Когда тают миражи

      Леонидас в мрачном молчании сидел на диване в гостиной своего дома: его серьезно беспокоило состояние сына. Лукас закрылся в комнате Диогу и не желал показывать оттуда носа, лишь изредка выходя перекусить. Его совершенно невозможно было уговорить пойти на работу – не помогали ни крики, ни просьбы. Лукас словно окончательно погрузился в кокон горя, желая оградиться от окружающих, в том числе и от любимой жены.       Зазвонил телефон.       – Далва, подойди, – усталым жестом Леонидас указал на трезвонящий аппарат.       – Алло, – важно проговорила служанка. – А кто его спрашивает?       – Кто это? – заметно оживился Леонидас.       – Ваша кузина. Поздравляет с Рождеством и просит передать поздравления Лукасу и Жади, – прикрывая трубку ладонью, ответила Далва. – Будете разговаривать с ней?       – Меня нет, – разочарованно махнул рукой Феррас.       Это было уже второе Рождество, которое он праздновал в сумрачном расположении духа, вернее, не праздновал совсем. После гибели Диогу он не разрешил ставить даже елку, ведь елка была для него горьким воспоминанием о детстве сына, отошедшего в мир иной. Но и второй сын его не радовал, а служил постоянной головной болью, и порой Леонидасу казалось, что в его жизнь вошло какое-то древнее проклятие, все никак не желающее прекращаться.       – Сеньор Леонидас, – скорбно произнесла Далва, – может быть, нам пригласить священника?       – Это еще зачем?! – бровь мужчины изогнулась удивленной дугой.       – На Лукаса точно порчу навели. Я вспоминаю, каким он был раньше: веселым, ласковым, слова плохого никому не говорил, а тут чахнет на глазах. Вдруг арабские родственники Жади его сглазили? Я слышала, что арабы – очень сильные колдуны.       – Вздор, Далва! Я отказываюсь даже слушать это. Но разумно будет пригласить Альбьери – такая реакция ненормальна. И да, я тоже связываю проблемы Лукаса с появлением Жади, но дело не в колдовстве. Она с самого начала плохо на него влияла. Когда я вспоминаю его бредовые идеи о том, чтобы принять ислам и платить выкуп за невесту, мне становится плохо. Еще хуже мне становится, когда на память приходят его игра на гитаре в кабаке, которую Лукас гордо называл музыкальной карьерой, и жизнь рядом с фавелой. И все это, Далва, только после того, как он познакомился с Жади.       Жади случайно услышала их разговор как раз в тот момент, когда собиралась спуститься вниз. Она встала возле перил, будто вкопанная, и ловила каждое слово. Под конец глаза начали застилать слезы, а на сердце лавиной накатывала злость. Жади стремглав бросилась в бывшую комнату Диогу, чтобы высказать мужу все, что накопилось у нее в душе.       – Лукас! – гневно позвала она его.       – Жади, я еще немного полежу, – слабым голосом сказал Лукас.       – Нет, ты выслушаешь меня! Ты знаешь, о чем твой отец и Далва говорят у меня за спиной?       – Нет, о чем? – безучастно спросил парень.       – Говорят о том, как бы выжить меня из их дома и из твоей жизни! – зашлась слезами Жади. – Оказывается, это я виновата в том, что ты сутками не встаешь с постели! Это я испортила твою прекрасную жизнь!       – Жади…       – Я просто дура, наивная дура! Купилась на заботу сеньора Леонидаса, да он всегда меня ненавидел, всегда!       – Жади, перестань!       – Он приютил нас только из-за внука, а теперь его нет, я стала бесполезной, понимаешь ты это? – сотрясалась от рыданий девушка.       – Может быть, ты неправильно все поняла? – неуверенно предположил Лукас.       – Я все правильно поняла! – бушевала Жади. – Для твоей семьи я по-прежнему никто, даже хуже. Лукас, или мы переезжаем, или я ухожу навсегда, и ноги моей больше не будет ни в этом доме, ни в твоей жизни!       – Я хотел предложить тебе разойтись на какое-то время, – невпопад проговорил молодой муж.       – Что?.. – Жади настолько растерялась от его слов, что прекратила шуметь.       – Нам обоим очень сложно. Мы только что пережили горе, нужно прийти в себя. Я думаю, это легче будет сделать раздельно.       – Вот, значит, как… – укоризненно покачала головой марокканка. – Почему бы тебе не сказать открыто, что я стала тебя тяготить?       – Я устал сам от себя, – Лукас встал, наконец, с кровати и принялся расхаживать возле окна. – Я хочу побыть в одиночестве, уехать куда-нибудь в глушь недели на три.       – Тебе не придется этого делать, – губы Жади тряслись мелкой дрожью. – Я уйду сама, я больше не буду тебя беспокоить. Твой отец будет очень доволен.       – Не нужно. Оставайся здесь.       – Какой же ты… циник, – сквозь слезы проговорила девушка. – Скажи, ты очень расстроился из-за того, что не уехал за границу?       – Я уже и думать про это забыл.       – Что-то не похоже! Я все поняла тогда, все, просто не хотела верить! – распалялась Жади. – У тебя на первом месте только твои желания и ты сам. Я для тебя экзотическая игрушка, сувенир, который ты привез с собой из Марокко! Только вот сувенир доставляет проблемы. Ты так это воспринял – новость о моей беременности, да?!       – Как у тебя язык поворачивается говорить такое?! – закричал Лукас. – Это говоришь мне ты, ты, которая наплевала на запреты врачей и побежала в свой драгоценный университет сдавать сессию!       – Лукас, Жади! – прибежала на звуки бурной ссоры Далва. – Немедленно прекратите, что же это такое? Святые угодники, да ведь сегодня же Рождество, грех ссориться в такой день! Да еще в комнате покойного, как вам не стыдно?       – Далва, не мешай, это наше дело, – Лукас закрыл дверь на ключ изнутри прямо перед носом у служанки, а затем вновь обратился к жене. – Если кому-то и было наплевать на ребенка, так это тебе. Ты сделала все для того, чтобы он не родился!       – Не смей! – пришла почти что в исступление Жади. – Да проклянет тебя Аллах за твои слова!       – Ты сказала, что я циник? Ну а ты чем лучше, чем? Знаешь, что я думаю? Ты использовала меня, чтобы избавиться от марокканской семейки и навязанного жениха. Он бы наверняка не разрешил тебе учиться и запер бы в четырех стенах, а ты этого не хотела, нет! Вместо этого ты решила обвести вокруг пальца бразильского дурачка, чтобы жить так, как сама пожелаешь. Аферистка, ты самая настоящая аферистка!       В комнате раздался звук звонкой пощечины. Жади трясущимися руками дважды повернула ключ в замке и кинулась в их уже бывшую с Лукасом спальню собирать вещи.       – Жади, куда ты? – причитала Далва, бегая вокруг.       – С меня хватит, – сквозь зубы процедила та. – Вы волновались за благополучие своего сыночка? Больше ему ничего не угрожает. Я ухожу, теперь уже насовсем.       – Ты все не так поняла! И между прочим, с Лукасом на самом деле происходит неладное, – обиженно подбоченилась служанка. – А ты будто и не видишь, что муж сам не свой.       – Вижу. Наконец-то я его разглядела. Вы вырастили монстра, браво, донна Далва.       – Попрошу сдерживаться в выражениях! – оскорбилась Далва. – Между прочим, ты жила в этом доме, ела и пила больше трех месяцев. Имей совесть, Жади!       – Ждите, когда я вышлю вам оплату счетов за еду и воду, – гордо сказала Жади, подхватывая чемодан на колесиках. – Чао, донна Далва!       – Жади, что все это значит? – недоумевал Леонидас, глядя на спускающуюся по лестнице с чемоданом невестку.       – Это значит, сеньор Леонидас, что я ухожу и больше не буду доставлять хлопот своим присутствием ни вам, ни вашему сыну. Может, вы найдете ему более благоразумную и ответственную жену, а меня прошу оставить в покое, я вне вашей игры.       – Неблагодарная! – возмутился бизнесмен. – Я этого так не оставлю!       Жади ушла по-английски, даже не взглянув в сторону свекра. Отойдя на какое-то расстояние от особняка Феррасов, она присела на лавочку в тенистом парке и дала волю душившим ее слезам. Перед глазами проносился весь прошедший год. Ах, если бы можно было вернуться назад во времени, исправить свою жизнь, переписать на чистый лист! Жаль, судьба берет слишком дорогую плату за свои уроки.       – Аллах, дай мне сил! – беззвучно шептала Жади. – Аллах, дай сил…