Повелитель магии

К вечеру известие о том, что Грюм не брезгует применять на уроках непростительные, разлетелось по всей слизеринской гостиной. Все ребята от первого до седьмого курса теперь с какими-то самыми мрачными чувствами ждали своих уроков Защиты. Абсолютно никому из ребят не понравилось то, что они услышали от Грюма. Никому не хотелось своими глазами смотреть на то, как человек совершенно осознанно выпускает из своей палочки смертоносный зеленый луч. Пусть этот луч убьет всего лишь паука, но… Авада Кедавра всегда остается Авадой Кедаврой независимо от того, на кого она направлена. Гарри, например, думая об этом отвратительном зеленом луче, теперь неизменно вспоминал о Джеймсе, о его пустых глазах, о жутком смехе Беллатриссы. Энни больше всего боялась того, что Грюм станет показывать непростительные и курсам помладше, ей не слишком хотелось, чтобы первокурсники видели такие ужасы, видели смерть, хотя и не человеческую – они еще слишком малы для таких вещей. Джеку вообще не нравился сам факт того, что в школе применяются непростительные. В школе, где учатся обычные дети. Ему категорически не нравилось, что Грюм вот так запросто применяет откровенно Черные проклятья, не обращая внимания на то, что он, в общем-то, со стороны Света, которая категорически запрещает применение таких проклятий. Ну, а Алекс цинично заявлял, что таким образом Грюм просто-напросто учит будущих Пожирателей их любимым проклятьям. Ведь, что, как ни личный пример, больше всего вдохновляет людей на использование? Розье тем вечером с презрением заявлял, что лучший экс- аврор теперь решил, что будущие противники слабоваты, и стоит их немного поднатаскать. Не добавляло слизеринцам радости и то, что обстановка в их гостиной очень явно накалилась. Драться пока никто не начал, ссор тоже не было, но напряжение витало в воздухе практически осязаемое, заставляя каждого не выпускать из поля зрения ни свою палочку, ни палочки противников. Такая явная враждебность с обеих сторон не могла не сказываться на настроении слизеринцев. И так не слишком добрые и открытые к окружающему миру они теперь стали вести себя гораздо хуже. Наверное, раньше ребята, хотя бы те, кто был в факультетской команде, снимали бы напряжение на квиддичном поле, тренируясь там до самого изнеможения под чутким руководством Флинта. Но, к сожалению, словно бы все повернулся к слизеринцам известным местом. Погода совершенно не радовала – вновь зарядили дожди, солнце совсем не показывалось, на небе были только тучи – густые, темные и непроглядные. Это, конечно же, настроения тоже не поднимало. В общем, все это сводилось к тому, что к слизеринцам теперь не рисковали подходить. Даже студенты Когтеврана теперь предпочитали обходить угрюмых и недружелюбных змей, переплюнувших своим видом собственного декана, десятой дорогой. Никому не хотелось попасть под тяжелый взгляд, а то и особо Темное проклятье схлопотать – ведь, кто их знает, этих слизеринцев? Для Гарри единственной радостью, единственным лучиком солнца в этой непроглядной тьме, как всегда была Джинни. Теперь только она могла вызвать на лице парня улыбку, только она могла заставить его забыть обо всех проблемах и просто жить, наслаждаясь мгновениями тихого, немного мрачного, но все же счастья. Джинни теперь всегда старалась говорить о чем-нибудь хорошем и внушать своим мальчикам уверенность в том, что все еще обязательно будет хорошо, а они просто старались верить. Потому что ей нельзя не верить. Драко уже просто не мог выносить напряжение, царившее в гостиной, поэтому почти все время они с Асторией проводили, гуляя по замку. Для Малфоя светом стала именно Тори. Она не была такой же сильной как Джинни, она не могла убеждать мальчиков в чем-то, когда даже себе не могла доказать, что все в порядке, и она даже никогда не смогла бы развеселить всех ребят, но Драко ценил в ней совершенно другие качества. Единственный испуганный взгляд Астории или ее легкая полуулыбка приводили Малфоя в себя, напоминали ему о том, что ему нужно бороться со всем этим хотя бы ради нее. А еще Драко каждый раз понимал, что кроме него ее никто не сможет защитить… Сложнее всего было Рону. Луна в упор не видела его чувств к ней, хотя он буквально дышал ими, хотя все его взгляды в ее сторону были пропитаны такой любовью и нежностью. Впрочем, Гарри не мог ее в этом винить – все-таки Рон не сделал еще ни одной попытки сказать о своих чувствах прямо и открыто. Да, что там – он даже цветов ей ни разу не подарил, ни разу на свидание не пригласил. Гарри и Драко в один голос старались втолковать ему, что пора уже обо всем ей рассказать, Джинни зло грозила палочкой и говорила, что скоро не выдержит и сама все ей расскажет, а Астория мило улыбалась и уверяла Рона в том, что Луна ответит ему взаимностью. Но Рыжик то ли был глухой, то ли слепой, то ли немой, а, может быть, и вовсе успешно сочетал в себе все эти качества, но он так и не предпринял ни единой попытки хотя бы даже намекнуть на свои чувства Луне. Джинни злилась, Драко раздражался, Гарри фыркал, а Астория с неимоверным энтузиазмом продолжала подталкивать Рона к цели. Такими темпами прошла неделя. Наступил долгожданный для четверокурсников-слизеринцев четверг. Именно сегодня они, наконец-то, воочию познакомятся с методами преподавания Грюма. Никто уже даже не сомневался, что тот будет вновь показывать свои, кажется, горячо любимые непростительные, ибо даже для первокурсников он исключения не сделал. К слову сказать, несчастные дети долго еще потом отходили от смерти паука, а Энни, на которую свалилась почетная миссия успокаивать «мелких», долго еще костерила Грюма, сетуя на его тупость и твердолобость. Надо сказать, старшие курсы Когтеврана тоже не выглядели особо довольными учебной программой Грюма, а вот гриффиндорцы и пуффендуйцы, кажется, искренне восхищались своим новым профессором, ибо всю неделю от них только и были слышны хвалебные речи в сторону экс-аврора, возвещавшие всех о том, что он, оказывается «Знает, что такое быть в самом пекле и делать дело». Если делать дело – это пускать во все стороны Авады, то Гарри глубоко презирал всех, кто это дело делает. Поскольку идти на урок совсем не хотелось, все слизеринцы пришли к кабинету почти со звоном колокола, тогда как гриффиндорцы уже, кажется, очень давно ждали начала урока у самого кабинета. Гарри и Драко заняли места в самом конце кабинета, Рон присел прямо перед ними. Он почти всегда сидел один, если уроки у них проходили с гриффиндорцами или пуффендуйцами. На уроках с Когтевраном пару ему составлял Терри Бут. - Ну, и где он? – недовольно осведомилась Милли, подперев подбородок ладошкой. – Между прочим… Закончить фразу ей было не суждено, поскольку дверь внезапно с громким стуком ударилась о стену, и в класс медленно прошагал Грюм, шаркая при этом по полу своей деревянной ногой. Пройдя к своему столу, Грюм достал классный журнал и стал называть имена, удовлетворенно кивая, читая некоторые фамилии – также произошло и с Гарри и Роном. Его обычный глаз все это время, не отрываясь, глядел в список, а магический осматривал студентов. Гарри и до этого не раз уже видел Грюма – все-таки и в Аврорате он в детстве бывал едва ли не каждый день, и в доме Поттеров Грюм, как наставник Джеймса был частым гостем - поэтому его поведение не было для Гарри удивительным. Но все же Поттер понял, что, вероятно, не настолько хорошо он знал некогда лучшего аврора своего времени, раз не подозревал о его пристрастии к откровенно Черным Проклятьям. Гарри считал его человеком смелым, храбрым, жестким, конечно, но не настолько жестоким, чтобы демонстрировать детям смерть. Вероятно, Грюм был не настолько хорошим человеком, каким всегда считал его Гарри. - Что ж, начнем урок, - заговорил он хриплым басом. – Прямо к делу – Заклятья. Он бывают разной степени силы, они могут принимать самую разную форму. В Министерстве Магии считают, что я должен лишь обучить вас некоторым контрзаклятьям, но мы с профессором Дамблдором придерживаемся другого мнения. Чтобы уметь справляться с Темными Силами, вы должны знать, насколько они сильны и жестоки. Вы должны быть готовы ко всему заранее. К проклятьям в спину, к запрещенным заклятьям, ко всему. Вы должны быть бдительны и внимательны. Хоть что-то знакомое от Грюма – постоянная бдительность. - Итак, начнем с самого опасного в нашем мире. Кто назовет мне проклятья, за которые сильнее всего карает наше Министерство, и опишет мне их? – громко спросил Грюм, поднимаясь на ноги. – Поттер? - Сейчас будет лекция, - простонал Драко. Оба глаза Грюма устремились на Гарри. Поттер спокойно встретил взгляд профессора, а потом легко кивнул и с каменным лицом принялся говорить. Его голос был холодным и отстраненным, словно бы это был и не его голос вовсе. - Первое – Империус, - сказал он. – Сильнейшее заклятье подчинения. Не имеет ни цвета, ни вообще видимого проявления. Иногда у особо слабых волшебников может представать в виде полупрозрачной дымки. Изобретено в 1734 году Магнусом Пристоном, за что ему в последствие вручили премию имени Салазара Слизерина. На самом деле заклятье очень опасное, несмотря на то, что видимых повреждений и не доставляет. Если у волшебника, произнесшего его, слабая воля или магия, то околдованный может повредиться умом. Было несколько довольно известных случаев. В Магической Британии применение этого заклинания карается пожизненным заключением в Азкабане, но при особо отягчающих обстоятельствах, которые подробно прописаны в нашем Уголовном Кодексе, можно получить и Поцелуй. Таких случаев было особенно много во время войны с Грин-де-Вальдом, до его пришествия заклятьем подчинения пользовались не так активно. Также можно заметить, что в случае с этим непростительным есть еще и смягчающие обстоятельства, в отличие от двух других, впрочем, это тоже довольно длинный перечень. Далее следует Круциатус. Сильнейшее заклинание боли. Изобретено в 1523 году волшебницей по имени Девелин Нирел, которая, как мне известно, была далеким непрямым потомком Когтевран. Заклинание получилось у нее спонтанно, когда она разозлилась. Впрочем, ей никаких наград не выделили, ибо человек, первый испытавший на себе Круциатус, тут же умер. На самом деле оно создает лишь иллюзию, но иллюзию достаточно сильную, чтобы свести человека с ума. При должном уровне владения окклюменцией теоретически можно защититься от этого проклятья, но лишь частично. Миру еще неизвестны случаи, когда человеку удавалось полностью блокировать всю силу проклятья. Сила этого проклятья зависит от магической силы волшебника и, конечно же, его эмоций – отрицательных, разумеется. В основном, для него требуются гнев, ненависть, злость. Если человек со слабой волей находится под таким заклятьем более получаса, он неизбежно сходит с ума. Известны случаи, когда люди смогли продержаться под заклятьем два часа, правда, потом у них были заметны некоторые отклонения. В Магической Британии карается пожизненным заключением в Азкабане, хотя почти всегда все же применяют Поцелуй Дементора. Официальных смягчающих обстоятельств нет, но бывают определенные случаи, когда Министерство делает исключение. Была пара прецедентов… И, наконец, Авада Кедавра. Единственное известное проклятье смерти, не оставляющее никаких следов. Изобретено раньше всех других, неизвестно точно в каком году. Правда, известно, что изобрел его волшебник по имени Кристофер. Он был не из знатного рода, поэтому даты его жизни тоже не записаны. Историки предполагают, что это примерно начало 600-х годов. Также карается пожизненным заключением, при отягчающих обстоятельствах – Поцелуем. Многие считают это заклятье самым опасным, другие – самым щадящим, поскольку лучше умереть, едва увидев зеленый луч, чем, корчась в муках. В общем и целом, это все. Класс погрузился в тишину, никто не издавал ни звука: гриффиндорцы – потому что были невероятно удивлены и даже испуганны, слизеринцы – потому что с интересом слушали Поттера, который ту же Историю Магию рассказывал гораздо лучше Бинса, а уж о Защите и говорить нечего. - Что ж, - хмыкнул Грюм, едва ли не уважительно, - точно такую же лекцию я слышал недавно от… мисс Уизли. Она продемонстрировала нам столь же широкие знания относительно непростительных проклятий. Но все же… я сделаю несколько дополнений. Он открыл ящик своего стола и достал оттуда стеклянную банку с тремя черными пауками. Рона впереди заметно передернуло, и он с силой сжал краешек парты. Грюм же поймал одного паука и посадил себе на ладонь, чтобы всем его было видно. - Imperio! Паук взлетел в воздух, повиснув на тоненькой шелковой нити, а потом начал творить нечто невообразимое: делал сальто, раскачивался на нити, как на трапеции, а потом, спрыгнув назад на стол, начал отбивать самую настоящую чечетку. Гриффиндорцы громко засмеялись, слизеринцы хмуро смотрели то на паука, то на Грюма. В их глазах царило не только презрение, но и отвращение к тому, что происходит. - Вы считаете это смешным? – рявкнул Грюм, и класс мгновенно умолк. – А если я сделаю это с вами? Если вас я заставлю утопиться или убить себя? Продолжая двигать палочкой и издеваться над пауком, Грюм рассказывал об опасностях этого заклятья, о том, как часто применяли его во времена Волан-де-Морта. А еще он возвестил ребят о том, что обязательно научит их сопротивляться этому проклятью. Впрочем, слизеринцы и так знали об этом – старшекурсники уже поделились свои опытом, а если быто точнее – ощущениями от этого проклятья. Каждый из них уже испытал на себе действие этого проклятья в исполнении Грюма, не самого слабого, надо заметить, волшебника. У старших курсов занятия по Защите были гораздо чаще. Насколько знал Гарри, сопротивляться этому проклятью смог только Алекс, у остальных пока не получилось ничего путного. Сам Поттер не слишком хотел вновь учиться сопротивляться этому проклятью. Во-первых, не слишком хотелось показывать Грюму свои таланты, а во-вторых, если он так просто накладывает на людей Империус, то, что ему помешает наложить, скажем, Круциатус? Тем временем Грюм слегка увеличил второго паука, который теперь в оцепенении замер на кафедре, слишком напуганный, чтобы двигаться. Теперь он был больше тарантула, а Рон из-за этого совсем пал духом. - Crucio! В ту же секунду паук прижал ноги к туловищу и неистово задергался, качаясь из стороны в сторону. Возможно, если бы Гарри сейчас не знал точно, что приходится испытывать этому пауку, то он бы отнесся к происходящему более чем безразлично, но, к сожалению, все слизеринцы прекрасно знали, какую боль сейчас испытывает паук. А еще Гарри беспокоило состояние несчастного Долгопупса: тот побледнел, став почти прозрачным, до боли стиснул пуками парту, а его широко раскрытые глаза были полны ужаса – казалось, еще чуть-чуть, и он закричит. Впрочем, Гарри прекрасно понимал его. То, что произошло с его родителями… Такое сложно принять, и такое невозможно забыть… - Хватит! – громко вскрикнула Грейнджер: ее взгляд также был прикован только к Невиллу. Грюм поднял палочку, паук расслабился, но все еще продолжал конвульсивно подергиваться. - Reducio! Паук вновь уменьшился, и Грюм убрал его обратно в банку, а затем моментально достал третьего. Кажется, почти все присутствующие в классе уже догадались, какая участь ждет этого паука. - Думаю, что Поттер прав – оно гораздо более щадящее, чем предыдущее, - хмыкнул Грюм. – Avada Kedavra! Полыхнуло зеленым, раздался громкий свист, а потом… Паук опрокинулся на спину. Он, безусловно, был мертв. Несколько девушек сдавленно вскрикнули, Милли отвернулась. Блейз под столом крепко сжал ее руку. Грюм брезгливо смахнул мертвого паука на пол. - От этого проклятья невозможно спрятаться, его нельзя блокировать, - говорил Грюм. – Известен только один случай, когда человек выжил после этого проклятья. И этот человек сидит в этом классе. Обычный глаз Грюма пристально уставился на Джерри, а вот магическим он сверлил Гарри. А Гарри вновь вспомнил Джеймса. Как зеленая вспышка попала ему точно в лоб, как его глаза удивленно распахнулись, как он медленно падал на землю… Вспомнилась ему и Лира. Ее безжизненное лицо, бледная кожа, словно бы пустые глаза и хриплый голос. Сколько несчастья может принести одно простое заклятье. Грюм, тем временем, продолжал что-то вещать, то повышая, то понижая голос. Он рассказывал о том, что никто из присутствующих в классе еще не способен воспроизвести это проклятье, что ни у кого из них не получился даже вызвать луч. Ох, как же он ошибался!.. С каким удовольствием Гарри запустил бы сейчас третьим непростительным в сторону Беллатриссы Лестрейндж. Или в Волан-де-Морта… - БУДЬТЕ ВСЕГДА НАЧЕКУ! – взревел Грюм, и весь класс, уже задумавшийся о своем, испуганно подскочил. Остаток урока прошел в полной тишине, прерываемой только скрипом перьев. Ученики записывали за Грюмом некоторые примечания к каждому из проклятий. В основном все это было только тем, что уже упоминал в своем ответе Гарри, хотя было и кое-что новое. Грюм отпустил их точно со звоном колокола. И, как только все вышли в коридор, гриффиндорцы взорвались восхищенными речами. С громким восторгом они разбирали каждое действие Грюма, словно он только что совершил невероятный подвиг, словно только что спас несколько тысяч жизней. - Они мне противны, - презрительно выдохнула Миллисента, пулей проносясь мимо Джерри и его компании. - Как можно воспринимать чужие страдания, как представление? – скривившись, спросил Блейз так, чтобы его смогли услышать гриффиндорцы. - Это всего лишь паук, - Терри Нильсон пожал плечами и усмехнулся. - Поставим на его место тебя, - зло сказал Гарри, быстро спускаясь по ступеням. По пути к Большому зала троице слизеринцев встретился все еще испуганный Невилл Долгопупс. Он стоял, облокотившись о холодную каменную стену, и сверлил потолок испуганным взглядом широко открытых глаз. - Невилл, - позвал его Гарри, в приступе сочувствия. – С тобой все в порядке? - Да… конечно, безусловно, - пробормотал он. – Все… в полном… когда ужин?.. Я пойду, пока… Да, я пойду. С этими словами Невилл круто развернулся и поспешил куда-то в совершенно противоположную сторону от Большого Зала. - Никогда бы не подумал, что… - Драко неуютно поежился. – Мерлин, я ему сочувствую… - Надо бы помочь ему как-нибудь, - пробормотал, к удивлению Гарри, Рон. – Луна с ним дружит, да и он, по-моему, неплохой человек. - Мы пока не можем ему помочь, - вздохнул Гарри. – Может быть, только поднять его самооценку. Ладно, это все потом. Пошли в зал. Джинни и Астория уже ждали мальчиков за столом. Они с легкими улыбками о чем-то переговаривались и иногда посмеивались. Не успели мальчики добраться до них, как рядом с ними присела еще и Луна. На ее лице было написано обеспокоенное выражение, и она что-то хмуро пыталась втолковать подругам. Когда подошли мальчики, она резко замолчала и постаралась немного улыбнуться. - Как дела? – спросила она. - Неплохо, - хмыкнул Гарри, - если не считать урока Грюма, конечно. А ты чего такая хмурая? - Просто… Невилл, - она немного замялась, - он какой-то странный сегодня. Я только что встретила его в коридоре… - У нас Защита была с гриффиндорцами, - заметил Драко. – Долгопупсу не понравился Круциатус. На самом деле, я сомневаюсь, что он вообще кому-то может понравиться. - Бедный Невилл, - сочувственно протянула девушка. – Он такой впечатлительный… Рон уже открыл рот, вероятно, желая рассказать истинную причину столь странной реакции Долгопупса на это заклятье, но сильный пинок под столом от Гарри заставил его тут же закрыть рот. - Прогуляемся, Джинн? – вздохнул Гарри, вдруг осознав, что ему сейчас и кусок в горло не лезет. – На улице сегодня немного теплее. - Да, конечно, - она улыбнулась, моментально поняв настрой жениха, и поднялась со скамейки. – Пока, ребята! - Пока, - хмуро буркнул Драко. Гарри и Джинни отправились прямиком в Запретный Лес. Дороги все еще были грязными и мокрыми, но сейчас ребят это мало волновало, ведь только достигнув густой чащи, где их никто не смог бы увидеть, они перекинулись в тигров. В замок они вернулись только глубокой ночью, когда все уже преспокойно спали, ворочаясь в своих кроватях. Проводив Джинни до девичьих спален, Гарри тоже отправился спать – все же и ему нужно хотя бы несколько часов здорового сна.