Каждый, кто делал тебе больно

1. − Роза Фолл! Ты никуда не пойдёшь! − Пойду! Ещё как пойду, − девчонка огненным вихрем пересекла комнату. Путь ей вероломно преградили. − А я сказал, нет. И за мной последнее слово! − Он мой друг! Зубы Макса клацнули. Его оболванили, буквально облапошили. Он упустил момент, когда его дочь завела закадычную дружбу с этим… этим… Этим вот этим! − Да твою ж ма… − А-а-а-а-а, − прикрывая уши, младший Фолл заглушал недопустимую до его нежного слуха брань. − А-а-а! А! На крик сына прибежала Мия. − Да что тут происходит? Роза, ты опять курила? Мама редко сердилась. Сейчас же из её глаз сыпались искры, маленькие угольки. Пристрастие к сигаретам она ни при каком раскладе не принимала. − Хуже! − разъяснил Макс. − Пусть бы наша дочь скурила хоть табачную плантацию, чем это… Это! Опять! Снова! Девчонка с вызовом сложила руки на груди. Мия лишь досадливо вздохнула. . Семья звала её исключительно Розой. Но своё первое имя она на дух не переносила. − Робин. Меня зовут Робин, − втолковывала каждый раз. Кто бы слушал. Какой гений только додумался так её назвать? Роза Робин Фолл. Звучит как какая-то издевательская дразнилка. Роза-Робин-Фолл. У Фоллов вообще имелся странный бзик на «Р». Брата Роберта тоже им наградили. − Мы же волки, р-р-р, − объяснил папа. Хотя его имя не рычало, а мягко отскакивало от языка, как накаченный воздухом мячик. «Макс-Макс-Макс». Сколько бы Робин ни отрицала, а любовь порычать в ней была заложена природой. И вступив в свой «трудный возраст», она еженедельно устраивала подростковые бунты. «Я не стану заниматься плаванием». «Я больше никогда не вернусь в эту дурацкую школу». «Я не пойду ни в какой поход». «Я не ем мясо». «Не хочу!» «Не буду!». «НЕТ!». Робин часто начинала и почти никогда не заканчивала. Молодая и порывистая, она быстро загоралась новыми увлечениями и так же скоро гасла к ним. Родители относились к стихийному характеру дочери лояльно. Просто подросток с бушующими гормонами. Вообще Фоллы были не из тех двинутых предков, кто отводит детей к психологу с жалобой «Наша девочка перестала быть удобной, пропишите таблетки, чтобы поменьше умничала». Бунты младшей Фолл они называли «такой период». И стоически принимали каждый. За одним исключением. . Первый раз Робин увидела его, когда ей было одиннадцать. В один из летних дней к воротам дома стаи подъехал чёрный лоснящийся автомобиль. «Местный Князь» − шепнула ей тётя Хелен. Вампиры к ним захаживали нечасто. Вообще никогда на памяти Робин. Тем более вампиры такого ранга. Раздираемое любопытство привело её на чердак. Его от кабинета, где взрослые обычно обсуждали всякие важные важности, отделяла вентиляционная решётка. Через эту подругу можно не только подслушать, но и подсмотреть. − Ликантроп напал? − переспросил Макс недоверчиво. − С ранами, что он оставил, не справилась регенерация. Вам что-то известно о подобных случаях нападения? − Посмотреть нужно. Вампир поднялся со своего кресла. − Прошу прощения, − сказал он присутствующим, прежде чем снять с себя пиджак и расстегнуть рубашку. Бледный торс рассекали глубокие едва зажившие порезы. Робин пискнула от неожиданности, запоздало прикрыв рот рукой. Все в кабинете заозирались, услышав идущий сверху звук. Попалась. Она попалась. Со всех ног Робин помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньки, но те не кончались и не кончались. Спеша поскорее удрать, она сиганула с лестницы. Приземление вышло неудачным. Хромая, Робин умчалась в сторону леса и спряталась под соснами. Боль не утихала. Пульс стучал в голове отбойным молотком, а кровь стекала по покрытым пылью ладошкам и коленям. Вампир покинул дом стаи совсем скоро. Он словно заранее знал, где девчонка прячется, и шёл прямо по следам. Робин притихла. Напрасная мера предосторожности. Её наверняка чуяли по запаху крови. «Не ешьте меня, дядя вампир, я невкусная для вас. Я для вас вообще ядовитая! Я волк наполовину, я вонючая и отравленная». Подойдя к Робин, он присел рядом на корточки. − Привет. Её взяли с поличным. Она же открытая книга. Вампир всё-всё прочёл по её лицу. Он всё понял про чердак. − Привет, − девочка попыталась свирепо уставиться, но вышло только взволнованно хлопать ресницами. − Ты ведь Роза? − Робин, − она прикрыла зудящие ранки натянутыми рукавами кофты. − Виктор, − представился вампир. − Почему ты здесь одна? − Я упала, − выпалила она невпопад. Он посмотрел на её прижатые к груди разбитые коленки. − Больно? − Уже нет, − соврала Робин. Вампир достал из своего кармана белоснежный платок и сунул его Робин. Полузапёкшейся ссадины коснулся чистый хрустящий сатин. Робин уже почти не боялась. Кажется, на её неудавшееся шпионство вампиру было чихать с высокой башни. − Шрам останется. − Шрамы − это вовсе не уродливо. Что он мог знать об уродстве? Сияющий своей вампирской красотой и шармом, что он мог знать. − У меня они тоже есть. Робин тихо охнула, испугавшись, что вампир покажет ей свои страшные порезы на груди. Но тот лишь отодвинул волосы со лба. У правого глаза прямо под чёлкой слегка бугрился бесцветный рубец. − Шрамы символизируют силу. Они напоминание о нашей боли, которую мы победили. Позже Робин написала эту фразу на ярком стикере и приклеила его к уголку своего зеркала. Чтобы всегда-всегда помнить. . Лестница опасно шаталась. Встав на последнюю ступеньку, Робин всунулась половиной туловища в верхний ящик, локтями прочищая себе путь. − Чего ты там ищешь? − в это время Роберт обычно дежурил у окна с биноклем, высматривая сквозь кущери и дебри леса невесть что. Но копошения в кладовке заставили его покинуть свой наблюдательный пункт. − Не мешай! Среди старых коробок, сломанных солдатиков брата и прочего хлама, наконец, отыскался нужный фотоальбом. Робин помнила, что видела его именно здесь. Она не могла перепутать. Потому что лицо вампира с тех пор ни капли не изменилось. Альбом пришлось листать почти до конца. На последней странице с выцветшей фотографии улыбалась семья Фоллов. Мама, папа, маленькая Робин. Тёти и дяди. И слева в самом углу − вампир. − Тебе помочь? − Мия взглянула на находку, что Робин держала в руках. − О! Я давно не видела эту фотографию. И Виктор здесь. − Вы дружили с вампирами? − Какое-то время после победы поддерживали связь. − А сейчас почему нет? − Ох, золотко, − в глазах матери заискрились воспоминания. − Я не знаю. Вампиры и оборотни принадлежат разным мирам. . В тринадцать Робин впервые побывала на юбилее победы. Праздник в честь Кровавой луны стал идеей мамы. В соседнем шатре ресторана гремела свадьба. Гости с двух разных торжеств вскоре перемешались. Разбившись на меленькие компании, все танцевали, ели и веселились. Вампир на мероприятие пришёл только один. С тех пор, как он приехал в стаю Фоллов, родители иногда пересекались с ним по каким-то взрослым делам. Насупившись, Робин сидела в уголке и ни с кем не разговаривала. На ней было уродливое лиловое платье: тётя настояла. − Позволите один танец, юная леди? − коснулся слуха мягкий приятный голос. Дрожащая ручка согласно легка в протянутую ладонь вампира. Робин сгорала от стыда и гордости. Уважаемый Князь танцевал с какой-то нелепой девчонкой. Он осторожно, почти ювелирно придерживал её за талию. К Робин ещё не прикасались парни, не считая членов семьи. Плечи вампира были твёрдыми, она держалась за них неуверенно, но упрямо. Пространство вокруг кружилось в танце и невероятности происходящего. Если бы вампир только знал, как его дружеское приглашение повлияло на её самооценку. − Тебе очень идёт лиловый, Робин. В тот вечер она подумала, что платья не такие уж и уродские. . У неё много шрамов. Бесцветных, полупрозрачных и свежих красных. Её раны затягиваются слишком долго. У Робин нет маминой регенерации. В душе тоже шрамы. Каждая неудача оставляла свой след. Порой Робин думала, она ни на что не способна. У неё нет папиного упорства и силы духа. Сверстники казались ей заносчивыми дуралеями с раздутым самомнением. Если послушать их разговоры хотя бы пять минут − считай, отдал им свой мозг. Они все любили бейсбол, а Робин − теннис. Они сходили с ума по айдолам. Робин же предпочитала норвежский рок. В их мире Робин тесно. Она принадлежала другому миру, часто любили повторять Фоллы. Тому, где вампир задумал провести кровавый ритуал, а мама с папой его остановили. Тому, где происходили обращения людей в волков каждый день. Где велись затяжные тихие войны кланов. Нормальные люди об этом и не слышали, а ведь тоже умирали каждый день. Взрослые держали обещание всегда быть поблизости, чтобы в нужный момент встать за неё стеной. Но в том-то и крылась проблема: между ними и Робин Ламаншем простиралась эта невидимая прочная стена. А с той стороны только и кричали: «Ты не такая, как другие». «Ну и какая же я?» − спрашивала себя Робин. А дальше следовало кладбище глупых неинтересных фактов из её жизни. Иногда ей хотелось стать как все. Сходить в торговый центр с девчонками. Надеть самый короткий топ на вечеринку и написаться до отвала башки. Жизнь её сверстников − беззаботная и понятная. Они шли своей прямой дорогой, которую уже протоптали до них миллионы людей. Робин же бежала потерянным в чужом ареале зверьком, не разбирая пути, перепрыгивая корни и капканы. «Ты непростой ребёнок, от необычного союза оборотня и Рождённой луной. Твоя судьба тоже будет необычной», − всё повторяла семья. Робин же относилась к такому положению без гордости и оптимизма. Раз она первая, то вселенная просто не успела уготовить место для подобных ей. . В четырнадцать она получила свой первый перелом. В тот злосчастный день одноклассники позвали её испытать тарзанку у заброшенного моста. Родители такие развлечения не одобряли. Всегда заводили свою родительскую шарманку: «А если все пойдут с крыши прыгать, ты тоже прыгнешь?» Только дразнили её подростковые гормоны. Ну, Робин и прыгнула. Слабая ненадёжная конструкция, сварганенная из старого троса и дряхлого куска резины, не выдержала. Робин помнила только приземление. Больное, гулкое, твёрдое. А ещё − обидное. Она же просто хотела понравиться одноклассникам. Быть, как они. Делать, как они. Хотя бы притвориться нормальной, чтобы завести друзей, хоть подобие дружбы. Ведь очередь из желающих с ней дружить не выстраивалась. Чудачек никто не любит. Сидя на земле, Робин сжимала пальцами ноющую опухающую лодыжку. Колени и локти сочились. Девочки испуганно охали и суетились над ней. Родителям звонить не тянуло. «Я же тебе говорил», − скажет папа. А мама согласно промолчит. Никогда не защищает при нём несчастную Робин. Достав из рюкзака телефон, она почти бессознательно нашла в списке номер, что ещё ни разу не использовала. − Здравствуй, Робин, − ответил приветливый глубокий голос в трубке. − Я сломала ногу, − выпалила она. − Пожалуйста, помоги мне. Вампир приехал быстро. Ничего не спросил. Что-почему-откуда. Хотя Робин уже насочиняла гениальных отговорок. Он взял её на руки, и в тот же миг по девичьим щекам покатились горячие слёзы. − Так сильно больно? − Уже нет, − солгала Робин, быстро вытерев рукавом лицо. − Мы должны позвонить твоим родителям. − Потом. Потом. Ладно? Он не стал спорить. Осторожно усадил Робин на пассажирское сиденье и принёс аптечку. Осознание накатило девятым валом. Она же истекает кровью рядом с вампиром! Робин суетливо прикрыла коленки расцарапанными ладонями. − Извини, − пролепетала она, устыдившись собственной крови. Его ноздри зашевелились. Взгляд оставался нечитаемым. − Ничего. Прижми здесь. Как бы рационально Робин ни старалась мыслить, она не испытала трескучего страха. Только в животе странно ворочалось какое-то чувство. Потом была клиника с идеально-голубыми стенами, где Робин наложили огромный гипсовый сапог. Её обследовали сразу три доктора. Они вели себя с ней так, точно к ним пожаловала, ни больше ни меньше, королевская особа. С родителями вампир всё же связался. Папа просто рассвирепел. Примчался как на вселенский пожар. Ругался. Громко, до звона в ушах. − Макс, не заводись так, − успокаивала его мама. − Напыщенный индюк! И под стать себе − напыщенная больничка. Самолюбие прищемишь, если снизойдёшь до обычного государственного травмпункта? Вампира издёвки не обидели. Он догадывался, на него злятся вовсе не из-за клиники. − Здесь девочке оказали быструю помощь. Ты хотел, чтобы она терпела боль, дожидаясь в очереди, пока к ней хоть кто-нибудь подойдёт? Проигнорировав его, оборотень присел рядом с Робин. − Почему ты не позвонила мне, золотце? Почему не мне? На удивление, папа больше не сердился. Говорил с ней как со своей девочкой-сорванцом, со своей шкодницей. Робин стушевалась. У неё не находилось оправдания. − Я оказался рядом случайно, − вмешался вампир. − Какое поразительно совпадение, − не поверил папа. Впрочем, никто бы не поверил. Робин же так вовсе диву далась. На её сторону встали просто так, хотя она об этом не просила. . В выпускном классе она решила поступать на исторический факультет. Робин заявила о планах стать археологом, вернувшись однажды из школы. − Очень хорошо, − спокойно прокомментировал папа. К его ужасу, новое увлечение дочери повлекло за собой частые встречи с вампиром. А Макс генетически не переваривал вампиров. Особенно одного конкретного. − Он помогает мне подготовиться к экзамену по истории, − Робин встопорщилась воробушком на боевой лад. − И он мой друг! У Макса сделалось такое лицо, точно под его ногами раскалился пол. − Почему из всевозможных вариантов тебе обязательно надо дружить именно с упырём? − Не все вампиры − враги. Ты сам мне об этом говорил. На это у оборотня контраргументов не нашлось. Через пару недель Робин выдвинула новую причину повидаться с дражайшим «приятелем». − Я учусь водить машину. − Я тебя научу! И инструктор! − Хочу учиться на Porsche. − Учись ездить на том, чем собираешься управлять. − Но если у меня будет Porsche? Оборотень иронично поморщился. − Нам ни к чему анализировать воображаемые ситуации. − У меня будет! − Обязательно. Но в ближайшее время ты ничего подобного не получишь. Вот закончишь колледж, найдёшь работу, станешь миллионершей. И тогда покупай себе хоть космический корабль… − Я получу эту машину очень скоро, − сообщила Робин и развернулась на пятках. − И что это значит? Роза! − Хреноза! Такое хамство ни в одной семье не сходило с рук. Фоллы не были исключением. − Иди-ка в свою комнату и подумай над своим поведением, − строго велел Макс. Наверху хлопнула дверь. Мия нашлась во дворе: красила забор в зелёный. К пристрастию супруги без конца переделывать их дом Макс относился с романтикой. − Ты слышала умопомрачительную новость? Ван Арт теперь учит её и вождению! − Пусть пойдёт. Макс недобро покосился на жену. − Не сегодня, − уточнила Мия. − Сегодня она и вправду провинилась. Оборотень присел на крыльцо. Вспомнил золотое правило, которому когда-то поклялся себе следовать при воспитании собственных детей: цветок не сумеет набраться сил и распуститься, если его дёргать и пинать. Но отцовское сердце металось волком в клетке. − Почему она не общается со сверстниками? − Сказала, они все полоумные выскочки, − Мия макнула кисточку в краску. − Зелёный освежил наш двор, как считаешь? Робин проторчала в своей комнате остаток дня. Только вечером по просьбе родителей брат позвал её к ужину. Открыв дверь, Роб обнаружил в спальне сестры тотальный бедлам. Там явно готовились к побегу. Сваленная в огромную кучу одежда возвышалась горой на полу. Простыни − связаны друг с другом в длинный канат. Форточка приоткрыта: на улицу уходил запах покуренных тайком сигарет. − Что тут произошло? Развернувшись к брату, Робин раздражённо воскликнула: − Скажи им, что если они будут такими вампирофобами, я убегу из дома! Я сама обращусь в вампира и начну пить кровь. Вот увидите! Увидите! − Ма-ам! − крикнул Роб в сторону лестницы. − А Роза сошла с ума. Голод растущего организма оказался сильнее гордости. Съеденный на обед крошечный сэндвич давно растворился в недрах молодого желудка. Подумав о том, что неплохо бы на будущее припрятать под кроватью коробку печенья, Робин спустилась к ужину. Нахохлившимся воронёнком она сидела за столом, ковыряя вилкой ростбиф. − И кстати. В школе кое-что произошло. − Так, − напрягся папа. − Мы теперь спонсоры межшкольных игр по бейсболу. Я вызвалась. Случайно. Правда случайно. Макс прикрыл на миг глаза, со смиреной тоской протянул: − Лучше бы ты опять в туалете покурила… − Макс! − осекла Мия. − Виноват, − сдался он, защитно подняв ладони. . Рыжие пахнущие яблоками волосы волнами спадали на девичью спину. Зелёные, как молодой орех, глаза стали ещё больше. На милом лице − по-кукольному вздернутый кончик носа, а улыбка собирала тонкие складки у уголков губ. Смуглую кожу словно поцеловали тысячи южных солнц. В отличие от брата, в Робин почти ничего не осталось от отца. Вторая Мия чистой воды. Под растянутые свитеры и грубые мартинсы она носила струящиеся платья. Время от времени Робин примеряла на себя разные образы и личности. Она искала себя в том «я», где почувствовала бы комфорт, где бы ей захотелось задержаться. И только в свои почти-семнадцать, кажется, нашла его. − Прихорашиваться − это хорошо, − рассуждал Макс. − Только бы это всё было направлено в нужную сторону. В голову оборотня закрадывались нехорошие подозрения. Отцовское сердце было не на месте. За месяц до дня рождения Робин он объявил: − Золотко, мы тут с мамой подумали, что в этом году ты вполне заслужила один большой полезный подарок. Подсказку? − Это то, о чём я подумала? − Ага, − торжественно подтвердила Мия. − Ура! − Робин радостно вскочила. − Машина! У меня наконец-то появится своя машина! Я буду ездить на ней в школу, а потом в колледж! − И ты сама её выберешь, − добавил Макс. − Первый авто − это так волнительно, − подхватила мама. − Не могу дождаться. Брат заперхал от возмущения. − Эй! А мне? − Обязательно, как только получишь водительские права. Роб недовольно «у-кнул», выпятив губу. − Я выбрала. Я хочу Porsche! − ликовала Робин. Осёкшись, Макс медленно оскалился. Затем его лицо неестественно расслабилось. − В комоде, второй ящик. − Правда?! − Робин, готовая бежать и хватать заветные ключи, не верила своему счастью. − А то! Губозакаточные машинки. Тебе и твоему брату, побольше и поменьше. Ты себе возьми побольше... − Но папа! − Ну и зачем тебе такая тачка? Где на ней ездить-то? По нашему лесу? − осуждения в голосе Макса можно было хоть ложкой черпать. − И вот ещё что. Я запрещаю тебе гонять, ясно? Робин дулась остаток завтрака. Убрав за собой посуду, обиженно отправилась в школу. − Нет, ну ты слышала? − обратился Макс к жене. − Откуда у неё только такие запросы… − лицо его вытянулось от стукнувший обухом догадки. − Ах ты ж… кровосос полудохлый! Ну я тебе сейчас устрою… Челюсть Макса ходила ходуном, пока он искал в списке контактов номер телефона Ван Арта. Сейчас тот так и ответит своим коронным «Ван Арт». Он не говорит «алло» или «да» или «слушаю», как нормальные люди. − Не смей баламутить мою дочь! − категорически отрезал оборотень, едва их соединили. − И тебе здравствуй, Фолл. Что ты вкладываешь в это ёмкое понятие, будь добр пояснить. Упырь ещё и огрызался. Ну, Макс популярно растолковал дохляку его неправоту. Его наглое вопиющее поведение. Дослушав гневную одиозную тираду, Ван Арт спокойно ответил: − Я лишь дал ей поводить. Контролировать чьи-то желания уже не в моих силах. − У неё нет регенерации, она по-человечески хрупкая, для неё гонять на таких тачках опасно. − Так объясни ей. Это же твоя дочь. Старший Фолл мог поклясться: кровосос, вернув ему его же фразу, торжествовал. − Я всё сказал. И только рискни купить ей этот Porsche! Слышал меня? Бросив трубку, Макс сжал переносицу. Мия обняла его со спины, погладила широкую мускулистую грудь. − Ты слишком строг к ней. − Когда она пришла домой пьяная, я простил. Даже с утра давал советы, как побороть похмелье. В бумаге, которую она была обязана показать нам, но которую мы увидели спустя полгода, говорилось, что она проинформировала нас о своих прогулах. Я и тогда стерпел. Даже выгораживал её перед учителями. Но это… Это! Это было выше его сил. Макс давно подозревал, что вместо маленькой девочки ему подсунули дракона на воспитание. Но теперь ещё и это! . В школе она быстрее всех бегала. Её щуплые вечно исцарапанные ноги, торчащие как две палки из-под юбки, показывали лучшие результаты. И этот едва ли не единственный успех Робин перенесла привычкой в жизнь. Она убегала, когда её обижали. Когда не находила ответа. Когда сгорала от стыда. Когда становилось невыносимо. К счастью, у неё было место, где можно сделать спасительную остановку. В доме стаи всегда царили тепло, шум, ламповость. Глухие же стены дома вампира заключали в себе огромное пространство, вылизанное холодом и безжизненностью. В полупустых комнатах раздавалось тихое эхо от шагов. Жуткая мебель выглядела так, точно ей не пользовались. Не дом, а идеальная картинка из дизайнерского каталога. Но Робин отчего-то всё равно любила бывать здесь. Семья подозревала её в нездоровом пристрастии к упырям. Но Робин ничего особенного к самой вампирской природе не испытывала. К другим представителям этого вида её не тянуло, да и слово «вампир» сладко ассоциировалось лишь с конкретной личностью. Её детская фантазия о своём смелом и сильном спасителе − тоже ни при чём. Будь Виктор просто человеком, интерес Робин оставался бы прежним. Виктор являл собой утончённый вкус. Гордую замкнутость, предрассудительность. Спокойствие, граничащее с хладнокровность, что есть его установленный порядок в отношениях с другими. Сдержанность вампира не позволяла окружающим разглядеть его настоящего. Ледяная любезность, обходительность, учтивость с безукоризненными манерами стояли стеной между ним и окружающими. Не отталкивали − предупреждали. Напоминали о рамках и границах, за которые пускали далеко не всех. Виктор − это редкая, но меткая искренность, контрастирующая с отчуждённостью. Бесстрастное отношение на многие вещи не делали вампира равнодушным к жизни. Просто необходимо нечто глубокое, чтобы заинтересовать его и заставить отреагировать чувственно и открыто. У Робин с ним оказалось куда больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Они оба любили букинистические барахолки и сочинять музыку. Им нравились старые книги, чей запах напоминал миндаль и немного ржаной хлеб. А ещё − спортивные автомобили (правда, Робин пока любила их только на картинках). − Родители думают, я до сих пор ребёнок. Нянчатся. Сами не замечают, как трясутся надо мной. Хотят, чтобы я их слушалась, ха-ха. − Ничего удивительного. Ты, скажем скромно, девушка чересчур любознательная. Будь ты моей дочерью, я бы тоже хотел, чтобы ты меня слушалась. От греха подальше. Мысль смутила Робин, но и спорить ей расхотелось. Перебирая пальцами, она опустила глаза. − И ещё я не сообщила никому, что бросила театральный кружок. − Раз тебе он не по душе, ты вправе поступать, как угодно. Ах, если бы. Ей всё в этом мире не по душе. − Мне там сказали, что смех у меня дурацкий. − Кто? − Один парень. Мы с ним вместе ходим на испанский в школе. − Поэтому и бросила? − Нет. Просто всё равно обидно. − Смех − это естественный звук, когда ты счастлива. Никогда не стесняйся его. В животе Робин уже привычно защекотало странное чувство. − Мне плевать, что так вышло. У меня там не было друзей. Я вообще мало с кем дружу. Я даже… не встречалась ещё ни с кем, − она вспыхнула до корней огненно-рыжих волос. − Папа сказал, что это вообще не проблема. Подростковые отношения всё равно ни к чему серьёзному не приводят. − А мама как считает? − Мама всегда на папиной стороне. Хотя постоянно твердит, что она за равновесие. − Неважно, что тебе мало лет. Твои чувства важны на любом этапе жизни. Возможно, таких ты больше не испытаешь. Влюблённость будет, но уже другой. Вдумчивой, осмысленной, готовой перерасти в большее. Но первые юношеские отношения неповторимы и очаровательны. Робин до покалывающих кончиков пальцев нравились их простые отдельные от учебников моменты вдвоём. Всё было хорошо, пока папа не вынюхал, где она прячется. Конечно же, начал сходить с ума. Однажды даже примчался домой к вампиру, отконвоировал и без того не сопротивляющуюся Робин в свою машину. Оставшись с Ван Артом наедине, оборотень принялся сотрясать воздух своим праведным громоносным гневом. − По-твоему, Фолл, мне следовало выгнать её? − Именно так ты и должен был поступить! − Допустим сегодня я скажу, что занят, завтра − снова. Послезавтра что прикажешь ей врать? − Меня это уже не волнует. Оставь мою дочь в покое! И это даже не просьба. Ван Арт устало, даже примирительно взглянул на него. − Пусть у неё будет место, куда она сможет иногда сбегать. Если ты запретишь ей здесь появляться, она найдёт себе другое. Сейчас ты хотя бы знаешь, где она. И здесь она в безопасности. Всё нехорошее резко вскипело внутри Макса. − Она на тебя смотрит! Смотрит! Она уже смотрит на тебя! − Она не смотрит на меня. Ей просто нужен не только воспитатель, но и союзник. − Что ты знаешь о детях! − Кое-что знаю, − Ван Арт достал из ящика рабочего стола конверт. − Там билеты. Подари ей. Она хочет на это представление. Макс хотел треснуть его по протянутой руке. − Без твоих советов обойдусь. И вот ещё, − он осуждающе проткнул пальцем воздух. − Не смей ей больше ничего покупать. − Ты о книгах? Это же мелочи. Девочка хочет учиться, я это категорически поддерживаю. − Я слежу за тобой, Ван Арт! Я слежу за тобой! − Как угодно, − светски прокомментировал он. . Вампир был лучшим учителем истории. Он никогда не был против отвечать на вопросы, даже на самые глупые. Он не использовал фразы из учебника, а научная беседа с его подачи не становилась окном в мир уныния. Его рассказ звучал интересно, размеренно, как пение, в котором отражались шорох песка и шёпот ветра того времени, о котором он ведал. В некапризную погоду они с Робин в компании чая устраивались прямо у очага во дворе его дома. − ...это ведь конец девятнадцатого, ты должен знать! − Я не застал Европу в тот период. В то время я жил на Востоке. − Значит, тебе не составит труда разобрать тему, м, − Робин прочла из своего конспекта: − «Модернизация стран Востока, не попавших в колониальную зависимость». Виктор взглянул на часы. − Уже довольно поздно. − Папа приедет за мной только через тридцать минут. И им обоим необязательно знать, что Робин нарочно выкроила чуть-чуть больше времени. Она потянулась перевернуть страницу, и их с Виктором пальцы соприкоснулись. Кожа вампира оказалась приятно прохладной. Собственные руки перегрелись от жара огня. − Можно мне и завтра прийти? − Не слишком ли ты много занимаешься? Нужно и отдыхать. − Я хочу высокий балл по истории. Знаешь, как сложно хоть немного приблизиться к званию «лучшая»? Особенно такой неудачнице, как я. − Не говори так о себе. Робин не собиралась жаловаться всерьёз. Но как только завела об этом тему, всё напряжение и обиды хлынули из неё по-настоящему. − Но я и есть неудачница. Мамина статья про «Болотные огоньки» такая классная, она получила за неё «Золотой дебют» в своё время. А мою статейку даже в школьный конкурс не отобрали. Мама красивая и сильная. А у меня нет ни её Даров, ни папиной способности превращаться в волка. Я недостаточно умная, недостаточно привлекательная. Никакая. Ошибка, которая никуда не вписывается. − Ну что ты, − искренне принялся утешать Виктор. − Ты не ошибка. Ты замечательная. Неправильная, зато одна такая. Меня редко, кто удивляет. Но ты… Робин почувствовала себя необычайно лёгкой, слабой. Кровь разливалась по телу всё быстрее. Подобное не случалось с ней ещё. У неё и раньше в присутствии этого вампира болел живот. Но Робин вдруг поняла: это вовсе никакая не боль. Подобрав под себя ноги, она тихо заговорила: − Помнишь, как я сломала лодыжку? Не представляешь, что я тогда вытерпела. Но я стеснялась при тебе плакать. Проще было позвонить папе и от души нареветься. Но я позвала тебя. Потому что папа бы начал пояснять, чего мне не следовало делать, чтобы избежать этой неприятности. А ты… Ты ничего не сказал. Тебе было всё равно, а мне было это необходимо. Виктор посерьёзнел − ещё пуще, чем обычно. − Мне не всё равно. Каждый, кто сделает тебе больно − покойник. Я уничтожу любого, кто посмеет навредить тебе. Внутри Робин всё встрепенулось, распустилось и устремилось ввысь, как к солнцу. Глупое отважное сердце застучало так громко, так сильно. Быстро приблизившись к вампиру, она коснулась губами его губ. Целовалась Робин наверняка ужасно. Но это вообще не имело никакого значения. Виктор бережно, но настойчиво взял за её плечи и отстранил. − Милая, ты неверно меня поняла. Конечно же папа появился в самый неподходящий момент. . − Я знал, что что-то не так! − Макс взбесившимся зверем расхаживал из угла в угол. − Я кастрирую его! Кастрирую! − Что стряслось? Объясни, наконец! − Этот упырь целовал нашу дочь! Трогал её своим мерзким ртом! Эта седая древность касалась нашей несовершеннолетней дочери! Папа конечно преувеличивал. Какое там! Они и поцеловаться толком не успели, как он бросился к ним через двор. Мия постаралась изобразить строгое лицо, но новость явно не повергла её в шок. Голова Робин смиренно склонилась, готовая стерпеть все мыслимые и немыслимые порицания. В этой ситуации не помешал бы кто-то умный и тактичный. Виктор бы всё хорошо объяснил. Но его здесь нет. А Робин чувствовала огромную ответственность защитить его. − Я его целовала! − вскрикнула она. − Я! Это сделала я, не он! Сердце колотилось где-то под языком, мешало говорить. − Мама. Папа. Я должна вам кое-что сказать. В немой сцене трое Фолов застыли посреди комнаты. Не иначе с минуты на минуту на них прольётся кара небесная. Впрочем, для старшего Фолла так и случилось. − Я люблю его! Я люблю Виктора. . Первая сочинённая Робин песня похожа на морскую соль и струящуюся медь солнца по белому песку. Она как лето, что кружится в белом пышном платье. Как тихое журчание освежающей воды. Она похожа на мягкое и нежное сияние в зените. На саму жизнь. Дебютировать Робин вызвалась перед Виктором. Она понимала: такой талантливой личности, как он, её сочинение покажется полной чепухой. Простенькая мелодия, рождённая на четырёх струнах укулеле, и такие же незаурядные романтичные стихи. Но Робин твёрдо решила: эту песню впервые услышит именно он. Его тонкий вкус и конструктивная критика − вовсе ни при чём. Каждый, кто делал тебе больно − покойник. Укрою тебя пледом, посажу на подоконник, Залезу под свитер, в самое сердце. Ты − холодный ветер, но в тебе можно согреться. Каждый шрамом на запястье остался, Я убью всех тех, кто посмел тебя касаться. Смятые простыни, отключённый свет. Мы друг для друга созданы, бракованный дуэт. Чай на столе, жаль, что не ты, Я прижму тебя к себе, чтоб не боялась темноты, Чай на столе, жаль, что не ты… Распахнутый взгляд Робин остановился на вампирских глазах цвета закатного солнца. − Ты поёшь от лица другого человека? − дослушав, спросил Виктор. − Да. От лица мужчины. В тот же вечер Робин сыграла песню для своей семьи. И как только последние аккорды стихли, она осознала, что сболтнула лишнего. Уже спустя пару недель Робин увезли на всё лето в Канаду.