«М» - значит Мэйвен

      – Ты уверена, что он мёртв?       Мэра Бэрроу закатывает глаза.       – Я уже десять раз тебе говорила, Кэл! Да, я уверена! Он не мог выжить. Я перерезала ему горло. Кровь из него лилась как из свиньи!       – Не забывай, что ты говоришь о моём брате, – раздражённо одёргивает её Кэл. Грубость Мэры непереносима. «Мэра тоже теряла близких... Почему она не хочет понять, как мне тяжело?..»       Даже мёртвый Мэйвен продолжает создавать проблемы.       Мэра утверждает, что убила его, но тело так и не нашли. Тщательнейший обыск Дворца не дал никаких результатов: ничего, кроме цепочки серебристых следов, которая вела из комнаты с Молчаливым камнем в кабинет бывшего короля. Очевидно, раненый Мэйвен, истекая кровью, отправился туда умирать. «Это неудивительно! Ведь он переделал для себя апартаменты своей мамочки!» – говорит Мэра, присовокупляя к своим словам живописные ругательства, распространённые среди красных. Она ненавидит Мэйвена даже после смерти.       Кэл хорошо помнит тот злополучный день. Пока он наводил порядок в возникшей среди войск неразберихе, пока сражался с Озёрными и искал Мэру, драгоценное время было упущено. Вражеская авиация нанесла ракетные удары по Археону, и несколько снарядов угодило прямо во Дворец, похоронив под завалами Тронный зал и кабинет маленького короля. Прямых доказательств смерти Мэйвена Калора не было.       Кэл верил Мэре и считал брата погибшим. Он погрузился в тоску и уныние; похудел, побледнел, ссутулился – словно за его плечи цеплялась острыми когтями чёрная тень умершего. Он продолжал любить младшего брата даже после его предательства, и в глубине души не переставал наивно мечтать о примирении. Отчасти он понимал мотивы Мэйвена, потому что сам был снедаем тем же честолюбием. Он никак не мог отделаться от чувства вины. Нечистая совесть грызла его, не давая покоя ни днём, ни ночью. Ни доводы рассудка, ни соображения государственной необходимости, ни жажда мести – ничто не помогало найти себе оправдание.       Даже наедине с Мэрой, Кэл рассеян и мрачен. Одни и те же мысли, как похоронная мелодия, назойливо повторяются в его голове:       «Я – убийца родного брата. Лишённый власти и поддержки, он был неопасен. Но я всё равно желал его смерти. Я отправил любимую девушку убить его…»       На ум ему приходят воспоминания о постыдном судебном процессе, когда люди, ненавидевшие Мэйвена, возвысили голос, требуя его крови, а Кэл безвольно с ними соглашался. Тогда никто не нашёл ни единого аргумента в защиту Мэйвена. Зато теперь воображение подсказывает Кэлу тысячи причин не казнить его! Взять хотя бы тот факт, что после смерти Элары, Мэйвен далеко не так энергично стремился поймать брата. Захватив его вместе с Мэрой и новокровками в самолёте, Мэйвен согласился пойти на сделку и отпустил всех, кроме Мэры. Будь на месте Мэйвена король Тиберий VI или королева Элара, никто не стал бы церемониться и вступать в переговоры. Всю компанию казнили бы на месте.       – Кэл, ты меня слушаешь? – голос Мэры выводит его из задумчивости. – Это был уже не твой брат, ясно? Он был безумным чудовищем, предателем и убийцей, его нужно было остановить! Мэйвен заслуживал самой мучительной смерти! Мы всё сделали правильно, – несмотря на уверенный тон, её слова звучат фальшиво. Потому что она сама в это не верит.       Кэл морщится и с сомнением качает головой. Он призывает на помощь всю свою выдержку, но всё равно не может скрыть смятения.       – Больше всего на свете я бы хотел думать как ты, – наконец отвечает он. Черты его лица выражают страдание. – Чтобы всё было просто и понятно... Но я так не могу! Брат хотя бы твёрдо знал, за что сражался. Ради чего боролись мы? Чтобы отомстить? Мы отомстили. Ты счастлива?       – Да! Вполне!       – А я несчастлив, Мэра! Мне плохо! – он стучит себя пальцами по груди, невольно повторяя жест Мэйвена. Мэра с отвращением косится на него.       – Знаешь что, Кэл? Или тебя лучше звать Тиберий Седьмой? Я устала от твоего нытья и колебаний. В последнее время ты показал себя во всей красе! Я уезжаю в Монфор к своим родным. Это больше не моя война.       Кэл замирает в замешательстве, часто моргая расширившимися от удивления глазами.       – Как?.. Ты бросишь Норту, Алую гвардию и… меня? В такой момент?       – Что особенного в этом моменте? Ты разрушил наши отношения, показал, что власть и корона тебе важнее! Ты сам приговорил брата, забыл? Но теперь ты изводишь меня попрёками и валишь на меня всю вину за смерть Мэйвена. Ты лицемер!       – Ты свергла монархию, разожгла революцию и хочешь уехать? А как же красные? И твой отряд новокровок? Тебе на них плевать? – Кэл начинает злиться и повышает голос. Температура в комнате подскакивает от его гнева.       – Все, кто мне дорог, сейчас в Монфоре!       – Отлично! Уезжай. Всё, что было дорого мне, ты уничтожила.       Мэра смотрит ему в глаза долгим, полным презрения взглядом. Видно, как она изо всех сил сдерживает себя. Она привыкла, что последнее слово всегда остаётся за ней. Глупо было ждать от неё поддержки и жалости, на которые Кэл рассчитывал. Мэра разворачивается и уходит, на прощание громко хлопнув дверью.       Оставшись один, Кэл хватается за голову. Разрыв с Мэрой – очередной болезненный удар, от которого он нескоро оправится. В последнее время удары сыпятся на него со всех сторон и он с отрешённостью приговорённого к смерти принимает их. «Так мне и надо. Я заслужил это своими злодеяниями. Я такой же преступный король, как и мой брат».       Политическое чутьё подсказывает ему контуры грядущего бедствия. В Норте нарастает хаос. Общие победы над Мэйвеном и Озёрными не смогли сплотить серебряных и красных. Многовековую взаимную ненависть не так-то просто изжить. Раскол в стане вчерашних союзников растёт с каждым днём.

***

      В отличие от Кэла, лидеры Алой гвардии не были склонны безоговорочно доверять Мэре Бэрроу. Выслушав её рассказ о схватке с Мэйвеном, полковник Уиллис Фарли сразу заподозрил неладное. Он отправлял патрули Алой гвардии снова и снова прочёсывать Дворец и окрестности Археона в поисках Мэйвена – живого или мёртвого. Дело осложнялось тем, что из Археона каждый день по всей Норте разъезжались тысячи беженцев, отследить в этом потоке одного беглеца было невыполнимой задачей.       Под предлогом поисков Мэйвена полковник Фарли пытался заставить Кэла рассредоточить военные части, находящиеся в подчинении короны. Он постоянно донимал Кэла своими требованиями.       – Нужно удостовериться, что государственный преступник Мэйвен Калор-Мерандус мёртв. Чего вы хотели добиться тайным убийством? Хотели избавить брата от позора? Вы должны были казнить его публично. Если он жив, он представляет огромную опасность! Он – живое знамя, вокруг которого будут объединяться наши враги. Если он мёртв, а у нас нет доказательств его смерти, есть риск появления самозванцев. И найдутся предатели, которые встанут на их сторону. Его необходимо отыскать!       – Так ищите, полковник!       – У нас не хватает людских ресурсов. Вы должны выделить своих людей. Тем более, все серебряные знают его в лицо.       – Красные тоже его знают.       – Вы ошибаетесь! Вы не имеете представления в каких условиях живёт глубинка. В крупных населённых пунктах, обеспеченных электричеством, красные его, конечно, знают. Но нужно учитывать, что в больших городах он может найти поддержку среди красных. Король Мэйвен пользовался определённой популярностью в народе.       Подобные разговоры, и, особенно, упоминания о популярности Мэйвена, всегда наводили на Кэла хандру. Найти общий язык с представителями Алой гвардии становилось всё сложнее. Если полковник в общении с ним ещё держался в рамках приличий, то другие члены Алой гвардии не стеснялись в выражениях. Они считали, что Кэл помог брату скрыться и в лицо обвиняли его в укрывательстве и измене.       В словесных баталиях с Алой гвардией заключалось мало приятного, но было кое-что и похуже. До Кэла начали доходить слухи, что полковник Фарли планирует переворот и захват власти. Среди серебряных поговаривали, якобы полковник позволяет себе выпады следующего содержания:       «Алая гвардия воевала не ради того, чтобы сменить зад, восседающий на троне! Мы воевали против королевского трона, воплощающего тиранию серебряных! За всех красных братьев и сестёр, за их жизнь и свободу! Я буду сражаться до полного истребления серебряных нелюдей! Смерть серебряным! Вся власть должна принадлежать красным!»       К отряду новокровок, который удалось собрать Мэре, в Алой гвардии относились с подозрением. Полковник Фарли высказался о них с присущей ему категоричностью:       – Им нельзя верить. У них такая же сила как у серебряных. Дайте время – и они станут новыми серебряными, захотят привилегий и начнут угнетать своих красных братьев! Яркий пример тому – Бэрроу, которая всегда руководствовалась только шкурными интересами.       Многие в Алой гвардии разделяли его мнение.       Обстановка в лагере серебряных внушала не меньшие опасения, чем амбиции и агрессия красных. Серебряные были разобщены и напуганы. Наиболее могущественные Дома отложились от Норты и объявили себя суверенными правителями по примеру Самосов.       Анабель Леролан и Джулиан Джейкос возглавили партию серебряной знати, сохранившей верность Кэлу. Готовность Кэла отказаться от короны привела их в панику.       «Мы сражались за законного короля и отечество! Норта – монархия, править должен сильнейший! Сила и Власть серебряных – основа величия Норты! Мы за великую, единую и неделимую Норту! Не позволим красному сброду диктовать нам условия! Нужно вернуть красное быдло обратно в стойло», – говорили серебряные.       И серебряных, и красных Норты в равной мере злило поведение союзнических монфорских войск, которые занимались откровенным грабежом. «Монфор предлагал свою помощь не безвозмездно!» – резонно замечали монфорские послы. Намерение Мэры отъехать в Монфорскую республику только усугубило положение. Поползли грязные сплетни: «Король Тиберий вместе с любовницей продался Монфору! Он не в состоянии защитить Норту от интервентов!»       Видя неспособность новой власти справиться с кризисом, наглел не только Монфор. Соседи не замедлили воспользоваться слабостью страны к своей выгоде. С севера на территории Норты хозяйничали отряды Озёрных, с юга – Пьемонтцы.       Ситуация требовала решительных и быстрых действий, но Кэл, скорбевший о брате и расстроенный разрывом с Мэрой, был на них неспособен. Ему нелегко давалось преодоление превратностей судьбы: его прежняя жизнь была заранее расписана и предопределена. Политически выгодный брак, престол, война... Мэра и Мэйвен всё перевернули с ног на голову. Кэлу пришлось делать вещи, которые не пристало делать королю, вникать в такие вопросы, которые раньше его никогда не интересовали – ведь для этого у короля есть министры и советники. Прямолинейный и добродушный Кэл никогда не отличался талантами стратега, администратора или интригана.       Анабель Леролан, бабка Кэла, пыталась его образумить.       – Тиберий, что ты творишь? Похоже, мой негодный младший внук был настоящим Калором, а не ты! В нём была воля к власти. А ты ведёшь династию и всех серебряных к гибели!       – Ты хочешь меня оскорбить?       – Я хочу тебя подстегнуть! Ты – король! Не забывай, какая кровь течёт в твоих жилах! Бери власть в свои руки и действуй! Раскрой глаза, Алая гвардия и новокровки – наши враги! У красных и серебряных не может быть общих интересов!       Кэл только скрипел про себя зубами.

***

      Когда Мэйвен был жив, сидел на троне и упивался властью, он однажды выразился о Кэле: «Мой брат по натуре – скучнейший солдафон. Самостоятельно предпринять что-либо без командирского окрика он неспособен». Мэру он тогда всюду таскал за собой как ценный трофей; она была вынуждена выслушивать все его оскорбительные сентенции. Она запомнила эти слова. Когда она передала их Кэлу, он так разозлился, что чуть не прожёг стул, на котором сидел.       Теперь, в одиночестве, мучаясь от собственного бессилия, Кэл вспоминает слова Мэйвена.       – Что же это получается, маленький паршивец был прав насчёт меня?