мне тебя обещали

— Почему ты себя так изводишь? Яна встаёт со своего раскладного стульчика, подходит ко мне. Крепкое жилистое тело, на плечах пигментные пятна. У неё тяжёлая походка — по-мужски широко расставляет ноги. Одна рука на поясе, другой крутит жёлтый свисток. Он контрастирует с тёмно-синим цветом её спортивного костюма. — Нельзя так, слышишь? Что стряслось? Промокаю полотенцем мокрое лицо, смотрю на обложку книги, оставленную ею на стуле. «На маяк» Вирджинии Вульф. Неудивительный выбор. Яна — лесбиянка. Она говорит, что стала ею после того, как разочаровалась в мужиках. «Ты не обижайся, но мужики — скоты. У них мозги либо ниже пояса, либо из вообще нет». Я не обижаюсь, я и сам от мужчин не в восторге. Муж Яны бросил её, когда узнал, что у их сына определили синдром Дауна. «Представляешь, и он сказал, мол, прости, так дальше продолжаться не может, мне на ребёнка тяжело смотреть. Я собрала вещи, сына, уехала к подруге в тот же день. Мы вышли из квартиры, он спокойно запер дверь. Будто почтальона проводил». Она одна воспитывает Дениса. По утрам работает продавщицей, по вечерам тренером по плаванию. Учит мужчин держаться на воде. В нашем клубе Яна считается лучшим преподавателем. Не зря, двукратный чемпион России по плаванию. «Долгое время я ещё ненавидела мужиков. А потом поняла — зря. Нельзя всех под одну гребёнку, неправильно. Вот я и научилась жить для себя, а не за кого-то». Я тоже хочу жить для себя, не за кого-то. Придумать себе офигенный смысл жизни и верить в него по собственному желанию. Пока я верю в то, что есть сейчас. В пространство, ощущение, в котором нахожусь в данный момент. Каждое утро открываю окно и заполняю себя новым днём. Таким, какой он есть. Когда-то в детстве мой дедушка, отстреливая воробьёв с отяжелевших крон дерева хурмы, говорил мне: «Малыш, без умения обладать временем невозможно владеть собой». Я тогда не понимал этих слов, но почему-то запомнил их, вызубрил на зубок. Понадобились. Дедушка прожил достойную жизнь — войну прошёл, детей вырастил, не одно дерево посадил. Его единственный внук не сделал ничего подобного. Стоп. Я оттрахал немало тёлок, это считается? Иногда лучше не знать, чем всё закончится. В поэтому мне нужно научиться жить так, чтобы всё проходило не мимо, а через меня. Прощаюсь с Яной. Она шлёпает меня по заднице. Интересно, делают ли лесбиянки минет? Я бы дольше находился под водой, будь у меня здоровые лёгкие, не прокуренные. Здесь пространство расширяется. Куда-то выплываешь из своей памяти, и в сознании всё сложнее восстановить персональные приметы. Однажды вечером я пришёл в бассейн выпивший. Решил свести счёты с жизнью. Нырнул, осмотрелся вокруг, увидел её. Она сидела в углу бассейна — бледная, грустная, обнажённая. Крепко прижимая колени к груди. Пару минут мы держались друг за друга взглядами, а потом она сказала: — Можно как-то иначе, но я делаю так, потому что так могу дольше быть рядом с тобой. — опустила глаза. Я испугался, что, потеряв её взгляд, потеряю и её. Двинулся к ней, попытался что-то прокричать. Начал захлёбываться, потом вода вокруг окрасилась в чёрный цвет. Меня спасла Яна. Открыв глаза я спросил у неё: — Зачем? — Так будет разумнее.— она ответила почти шёпотом, а не привыкшим басом. С тех пор я соблюдаю эту чёртову разумность. С удовольствием послал бы её, но понимаю, что сейчас это тот самый барьер, сдерживающий внутреннее безумие. Часто мне хочется верить, что я нахожусь на последней стадии выздоровления, когда критическое восприятие реальности берёт верх над ностальгией, воспоминаниями. Я плаваю два раза в неделю, моё утро начинается с тёплой воды с мёдом, я ем салаты из проросшей пшеницы, пользуюсь презервативами, чищу зубы три раза на день. Покорить вершину одиночества — значит примирится с великой иллюзией правильности своего пути. Не включено, что тебе вдруг захочется дожить эту жизнь здоровым, и доживать её подольше, ограничиваясь любыми собственными мотивами. Это всё-таки лучше, чем вернуться домой и вместо того, чтобы съесть что-нибудь лёгкое на ужин, думать, какое же ты дерьмо и как ты никому не нужен.