Пистолет выскользнул из дрожащей, чуть вспотевшей ладони и хлюпнулся в слякоть под копытами лошади. Анья с немым ужасом взглянула на пальцы, только что нажавшие на спусковой крючок.
Она убила.
Снова.
Лишила жизни человека, которого даже не знала. Впервые смотрела своей жертве в глаза. Она прикрыла веки, восстанавливая дыхание.
Так было нужно.
И теперь это не должно иметь значения.
Не должно.
Анья спешилась, невольно отпуская лошадь куда-то в рощу. Даже не заметила. За её кобылой побежала и та, что несла в своём седле мёртвое тело одного из йегеристов. На ватных ногах Анья подошла к Ханджи. Та рефлекторно вышла вперёд, закрывая собой бессознательного Леви:
— Почему ты помогла нам? — недоумённо нахмурилась Зое, не выпуская из руки оружия.
— Потому что мы не враги. Д-давай обсудим это позже, сейчас нет времени, он умирает… — судорожно выдохнула Анья, поглядывая на остатки крови на лице Леви, смытые речной водой. — Прошу, позволь мне помочь ему, — голос срывался на сипоту.
Колеблясь несколько секунд, Ханджи отошла и спрятала пистолет обратно за пазуху. Анья подбежала к Леви, лежащему на траве чуть поодаль от берега, и упала на колени.
— Нужно промыть ему раны, — суетливо стаскивая с себя сумку с аптечкой, она вслух начала озвучивать свои действия. Так получалось абстрагироваться от мыслей о том, что счёт идёт на минуты. Хотя, нет, вообще-то, ни черта не получалось. — Помоги снять с него одежду.
— Ты сможешь спасти его? — Ханджи присела рядом.
— Я сделаю всё, что смогу.
Ханджи кивнула. Они осторожно начали расстёгивать ремни портупеи и измазанную в грязи и крови рубашку, немного разодранную на груди. Леви не приходил в себя, и это чуть усложняло задачу. Справившись с пуговицами, Анья распахнула рубашку, дабы осмотреть повреждения. По глазам резанул отблеск металла, и где-то у сердца тут же кольнуло. Кровь вдруг зашумела в ушах, брови задрожали в непонимании. Не видя ничего вокруг, Анья протянула руку к кольцу, покоившемуся на мужской груди. Доли секунды ей хватило, чтобы узнать его. Это её кольцо. Кольцо Ганса, которое она думала, что потеряла много лет назад.
Леви сохранил его.
Носил у сердца, как вдовец.
— Ты же сказала, что мы должны торопиться! — шумно дыша, прикрикнула Ханджи, возвращая Анью в реальность.
Крауз стянула верёвку с кольцом с шеи Леви и засунула её в карман халата. Она попыталась отрезвить рассудок, до боли закусив губу.
Сейчас не до сантиментов.
Не было ни переломов, ни вывихов. Тело Леви, благодаря одежде, пострадало в меньшей степени, чем открытые участки кожи. Два пальца на правой руке оторвало, обнажая хрящи, торчащие кровавыми обрубками. Страшно было смотреть на рваные раны на груди и лице, рассечённом почти что посередине. Повреждённый глаз выпучился кровоточившим веком, а из кожи торчали щепки. Анья постаралась как можно аккуратнее избавиться от них, но щипцы так и норовили выскользнуть из пальцев. Спирта в аптечке было катастрофически мало — два пузырька, да и те на исходе. В ход пошла фляга с алкоголем, которую Анья стащила у йегеристов. После промывания ран пришло время их зашивать. Вот тут-то и возникли трудности. Она не могла даже нитку вставить в ушко иглы, не то что сшить распоротые куски кожи.
— Ну… давай же… — до скрипа сжав зубы, процедила Анья.
Пальцы дрожали, нитка выскальзывала. Крауз чертыхалась, но продолжала свои безуспешные попытки.
— Эй, дай сюда, — Ханджи протянула руку, сжимая ладонь Аньи. Та нахмурилась и закивала, покорно отдавая инструменты. Беспристрастность — главное оружие врача. А в этой ситуации она была обезоружена своими рвущимися наружу чувствами.
Леви вдруг дёрнулся и хриплое дыхание на секунду стало чуть шумнее. Анья, даже не подумав, что делает, сжала его здоровую ладонь и поднесла её к своим губам. На глазах изморозью застыли слёзы.
— Держи его, чтобы не дёргался, если очнётся.
Но он не очнулся, так и продолжал прерывисто дышать. Ханджи кропотливо орудовала иглой, а Анья беззвучно шептала только ей известную молитву, сжимая холодную мужскую ладонь. И сердце пропускало удар всякий раз, когда дыхание Леви вдруг затихало, и вновь билось живее, стоило его груди подняться и опуститься в безмолвии.
Закончив с ранениями и перевязав их чистыми бинтами, они перенесли Леви на плаще, как на носилках, ближе к месту заключения Зика. Там должны были остаться палатки и провиант. Наконец наступила минута, когда Анья и Ханджи смогли облегчённо опуститься на мокрую траву и перевести дух, вытирая то ли мелкий дождь, то ли испарину с лица.
— Спасибо, — прошептала Ханджи, прислонившись к одному из гигантских стволов и смотря перед собой.
— За что? — невесело хмыкнула Анья, усевшись ровно так же, но чуть поодаль. — Я ничего не сделала.
— Ты спасла его, спасла нас.
— Я не его спасла, а себя… Я бы не простила себе его смерть.
— Всё-таки я была права, — усмехнулась Ханджи, затылком льня к шершавому стволу. — Ты и правда любила его.
Лицо Аньи чуть вытянулось, губы сами собой поджались. Она ведь не только из-за Леви помогла им.
— Да, жаль, он этого не понимает. Но вы оба дороги мне. Я никогда не желала зла ни тебе, ни ему.
— Такое сложно понять, Анья, — с тенью упрёка покосилась на неё Ханджи. — То ты на нашей стороне, то вдруг оказываешься предателем, затем снова пытаешься убедить нас в своей верности, но опять встаёшь на сторону противника, и вот сейчас… Что нам от тебя ждать?
— Думаешь, я хотела этого… всего этого? — пережитый стресс выбил последние силы, и Анья еле шевелила губами. — Я всего лишь хотела защитить тех, кто мне дорог. Только этого.
— Мы все этого хотим.
И они замолчали. Как и всё вокруг. Только тяжёлое дыхание изредка сбивалось, нарушая лесную тишь. Сумерки, точно хищники, коварно подкрадывались из глубин чащи. Свежий после дождя воздух приятно остужал угольки мыслей. Среди мокрых сучьев сложно было отыскать пригодные для хвороста. Ещё труднее было развести огонь. Но справившись с этим и разбив найденную палатку, они могли наконец передохнуть; хотя бы несколько часов до рассвета. Вскоре Ханджи ушла в сторону дороги, сообщив о том, что попытается соорудить что-нибудь пригодное для перевозки из обломков телеги. Анья и не думала возражать. Честно сказать, говорить с Ханджи, как в старые времена, не вышло бы, из-за этого и вовсе не хотелось открывать рот. Тяжёлым взглядом она проводила Зое до выхода на равнину и медленно подползла ближе к Леви.
Лицо, лишённое цвета, покрылось холодным потом, а лоб горел как наковальня. Его тело боролось за каждый вздох. Анья бережно провела пальцами по смольным, чуть влажным волосам. Натянула горькую улыбку, стараясь совладать с комом в горле. Скорбно согнулась, как перед молитвой, и упёрлась лбом ему в грудь.
— Пожалуйста, борись… — судорожный выдох вырвался из охрипшего горла. Она что-то без устали шептала, пальцами вцепившись в край одеяла, — …ты ведь сильный. Сильнейший. Умоляю, не бросай меня. Я не выдержу, если вновь потеряю тебя, — слёзы талым снегом скатывались на белые бинты. — Можешь ненавидеть меня до конца своих дней, если хочешь, только пусть этот конец настанет не так скоро. Прошу тебя, Леви…
— Он очнулся? — позади треснула ветка под тяжёлым армейским сапогом. Ханджи на какой-то верёвке притащила обломки повозки.
— Нет пока, — шмыгнула носом Анья, наспех утирая слёзы рукавом. Рывком поднялась на ноги. — Я… наверное, пойду. Кажется, я видела рогоз. Попробую сделать заживляющую мазь.
— Да, конечно.
Анья подхватила сумку и направилась в сторону реки, даже не подумав о том, как сложно будет в непроглядной темноте отыскать нужные ей травы.
В голове крутилась одна и та же пластинка. И, честно, от этой навязчивой мелодии уже хотелось удушиться. Нет ничего ненавистнее в себе, чем беспомощность. Вечно она всё делает
недостаточно. Солдатом, беспрекословно выполняющим приказы, она так и не стала. Врач из неё никудышный: даже нить в иглу вставить не смогла. Родитель из неё ещё хуже: бросила Изу одну посреди разгара войны. Любимого, даже нехотя, предала. Подругу обманула. И даже извиниться за всё это не по-нормальному не может. Слов, видите ли, не находит.
— Ай! — вскрикнула Анья и облизнула палец, порезавшись о тонкий лист рогоза.
Пух лип к рукам, но она отчаянно продолжала собирать его в небольшой мешок. Когда мешок был наполнен, Крауз сунула его в карман и ненароком задела пальцами что-то холодное, тут же догадавшись, что именно. Высунула из кармана кольцо, расправив ладонь. Увидев его тогда, Анья почувствовала, как внутри огарком вспыхнула надежда. Быть может, ещё не поздно? Может, Леви всё ещё что-то чувствует к ней? Уголки губ слабо устремились вверх.
Он не забыл её.
Конечно, не забыл.
Лелея в душе эти по-детски наивные мысли, Анья неторопливо направилась в сторону леса, где маяком горел разведённый костёр. Ханджи отчего-то перестала стучать молотком и сидела уже подле Леви. Обернувшись, она посмотрела на Анью сквозь толстые линзы очков, в которых плясали щупальца костра. Только сейчас Анья заметила, что Леви пришёл в себя и чуть приподнялся на локтях, сверля её негодующим взглядом. Сердце опустилось куда-то в желудок и затрепыхалось, точно мотылёк, пойманный в лампу. Анья растянула губы в дрожащей улыбке.
— Леви…
— А она что здесь делает? — сухо спросил он, говоря о ней, будто о мешающей глазу мебели.
— Анья спасла нас с тобой от йегеристов.
— Пусть уходит. Нам не нужна её помощь.
Улыбка медленно сползала с лица Аньи, а к горлу подбиралась душащая обида. Она поджала губы и растеряно нахмурилась. Стояла там и без пререканий слушала, как сильно её желания разнятся с желаниями Леви.
— Мы не в том положении, чтобы разбрасываться союзниками, Леви, — строго отчеканила Ханджи. — И если бы не она, ты бы сейчас…
— Я сказал: пусть уходит, — процедил он и откинулся обратно на спину, тяжело дыша.
— Она останется, — вынесла окончательный приговор Ханджи. Слово командора — закон. Для любого разведчика.
Анья решила не вступать в полемику и отошла подальше, усаживаясь рядом с костром и стараясь не коситься в сторону Леви. Получалось так себе.
Она не ждала благодарности, даже не надеялась, но так откровенно прогонять её? Мог хотя бы промолчать. Мог, но Леви был бы не Леви, если бы смолчал. Ладно, пусть позлится и пофыркает немного, раз уж так неймется. Вот остынет, и они смогут нормально поговорить. Как взрослые люди, а не подростки, швыряющие в друг друга колкостями, точно камнями.
Леви закрыл глаза, но в забвение, как в прорубь, так и не провалился. Было слишком жарко и душно, но вместе с тем по зудящей в разных местах коже гулял озноб. Холодный пот стекал со лба, к которому липла чёлка. В лёгкие будто земли накидали. Каждый вздох прорывался с большим трудом. Но хуже было от того, что творилось в черепной коробке.
Он снова выжил.
Снова.
Блять.
Уже устал цепляться за эту призрачную верёвку и карабкаться, но всё равно продолжает. Всё тело истерзано изнутри и снаружи. Кровоточит и гноится. А он бормочет себе под нос о каких-то там обещаниях. Снова он упустил Зика. И снова не оправдал надежд. Осточертело это всё. Лучше бы Ханджи оставила его валяться в той траве и он бы истёк кровью, сил уже нет, правда. Ему ведь явно пора на покой. Вон, мёртвые сами к нему приходят…
Леви приоткрыл веки и повернул голову в сторону Аньи, которая сидела у костра и что-то перебирала руками.
Смотреть было тяжело, а отвести взгляд и вовсе невозможно. Думал о ней и о себе. И… О, как же он давно не думал о себе. Слишком привык жить за других. Их верой, их мечтами, их желаниями. Своих давно не было, да и были ли они вообще? Наверное, были, но он заколотил их гвоздями и досками да землёй присыпал. И её, Анью, оставил там же. Но кто же знал, что он похоронил её заживо?
И вот она здесь. Живая и тёплая. И монохром вечной ярости и злости не даёт трещину. И Леви не понять, что он чувствует, глядя на неё. Так много эмоций кишат внутри и теснят друг друга, что кажется, будто там и вовсе ничего нет.
Тихо, как после взрыва.
Анья замешивала пух рогоза с баночкой животного жира, припасённой в аптечке. Это должно помочь заживить содранную кожу. Вязкая субстанция была переложена в небольшую мисочку, и теперь наступала очередь самого страшного шага — нанести эту мазь на кожу того, кто даже смотреть на Анью не хочет. Но выбора нет: Ханджи отошла набрать воды для похлёбки, её не попросишь. Поднявшись на ноги, Анья робко, на цыпочках подошла к Леви и опустилась на колени рядом. К счастью, он спал или снова провалился в бессознательное состояние. Крауз тихо вздохнула, облегчённо опуская плечи. И снова привычный порыв заставил её поднести пальцы к его волосам и зарыться ими в растрёпанные, непослушные пряди, убирая чёлку со лба. И несмотря на трепет и осторожность, с которыми было сделано это движение, в следующую секунду на запястье Аньи железной хваткой сомкнулись холодные пальцы. Леви распахнул единственный глаз, хмурым, прямым взглядом испепеляя её лицо.
— И что, по-твоему, ты делаешь? — опасным шёпотом прошипел он.
— Прости, я просто… — она рвано вдохнула, оттого что мужские пальцы сильнее впились в кожу.
Даже находясь в полусознательном состоянии, Леви не утратил своей былой силы. Только вот она тут же покинула его, так же резко, как и появилась. Тонкое запястье, чуть покраснев, выскользнуло из его пальцев. Анья потёрла его другой рукой, не решаясь поднять взгляд на Леви. Казалось, он выпустил его от бессилия, ведь других причин быть не могло. Нет, он выпустил его совсем не от того, что серые глаза испугано расширились и не от того, что её учащённый пульс долбил по его пальцам, а он не мог больше терпеть эту близость.
Ей было больно, и он отпустил.
Да, до одури смешно, но только из-за этого. Никогда не мог сделать ей больно. Даже едва вынося её присутствие и презирая за двуличие, не мог. Ни тогда, когда она выводила его из себя своими вздорными выходками, ни сейчас, когда она коснулась его, словно не было ни этих девяти лет, ни боли, ни обид.
Ни тогда.
Ни сейчас.
Никогда.
— Я должна нанести это, чтобы раны быстрее зажили, — неуверенно прошептала она, показывая миску с чем-то вязким.
— Почему ты это делаешь?
— Я же сказала: чтобы раны быстрее зажили.
— Нет, почему для меня?
— Хочешь ты того или нет, Леви, но я беспокоюсь за тебя и никогда не перестану, поэтому, пожалуйста, разреши мне помочь.
Леви несколько секунд раздумывал, а затем дёрнул бровью и отвернулся, видимо, давая ей свободу действий. Анья аккуратно отодвинула бинты, обличая чуть запёкшиеся царапины. Набрав пальцами немного мази, она коснулась ими разгорячённой кожи и мягкими движениями стала распределять смесь вдоль раны. Леви шумно вздохнул и напряг плечи. Холодные пальцы водили по его груди, а Леви казалось, будто на кожу льют раскалённое железо. Каждое движение отдавало новой вспышкой боли. Он морщился и хмурился, стараясь забыться. И в попытках отодвинуть от себя реальность, Леви стал жертвой жестокого дежавю. И как не пытался, не мог оторвать от себя непрошеные лоскуты памяти. Слишком хорошо помнил, как эти самые пальцы ровно так же, как и сейчас, водили по шрамам на его груди, выводя незамысловатые узоры. Но тогда всё было по-другому: он не был при смерти, а ещё хотел провести с этой женщиной остаток жизни. Другой жизни, конечно, чужой и давно забытой. От этого горчило на языке и хотелось скорее прекратить эту пытку.
— Я так испугалась… — вдруг начала Анья, переходя к следующему поражённому участку. Остановилась, закусив губу. — Думала, что ты умер, — немигающе уставившись в пустоту перед собой, призналась она полушёпотом.
Леви медленно повернул голову, непонимающе рассматривая веснушки на щеках, румяных от жара костра. В серых глазах были слёзы и не было лжи. Леви точно это видел и ни черта не понимал.
Её глаза блестели, точно зеркала, и он видел в них себя. Не раненного и искалеченного и не сильнейшего воина, а себя прежнего — забившегося в угол подворотни парня, в очередной раз потерявшего что-то дорогое. Он был наивным глупцом, но если бы Анья была хоть чуточку честнее с ним, может, таким бы и остался. Не зная ни лжи, ни предательств. От неё, по крайней мере. И Леви бы попросил её отвернуться. Отвернуться нахер, потому что нестерпимо смотреть на это. Но вместо этого отворачивается сам, набрав в лёгкие побольше воздуха.
Он не понимает ни её мотивов, ни смысла этих громких слов. Хотя… Если Анье и впрямь не плевать на него, так даже лучше. Может, она наконец поймёт.
— Неприятно, да?
Анья рассеяно вскинула брови, и тут
Леви на радость до неё дошло.
— Мне жаль, что так вышло.
— Тебе жаль… — с усмешкой Леви прикрыл глаз, запрокидывая голову на подушку.
Анья не знала, что сказать, потому молча продолжила размазывать смесь по его коже. Даже если бы очень постаралась, смогла бы выдавить лишь:
так было нужно. Себя, по крайней мере, она частенько пыталась в этом убедить. Сейчас Анья наконец поняла, что Леви чувствовал, когда она подстроила свою смерть. Потеряв его тогда, всего на пару минут, она будто утратила что-то жизненно важное, без чего каждый вздох отдаёт горечью в лёгких. Только вот Леви жил так не каких-то пару минут, а девять лет. Она бы и сама себя за такое ненавидела.
— Я не могу изменить прошлое, да и не знаю, поступила бы иначе, но сейчас я здесь, с тобой, — она шептала это, снова перевязывая бинты.
— Оставь эту исповедь при себе.
— Перестань! Конечно, легче всего — злиться, винить меня во всех грехах и даже не слушать, — вдруг взбушевалась Анья, но тут же утихла как морская волна. — Я скучала. Знаю, что ты тоже. Так что…
— Скучал? — Леви хотел бы рассмеяться, но из груди вырвался лишь скрипучий кашель. — Я не скучал, а скорбел. Это не одно и то же, — он говорил эти слова как данность, не вкладывая в них ни капли эмоций. — Но это в прошлом. Я давно забыл тебя.
— Вот как… — медленно и монотонно закивала Анья, зарываясь рукой в карман халата. — Однако кольцо ты оставил, — она высунула кольцо на свет, протягивая его Леви.
Тот резко помрачнел и рефлекторно приложил ладонь к груди, где привык чувствовать металлический холод. Сжал челюсть и отвёл взгляд. «Память важна» — твердил он себе. Важна, конечно, но никогда тебя тыкают носом в твои слабости, будто ты нагадивший щенок.
— Оставь у себя, — холодно проронил он.
— Почему ты оставил его, Леви?
— Тц… Это не имеет значения.
— Для меня имеет. Почему?
— Да что же ты не отстанешь от меня никак? Прицепилась как клещ. Оставь меня в покое, — проводя рукой по бинтам на лице, выдохнул Леви.
— Ты делаешь мне больно такими словами. Я всего лишь хотела поговорить.
— Что с того?
— Ты обещал, что никогда больше этого не сделаешь.
— Ты тоже многое обещала.
— И всё же я выполнила своё обещание. Я выжила. Любой ценой, как ты и просил… — не сводя взгляда с хмурого капитанского лица, на выдохе произнесла Анья. — Но цена оказалась непомерна для тебя, не так ли?
И в ту секунду весь мир показался ему жестокой шуткой. Верно. Сам же просил, дурак… Что-то отчаянно желая, никогда не думаешь о том, что это в самом деле случится.
Леви отвернулся, не желая развивать этот разговор. Ему и сказать-то было нечего. Всегда что-то находилось, а сейчас язык примёрз к нёбу. Она права, и это до дрожи раздражало.
Анья тихо хмыкнула, так и не дождавшись ответа. Встала и отошла от него, давая каждому из них время подумать. Решила снова набрать трав, хоть чем-то полезным занять руки. Кажется, где-то в роще белела валериана — можно сделать отвар для снятия боли. Хотя бы физической.
Честно говоря, Анья никогда не понимала Леви. Она знала его, да. Разделяла чувства, мысли, переживания, но не понимала. Пока он сам не захочет, никогда не узнаешь, что за тараканы у него ползают в голове. Говорят, чужая душа — потёмки. Вот только душа совсем не чужая, но света от этого не прибавится. Поэтому Анья пыталась подмечать его особенности, скрытые от остальных. И нет, конечно, речь не о пристрастии к чаю, чистоте и чрезмерному контролю. Речь о нём самом. Леви бывает грубым. Факт. Почти со всеми, но по-разному. И не потому что бездушная скотина, а потому что ему плевать. Просто говорит, что думает и понимай, как знаешь. Леви запросто обольёт человека помоями из своего сквернословия, если тот ему неприятен. А если безразличен, то Леви тоже не скупится на пару ласковых. И слушая все те вещи о себе, Анья не могла решить, что хуже — безразличие или ненависть.
В ночной мгле и тиши, нарушаемой лишь стрекотанием цикад, собирать травы было жутко. Анья то и дело поглядывала на далёкий костёр, надеясь не заблудиться окончательно, и спасала себя отстранёнными переживаниями. И всё о Леви, всё о нём.
Он говорит, что плевать, что давно забыл, но тогда зачем продолжает отталкивать всё дальше и дальше? Раз всё равно, то почему? Ведь такое уже было. В самом начале, когда он не мог разобраться в своих чувствах. И, быть может, это Анья такая наивная, что до сих пор тешит себя мечтами о примирении, а может, ей снова нужно просто подождать. Но для начала нужно выложить все карты на стол…
Вдруг, сделав шаг и хрустнув суком под ботинком, она замерла, в недоумении осматриваясь по сторонам. Сумка выскользнула из руки. Лес гигантских деревьев исчез, вокруг была лишь бескрайняя пустыня, а над головой тысячи мерцающих звёзд. Мысли Аньи больше ей не принадлежали; в разум по-хозяйски вторглись. Голову пронзила резкая боль, принимающая форму уже знакомого ей голоса:
— Меня зовут Эрен Йегер. Силой Титана-Прародителя я обращаюсь ко всем потомкам Имир. Стены потеряли прочность, и покоившиеся в них титаны пробудились, — рокот голоса наполнил сознание без шансов заткнуть уши. Он был везде. — Моя цель — защитить жителей острова Парадиз, на котором я родился и вырос. Весь мир стремится уничтожить островитян. Но эта ненависть не ограничивается лишь Парадизом. Она не угаснет, пока все потомки Имир не будут уничтожены. Я против! Титаны из Стен пройдут по всем землям за пределами острова и будут топтать врагов, пока не сотрут всё живое с лица земли.
— Нет… — до боли зажмурилась Анья.
Иза
Нет, нет, нет, нет...
Грудь разрывало от тревоги.
Иза ведь элдийка, значит тоже наверняка слышала слова Эрена. Как же ей, наверное, страшно. А Анья здесь и не ничем не может помочь. Её маленькую девочку растопчут, как букашку. Иза погибнет, даже до девяти лет не дожив. И она наверняка будет звать Анью перед смертью, ждать, что та спасёт её... А Анья здесь, на безопасном острове и кроме бесполезных слёз ничем ей не помощник. Анье этот ребёнок дороже всего на свете. Она и сама в могилу с ней ляжет — не выдержит такой потери.
Наваждение мигом исчезло, и перед глазами сквозь пелену слёз снова замелькал огонь, притаившийся за стволами многовековых деревьев. Подхватив сумку с земли, Анья сорвалась на бег, перепрыгивая ямы и торчащие из земли корни. Сбитое дыхание когтями царапало горло.
— В-вы тоже видели это? — запыхавшись, она упёрлась ладонями в колени и исподлобья глядела то на Леви, то на Ханджи.
— Эрен… — Ханджи перевела на неё такой же ошеломлённый взгляд. — Мир...
— Мы можем остановить его, Ханджи?! — не в силах унять дрожь по всему телу воскликнула Анья.
— Я не знаю, — растеряно поправляя очки, ответила командор. — Для начала нужно встретиться с другими разведчиками и узнать, какого чёрта произошло.
— Тц… Похоже, дерьмобородый всё-таки добрался до Эрена и они объединились, — фыркнул Леви и повернулся в сторону Ханджи. — Значит, так и поступим. Ты отправишься на встречу с остальными, а я наконец-то прикончу Зика. Хватит уже по лесам прятаться.
— Нет, никуда ты не пойдёшь! И… какого чёрта ты на ногах? Тебе нельзя вставать. Сядь сейчас же! — едва не задыхаясь, затараторила Анья, с отъявленным возмущением глядя, как Леви цепляется за ствол дерева, чтобы удержаться на ногах. Леви кинул на неё мрачный взгляд и скептично изогнул бровь. Крауз прекрасно понимала, что не имеет права кричать на него и что-то требовать, но беспокойство было сильнее. — Пожалуйста, сядь, — уже совсем тихо попросила она.
Леви закатил глаза и нехотя опустился на землю, облокачиваясь спиной о ствол. Сам понимал, что слабость не даст ему долго удерживать вертикальное положение. Но от собственной немощности становилось тошно. Пока он тут отлёживается, Эрен собирается уничтожить почти всё человечество, а Зик так и останется безнаказанным. Они облажались, понадеявшись на этих засранцев, теперь пришло время исправлять свои ошибки.
— Анья права, Леви, — усаживаясь у костра, вздохнула Ханджи. — Ты сейчас не в состоянии сражаться. На рассвете я пойду в заброшенный замок разведки к западу отсюда. Там должны быть наши люди. И как бы тебе не нравилась эта идея, вам с Аньей придётся остаться здесь.
— Чёрта с два я буду просто сидеть здесь и ждать, пока весь мир превратится в руины, — нахмурился Леви.
— Я тоже не могу бездействовать, Ханджи, — обречённо помотала головой Анья. — Либерио сотрут с лица земли, если я буду здесь отсиживаться. Мне нужно попасть на дирижабль и хотя бы попытаться добраться дом... до туда, — оговорившись, она тут же поправила себя.
— Мы все хотим предотвратить геноцид, но для этого нужна тактика, а не слепые тычки в небо.
— И что ты предлагаешь, очкастая?
— План такой же. Вы ждёте здесь, а я разузнаю обстановку и приведу подмогу. Тебе нужно время для восстановления, раз ты так рвёшься в бой. Анья — медсестра, так что тебе придётся довериться ей, — пожала плечами Ханджи и повернулась к Анье. — Я узнаю, в чьём распоряжении сейчас находится дирижабль, и мы решим, что делать дальше. А теперь… нам всем не помешает отдохнуть, — сказав это, она опустилась на одно из одеял и повернулась спиной к костру. Но, конечно, так и не заснула. Ответственность тисками сдавливает голову и сердце.
Не находя смысла перечить Ханджи, Леви прислонился макушкой к коре и прикрыл глаза, старательно пытаясь набраться таких необходимых сейчас сил. Но раны чесались и ныли, не давая забыться. Леви то и дело беспокойно дёргался в поисках удобного положения. Наблюдая за этой безутешной картиной, Анья не могла позволить себе уснуть прежде, чем будет готов отвар из корневища валерианы. И между тем, терзала себя мыслями о гигантах, что сотрут в прах не только весь мир, но и её родину. Место, где сейчас находится Иза. Вся надежда обрушивается на плечи разведчиков. И в особенности на одного разведчика. Может, узнав правду, он наконец отступится от своей идеи фикс — уничтожить Зика. Но для начала Леви самому нужно встать на ноги.
Когда через четверть часа после снятия с огня отвар чуть поостыл, Анья перелила душистый напиток в железную чашку. Осторожно подошла к Леви и присела на корточки рядом.
— Эй, не спится? — позвала его шёпотом.
Леви приоткрыл свинцовое веко и ленивым взглядом упёрся в её лицо. Помотал головой, как только смысл слов дошёл до мозга.
— Может, это поможет? — с тенью улыбки предложила Анья и протянула ему чашку.
— Что это? Снова твои травы?
— Вроде того.
Леви протянул руку и недоверчиво глотнул содержимое, приятным теплом растёкшееся внутри. Травяной аромат убаюкивал, и глаз помимо воли начал слипаться. Леви перевёл взгляд на Анью.
— Спасибо.
— Да не за что, — неловко улыбнулась она и отвела взгляд.
Сердце сжалось. Уголки его губ хотели взмыть вверх, но Леви вовремя их приструнил, злясь на самого себя не пойми отчего. И снова они всему виной — долбаные морщинки в уголках её глаз. Смотрел на них и всё больше плутал в лабиринте собственных сомнений. Он всю жизнь с детской категоричностью делил мир на чёрное и белое, на врагов и друзей, а проще сказать на тех, кто его ещё не разочаровал и тех, кому назад дороги уже нет. Чёрного всегда было больше, но оно и неудивительно.
А вот она…
Анья
Не враг.
Не друг.
Чёрное смешалось с белым — серые-серые глаза.
Ему уж точно не плевать. Но он её не любит, потому что не помнит, как. И не ненавидит, потому что не может просто. Слишком это неправильно — её ненавидеть. И сейчас, смотря на лицо, которое девять лет видел лишь во снах, а после, по утру, остервенело смывал с себя ледяной водой мёртвый взгляд
серых, мать его, глаз, он никак не может понять — кара это или благословение?
— Ладно, нам и правда стоит немного поспать, — Анья первая прервала затянувшееся молчание и нескончаемый поток его мыслей, несущийся быстрее горной реки.
«Нам» — звоном застыло в воздухе.
— Спокойной ночи, Леви.
И всё ещё тая на губах слабую улыбку, она поднялась на ноги и развернулась в сторону костра, даже не надеясь на ответ. Сделала первый шаг…
— Спокойной, — одно лишь тихое слово заставило её замереть на миг и просиять ярче тысячи звёзд.
Анья легла у костра, поджав под себя одеяло. Тепло внутри грело лучше огня. Нега растекалась по телу и разуму, даруя надежду, что в этот раз рассвет принесёт облегчение, а не горечь нового дня. И только червоточина в груди ныла и пропускала в себя пронизывающий ночной ветер — Иза.
Леви медленно, но верно проваливался в дрёму, едва различая реальность и забытие. Мысли проплывали мимо, как пушистые облака в летний день. Клокочущая злость давно пошла на дно, на смену ей всплыли раздумья о единственном, на что он может повлиять в своём состоянии — прощение. Как бы больно и горько не было это слушать, но теперь ему действительно захотелось узнать:
почему? Почему Анья сбежала? Почему предала? Разве он делал недостаточно? Сейчас она так отчаянно беспокоится и заботится о нём. Можно даже подумать, что всё, что было между ними — не игра и не фальшь. Можно даже…
Шум шагов, приминающих траву, заставил Леви распахнуть веко. Всё вокруг плыло, он едва различил фигуру, присевшую рядом и прислонившуюся к тому же стволу. Сама подошла. Что ж, видно, и правда пришло время поговорить.
— Почему не спишь? — повернул к ней голову и спросил Леви.
— Хотела с тобой посидеть, — улыбнулась Анья, склоняя голову набок.
— С чего вдруг? — нахмурился он.
— Я уже говорила, я скучала по тебе.
— Ясно, — Леви ещё больше помрачнел. Как ни пытался, он никак не мог сфокусировать взгляд на её лице, потому дёрнул плечом и отвернулся. Наверное, это всё из-за потери глаза.
— А ты по мне? Только честно, — лукавая ухмылка подняла уголок её рта вверх.
— Прекрати, — сокрушённо выдохнул Леви. Неужели она думает, что сейчас время для этого нелепого флирта?
Вдруг он почувствовал тепло её тела совсем рядом. Леви замер, с непониманием наблюдая за тем, как женская ладонь легла на его щёку, чуть отодвигая бинт и обнажая губы, покрывшиеся засохшей кровью. Анья прижалась к нему сильнее и наклонилась ближе, проводя большим пальцем по сухим губам. А он почему-то не препятствовал этому, а покорно внимал каждому её прикосновению. Дышать становилось труднее. Леви всё никак не мог разглядеть её глаза. Они, как и тонкие губы, расплывались в хмельном тумане. Но он точно знал — это Анья.
— Скучал? — лесным эхом разошёлся её шёпот. Горячее дыхание щекотало щёку.
Леви сдался. Слабо кивнул, и в то же мгновение его губ трепетно коснулись чужие.
Её губы. И позабыв о боли, пульсирующей по всему телу, он притянул её за затылок к себе. Целовал так жадно и бездумно. Дурман окутал рассудок. Леви будто оглох, и весь мир, кроме этих влажных и горячих губ, перестал иметь значение и рассыпался трухой.
— Я люблю тебя, — прервавшись на мгновение, прямо в его губы вдруг выдохнула Анья.
Голова кружилась то ли от тяжёлого и частого дыхания, то ли от невыносимого желания ответить что-нибудь. А если не услышит, то во всю глотку завопить. Хоть что-нибудь, чёрт возьми. Хотя бы в этот раз не струсить. И глубоко вдохнув, на выдохе Леви прошептал:
— Я тож…
Его признание заглушил смех, треском поленьев вырвавшийся из женской груди. Она запрокинула голову и хохотала, обнажив зубы. Затем поднялась, возвышаясь над ним, и брезгливо отряхнула руки. Леви нахмурился, напрягаясь всем телом.
Боль в голове.
В ногах.
В руках.
В груди.
Боль.
— Поверить не могу, — всё ещё содрогаясь от смеха, надменно ухмыльнулась Анья. — Неужели ты снова повёлся? И правда думаешь, что я люблю тебя? — согнувшись с состраданием, она смотрела сверху вниз и притворно опустила уголки губ. — Нет, — помотала головой. — Не люблю и никогда не любила. Ты был полезен мне, а сейчас… — выпрямилась и изогнула бровь. — Посмотри на себя, ты жалок.
Жалок, как червь, раздавленный неуклюжим сапогом.
Леви вдруг почувствовал себя совсем крохотным и ничтожным, с болью в глазах смотрел на Анью не в силах даже пошевелиться, даже слово сказать. Его парализовало, и рвало изнутри. Но всё же сделав усилие, он дёрнулся, дабы выйти из оцепенения.
Плечо пронзила резкая боль. Леви зашипел и распахнул единственный глаз. Частое дыхание постепенно приходило в норму. В лесу было по прежнему тихо, лишь птицы свирелью напевали свою песнь в глубине чащи. Леви перевёл затуманенный взгляд на костёр. Треск поленьев хрустел, как январский снег под ногами. Ханджи всё же заснула, по-старчески раскрыв рот. А вот Анья сидела в напряжённой позе, пытаясь разглядеть Леви. Её лицо расплывалось в тёпло-медовом мареве костра, и он не мог наверняка сказать, что оно выражает. Перед глазами до сих пор мелькала её жуткая, сардоническая усмешка.
— Ты в порядке? Тебе что, плохо стало? — встревожено окликнула его Анья, поднимаясь на ноги и подходя ближе.
— Всё нормально, — останавливая её рукой, помотал головой Леви и отвёл взгляд.
— Ты уверен? Может, швы разошлись? Дай посмотрю.
— Я же сказал, всё нормаль… — раздражённо процедил Леви.
Но не успел он закончить, как на него полетело женское тело, едва цепляясь за кору дерева, чтобы совсем не завалиться. Видимо, Анья слишком суетилась и споткнулась об корень, торчащий из земли.
— Осторож… нее, — резко выдохнул Леви, здоровой рукой подхватывая её за талию. Анья упёрлась руками в ствол и теперь нависала над капитаном, судорожно дыша то ли от испуга, то ли от такой близости.
— Извини, я нечаянно, — попыталась оправдаться она, нервно сглотнув.
Щёки горели, но Анья думала лишь о том, как близко находится сейчас лицо Леви и как нагло расползся его чёрный, как ночь, зрачок, выдавливая серую радужку. Его рука обжигала кожу даже сквозь ткань. Она мотнула головой, прогоняя наваждение, и отпрянула, старательно отряхиваясь и поправляя задравшееся платье.
— Я ничего на задела? У тебя швы не разошлись? — нахмурилась и затараторила Анья.
— Нет, не разошлись, — тоже хмуро отвернулся Леви.
События сна слишком ярко впечатались в подкорку памяти. Всё это было слишком странно и абсурдно. Сон смешался с реальностью, и он едва мог различить их меж собой. Ещё днём ему претил один лишь вид этой женщины, а теперь он был в секунде от того, чтобы прижаться своими губами к её. Пусть она этого и не поняла. Но в себе они ещё найдут время разобраться. И не один день уйдёт на это, а сейчас важно лишь одно — доверие.
— Если нам придётся сражаться на одной стороне, — начал вдруг Леви, напрягая плечи. — Я хочу верить тебе, но не знаю, могу ли, — поднял тяжёлый взгляд на растерянную Анью. — Я могу?
— Да, можешь, — она поджала дрожащие губы и растянула их в слабой улыбке. Как долго она ждала этого вопроса... — Конечно, можешь.
— Тогда мне нужно знать всё. Всё, Анья, — с нажимом произнёс он. — Есть ли ещё что-то, что ты скрываешь?
Спустя минуту молчания и подбора правильных слов, когда Леви уже начало раздражать её молчание, Анья ответила:
— Вообще-то, есть кое-что… — Волнение когтями скребло по рёбрам. Крауз нервно теребила подол затёртого халата и то и дело облизывала губы. — Я не просто так рвусь в Либерио, Леви. Там остался один человек. Очень дорогой мне человек…
— Человек?.. — выдохнул Леви, вскидывая брови.
Ему будто со всей дури дали под дых, и лёгкие разом сморщились как изюм. Ну, конечно, как он сразу не догадался? Ещё и сомневался в чём-то, дурак. Она хоть и не в положенной ей могиле, но ведь и не в монастыре все эти девять лет провела. У неё была жизнь. Без него.
— Знаешь, я бы хотела вас познакомить, — непринуждённо ухмыльнулась Анья, опустив взгляд. Казалось, она даже не заметила, как помрачнело лицо Леви. — Мне кажется, вы бы поладили.
— Ты что, блять, издеваешь… кха-кха… — содрогаясь от рвущего грудь кашля, выпалил Леви.
— Что? — растеряно захлопала глазами Анья. — Эй, ты чего? — она подлетела к нему, но Леви лишь выставил руку перед собой, не давая ей приблизиться.
— Что с ним? Что ты сделала?! — откуда не возьмись появилась растрёпанная Ханджи, гневно косясь на Крауз.
— Я ничего не делала! Он просто… просто… — она зарылась пальцами в волосы, беспомощно уставившись на Леви, поморщившегося от нового приступа боли.
— Отойди! — рявкнула Ханджи, отодвигая её в сторону.
Анья поднялась на ноги и как рыба то раскрывала, то закрывала рот. С силой зажмурилась и стремительно зашагала к реке.
Похоже, она проклята. Как бы не старалась этого избежать, всё равно причиняет ему боль. Может, стоит держаться подальше от Леви? Для него так явно будет лучше. Она ведь не хотела ничего плохого. Всего лишь рассказать правду. И даже не договорила. Чёрт, что же она опять не так сделала?
Анья опустилась на чуть влажный, холодный речной песок и, обхватив руками колени, упёрлась в них лбом. Хотелось разреветься, но слёз не было. Она просто от бессилия нахмурилась и до боли закусила губу. Через пару минут позади послышались неторопливые шаги. Кто-то (Ханджи, конечно) присел на песок рядом.
— Он в порядке? — глухо поинтересовалась Анья.
— Да, шов на лице немного разошёлся. Пришлось подлатать.
— Я ничего не делала, Ханджи, правда, — Анья подняла на командора жалобный взгляд.
— Верю. Но ты что-то сказала, и это выбесило Леви, что, впрочем, неудивительно, — невесело усмехнулась Ханджи. — Что это было?
— Я даже не договорила. Наверное, он не так меня понял, — покачала головой Анья.
— И о чём ты ему не договорила?
— Не о чём, а о ком… О нашей дочери.
