Пленники трех планет

Сколько их тут было! Стат впервые в жизни видел такое количество бородатых лиц. Не то, чтобы это было некрасиво, скорее, непривычно. У кого-то была небольшая аккуратная бородка, как у лидера тиксанданцев, у кого-то большая и окладистая, кто-то ограничился усами, как зловредный толстяк. Все они и не думали соблюдать тишину, счастье, что хоть говорили не в полный голос. Ладно, главное, чтобы его слышал Апатуриано. Стату ведь не показалось это движение зрачков. — Господин президент, впервые за много лет представители нашего народа посещают вашу планету. Увидеть нам удалось не так много… — Еще бы вы видели много! — буркнул кто-то сзади. -…но по поводу увиденного я могу только высказать свое восхищение. Природа щедро одарила Сино Тау. Надеюсь, вы знаете, что наша планета этим похвастаться не может. — Знаем! — ехидно сказал сзади другой голос. Апатуриано слегка нахмурился. Вокруг мгновенно стало тише. — Ваши корабли иногда посещают Эфери Тау для взаимовыгодных торговых отношений. Вы должны быть в курсе, как обстоят дела на нашей планете. Мы практически потеряли атмосферу. Население вынуждено было уйти вглубь планеты. Апатуриано надменно кивнул. — Почти пятьдесят тысяч лет мы обустраивали жизнь под землей и справлялись не так уж плохо. Мы разрабатывали свои недра, освоили глубинные пласты литосферы, что позволило нам торговать с вашей планетой столь необходимыми вам тяжелыми металлами. При этом наш народ использует только энергию солнечных батарей. Но сейчас, к сожалению, мы больше не можем оставаться на Эфери Тау. Запасы воды и воздуха заканчиваются. Если мы не покинем планету в ближайшую сотню лет, последствия могут быть катастрофическими. Стат перевел дух, услышал, как позади его кто-то из эферийцев вздохнул эхом. У него пересохло в горле. Это был не их очищенный подземный воздух, не влажная теплая атмосфера Эо, не запах озона, преследовавший снаружи. Здесь наверняка тоже работала искусственная очистка, гонявшая туда-сюда воздушные потоки. Отчётливо чувствовался сквозняк. Неужели им самим уютно? Или они привыкли? Синоты смотрели на него без вражды, но и без особого интереса, меж собой не переговаривались — Апатуриано тяжелым взглядом обвел зал, и этого им хватило. — Эо Тау — наш единственный выход, господин президент. Разумеется, если бы мы могли добраться до соседних звездных систем, мы бы так и поступили. Ваши пилоты рассказывали, что экспедиции находили не так уж далеко от нашего Ладо другие солнца и другие обитаемые планеты без разумной жизни. Вы можете добраться до них, мы — нет. И потому у нас нет альтернативы. Апатуриано слегка кивнул, но скорее в знак того, что слышит, чем согласия. Он спустился на одну ступеньку и произнес: — Тем не менее, вы не должны были забывать, что вы не одни в нашей солнечной системе. — Господин президент, — Стат склонил голову, — от имени моего народа я приношу вашему народу извинения. Но мы были уверены, что вы знаете о нашем бедственном положении и не станете возражать. Ваши пилоты, прибывающие к нам для торговли, могли видеть, что мы живем в тесноте, что на Эфери Тау не хватает воды и воздуха. — В тесноте, в тесноте, — сказал вслух человек с торчащим злым носом и узкой полоской растительности на подбородке. — Небось, и в сортире у себя повернуться не можете! Апатуриано даже не скосил глаза в сторону шутника, лишь слегка сжал губы. Остроносый смолк. — Ваши пилоты рассказывали о множестве планет, — возвысил голос Стат, — прекрасных планет! Еще более прекрасных, чем Утренняя звезда. Мы были уверены, что если вы, с вашими возможностями, до сих пор ее не колонизировали, значит, у вас не было в ней нужды. Апатуриано снова щёлкнул пальцами. Робот развернул эферийские бумаги, держа их так, чтобы президент мог проглядеть послание и не терять из виду зал. — Вам следовало бы сначала спросить, не является ли Эо чьей-то собственностью, — произнес президент, бегая глазами по строчкам. — Мы, знаете ли, потому и не колонизировали ее, что могли сделать это в любой момент. На фотонной ракете лететь до Эо не дольше, чем перейти пешком Дворцовую площадь. — Господин президент, мы бы, безусловно, спросили о ваших планах, но наши планеты не поддерживают почти никаких отношений, кроме торговых. Сино Тау закрытая планета. После трагедий на наших базах мы напрасно пытались вызвать ваше правительство несколько десятков дней. Кроме того, экипаж ваших торговых кораблей наверняка видел наши ракеты и прочее космическое оборудование. Куда ещё мы могли летать в нашей солнечной системе, как не на Утреннюю звезду? — Откуда экипажам было это знать? — пожал плечами Апатуриано. — Если вы их об этом не информировали? Ракеты могли отправиться куда угодно. Да, кстати… я читаю ваш документ и понять не могу — кто вас сюда отправил? — Наш народ. — То есть — народ? Почему не правительство? — У нас нет правительства. — Как же вы существуете? Кто вами управляет? — Те, кто в данный момент наиболее компетентны… как правило, это члены ученого сообщества. Но как правило управления нам не требуется. Мы сами способны распределить обязанности и выбрать руководителя. — Странно, — президент сделал роботу знак, и тот убрал документ. — Если отрубить курице голову, она бежит, не разбирая дороги. Не поэтому ли вы поступили, как эта курица? Народ это масса и толпа, он не способен решить свою судьбу. Мне странно договариваться о чем-то с людьми, с которыми у нас настолько разнится само понятие государственности… — Неужели ваши принципы позволяют вам уничтожать людей за то, что у вас с ними различается понятие государственности? Позвольте не поверить в такую чудовищную принципиальность. — Дело не в принципах, — Апатуриано скрестил руки на груди и словно замкнулся этим жестом. — Если возникают конфликты, ущемляющие наши интересы, мы их решаем, вот и все. — Около сорока наших лет назад возле нашего лагеря на Эо опустился корабль с Сино Тау. Мы имели возможность наблюдать за началом встречи, у нас сохранилась запись. Представители обоих народов поначалу общались вполне мирно, но вот закончилось все тем, что наша база была частично разрушена, а исследователи убиты. Стата несильно толкнул в спину Март, он обернулся и увидел поднимающегося с места посла Трианглета. Узкие черные глаза смотрели на эферийцев без презрения и вообще всякого выражения, как на неодушевленную помеху. — То была провокация, — угловатый говорил на тиксанданском почти без акцента. Усилители звука разносили его слова по залу. Обычные и неудобные, по их мнению, микрофоны, синоты давно не использовали. — Провокация эферийских представителей. Они солгали, сообщив о своих мирных намерениях. На самом деле у них было оружие. Стат по возможности незаметно сделал глубокий вдох. Держаться надо спокойно. — Это не провокация, а недоразумение. Никто из нашего народа не способен на ложь и вероломное нападение, поверьте, это совершенно невозможно! — Оружие у них было, — повторил трианглетец. — Какое? Может быть, ультразвуковые ружья? — Да! Именно! Стат развел руками: — Но, господа. Я уверен, что вы в курсе — Эо Тау переживает тот период развития, который на наших планетах завершился уже давно. На ней растут огромные плотоядные растения и бродят гигантские хищные ящеры. К сожалению, человек не может ни одолеть их без помощи оружия, ни убежать от них. Поэтому у наших исследователей были с собой ультразвуковые ружья. Но ни один эфериец просто не мог применить их против человека. — Оружию, — угловатый прищелкнул языком, — все равно против кого его применяют… У него нет ни слуха, ни зрения, ни разума. Он сел на свое место с видом человека, который не верит ни единому слову собеседника. В зале зашумели. Апатуриано пришлось сделать знак молчать. — Пострадал ли в то время кто-нибудь из ваших людей? — спросил Стат. Угловатый поиграл желваками на скулах и бросил свысока: — Мы не обязаны не перед кем отчитываться. Ответил, хотя мог промолчать. Конечно, это не было ни победой, ни маленьким шагом по направлению к ней, но… — Насколько я знаю — никто. — Чем вы можете это подтвердить? — холодно спросил второй угловатый. Спросил на своем родном языке и с вызовом в глазах — ну-ка, переведи, если сможешь. — Нам не позволили взять с собой нашу технику и наши запоминающие устройства, на которых запечатлен вид базы после разгрома. Но на месте трагедии не было ни единого тела, принадлежащего синоту. Ни одного пострадавшего синотского летательного аппарата, — ответил Стат тоже по-трианглетски. Зрачки угловатого слегка расширились. Тиксанданцы наречие Восточного континента учили с трудом, справедливо считая, что на нем можно язык сломать. — Кроме того, — добавил Стат, — если бы доказательства противного были у вас, вы бы их предоставили, правда? — Мы не обязаны отчитываться ни перед кем, — сказал первый угловатый. По его лицу видно было, что переговоры ему надоели, толком не начавшись. — Вы заняли чужую территорию. Этот факт неоспорим. Вокруг негромко зашумели. Национальное собрание дружно вспомнило, что угловатые им тоже так себе соседи и ни в коем случае не союзники. — Территория пока что не ваша, — рявкнул сзади мощный бас. — Это не решенный вопрос, господа, вы поторопились. Стат быстро обернулся. Рядом с делегацией остановился высокий, широкоплечий человек, с намечающимися залысинами и густой черной бородой. Он смотрел на трианглетских послов и обращался к ним. Стат узнал генерала Мегасколико. Генерал, помимо военной карьеры, сделал себе имя на изучении химии и несколько раз приезжал на Эфери, так как его специализацией были именно тяжелые металлы. Он даже великодушно позволил перевести на эферийский некоторые свои статьи, посвященные урановым рудам, и объяснил это так: — Все равно вы их потом нам продаете! От объяснений тогда чуть не посыпался подземный свод. У генерала были две отличительных черты — его громовой голос, которым можно было сбивать птиц на лету, и его борода. Ухоженная, гладкая, черная, как космос, и блестящая, как зеркало, она была предметом особой гордости Мегасколико. — Здравствуйте, господин генерал, — произнес Стат. — Помните, я переводил вашу статью о методах сепарации? Я вижу, у вас все еще самая роскошная борода во всей солнечной системе? Генерал заулыбался, подняв руку к подбородку. — Польстили, — пророкотал он. — Да, выглядеть надо, соответствовать… Все же с ней другой вид. Не то, что у этих, — Мегасколико слегка кивнул в сторону угловатых. — Наглецы они. Рассчитывают на всю Эо, так как их, видите ли, миллиард. Генерал искренне полагал, что говорит шепотом, и все же добрая половина зала его услышала. Услышали, наверное, и трианглетцы, которые так и сидели с каменными лицами, выставив вперед свои жидкие бороды. Отчитываться перед тиксанданцами они тем более не рвались. — Вы явились сюда из-за событий сорокалетней давности? — спросил Апатуриано, дождавшись, пока общий гул голосов немного утихнет. — Нет, господин президент, — ответил Стат. — К сожалению, недавно трагедия повторилась. Еще один наш лагерь подвергся нападению. — Вы опять обвиняете нас? — прищурился Апатуриано. — Нашему народу этого бы не хотелось. — Но по-вашему, все конфликты всегда спровоцированы Сино Тау? — Господин президент. Последние пятьдесят тысяч лет мы обустраивали жизнь внутри планеты, но в космос мы вышли уже давно. Мы посещали Сино Тау ещё тогда, когда и Тиксандания, и Трианглет не были едиными державами. Более того, здесь и промышленности не было. Если бы мы захотели завоевать вашу территорию, мы сделали бы это. Но такой путь для нас неприемлем, отсутствие всякого насилия — основное правило нашего общества. Снова вскипел общий шум. Смысл возмущения сводился примерно к фразе: " Да просто кишка тонка». Апатуриано призвал к тишине и снова спросил: — А известно ли вам, господин посол, какие настроения блуждают среди наших низших классов? Вы понимаете, кстати, что это такое? — У нас нет ни высших, ни низших классов. Но я понимаю значение ваших слов. Вы имеете в виду ваш народ. — Да, народ… Так вот среди нашего народа есть горячие головы, призывающие к свержению власти и государственному перевороту. В их листовках в пример иногда приводится именно ваше общество. Как вы это объясните? Не перелетит ли птица анархии через разделяющий наши планеты вакуум? — Мы не причастны к этому, господин президент. — Никак? — Никак, — ответил Стат под общий негодующий гул. — Я повторяю, Сино Тау закрытая планета. Мы не могли бы вести свою пропаганду, даже если бы она у нас была. И социология… — Что — социология? — Социология учит, что общественный строй нельзя установить со стороны и насильно. Он устанавливается сам, когда общество готово к переменам. — Я не верю в такую социологию, — заявил Апатуриано. — Науки, господин президент, хороши тем, что их законы исполняются независимо от того, верят в них или нет. — Точные — возможно. — Хорошо, — согласился Стат. — Давайте говорить о точных науках. Физика и математика говорят, что мы не сможем добраться до других планет и единственное наше спасение — Эо. Господин президент, на родной планете наше человечество занимает небольшую площадь. Очень небольшую! И поэтому нам хватит части площади Эо Тау. — Вас же много, куда больше нас, — Апатуриано приподнял брови. — В три раза, — уточнил Стат. — Раньше нас было еще больше. Контроль над численностью для нас не пустой звук. Через два поколения численность населения наших народов должна сравняться. Да, мы живем долго. Но исторически этот срок все равно ничтожен. И тогда ничто не может помешать нам вместе обосноваться на Эо Тау. Утренняя звезда может стать общей планетой. — Общая! — давешний остроносый снова высунулся из толпы. — Общим может быть сортир в бараке… — Безусловно, — Стат вдруг почувствовал себя пилотом, машину которого захватил и несёт ураган. — Вижу, вы хорошо разбираетесь в этой теме, которую поднимаете во второй раз. Остроносый побагровел. Синоты вокруг оживились, чуя скандал. Холодок разошелся по грудной клетке — все, конец, всех подставил, но нельзя же было безмолвно это сносить? И тут расхохотался генерал Мегасколико — от души, на всю мощь своего голоса: — Браво! Как он вас, а? Смех оказался заразителен — над остроносым захихикали все. Улыбнулся даже президент Апатуриано. — Господин заместитель начальника полиции, говорите по существу, или за вас скажу я. Нет. Мы не видим в этом смысла. Какая выгода нам будет от общей планеты? Сами подумайте, господин посол, захотели бы вы жить с оглядкой на соседа? — Но ведь ваша планета цветущий сад, господин президент! — запротестовал Стат. Сердце билось уже нормально и слабость в ногах исчезла. И все же он проигрывает. Безнадежно проигрывает, как камень, что тонет в зыбучих песках. — Сад или нет, это уже наше дело. У нас могут быть резоны и причины обосноваться на Эо Тау. Что-нибудь еще? По лицу Апатуриано было видно, что он устал, да и ответ не очень ждал услышать. — У нас очередное предложение, господин президент, — медленно произнес Стат. — Если вы считаете, что нашим народам тесно в солнечной системе, мы согласны ее покинуть и отправиться к звездам. Мы готовы оставить вам нашу планету — поверьте, там много еще урановых месторождений. Но взамен мы просим вас раскрыть тайну межзвездных перелетов. Подумайте! Мы обещаем исчезнуть из нашей системы и никогда больше не докучать вашему народу, если вы откроете нам секрет околосветовых скоростей. Синоты в первый миг молчали, то ли обомлев от такой наглости, то ли гадая, сколько на Эфери осталось урановых рудников, а потом сразу и одновременно начали возмущаться. — Да вы понимаете вообще, что говорите? — Они там сумасшедшие — все! — Ваша планета и так достанется нам, — прошипел сзади молодой злой голос. — Когда вы передохнете. На обернувшегося Стата уставились ненавидящие глаза со зрачками, похожими на острие иглы. Так же злобно смотрел остроносый упоминальщик сортиров. Все же Стат ожидал большего негодования, просто взрыва, но взрыва не было. Кричали не все — большинство уже не воспринимало посольство всерьез, некоторые откровенно потешались. — Господин президент! — возвысил голос Стат, не дожидаясь, пока Апатуриано призовет всех к молчанию. - Я говорю не только о нашей планете. Мы предлагаем технологии за технологии. Все эти тысячи лет вы исследовали бездну небес, мы бездну подземную. И тоже добились некоторых успехов. У нас есть технологии, позволяющие добывать тяжёлые металлы из самой глубины недр и даже из верхнего слоя мантии. Подумайте, вы уже испытываете дефицит тяжёлых металлов, а ваша цивилизация моложе нашей, а мы — нет. Если мы покинем нашу солнечную систему, у вас останется наша планета, и наши технологии, и ещё две планеты, которые обеспечат вас необходимыми элементами на многие тысячи лет. Мы понимаем, что огромное количество кораблей изготовить в краткий срок невозможно. Мы готовы отправить в космос на поиски новых миров только детей и молодежь с учителями и наставниками. Старшее поколение останется доживать на нашей родной планете и с радостью поделится с вами всеми секретами! Ради наших детей, господа! У вас ведь тоже есть дети! Шум не смолк, настроение немного изменилось. И Апатуриано, как показалось Стату, глянул более благосклонно, и у других в глазах читалось по крайней мере любопытство. Генерал Мегасколико пробасил: — А верно, если бы мы нашими методами добывали уран, он бы давно иссяк, а у них нет. Только… — Только, — неожиданно подхватил Апатуриано, — то, что вы нам предлагаете, это предательство! Просто предательство национальных интересов! Странно, что вы этого не понимаете! Правда, при вашей анархии это неудивительно. Толпа мгновенно превратилась в недружелюбную. Стоявшие рядом отшатнулись. Молодой синот со злыми глазами прошипел: — Мы могли бы давно ударить по вашей планетке аннигиляционным зарядом, только не сделали этого! — Простите, но не смогли бы, — неожиданно заявил астрофизик Гран, и синоты уставились на него с подозрением, как будто думали, что прочие члены делегации глухонемые. — Да, нам бы не поздоровались, но такая диспропорция в материи и антиматерии не уничтожила бы нашу планету, а разрушила ее. Одни обломки полетели бы к солнцу и вызвали небывалую вспышку, другие начали хаотично носиться по системе… Поверьте, Катагис показался бы сущей ерундой! Стат с благодарностью посмотрел на друга. От синотов, посещавших Эфери, они слышали, что на Звезде гроз важна субординация, потому и приняли решение, что говорить будет в основном руководитель делегации. И как же он устал. И, похоже, — да не похоже, а точно, — потерпел сокрушительное поражение. И не утешает мысль, что они рассчитывали на такой результат. Сбоку, на возвышении, в кресле сидела женщина. Не совсем первой молодости, но красивая, яркая, с вьющимися рыжеватыми волосами. У синотов женщины не допускались на важные государственные посты, но женам сановников позволительно было присутствовать на дипломатических встречах. Скорее всего, это была супруга самого главы государства, госпожа Блактипиана. Решила поинтересоваться редкими зверушками — этими странными эферийцами. Чужие, бесконечно чужие, самодовольные, жёсткие, высокомерные люди, как можно было думать, что они проникнутся их бедой? Женщина смотрела на него без холодного любопытства и даже с некоторым сочувствием. Маленький аккуратный нос, брови вразлет и упрямый подбородок напомнили Стату Флёр. Флёр, которую он сегодня предал. Предал дважды — когда обещал синотам сократить население и когда не добился обещания не препятствовать колонизации Эо. Ведь все надежды были на его победу, потому что… О том, что он станет главой делегации, если синоты согласятся ее принять, Стату было известно давно. Сразу же после уничтожения лагеря на Эо тиксанданцами. Он был одним из лучших социологов, часто встречался с торговыми представителями синотов, знал некоторых высокопоставленных лиц, — например, того же Мегасколико, — совершенно естественно, что на совете социологов выбрали его. Родные встревожились, но не слишком — на Сино Тау высокомерно молчали в ответ на просьбы принять парламентеров, а вообще из-за воинственных надменных соседей в безопасности не чувствовал себя никто и нигде. О полученном разрешении ему сообщили за четверть суток до старта. Корабль стоял в готовности на взлетной площадке, с Сино Тау совершенно неожиданно заявили, что делегацию примут через пятнадцать местных суток, если, конечно, эферийцы успеют. Они как раз успевали, планеты находились на одной прямой от великого Ладо, означенного времени хватило бы для эферийской ракеты, только вылетать надо было немедленно. Голому собраться — только подпоясаться, запасные комбинезоны, продукты, лекарства и прочее уже находились в корабле, в космос Стат летел не впервые и подготовку проходил неоднократно, речь для синотского правительства заготовил и выучил давно. Его просто вызвали и предупредили, что лететь предстоит уже сегодня и что можно отказаться. Никто его не отправит на опасное и трудновыполнимое предприятие насильно. Стат ответил, что его главное жизненное предназначение — служить народу Эфери Тау и он не передумает. Руководитель тяжело вздохнул: — Только помни, надо держаться спокойно, даже если они тебе будут в лицо плевать. Попрощайся с родными на всякий случай… Он позвонил родителям — они жили на другом полушарии, точнее, под другим полушарием, и тратить время на дорогу было непозволительной роскошью. Мать залилась слезами, отец пожелал удачи — этого стоило ожидать. Он поклялся непременно вернуться и связался с сыном. Тот проходил учебную практику не так далеко, и можно было бы, наверное, увидеться лично. Но Стату вдруг пришла в голову суеверная и недостойная цивилизованного человека мысль, что такая встреча будет похожа на завещание и тогда он точно живым не вернётся. Взяв с сына обещание немедленно навестить бабушку и деда, Стат начал обзванивать других старших родственников. Лицом к лицу он повидался только с прадедом по материнской линии, с которым у него было редкое родство душ. Прадед, человек бодрый и ещё не старый, обнял Стата, похлопал по плечу, но тоже не смог сказать ничего, кроме банальных общих слов, в которые Стат почти не вслушался, и тревогу из глаз убрать тоже не смог. Предстояло ему последнее — объяснение с женой. Стат успевал заскочить домой буквально на полсолтана. Флёр была там, бледная и заплаканная. Она уже знала. — Что ты! — начал успокаивать ее Стат. — Мы же с тобой все заранее предвидели. Это быстро. Планеты в противостоянии, через пятнадцать — двадцать дней я должен вернуться. Она хотела ответить, и вдруг неудержимо разрыдалась. — А если…а если… — слезы мешали ей говорить. Она вцепилась в его руку и не могла успокоиться. Стат хотел обнять ее, но вспомнил, как она всегда болезненно реагировала на это. Он просто слегка встряхнул Флёр за плечи. — Ну не звери ж они там, не чудовища! Обычные люди, мы же их видели здесь, конечно, они отстали от нас, но не дикие же они совсем! Ты же читала историю, парламентеры всегда считались в безопасности! — Считались! — выкрикнула она и от волнения перестала плакать. — Мирные жители тоже должны быть в безопасности! Что им сделали наши исследователи с Пурпурного нагорья? Я на той базе выросла, Стат! Они ее уничтожили, могли и меня! И тебя! И… Флёр снова разрыдалась, закрыв лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону. И Стат не выдержал - обхватил ее руками, прижимая к себе и успокаивая. Он всегда полагал, что он для нее просто друг, соратник и отец ее ребенка, и такое острое горе его даже немного обрадовало. — Милая, все, успокойся. Это же ради всех нас. Ради нашего мальчика. Ради того, чтобы люди над головой видели небо и свободно дышали. Все будет, все… Ты же всегда смеялась, что я кого угодно переболтаю. Неужели я их не переспорю? Он сам не мог понять, как объятия неожиданно перешли в страстные, и как оказалось, что жена, которую он любил уже десять лет, сама льнет к нему и осыпает поцелуями. С треском порвалась застёжка ее комбинезона, и они целовались, когда опустились на пол, когда все более смелыми прикосновениями узнавали друг друга заново, целовались так, будто могли удержать друг друга рядом — навсегда. Отчаяние перед разлукой перепуталось с мучительным счастьем, к смятенному наслаждению примешивались восторг и упоение собственной смелостью — они смогли, они разрушили барьер и сожгли за собой мосты, и какими же глупыми, жестокими и нелепыми были стоявшие между ними запреты! С запоздалой радостью он понял, что все эти годы ее так же тянуло к нему и она так же молча страдала из-за собственной неправильности. В последний миг Стат отстранился было, вспомнив, как иногда, озираясь в ожидании подозрительных взглядов, перешептывались некоторые его коллеги, уверяя, что это может помочь избежать последствий. Но она обняла его, прижавшись как можно крепче, и все закончилось, как в их первую брачную ночь — вспышкой блаженства, сладкой и горькой одновременно. Реальность вернулась, остановившееся время пошло ускоряться, Стат глянул на часы и охнул — ему оставалось всего ничего. Надо было срочно вставать, одеваться, приводить себя в порядок и выходить. Да и в гости кто-нибудь мог пожаловать, чтобы оказать другу социологу всестороннюю моральную поддержку. Вначале они даже ничего не говорили, лихорадочно собирались, приглаживали волосы, брызгали в лицо холодной водой из умывальника и не смотрели друг на друга, как люди, совершившие преступление и старающиеся вести себя естественно. Только перед самым выходом он обернулся к ней: — Флёр! А если..? Как тогда ты… одна… У Флёр из глаз уже снова сами собой бежали слезы, но она попыталась улыбаться: — Он будет со мной почти треть года. Это уже немало. А потом я буду добиваться, чтобы его вернули. Не бойся, я сильная. Я не поступлю, как моя мать. — Так ты знаешь! — Да. Я справлюсь. У Стата перехватило дыхание. Он еле смог произнести: — А я вернусь. И наш народ переберется на Эо. В кармане загудело переговорное устройство — его уже вызывали. Он успел только обнять Флёр, жалея лишь о том, что память о проведенных вместе мгновениях все равно не сможет их заменить, выбежал на площадку и прыгнул в лифт. Тот должен был поднять Стата в самый верхний слой коры планеты, где проходили скоростные транспортные линии. Этот фарс, который эферийцы считали переговорами, подходил к концу. Апатуриано знал, что результатов не будет, ещё когда давал согласие на посадку. Может быть, лучше было просто оставить их воркотню в эфире без внимания, но уран… Да и оппозиционные газетенки время от времени писали, что власти якобы боятся присутствия эферийцев. Решено было продемонстрировать, что никто никого не боится, а потом напугать уже жителей Холодной звезды. Пусть не рвутся больше на Сино и не навязывают своих посольств. При самом большом сочувствии он не мог пойти на их условия. Его разорвали бы собственные подчинённые, а в прямом или переносном смысле, уже неважно. По-человечески ему было их жаль. Порядочные до смешного, наивные до глупости, они не могли быть опасны сами по себе, и в то же время одним своим присутствием разжигали искру вольнодумства. Скажите, пожалуйста, нет властей. И любое общество приходит к таким переменам. Нет, Тиксандания к безвластию и анархии прийти не должна! К президенту подошёл робот, вытянул руку. Под рукавом открылся миниатюрный электронный экран, на котором горела надпись:"За-Менг». Значит, старый трианглетский хрыч сделал очередное заявление, что склоняется к передаче власти младшему принцу. Если бы смена правителя действительно произошла, прямо в зале уже включили бы интерактивный экран. Но даже просто такие намеки ничего хорошего не несут. За-Менг один из самых неадекватных представителей императорской семьи. Сам он решает мало что, он марионетка, только и кукловоды у него полоумные. А он, Апатуриано, разве самостоятелен? Разве он сам не марионетка? Президент окинул взглядом зал — послы Трианглета сидели на месте, как каменные. Ни тени страха, ни малейшего волнения — а ведь если бы сейчас объявили о новом официальном императоре, участь их была бы незавидна. Перемирие считалось бы недействительным. Это эферийцев весело презирали, трианглетцев ненавидели, тайно или явно… Апатуриано откашлялся и поднял руку, призывая к тишине. — Господин эферийский посол, — голос президента, подхваченный усилителями, разнёсся по залу. — Ваши предложения нас не заинтересовали. Я мог бы ещё напомнить, что ваша планета принимает наших перебежчиков, и это трудно считать хорошим отношением, но не буду отнимать ни свое, ни ваше время. Возвращайтесь на родину. Я не могу гарантировать безопасность ваших людей на Эо. Мой вам добрый совет — бросьте все силы на создание собственных межзвездных кораблей. Против этого мы никак не возражаем. Он спустился с трибуны и остановился рядом с эферийцем — худощавым высоким молодым человеком. Никакое это было не определение внешности, все жители Холодной звёзды были тощими и выглядели молодо, а на самом деле кто знает, сколько им было лет. В глазах эферийца плескалось беспредельное отчаяние, а еще — нет, Апатуриано не показалось, — светилась тонкая линия, окружавшая радужку. Апатуриано вздрогнул. Больше всего ему захотелось броситься вон в поисках любого зеркала. Но он и так знал, что там увидит — знак Звездной хозяйки, вестник скорого ухода. Посол не двигался с места, будто надеясь, что президент изменит свое решение. Апатуриано сжал челюсти. О брат мой по золотой метке, ты думаешь, я силен и свободен? Я скоро пойду догонять тебя на пути к Звездной хозяйке. Апатуриано церемонно поклонился трианглетцам, затем неожиданно для себя повернулся к эферийцу и протянул ему руку. — Прощайте, господин посол, — сказал Апатуриано, слегка подчеркнув голосом первое слово. Эфериец растерянно пожал протянутую ладонь. В его глазах мелькнуло понимание. Но Апатуриано уже развернулся и в сопровождении охраны вышел из зала.