошел к ней она резко повернулась к нему лицом и схватила его за плечи. В её глазах я видел неествественный злобный огонек.       — Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты испортил мне всю жизнь! Ты постоянно мешал мне жить! Сгинь! Сгинь, москаль! — злобно кричала она. На её крик сбежались санитары и врачи. Силой, но я напару с Японией, оттащили Украину от брата. В порыве своей ярости Оля заехала мне по лицу. Что ж, возможно, я это заслужил. Хонда приказал мне выйти, а сам принялся успокаивать Черненко. Я стоял снаружи и вслушивался в сцену за дверью.       Потом ко мне подошел Брагинский. На его лице было несколько пластырей, очевидно, следы острых коготочков Украины, но его неизменная улыбка все еще присутсвовала.       — Могу я проведать Америку? — мило спросил он.       С чего бы ему общаться с недругом? На мой вопрос об этом, он ответил, что хочет посмотреть, как Америка мучается. Все сомнения сразу отпали. Я провел его в палату Джонса. Альфред в это время стоял у окна, воодушевленно глядя на пейзаж за окном. Когда Брагинский вошел, Джонс обернулся. На его лице сверкнула ослепительная улыбка и он медленно стал подходить к России, раскинув руки для объятий. Он был уже достаточно близок к своей цели, как Иван резко пнул наглого американца в живот, да так, что того отбросило к стене. Я стоял, ошеломленный резкостью событий, а Россия подошел ко мне и сказал: «Теперь я удостоверился, что он страдает.» И, как ни чем не бывало, ушел.       Но все-таки… ситуация все хуже. Это становится опасно. Все же… хорошо наверно, что Италия еще не знает. Пусть пока все не так разыгралось, я могу помолчать. Баш обещал, что скоро придут всякие экспертизы, по которым можно будет что-то судить.       Единственное, что на этом этапе могу сказать: больные ведут себя странно. Как по стереотипам. Америка начал говорить с дурацким акцентом, больше употребляя сленговых слов. С Францией все странно: Я не заметил отклонений от обычного состояния. Хотя, он перестал шутить свои коронные шутки. Оно и к лучшему. Я их ненавидел. Ну, Украина… тут случай другой. Я ожидал чего-то такого. Буду следить. Хочется верить, что все это кончится…»       Вай заснула с книжкой в руках. Она проснулась лишь под вечер, и обнаружила, что все остальные вернулись.       — Ты так и не встала с постели что ли? — садясь на край кровати, спросил Себорга.       — Если так подумать, то да. Но я очень хорошо выспалась, что теперь могу вам помочь. А где вы были? Я чуть с ума не сошла от волнения!       — Оно и видно! Уснула от волнения! Так переживала, — хмыкнул Питер.       — Я бы на тебя посмотрел! — шикнул Элиас.        После того, как Питер остался «без никого» заботу о нем взял Ладония. Он был немного старше, а главное-самостоятелен. Так и пошло со временем. Почти везде они таскались вдвоем, а ночами, когда снаружи грохочет гроза, Элиас рассказывает братцу сказки. Хотя, по иронии судьбы так вышло, что Силенд был самым младшим в их ордене. Вай и Кугель были все равно старше своего товарища. Так что, о Силенде заботились все.       -Ты ведь помнишь, какой сегодня день? — спросил Себорга у сидящей на кровати девочки.       — Да, помню. Сегодня вроде пятнадцатое ноября, да?       — Ну и? Сегодня не простой день, ты разве не помнишь?       — Я вас не понимаю… Я помню. У меня сегодня день рождения…- смущенно ответила Вай.       — Наконец мы дождались от тебя нормального ответа!       Теперь у кровати девочки столпились все.       — Мы подумали, что тебе было бы приятно отпраздновать свой день рождения с нами. Поэтому с утра мы ушли готовить все, — Ромео наклонился и достал из-под своей кровати цветастую коробку с маленьким бантиком. — В коробку каждый положил что-то для тебя. Честно говоря, я сам не знаю, что они там наложили, поэтому острожнее, дельфиненок.       Вай недоверчиво покосилась на собравшихся друзей. Осторожно она начала снимать маленькие кусочки скотча с бумаги. Упаковано было хорошо, и даже очень.       В коробке лежало много полезного хлама: несколько кистей для рисования, две баночки краски, блокнот, но самым крупным подарком был средних размеров плюшевый кролик.       — Вы… Вы сдурели! Я же не просила, ну зачем…       — Это же твой день рождения! Так же мы будем праздновать и мой день рождения, и Силенда, и Ладонии, и всех остальных! Пойдем. Монако сказала, что приготовила для тебя кое-что вкусное. Тем более, от беготни по городу я устал.

***

      Снаружи стемнело быстро, всепонемногу стали ложиться спать.       — Спокойной ночи, Вай. Надеюсь тебе понравился этот день, — сказал Ромео, усаживаясь на свою кровать. Но девочка уже не ответила. Крепко сжимая в своих, хрупких на вид, ручках подаренного кролика, она спала глубоким сном.       — Как хорошо, что все плохое в жизни детей можно покрыть чем-то хорошим, — усмехаясь, прошептал Варгас.