День – что вода.
Осколки грез.
Падает звезда
На дорожку слез.
Закончилась весна,
И больше нет надежд.
Камень достиг дна,
Начинается мятеж.
Пластиковое солнце
Не светит и не греет.
Сатурна кольца
В космосе тлеют.
Пластиковое солнце!
Нет конца скитаньям.
Пластиковое солнце –
Свобода за гранью.
На репетициях Лукас сомневался в успехе этой песни, считал ее слишком примитивной и отчасти бредовой, но слушатели решили иначе. Они махали руками в такт музыке, пытались подпевать, трясли волосами. Все внимание, в основном, доставалось Берту, это естественно – фронтменам всегда охотнее аплодируют, и надо признать, что он действительно обладал харизмой и умел привлечь к себе взгляды и слух собравшихся любителей рока. Однако Лукас не завидовал: сейчас на сцене между ними произошла какая-то магия, сделавшая четырех разных, не слишком дружных людей единым механизмом, более того, не осталось и тени волнения, а вместо этого появилось захватывающее дух чувство общности с публикой. Пожалуй, ради этого стоило жертвовать сном, до изнеможения работать в студии и экстренно выучить азы музыкальной грамоты. За это можно было отдать что угодно. – Парни, вы молодцы, я горжусь вами! – поздравлял коллег после выступления Берту. – Свершилось, босс наконец-то доволен! – рассмеялся Селсу. – Мы просто порвали толпу! – восторгался Гума. – Видели, как всех унесло, когда мы грянули «Лихорадку»? Лукас, ну а ты чего молчишь? – Я... это было очень... очень круто! – еле выдавил из себя парень, все еще находящийся в состоянии легкого транса. – То ли еще будет! – Но не расслабляемся, мы только в начале пути, – напомнил Берту. – Ой, да пошел ты, у нас сегодня праздник, – отмахнулся от него Гума. – Идемте смотреть «Злых енотов». – Сам смотри свою рыжую, я терпеть ее не могу, – скривился фронтмен. – Воображает из себя невесть что, хотя сама неудачница, каких поискать. – Ну и сиди один, а мы с парнями пойдем отрываться, – потащил за собой Лукаса и Селсу барабанщик. Впоследствии Лукас плохо помнил окончание этого вечера. Он старался сопротивляться попыткам Гумы напоить его, говорил, что ему пора домой, что его ждет жена, но тот упрямо наливал «еще по одной» в знак уважения к рокерскому сообществу и убеждал приятеля в том, что «коктейль слабый, с него ничего не будет». Лукас никогда раньше столько не пил, в отличие от своего визави, поэтому захмелел достаточно быстро и сильно. Он не знал, кто вызвал ему такси до Нитероя, должно быть, Берту позаботился. Жади с беспокойством нарезала круги по своей не такой уж просторной квартире. За окном стремительно темнело, а Лукас все не возвращался и не возвращался. Она хотела было позвонить Иветти, чтобы спросить, что делать в такой щекотливой ситуации, но потом вспомнила, что у них не проведен телефон, а ближайший автомат находится возле бара, который в субботу вечером полон пьяниц. – О, Аллах! – бормотала Жади, в очередной раз выглянув на улицу и не увидев никого, кроме соседей. – Аллах, за что мне это?! Девушка почувствовала легкий укол совести после этих слов, будто бы сам Всевышний ответил ей, что она сама выбрала этот путь и всего лишь столкнулась с последствиями. Конечно, Лукас ведь западный человек. Мать часто предупреждала Жади, чтобы та близко не подходила к парням в школе и, упаси Господь, не общалась ни с кем из них. Они же совсем не как молодежь на Востоке: и пьют, и курят, и по ночам гуляют, что только ни делают. Жади и сама видела, какими неприятными бывают ее бразильские сверстники, но Лукас в эту парадигму никак не вписывался, и марокканка с гордостью думала, что ее муж «не такой». Не такой, как все прочие, самый лучший. Признать, что Феррас-младший всего лишь «сын своего Отечества», означало распрощаться со своими представлениями о нем. И это было для Жади ужаснее всего. В дверь позвонили. Девушка со всех ног побежала открывать, и каково же было ее потрясение, когда в дверном проеме она увидела соседа, взвалившего себе на плечи до смерти пьяного Лукаса. – Сеньор Жозевалду! – воскликнула Жади. – Что произошло? – Куда его положить? – пропыхтел мужчина, затаскивая почти бездыханное тело в квартиру. – Сюда, сюда, пожалуйста! – суетилась молодая жена, показывая дорогу к спальне. – Он еще как-то умудрился добраться до дома, – удивлялся сеньор Жозевалду, – не иначе как на такси приехал. А потом, видимо, перепутал дверь, потому что завалился к нам с Ритой. – Какой кошмар, – шептала Жади, глядя на мужа в таком непристойном виде. – Он же до безобразия пьян! – Да ничего, завтра проспится, как новенький будет, – приободрил ее сосед. – Вы бы хоть это, обувь бы сняли с него, что ли. – Что?.. Ах, да… – Ну, я пошел, – попрощался сеньор Жозевалду, так и не дождавшийся благодарности за свою помощь. – Зовите, если что. Жади не слушала, что он говорил ей, она даже не закрыла за ним дверь на защелку. Обувь с Лукаса она так и не сняла, зато с остервенением достала с антресолей слегка запылившийся чемодан.