мне тебя обещали

Город продуваемых насквозь улиц. Погода расслоилась — к лету пришили невидимую подкладку из осени. Если взглянуть со стороны, то вот эта женщина тоже под солнцем, как и все остальные. Но только она чувствует, как дождь стекает по её волосам, проникает сквозь одежду, капает с ресниц на щёки. Имитация невыплаканных слёз. Наверное, Богу смешно смотреть с неба, как разрушается надежда одного человека. Лёгкий ветерок треплет паутины на подоконниках, шелестят сочно-зелёные листья деревьев. Нескончаемый поток людей, и в нём идёт она — женщина с маленькой девчушкой, у которой улыбка светлее любого солнца. Только сейчас она не улыбается — всхлипывает. Кто-то идёт за своим, пусть маленьким, счастьем. Кто-то доедает остатки последних дней жизни, в которых тоже были мечты, стремления, попытки обрести то, в чём, казалось, был недостаток. Жизнь никогда не руководствуется правилом «всем поровну». У одного прибывает, у другого убывает. Смешна иллюзия равновесия. В материнских объятиях малышка перестаёт плакать. Обхватывает крошечной ручкой мизинец, закрывает глаза. Она прислушивается к маленькому сердцу. Бьётся. Короткие тревожные удары. Врач сказала, что надежды нет, лёгкие отказывают. Медицина бессильна, медицина не знает, не умеет. «Два дня. В лучшем случае». Она со скандалом забрала ребёнка из больницы, подписав все мыслимые бумаги. Она берёт за себя ответственность — ну а кто же ещё? Кому, если не ей жить с этим? Будто врачи обещали вернуть малышку к жизни, а она, неразумная мать, лишала дочь шанса дышать дальше. Во всех больницах города говорят о пустых надеждах. «Поймите, женщина, если вы её заберёте, она сразу умрёт». Ребёнок должен быть с матерью, даже если следующий шаг — неизвестность. Люди дышат иллюзиями. Иллюзии — воздушные змеи, запускаемые в небо будущего. Рано или поздно их унесёт ветром. Она не занимает даже четверти скамейки — исхудавшая, измождённая, испепелённая. Что внутри? Ничего. Вроде теряешь самое главное, вроде конец, вроде последняя точка. Где бунт, истерики, терзания? Такое в кино показывают, когда героиня плачет над мёртвым телом героя. Первый кадр — слёзы на глазах крупным планом, второй — план сверху, когда героиня бьётся в отчаянии над телом усопшего, а вокруг свет сквозь пыль и руины завершившихся боевых действий. Может, сюжеты и берутся из жизни, но не из этой точно. Она смотрит в лицо реальности, абсолютно ничего не чувствует. Нет ни уныния, ни сожаления. Вообще ничего. Затихли страхи. Все последние месяцы прошли в непрекращающейся борьбе. Не складывая руки, верила в чудеса, подпитывала в себе надежду. Успокаивалась мыслью, что, преодолевая страдания, приближается к новому счастью. Всё напрасно. Теперь она один на один с собственным концом. Во дворике рядом с больницей. В старомодном однобортном плаще, в туфлях со стёртыми каблуками, держит в руках ребёнка, завёрнутого в бордово-белое одеяло. Вдоль больничного забора бегут прохожие, многие из них улыбаются лету, высокому небу и пережитым, оставленным в прошлом, диагнозам. Она не испытывает ни злости, ни завести. Мысленно ставит себя на место. Ведь у неё всё могло быть иначе. Она тоже могла бы добиться нужного, тёплого, простого и понятного человеческого счастья — уютных вечеров, семейных походов в кино, наряжать ёлку задолго, за два месяца, до Нового года и смеяться над разбитыми шариками. Так могло бы случиться — то есть это было возможно, но сейчас уже нет. Встаёт со скамейки, идёт неуверенными шагами в сторону подземки. На улице дети-попрошайки. Смуглые, лохматые, грязные. К ней пристаёт девочка с глазами, как чёрная смородина. Белые зубы, торчащие из-под засаленных волос уши. «Я есть хочу. Тётя, дай денег!» Девочка, скорее всего, врёт — у женщины, чуть поодаль продающий семечки, такие же смородиновые глаза. Но она сама мать, она вытаскивает из кармана плаща все мятые купюры, отдаёт попрошайке. Вдруг, встав на эскалатор, она чувствует, что сердце её задремавшей малышки замерло. Останавливается, целует дочь в лоб. Холодная, дыхания нет. Её глаза мертвеют. Она механически доходит до полупустой платформы, час пик давно закончился. Из тоннеля несётся поезд. Шум приближавшегося состава. Шаг вперёд. В противовес внутренней пустоте. ~ Мокрая футболка, три сигареты подряд, босиком по накалившийся за день плитке, мысли оставляют царапины на сердце. Я стою на балконе, смотрю в окна отеля напротив и по-детски боюсь вернуться в спальню. Там снова тот сон, та трагедия, затерявшаяся в тысяче других трагедий большого города. Мы привыкли к плохим новостям, мы копируем ссылки о чужих бедах, прячемся от так называемого негатива. Оставаясь безразличными к тому, что на расстоянии, мы не верим в то, что несчастье однажды коснётся нас самих. В поисках выгоды легко жертвуем интересами других, тогда как собственные жертвы раздумываем до вселенского масштаба. Вот-вот отучимся узнавать злой, бессердечный эгоизм в попытках оправдать свои ошибки. В нас стало слишком много оглушительной пустоты. Бесконечная болтовня, не подкрепляясь поступками, обесценивает само человеческое. В моей голове сбилась последовательность времени, теперь все события я вижу целиком, поэтому не знаю, с какой стороны подойти к ним, чтобы были начала и концы. Чтобы жизнь стала последовательной. Мой жуткий страх — я сам. Вернувшись домой, окончательно осознал: хочу впустить новые планы в свою жизнь. Для чего возвращаться в прошлое, если всё равно не заберёшь тех, кто там остался? Отпустить не значит предать. Переложить воспоминания на самую верхнюю полку сознания, возвращаться к ним со светлыми побуждениями. А пока меня мучает сон с последним днём той женщины из больницы. Стоит закрыть глаза, и он проецируется на изнанку век с точностью до мелочей. Будто я снова нахожусь в этом кино, одновременно наблюдая за происходящим со стороны. Движущаяся картинка дробится на стоп-кадры. Проживаю последний день с ней. Фильм обрывается в тот миг, когда она подходит с остекленевшим взглядом к платформе. Ко мне, стоящему в двух шагах от неё. Внутренний голос кричал: возьми её за руку, она бросится под поезд. Но что-то меня остановило — городское равнодушие или другая необъяснимая сила? В тот период я потерял в жизни главное. Ничего не хотелось видеть, слышать. Только быть одному без слов. Переживал конфликт с несправедливостью мира. Но то, что случилось у меня на глазах, с одной стороны, сдавило меня ещё сильнее, с другой — обратило лицом к реальности. Будто эта смерть пробудила во мне мощный поток, о котором я до сих пор не догадывался. Но я знаю, как это можно выяснить. Разыщу семью той женщины, там и свою правду найду. Не зря говорят, что правда всегда себе дорогу пробьёт. Этот сон, каждую ночь затягивающий меня обратно в тот день, ведёт меня. Бросаю очередную сигарету, возвращаюсь в спальню, открываю ноутбук. О самоубийстве женщины с гребным ребёнком писали в Интернете. Нужно найти её имя и фамилию, а потом по пиратской городской базе её адрес. Наверняка у неё остался кто-то из родственников. Если сегодня всё разузнаю, то завтра же отправлюсь на поиски. Не могу больше засыпать, зная, что увижу тот день. В жизни может случиться что угодно, но когда на руках матери умирает её ребёнок, это трудно оправдать фразами вроде «что ни делается, всё к лучшему» или «значит, так должно было быть». Я должен узнать эту историю до конца. Я должен узнать её. Внутри засела уверенность в том, что отыщу разгадку. В сердце каждого человека заложена сила, помогающая получить желаемое. Она не даст покоя, пока ты не дойдёшь до той самой точки, к которой стремился. Всё возможно при одном условии: по-настоящему хотеть того, к чему идёшь.