Каждый, кто делал тебе больно

2. − В эти выходные дом полностью в твоём распоряжении, − брови Макса с намёком зашевелились. Ноль эмоций в ответ. − И мы с мамой вовсе не против вечеринок. Всё ещё никакой реакции. Переглянувшись с Мией, оборотень прочистил горло. − Это напрямую значит, что мы разрешаем пригласить сюда друзей и устроить дебош. Совсем небольшой. Крошечный такой. Чтобы по возвращению мы не застали тут пепелище… − У меня нет друзей, − буркнула Робин, тыча вилкой в свою фасоль. − Потому что я чучело и тупая! − Отличное чувство юмора, золотце. Вся в своего отца. И самокритика на высоте. Только увлечениями пошла явно не в меня… − А что с ними? − спросил зашедший на ужин Конрад. Макс сграбастал бутылку кетчупа и потряс ею над своей тарелкой. − Поступление на исторический факультет. Говорит, хочет стать археологом, ага. Розе нравятся всякие древности. Взять Ван Арта, например… Мия убийственно зыркнула на мужа. − А папа запрещает мне общаться с вампирами, − с вызовом сообщила Робин Конраду. − Он жуткий вампирофоб. − Макс, это правда? − Конрад негодующе нахмурился. − Вовсе я не запрещаю! − А как это тогда называется? − Я просто хотел, чтобы ты проводила время с кем-нибудь ещё. Чтобы у тебя были приятели, похожие на нас с мамой, − спокойно продолжил Макс. − Вампиры товарищи ненадёжные, с ними всегда нужно оставаться начеку. И подвох ждать себя не заставит. Они не плохие, нет. Но «не враги» ещё не значит «друзья». Мы из разных миров, были и останемся. Не дружим, а сосуществуем рядом. Еле терпим. Тихо ненавидим. Понимаешь? Не я это придумал. Это закон жизни, которому следовали ещё наши предки. И вампиры отвечают нам взаимностью. Мы для них неподходящая компания, а они − для нас. Спроси у своего упыря. Спроси и послушай, что ответит он. Мы никогда не подружимся по-настоящему, это против природы, Роза. Отчаянная злость достигла своего абсолютного максимума. Если не сорвать её на ком-либо, та выжжет изнутри. − Робин! − вскрикнула она. − Меня зовут Робин! Вы дали мне это имя. Имейте уважение называть меня как следует! Папа был не виноват. Он лишь констатировал положение вещей. Но Робин так хотела верить, что каждое обещание Виктора о защите и преданности − правда. Что раз он поклялся сделать покойниками всех, кто обидит её, то так и будет. И никакая клановая ненависть с предрассудками не помешают. − Хорошо, Робин, − смирился Макс. − Не будь такой букой. У тебя оба имени красивые. − Так родите себе не буку. Новую дочь, не испорченную, нормальную. С нормальными увлечениями. − Я никогда не говорил, что ты ненормальная. − Ты даже называешь меня ходячей проблемой. − Не ходячей проблемой, а ходячим бардаком, − Макс с умилением посмотрел на её рассерженное лицо. − Я люблю тебя, солнышко. И люблю всё, что тебе нравится. − Ага. Всё. Кроме одного, − она встала из-за стола. − Спасибо, я наелась. − Золотце моё, драгоценность моя, смысл моей жизни, ну услышь меня хоть раз! − сорвался Макс, достигнув своего апогея. − Он же древний! Нудный высокомерный старикан. Сколько ему, сто восемьдесят? − Ну и что! Выглядит-то на двадцать! И лицом, и телом. Сакральный смысл уточнения медленно дошёл до Макса. − Роб, заткни уши! Пошарив в карманах, Макс запихнул в «банку матерщинников» сразу двадцатку и смачно выругался. Робин в долгу не осталась. С её юных губ сорвалась такая брань, что едва краска не отошла от стен. − Иди. В свою. Комнату! − из ноздрей Макса почти валил дым. − Да пожалуйста! Спасибо за одолжение! − Пожалуйста! − Спасибо! − Пожалуйста-пожалуйста! Наверху хлопнула дверь. Роберт не придумал ничего лучше, как устроить второй акт концерта не по заявкам. − Папа! Вы что, купили Розе машину?! Да она её даже не хотела. − Остынь, кипяточек! Это вынужденная мера, а не награда за её шёлковое поведение. Твоей сестре нужно на чём-то передвигаться до колледжа. − Почему мне нельзя свою тачку? − Потому что тебе четырнадцать! − истошно взревел Макс тонким, не своим голосом. Обидевшись на ужасную несправедливость хода времени, сын умчался в свою комнату. Новый хлопок наверху прогремел с утроенной силой. − Хватит испытывать наши двери на прочность! − крикнула Мия и повернулась к мужу. − Что сегодня творится с твоими детьми, Фолл? − Дети − цветы нашей жизни, Фолл! − прорычал Макс, судя по перекошенной физиономии мечтающий кого-нибудь умертвить. − Твоя дочь просто сведёт меня с ума. Что, скажи мне, что там может нравиться в этом айсмэне? Напыщенные светские манеры? Фонящее высокомерие? Или мертвяцкая серо-голубая физиономия? Я думал, она за каникулы выкинет эту чушь из головы. Канада, новые знакомства… А она наоборот как с цепи сорвалась. − Макс! − Мия умоляюще сложила ладони. − Она просто очарована. Они вместе сочиняют музыку. Он говорит на её любимом французском и жил во времена событий, о которых она только в учебниках читает. Её это завораживает. Благодаря ему у неё теперь есть сэлфи с Бенни Бартом. Такое в её возрасте подкупает. Да ей все девчонки в колледже обзавидовались… − С Бартом бы и я её познакомил, попроси она меня, − Макс раздражённо взъерошил волосы. − Как ты можешь обсуждать это с таким спокойствием?! − Хорошо, давай сядем и учиним коллективную истерику. Нам ведь это здорово поможет, − жена понизила голос: − Когда-то Роза хотела стать врачом. Потом кинологом. Потом космонавтом. В детском саду она влюбилась в свою подругу Энн. А позже − в учителя физкультуры. Сейчас она хочет замуж за Виктора. Ты до сих пор не понял, как это работает? Она быстро загорается, но так же быстро остывает. Не руби с плеча. Время всё уладит. Макс чертыхнулся, но протестовать больше не стал. В словах жены уживались доли безумия и истины. . Папа паниковал зря. Ничего страшного не происходило. Абсолютно. В корне. Вампир, который по опасениям Макса должен был совратить его дочь, лишнего себе не позволял. Он не замечал, как Робин при нём царапала локти, обнимая себя в разрозненных чувствах. Как жевала губу и ненароком плотно сжимала коленки. Как выставляла голое плечо в прорехе растянутого воротника. Робин любила погружаться в вампира с головой, захлёбываться, истончаться в его притягательной сладко разрушающей личности. Она питалась своим восхищением и, неожиданно, восхищала в ответ. Немела от их редких соприкосновений, едва-едва, самыми кончиками молочно-белых и золотистых пальцев. Папе совершенно не о чем было волноваться. Робин любовалась уже не только изящным точёным профилем Виктора. Но и его фигурой, обтянутыми тканью брюк бёдрами (кошмар!). Смотрела на красиво сжатый в задумчивости рот. Не отводила глаз, когда её ловили на гляделках с поличным. Хотя в тот самый миг, на том самом месте была готова умереть от стыда и восторга. Она смотрела на Виктора так часто, что, зажмурившись, могла совершенно точно увидеть перед собой каждую чёрточку его лица. Каждую идеальную складку на его одежде. Его голос манил даже без подавления воли. Виктору не нужно было делать что-то особенное или применять вампирский гипноз, чтобы целиком и полностью притягивать к себе. Робин была убеждена, любой на её месте стремился бы к нему, к его мыслям, душе и телу. К каждому взгляду, пронизывающему дрожью, прошибающему током. И особенно − к тёплому, неповторимого чайного оттенка взгляду, каким он смотрел только на неё. Ничего особенного не происходило. Папе вовсе не стоило переживать. . − С чего ты взяла, что тебе не передались от матери Дары? − Я пробовала. − Не исключено, что способности пока в зачатке. Нужна тренировка, Робин. Она лихо покраснела. «Скажи это снова!». − Почему ты всегда зовёшь меня этим именем? − Это ведь твоё имя. − Все зовут меня по-другому. − Так ты представилась при нашем знакомстве, почему бы мне звать тебя иначе? − простое объяснение прозвучало исчерпывающе. В первую встречу она нарекла себя «Робин», и он не позволил себе оспаривать это. Виктор встал напротив неё как перед боем. − Дар Луны следует долго и упорно развивать. Я физически ощущаю твой потенциал. Дерзай, заставь меня что-нибудь сделать. Робин напрягла каждую извилину. Каждый малюсенький мускул своего тела. Всем своим существом посылая приказ. «Поцелуй меня». − Не это. Попробуй что-то попроще. Смутившись, Робин уставилась на носки своих ботинок. − О божечки, ты умеешь читаешь мысли? − Нет. Ты просто слишком громко думаешь, − охровые глаза Виктора весело сузились. − Попытайся снова. Тренировка продлилась едва ли не вечность. С тем, что касалось прокачки вампирских способностей, дело обстояло куда жёстче, нежели с непритязательными занятиями по истории. Виктор оказался требовательным дотошным учителем. Воздействовать на его крепкое сознание без единой бреши − испытание выматывающее. Робин даже показалось, что ещё чуть-чуть, и она возненавидит его за все мучения. Но те стоили награды, которую она получила. − Я кое-что почувствовал, − сообщил Виктор. − Да, у тебя получилось. Робин охватило самое настоящее безудержное счастье. Усталость как ветром сдуло. У неё получилось! Не всё так безнадёжно. − Можно я поживу у тебя немного? − на эмоциях выпалила она. Виктор удивился такому обороту темы. − Я же всё равно здесь днями пропадаю, так какая разница? − Самая что ни на есть принципиальная, Робин. Он внимательно посмотрел на неё, медленно шагнул ближе. Его лицо выглядело… растерянным? На сетчатке Робин во веки веков сохранится эта невероятная картина. − Дома становится ужасно, − объяснила она. − Папа думает, что всегда находит с подростками общий язык. Но на деле он свой в доску только с учениками. А мне то нельзя, это нельзя… − Он просто хочет тебя защитить. Дай ему шанс. Быть может, этот умный проницательный вампир на самом деле непозволительно глуп. Быть может, Робин изъяснялась невнятно, а он не желал разбираться во всякой белиберде. И быть может сейчас самое время подтолкнуть его к истине. Дать её ему в руки, чтобы он рассмотрел поближе, чётко и осознанно. Так, чтобы путь назад навсегда отрезало. − Я ещё три месяца назад сказала родителям, − поведала Робин, вскинув подбородок. − Я сказала им, что люблю тебя. . − Так! В чём дело? − стоило дочери переступить порог, отцовский нюх почуял неладное. − Почему ты хихикаешь? И почему ты такая растрёпанная?! − Я спать, − Робин побежала по лестнице, пряча сверкающие глаза. − Сейчас восемь вечера, эй! − Спокойной ночи-и, − нараспев прокричали уже сверху. В поисках объяснений и поддержки Макс повернулся к Мие. Жена развлекалась: сдирала с кухонных стен обои, которым исполнилось от силы три недели. − Она чем-то потрясена! Ты видела? Очень точное описание. Робин потрясена. Её признание в чувствах заставило Виктора растеряться по-настоящему. «Меня редко, кто удивляет. Но ты…». Душа старшего Фолла металась с места на место. Недолго колеблясь, он постучался в комнату дочери. − Папа! − Робин спрятала под подушку свой телефон. − Что ты тут делаешь? Макс придирчиво оглядел обстановку, не хуже детектива изучив место преступления. Так ничего подозрительного не обнаружив, он присел на край кровати. − Солнышко, мне нужно поговорить с тобой. Макс потёр шею, резко ощутив себя неуверенно. − Есть вещи, о которых ты должна уже знать… Конечно же знаешь, да. Когда женщина и мужчина начинают сближаться, то они… До Робин быстро дошло, куда дует этот непопутный ветер. Она уткнула пылающее лицо в ладони, притворяясь, что прячет стыд, но по правде − улыбку. − Ты опоздал с этим разговором года на три. Мама мне уже рассказала про презервативы и безопасный секс. − Мия! − прорычал Макс в сторону двери. − Я не о презервативах хотел поговорить. А обо всём, что касается отношений между мужчиной и женщиной… С собственными детьми подобная беседа давалась нелегко, а полёт речи выходил каким-то скукоженным. − Твой первый раз… Понимаешь, он бывает только раз. Это нечто важное и сокровенное между тобой и… кем-то особенным для тебя. И лучше, если всё произойдёт, когда ты этого действительно захочешь и когда будешь готова. И уж точно не стоит этого делать назло… Своему парню, например. Или, хм, папе. Робин долго смотрела на потрясённого величием момента отца, испытывая его. − Хорошо, − наконец улыбнулась она. − Хорошо, − облегчённо выдохнул Макс. − Хорошо. − Что хорошего? − Ничего. − Так! Что происходит? − Ничего. − Ах ничего? − Ага. − Робин! − Успокойся, папа! Я девственница. Не то чтобы я не хотела это исправить, но… кажется, Виктор из тех, кто предпочтёт подождать свадьбы… Ноздри отца втянули весь воздух в комнате. Макс осторожно встал. С ровной как кол спиной прошагал до первого этажа, выдвинул ящик с кухонной утварью. − Макс, положи нож, − спохватилась Мия. − Живо! − Пойду дичь потрошить. Решив разведать обстановку, Мия вскоре заглянула на задний двор. Муж, как и обещал, всего лишь занялся разделкой. Перья остервенело летели во все грёбаные стороны. − Как думаешь, регенерация справится, если я отрежу ему яйца? − Макс… − Только кастрировав его лично, я буду спокоен. − Макс, − она накрыла его плечо нежной ладонью. − Мы её потеряем, если будем такими тиранами. Доверяй ей. − Стараюсь. − И ему. − Щаз! Бегу, и волосы назад. − А придётся. − Не придётся. При условии, что я отчикаю ему… − Она же драконит тебя. Знает, что ты взбесишься, и дразнит. − Почему он?! − запричитал оборотень. − Ну почему именно он?! Где ж я так провинился-то? − Острие ножа воткнулось в уголок деревянного стола. Макс снял с бревна топор. − Нарублю-ка лучше дров. − Макс! − Да я в буквальном смысле. Опустив полено на пенёк, он замахнулся, но взгляд Мии остановил его. − Ты должен с ней помириться. . Макс так и поступил. Уже в следующую субботу семья Фоллов малым составом отправились в поход. Ещё ни разу они не уходили так далеко от признаков цивилизации. Погода выдалась чудесной, а настроение команды было на подъёме. Спортивный дух и семейные узы обещали укрепиться. − Кто споёт самаритянский гимн, тот получит первую порцию моей фирменной картошечки. Тянущийся гуськом отряд позади не откликнулся. − Никто? Ну и ладно. Значит, настала пора продуктивной лекции. Готовьте ушки. Сегодня, ребятки, я расскажу вам о гризли. Макс прислушался, чтобы не упустить недовольные вздохи. Но их не последовало. − Гризли − те ещё товарищи-прохвосты. Обожают доставать людей и наслаждаться их паникой. Они кайфуют, когда кто-то «делает ноги» от них. Медведь наведёт шороху в лагере, поревёт, потопает, на том и всё. Он удовлетворяется чужим страхом, но в передрягу лишний раз попадать не хочет. − Так они ж на Аляске, здесь нам с ними столкнуться не грозит, − резонно заметил Роб, откинув назад пшеничного цвета чёлку. − Да что ты? − Макс взглянул куда-то ему за спину. − А это там кто? − Ну уж нет, я на такой детский сад не поведусь! − А-А! Перепугавшись, Роб быстро проверил тыл. − Попался! − ликовал Макс. − Да ну бли-и-ин! Мия с Робин захихикали. − Возвращаясь к теме о туристах, стоит вспомнить особую наглость медведя, − продолжил Макс. − Когда ему не хочется устраивать шоу, он просто пометит палатку. Часто делает это самым вульгарным способом, превращая человеческий ночлег в гальюн. Да, вы всё правильно понимаете. Гризли прекрасно осознаёт свою силу − с интеллектом дела обстоят недурно. Но проблема в том, что этот медведь очень тщеславен. Если посреди льда лежит добыча, то умный волк туда не сунется, понимая, что можно и провалиться. А вот надменный гризли, полагаясь на собственную силу и мощь, ломанётся по хрупкому льду, словно доказывая окружающим свой авторитет. Нередко такой характер стоит ему здоровья. А ещё у медведя явная склонность к воровству и набегам. Придёт к людям, захапает чужое и уходит, как будто так и надо. И последнее: бесцеремонный и самовлюблённый самец гризли не отличается генетической принципиальностью. Этим героям-любовникам абсолютно по боку, какого вида перед ними самка − они устраивают свои брачные игры со всеми без разбора. Робин подкатила глаза. Папина история подозрительно напоминала о чём-то. − А волки? − воодушевился рассказом Роберт. − Ты мне скажи. − А волки выбирают партнёра один раз и на всю жизнь! − гордо возвестил младший Фолл. − То-то же. Вскоре Роб всё же отстал от Макса и засеменил рядом с матерью. − Папа невыносим. − Пожалуй. − Нет, ты не понимаешь. Всю дорогу трындит о выживании в дикой природе. Зачем мне эта информация? Я не собираюсь уходить в глушь и становиться дикарём. И повторять карьеру Беара Гриллса − тоже. − Будь к нему снисходительнее, дружище. Ему ведь надо кому-то передать свои знания. − Гляньте только, какой гигант вымахал, − Макс постучал по коре могучего дуба, как по плечу старого приятеля. − Кто хочет фоточку с этим крепышом? − Чур не я. − И не я. − Ну вот! А ты, Робин? − Папа! − она наморщила носик. − Это не круто. − Все знают, как это круто. Ну? НУ? Ну как хотите, − Макс засунул фотоаппарат обратно в кофр. − Последний шанс сфоткаться с деревом. А? Устало закряхтев, Роб скинул свой громадный рюкзак на землю. − О-о, давай я понесу всё это барахло на себе, − иронично простонал Макс. − Раз вы настаиваете, сэр, − Роберт улыбнулся как Чеширский кот. − Всё! Кончено. Привал. − Старший отряда решает, когда привал, − уперев кулаки в бока, Макс важно оценил раскинутые просторы вокруг. − Так! Привал! После безбожных часов пешей прогулки команда на радостях принялись разбирать рюкзаки. − Слышал, ты надоедал нашему сыну своей болтовнёй, − хихикнула Мия. − Учил азам этой бренной жизни, попрошу! Фоллы разбили лагерь на широкой лужайке, окружённой чёрными стволами деревьев. По левую сторону шумел водопад. Позади осталась дорога в чащу. − Роберт с Мией собирают хворост. А ты, − Макс повернулся к дочери. − Ты идёшь со мной за водой. Путь к живописной речке занял пару минут. Сходящая с гор, она бурлила, перепрыгивала камни. Над ней возвышались графитовые и гречишного цвета скалы, острые и, наоборот, отёсанные. Солнце подмигивало через кроны деревьев. Макс встал рядом с Робин, тоже залюбовавшись завораживающим пасторальным пейзажем. − Я мечтаю стать птицей, − заговорил он. − Сидеть на проводах и ветках и наблюдать за чужими одиночествами. − Ты человек, высшее существо, а мечтаешь стать какой-то птицей. Глупости. Робин с догадливой улыбкой посмотрела на отца. В том, что быть человеком лучше, чем кем-либо другим, её однажды убедил именно он. Макс с понимаем улыбнулся в ответ. − Ты злишься на меня, солнышко? Робин пристыженно вздохнула и покачала головой. − Это ты всегда на меня злишься. − Никогда! У тебя есть большое преимущество передо мной. Я не умею по-настоящему сердиться на тебя. А если так порой и случается, то только потому, что я тебя люблю. Так сильно, что даже страшно становится. Сдерживая слёзы, Робин порывисто бросилась в объятия Макса. Как в детстве, когда было слишком стыдно признаться маме, что Робин проснулась ночью от собственного крика. Отважная и бойкая мама являлась неким авторитетом, перед которым хотелось оставаться сильной. Зато папа был тем, кто всегда успокаивал маленькую Робин после ночных кошмаров, варив для неё самый вкусный какао. − Никогда не злишься на меня? − Никогда. − Даже если мне нравится… − Даже если! − припечатал Макс. − А если и злюсь, то совсем немного и совсем недолго. Я забочусь о тебе и защищаю. Прости, что иногда это выходит так резко. Когда у тебя появятся дети, ты поймёшь это чувство. − Да-а у меня не будет детей. Макс хотел возмутиться, но, схватив губами воздух, сдался и обнял свою девочку ещё крепче. − Пап? − Что ещё? − А насчёт сигарет… − Ну-ка не борзей! − Ладно, − Робин хихикнула ему в грудь. К ужину старший Фолл приготовил картошку с собственнопойманной рыбой. Закончив с едой, дети разошлись по палаткам. Макс и Мия остались у костра. − Она сказала, что у неё не будет детей. Ты же понимаешь, к чему она клонит? Мия подкинула дров в огонь и загляделась на языки пламени. Макс завидовал её непоколебимому спокойствию. − Почему ты ему доверяешь, Мия? − Потому что он не поступит по-свински. И не станет её торопить ни в чём. У Макса едва ли не поехала крыша. − Я даже знать не хочу, откуда тебе это известно! Ночь понемногу полностью вытеснила сумерки. Стрекотание сверчков становилось всё громче. − Ты слишком паникуешь. От её юношеского увлечения скоро ничего не останется. И вообще, ты же всегда планировал отгонять от неё потенциальных ухажёров. Наслаждайся! − Я передумал. Это оказалось трудной неблагодарной работой. Старший Фолл давно подозревал, что его супруга тайком окончила курсы по выживанию с детьми без нервотрёпок. Ему не хватало её философского взгляда на воспитание. − Она навсегда останется для тебя маленькой девочкой. В этом и проблема. Уже вижу, как престарелый Макс Фолл бежит в обличие волка за очередным женихом, который имел наглость коснуться пальцем его принцессы. А помнишь: «Никакого секса до тридцати лет, Роза!»? − Я такого не говорил. − Говорил. − Ой, сто лет прошло! − Конечно-конечно. Оборотень хмыкнул, пошевелил палкой угли. − Я всегда поддержу её выбор. Но постоянно думаю, что сумею уберечь от неправильного. Хотя в глубине души знаю, что самый верный − это её выбор и только её, − он долго молчал, прежде чем признаться в первую очередь себе: − Как бы там ни было, как бы я его недолюбливал, я знаю, что он сможет её защитить. Сидевшая в своей палатке Робин слышала обрывки чужой беседы. Дар Луны она успела немного прокачать. Юношеское увлечение. От которого скоро ничего не останется… Это у неё-то не останется?! Она выждала момент, когда папа уйдёт, и вышла к костру. Мия приобняла дочку, пустив под свой плед. − Мам… У тебя что, был роман с Виктором? Папины намёки в сторону Мии давно провоцировали у Робин подозрения. А мамино многозначительно молчание только подтвердило их. − Да почему? − разочарованно протянула Робин. − По теории вероятности это мог быть кто-угодно другой. Почему из массы возможных вариантов именно он?! Вот поэтому мне так не везёт! − Ну прости, солнышко, что не предвидела твоё рождение и не предугадала заранее, что ты окажешься против. Полночи Робин ворочалась в своём спальном мешке. Обидное осознание зудело в голове похуже писка комара над ухом. «Я слишком похожа на маму. И это внешнее сходство с годами только упрочнилось». . Робин видела, как люди это делают. Не только в кино. Она видела в собственном доме, как проявляется нежность. Как двое смотрят друг на друга, трогают, говорят о чувствах, совершают очаровательные глупости. Как эта магия работает, и атмосфера вокруг сразу меняется. Она была аккуратна в своих попытках, чтобы не спугнуть объект желания. Но существовала исчезающе малая вероятность, что до начала чего-то большего не хватает лишь шага. С другой стороны, не предприми она ничего, то будет жалеть остаток жизни. Внутренний спор с собой, прямо как в детстве: «Если брат сегодня снова навернётся с велосипеда, то день выдастся удачный». «Если папа скажет: "Доброе утро" вместо "Отряд, стройся", то она не завалит контрольную». Тени от пламени в камине гонялись друг за другом по полу вампирской гостиной. Робин долго маялась, прежде чем решилась снять с себя свитер, оставшись в одном платье. − Жарко тут, у огня, − объяснила она. Её сердце стучало оглушительно громко. И Виктор слышал его. Наверняка же слышал своим острым вампирским слухом. Нет. Наделать глупостей, даже самых очаровательных − плохая, плохая идея. С этим объектом её желания нельзя играть. Не из тех он, кто такое допустит. − Можно я поживу у тебя? − протарахтела Робин, пока не растеряла всю отвагу. Виктор давно избегал этого разговора. Но уйти от вопроса, снова заданного в лоб, на этот раз не посмел. − Не думаю, − коротко сообщил он. − Почему? − Потому что это будет означать нечто большее. − Но я хочу этого… нечто большего. Робин прижала ладонь к рёбрам, как если бы хотела сжать в кулаке своё глупое отчаянное сердце. − Ты − моя первая и последняя любовь. А то ты не знаешь! − разозлилась она. − У меня из-за тебя вот тут всё стучит, всё вибрирует, всегда. У меня от тебя живот постоянно ноет! Так сладко ноет. − Робин… Ошеломлённое молчание. И снова испытывающий вопрос во взгляде. Виктор любил вопросы, любил рассиживаться на них в долгих, приводящих к подвешенному состоянию монологах. Суровость в его взгляде беззащитно спорила с напряжением. − Продолжение будет? В ответ Виктор улыбнулся. Он хотел внушить Робин спокойствие. Сказать своей улыбкой, всё в порядке, это ничего, что она на него сердится. Он всегда относился к ней бережно, сдувал пылинки и любые другие намёки на раздражитель, что могли расстроить её. Так обычно боятся обидеть ребёнка. Кем, в сущности, она и являлась для него. В носу Робин защипало. Она не ребёнок! Она женщина! − Упрямство матери, вспыльчивость отца, − всё же продолжил Виктор с какой-то мечтательностью. − Я не моя мать! Не сравнивай нас, − потребовала Робин. − Я наполовину волк. А волки выбирают пару один раз и на всю жизнь! − Сердце зашлось уже в бешеном ритме. Ещё немного, и рёбра раскрошатся от натиска. − Мне кажется, я тебя с детства люблю… Скажешь, выдумала? Или запуталась? Скажешь, временное юношеское увлечение? Не будь как все! Пожалуйста, не говори как все они… − Конечно, любишь, − он подошёл ближе, но всё ещё сохранял безопасное расстояние. − Самым искренним и светлым чувством. Я уже говорил тебе: неважно, что тебе мало лет. Твои чувства важны на любом этапе жизни, − он звучал обеспокоенно, но заботливо. − Сейчас я почти единственный, кому ты доверяешь, перед кем не стыдишься раскрыться. Ты нашла некое пристанище, где ощущаешь нужность и абсолютное принятие. Я никогда не кривил душой: ты в самом деле важна мне. Но однажды моя фигура в твоей жизни перестанет быть такой большой. Ты пойдёшь дальше, и это правильно. Не сори слова, которые позже заставят тебя избегать меня. Потому что для меня это будет невыносимо. Но если вдруг ты чувствуешь, что тебе важно сказать это всё, если тебе становится от этого легче, то не слушайся меня. Говори. Только Робин поднялась ввысь, как признание Виктора снова столкнуло её с небес на землю: − Я всегда буду рядом. Где-то поблизости, чтобы успеть защитить тебя. Я ведь обещал. Каждый, кто сделает тебе больно − покойник. Помни об этом. Ты дорога мне. − Не так! Не так дорога, не настолько, − Робин отпихнула потянувшиеся к ней по-дружески успокаивающие руки. Впрочем, вышло неважно. Она всхлипнула, громко и открыто. − Думаешь, что знаешь, как для меня лучше? Ничего ты не знаешь! И если мы поженимся, я тебе это всё припомню! Всю эту чушь про «Ты пойдёшь дальше». Никуда я, блин, не пойду, ясно?! − Мы поженимся? − притворно изумился Виктор. − Да! В Бельгии. В церкви, где венчались твои родители. Виктор медленно покачал головой. Робин тоже. «Нечего было рассказывать мне эту историю. Разумеется, я её использовала против тебя». Задумчиво улыбнувшись, Виктор проговорил со светской убеждённостью: − Твой отец будет просто счастлив. − А я не верю, что ты боишься не угодить моему отцу! Бежать − первая мысль. Всегда бежать, когда обидно, больно или непонятно. Бежать − лёгкий выбор. − Когда мы поженимся, я тебе всё припомню! − повторила Робин больше для себя. − Я тебе припомню! − Уже не если, а когда? − Снова улыбка. Он явно не воспринимал всерьёз разговор, который давался Робин с невыносимой тягостью. − Я знаю, что у тебя есть причина не доверять женщине с моей внешностью. − Нет, милая, это вовсе тут ни при чём, ты не слушала меня… Робин быстро прислонила руки к его груди. Точно собиралась вытолкнуть из неё всё, что скопилось. Сгладить рубцы, которые она случайно увидела в одиннадцать лет. Сгладить те шрамы, что не заметны глазу. Что скрыты под оболочкой, что рассекли его сердце, уродливо бугрясь на едва утихшей боли. Они точно там. Потому что нельзя быть не раненным и таким замкнутым. От неуютности Виктор зашевелился, но Робин только сильнее надавила, не давая права выбора. Наверняка выглядела очень глупо. Её затрясло от собственной смелости. Такое дерзкое прикосновение сразу двумя ладонями. Она ещё ни разу не трогала мужчин так долго, так откровенно. Кожа Виктора обжигала холодом − настолько непривычно было касаться его впервые. − Я тоже клянусь защищать тебя. Чего бы мне это не стоило, − пробормотала она. Задышала как в лихорадке, хватая большими глотками воздух. − Каждый, кто сделал тебе больно... Робин отступила на шаг, чтобы вампир видел её. Девичьи пальчики поддели бретели, и лёгкое платье упало к её ногам. Поёжившись, Робин обняла себя, подошла ближе. − Я хочу, чтобы ты был моим первым. Дезориентирующий страх. Потерянность. Зато голова − пустая и лёгкая. Ресницы Виктора растроганно опустились. Он выглядел сломленным, как если бы его ударили исподтишка, предали. − Милая… − Не называй меня так! Не было в этом слове ничего интимного. Только забота. Обращение ставило Робин на место. Всегда напоминало ей, что она всего лишь милая наивная девчонка, возомнившая, что у неё есть шанс быть для него кем-то большим, его женщиной. Виктор снял с себя пиджак. Робин запаниковала, но заставила себя храбриться. Плотная костюмная ткань легла ей на плечи. Робин раздражённо повела ими, сбрасывая с себя чужую вещь. Его поступок свинцовой гирей заставил опасть её отважно распрямлённую грудную клетку. На лице Робин − мучительная неловкость, а под рёбрами горькое свербящее осознание − она не во власти заставить полюбить её, захотеть её, сколько бы ни стучалась в чужое сердце. Скинутая к ногам одежда вместе с признаниями принесли странную тревогу. Робин ощутила себя очень больной, измученно слабой. Подняв её платье, Виктор в последней попытке приложил его к телу Робин. А потом обнял её хрупкую фигуру, прижав непокорную голову к своему плечу. Не было в его прикосновении обещания любовной ласки. Но было что-то необъяснимо большее. − Пожалуйста, не поступай так со мной, − прохладные губы по-отечески коснулись её лба. Горло Робин сковало, охватило ужасной горечью собственных ошибок и неспособности что-либо изменить. − Если ты этого не сделаешь, я отдамся первому встречному неудачнику! Вот увидишь. Увидишь! Она всхлипнула и тут же засмеялась, сухо, измученно. Скопленные под веками слёзы хлынули реками по щекам. Вместе с ними приходило облегчение. − Я же тебе сердце протягиваю, а ты… − И я тебе сердце. И верность. И защиту. − Сколько мне ждать? Скажи. Я ведь подожду! Нисколько, да? Никогда ты меня не полюбишь. Мне до тебя как до луны. Ну какие у меня шансы! Я же никто. Обычное получеловечье ничтожество. Ни то, ни се. И навсегда останусь кем-то средним, какой-то ошибкой, полной злости на остальных. − Ты не ошибка. Ты намного лучше, ты чище меня и всех, кто посмеет в этом сомневаться. Тебе не обязательно моё подтверждение, чтобы знать, какая ты необыкновенная. Робин замотала головой. Она не поверит в эту самоуничижительную отговорку. Нет уж! − Обязательно, − не унималась, тихо всхлипывая. − Я тебя выбрала. Ты лучший. Ты знаешь, как любить женщин, и знаешь, что им нужно. Виктор присел перед ней на диван, взглянул снизу-вверх. На кулаках Робин, комкающие ткань платья, мягко сжались руки вампира. − Тогда почему я до сих пор одинок? − он смотрел в её глаза долго, мучительно долго, пока его губы вновь не раскрылись: − Я не знаю, как любить женщин. Я не знаю, чем их удержать. Муки совести прошили Робин насквозь. Виктор не притворялся, чтобы утешить её, чтобы заставить взглянуть на него трезво, без придыхания. Он не самоуничижался, называя её чистой, называя её лучше себя. Она вдруг увидела его изломанную беспомощную душу с раскинутыми конечностями. Её спрятанное под глыбами льда еле живое тельце. Робин не станет доламывать. Она же поклялась защищать Виктора в ответ. − Можно тебя обнять? По-дружески, пожалуйста. − Конечно. Объятия спровоцировали головокружение и уже привычную сладостную боль в животе. Слёзы резко кончились. Робин подняла голову, посмотрев в лицо вампиру, но тут же снова уткнулась ему в плечо. «Покажи ему, что он всё сделал правильно», − велел внутренний голос. − Я буду ждать тебя, сколько потребуется. Пока ты не полюбишь меня, пока ты не выберешь меня. И в конце… в конце я окажусь права. А ты скажешь: «Так вот для чего это всё было? Вот к чему я шёл всю свою жизнь». Так и будет. Так и будет! Так уже решено за нас вселенной и природой. Она почувствовала, как губы вампира на её макушке улыбнулись. − Если так тому и быть, то кто я такой, чтобы сопротивляться? Робин часто начинала и почти никогда не заканчивала. Молодая и порывистая, она быстро загоралась новыми увлечениями и так же скоро гасла к ним. Просто подросток с бушующими гормонами. Все её страсти и интересы рано или поздно заканчиваются. Пройдёт и это. Но прямо в ту самую минуту Робин решила больше никогда не сдаваться.