Когда тают миражи

      Дни тянулись для Лукаса издевательски медленно. Офис компании отца, дорогое черное кресло и солнечные лучи, пробивающиеся тонкими полосами сквозь жалюзи, напоминали ему без малого тюремную камеру. Совещания, контракты на экспорт, отчеты – все это заполонило его жизнь и отняло что-то очень важное. Лукас взглянул на календарь: уже середина октября, Берту с парнями уже улетели в Объединенное Королевство и сейчас начнут упорную работу по покорению музыкального рок-олимпа. Мечта – странная вещь. Прилетит, словно райская птица, поманит сладким пением, а потом взмахнет золотистым крылом – и была такова.       Вечер, и он снова идет на репетицию, только не знает, зачем. Ради чего все это – ведь его основное дело в компании Феррасов?       – Лукас! – открыла ему дверь в студию Анжела. – Ты что-то стал задерживаться, только тебя дожидаемся.       Эта студия была не похожа на ту, в которой Лукасу приходилось работать раньше. Гораздо более тесная, но вместе с тем по-странному уютная в своем легком бардаке, она полностью отражала характер хозяйки.       – Да так, на работе… запара, извини, – смущенно проговорил Лукас. – Что у нас сегодня?       – Я говорила ребятам, что надо сделать новый альбом, – непринужденно начала девушка. – Есть кое-какие идеи.       – Баллады? Серьезно? – скептически вскинул брови барабанщик.       – Баллады? – растерялся Лукас.       – Баллады, – довольно кивнула Анжела. – Мы, конечно, крутые ребята, но кто сказал, что крутые ребята не поют баллад?       – Вроде это само собой подразумевается, – удивился гитарист.       – Глупые стереотипы, – поморщила нос девушка. – Лукас, помнишь мелодию, которую ты играл на фестивале в перерыве? Можешь сейчас ее наиграть?       – Зачем?.. – насторожился тот.       – Просто возьми гитару и играй, черт тебя побери!       Лукас послушно зажал струны пальцами левой руки, правой же начал извлекать ноты уже позабытой музыки. Анжела запела в непривычно женственной для себя манере, периодически давая указания музыкантам, где нужно добавить ударных, а где вступает бас:

      Не смотри на мое лицо,

      Оно не скажет обо мне и половины…

      Постепенно участники группы начали проникаться идеей романтичных баллад и приходили к выводу, что в целом это звучит неплохо и свежо, и вполне годится для передышки между «крышесносными» композициями. Все, кроме Лукаса, который во время очередного прогона песни встал, положил гитару на стойку и направился к выходу, не говоря никому ни слова.       – Парень, ты куда? – окликнули его, но Лукас не отвечал.       – Погодите-ка, сеньор, – перегородила ему дорогу Анжела, – не потрудитесь ли объяснить, куда вы так срываетесь, словно вас не один десяток москитов укусил?       Однако, близко взглянув на подчиненного, она отказалась от своего саркастичного тона и не стала препятствовать его уходу.       – Что-то мы не въехали, что произошло, Анжела? – удивлялись присутствующие.       – Я сделала неправильную ставку, – загадочно произнесла девушка, стоя перед пустыми дверями. – Если я все правильно поняла, скоро в группе будет минус один человек.              В доме Феррасов никто не спал, хотя часы показывали время уже за полночь. Вся семья стояла на ушах: Лукас до сих пор не вернулся. Леонидас ходил взад-вперед по гостиной, бушевал и грозился выпороть «безответственного щенка», как только тот переступит порог дома. Далва причитала и молилась всем святым, чтобы с ее мальчиком ничего не случилось на опасных улицах Рио. Жади стояла на балконе, опершись на перила, ее грудь тяжело вздымалась от учащенного дыхания, а на лице застыла непередаваемая смесь тревоги и ощущения безысходности.       Вскоре на ночном проулке, ведущем к воротам особняка, показался заблудший сын и муж. Он шел неспешным шагом, засунув руки в карманы брюк, и был полностью погружен в свои мысли.       – Лукас! – выкрикнула прямо с балкона Жади.       От ее голоса парень вздрогнул, остановился и поднял виноватые глаза наверх. Их взгляды пересеклись на несколько мгновений. Жади с ужасом заметила, что ее муж изменился. Будто это и не Лукас вовсе – тело то же, но душу подменили. Если бы Диогу был жив, она решила бы, что видит его вместо своего возлюбленного.       Лукас проследовал в дом. Леонидас сразу же набросился на сына с возмущенными криками:       – Где тебя носит, Лукас?!       – Я просто прогулялся пешком, – как ни в чем не бывало ответил тот.       – Прогулялся?! – чуть не поперхнулся Феррас-старший. – Посмотри на часы, любитель прогулок! У тебя беременная жена вся извелась, ты отца скоро доведешь до инфаркта своими выходками! Мне что, запирать тебя на ключ, чтобы ты не шатался где ни попадя?       – Лукас, сынок! Мы так переживали! – всплеснула руками Далва.       – Я, наверное, пойду спать, – рассеянно сказал Лукас и зашагал по лестнице.       – Ты не будешь есть? – поразилась служанка.       – Я не голоден, Далва, – послышалось сверху.       – Ты видела, Далва?! – театрально воздел руку Леонидас. – Я так скоро поседею!       – Сеньор Леонидас, – прищурила глаза Далва, – раньше Лукас не был таким, до знакомства с Жади.       – Да, да, я знаю, – вытер лоб платком мужчина. – Я недаром был против этой затеи с браком, но ты видишь, как все повернулось. Я не могу позволить своему внуку расти как попало, за кулисами второсортного питейного заведения. Пусть уж лучше будут у меня на виду оба.              – Жади?.. – Лукас зашел в спальню со стуком.       Жади сидела на стуле спиной к нему, выпрямившись, и не двигалась.       – Жади, что случилось?       – Лукас, я устала, – тихо проговорила она.       – Конечно, уже поздно, давай ложиться спать.       – Ты не понял, Лукас. Я устала от тебя.       – Что?.. Но что я…       – Лукас, – Жади развернулась к нему лицом, – скажи честно: ты разлюбил меня?       – Это невозможно! – Лукаса чрезвычайно задел ее вопрос. – Жади, ты знаешь, что я люблю тебя, только тебя, с самого первого дня нашей встречи.       – Слова. Одни слова, слова, слова… – в расстройстве отвела взгляд девушка. – Я не вижу того, что ты говоришь. Я беременна, жду нашего ребенка, я трачу столько сил на учебе, мне бывает так трудно, Лукас. Если бы ты знал, сколько раз я боролась с плохим самочувствием, как много мне нужно терпения! Я свернула бы все горы в мире, если бы сердцем чувствовала тебя рядом с собой постоянно. Но ты где-то далеко, даже когда находишься близко. Тебя словно подменили. Думаю, это постепенно убивает мою любовь, я чувствую себя одинокой.       – Жади… – слезы градом покатились у Лукаса по щекам. – Но это по-прежнему я.       – Ты ли? – Жади дотронулась до его лица. – Возможно, я просто никогда не знала тебя настоящего?       – Я и сам не знаю, что со мной, – Лукас едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. – Наверное, я просто никчемный человек и не заслуживаю любви.       – И самое ужасное, – продолжала Жади, – что все это началось тогда, когда стало известно о ребенке. Тогда, когда мне больше всего нужна твоя поддержка, ее нет!       – Скажи, что мне сделать?       – Я не знаю, Лукас. Тебе должно быть виднее, что делать.       – Ничего мне не виднее, – свернулся он калачиком на кровати. – Если бы я знал, если бы знал…       Он затих, кажется, уснул. Жади подошла к большому зеркалу и встала перед ним в полный рост, внимательно вглядываясь в свое отражение. Еще около года назад в ее жизни все было совсем по-другому: она беззаботная выпускница школы, которая мечтала ходить с подругами на дискотеки и плохо себе представляла, как должна сложиться ее жизнь. Мама… Мама хотела, чтобы Жади вернулась на родину, вернулась к корням и жила так, как заведено у их народа. Жади грустно улыбнулась сама себе.       В голове созрела идея: что, если оставить Лукаса, уйти в студенческое общежитие, там же родить ребенка, жить самой и ни от кого не зависеть? Нет, это будет слишком трудно, да и сеньор Леонидас попытается отобрать внука. Лучше уж сразу сбежать в какой-нибудь провинциальный штат, но… как же учеба?       – Да как я могла о таком подумать! – вслух поразилась Жади и еще раз взглянула на Лукаса, который уже погрузился в сон.       Она ложилась спать и не знала, что готовит ей следующий день.