Точка разрыва

      – Назовите для протокола ваше имя.       – Сарп Йылмаз.       – Напоминаю вам, господин Сарп, что, согласно статье тридцать восемь Конституции Турецкой Республики, никто не должен…       – …свидетельствовать против себя самого или членов своей семьи. Я знаю, господин судья, спасибо. Давайте начнем.       Он отпер кафе, хотел включить свет, но руку перехватило на полпути к выключателю.       – Оставь, – брат покачал головой. – Мы же ненадолго.       – В детстве ты боялся темноты, – Сарп послушно отошел в сторону, пропуская его к плите, и вытряхнул из пакета купленное в аптеке.       – Это было давно, abi. Слишком давно, чтобы быть правдой.       Сарп тяжело опустился на стул. Голова гудела, и в ней отзывался каждый звяк, с которым Умут готовил им кофе.       Наконец он поставил на стол две чашки. Вскрыл жестяную банку энергетика и вылил половину в свой напиток.       – В последний раз я пил что-то подобное, когда готовился к выпускным экзаменам, – Умут побряцал ложкой, пытаясь размешать никак не желавший растворяться в жутком вареве кусочек сахара.       – А в меня тогда вообще ничего не лезло, – Сарп сделал глоток. Эйлем не соврала, и кофе бывший комиссар варил действительно отменный, – даже вода. Я так нервничал, что утром перед стрельбами у меня тряслись руки.       – Серьезно?       – Ага. Помню, смотрел на твою спокойную рожу и еще больше бесился. В итоге ты выбил все десятки.       – А ты один раз попал в восьмерку, – он улыбнулся. – Это был единственный экзамен, на котором я тебя обошел.       Сарп хмыкнул.       – Ну чего-чего, а нервы у тебя стальные, это правда.       – Назовите ваше имя.       – Согласно текущим документам или свидетельству о рождении?       – Согласно текущим документам.       – Мерт Карадаг.       Умут допил кофе и с явным отвращением затолкнул в себя таблетки.       – Кебабщик умен и хитер, но главная причина того, что он все еще на свободе, в том, что за него все грязные дела исполняют другие. Наш единственный выход прижать его – заставить совершить преступление своими руками. Он лишился Местана, теперь нет Давута. И если разыграть так, что и я не смогу помочь Джелялю, это вынудит его действовать самому.       – Звучит так, словно у тебя уже есть план.       – Есть. Надо взять его за мое убийство.       Сарп внимательно посмотрел на него. Вздохнул.       – Kardeşim, хотел бы спросить, не роняли ли тебя в детстве головой на асфальт, но не буду. Просто скажу, что идея ужасная.       Умут скривился.       – Есть лучше?       Сарп задумчиво провел ладонью по вышитой скатерти. Конечно, взять Кебабщика совсем без жертв вряд ли получится. Но если был хоть шанс их минимизировать…       – Допустим, есть. Но надо действовать быстро. Чем дольше передышка у Джеляля, тем меньше у нас шансов. А значит, у нас мало времени.       – Очень мало… Знаю. Рассказывай.       – Согласно отчету начальника отдела по борьбе с организованной преступностью Юсуфа Кая, на месте убийства господина Омера в вас выстрелил человек Джеляля Думана. Согласно этому же отчету, в ту ночь там находился при исполнении комиссар Мерт, на самом деле работавший на Джеляля Думана. Это он произвел выстрел в вас?       – Нет, господин прокурор. В меня тогда вообще никто не стрелял.       – Поясните?       – Я сделал это сам.       Все мысли, какие только остались в голове, были сплошь нецензурными, и как-то сразу вспомнился академический инструктор по стрельбе.       «Уволюсь к шайтану, – решил Сарп, слыша, как с грохотом отворялись стальные двери в коридоре и как что-то говорил своим людям Джеляль. Тон Кебабщика звучал на радость панически. – Если меня сейчас действительно не пристрелят, точно уволюсь».       – Джеляль Думан, вы арестованы по обвинению в попытке убийства комиссара Сарпа Йылмаза, – в гремящем голосе Юсуфа, против самой ситуации, усталости было больше, чем ощущения победы. – Сарп, ты как?       – Жив, начальник, – он перевернулся на спину, чувствуя сломанные выстрелом в упор ребра, и прохрипел сквозь зубы: – Жив…       – Подтверждаете ли вы, что Мерт Карадаг стрелял в вас в Цистерне Базилика?       – Нет.       – Господин Сарп, я напоминаю вам об ответственности за дачу ложных показаний…       – Господин судья, я прошу обратить внимание на приложенные к делу результаты трехсторонней генетической экспертизы.       – Спасибо, госпожа адвокат.       У выхода из Цистерны Базилика авто и людей так много, что им с Мелек едва хватило места приткнуться. Они опустились на капот машины, подсвеченной синим мигающим светом полицейских огней, и Умут засунул руки в карманы.       – Ну вот, я же обещал тебе первый ряд.       – Прости.       Сестра была серьезна до ужаса.       – Прости меня. Ты был так убедителен, что я и правда в какой-то момент подумала, что ты решил остаться с Джелялем.       – Джеляль сломал мою жизнь, Мелек, – среди полицейских прошло движение, и Умут перевел взгляд в ту сторону. – Отобрал у меня мать, брата, дом, детство, двадцать лет моей жизни отобрал. Даже не будь Сарпа, я бы все равно не остался с Кебабщиком после того, как узнал правду.       Он ощутил, как Мелек пожала плечами, но все, что мог видеть – это Джеляль в наручниках, медики и брат, на ходу стаскивавший с себя куртку.       Награди Аллах того, кто придумал бронежилет.       – Джеляль Думан, вы обвиняетесь в убийствах комиссара Аслана и Акина Ышика, попытке убийства комиссара Сарпа, распространении нелегального оружия и наркотиков на территории Турецкой Республики, организации убийств, покушений на жизнь и похищений по меньшей мере трех десятков человек в течение последних пяти лет, а также в укрывательстве. Вы признаете себя виновным в каком-либо из перечисленных преступлений?       – Нет.       Джеляль понял все за одно мгновение. За один взгляд, протянутый между ними. Умут буквально видел, как осознание конца промелькнуло в глазах Кебабщика со скоростью света, преодолевшего их вселенную и вышедшего за ее пределы, оставившего после себя только темноту.       И теперь, в отличие от всех прошлых раз, некому было вытащить Джеляля Думана из этой темноты.       – Порадовался?       Селим возник рядом, как чертик из коробочки, и гаденько ухмыльнулся. Умут хмыкнул и протянул вперед руки.       – Весьма. А теперь лучше сделай это быстро, пока сюда не дошел мой брат.       Селим обернулся, оценил резко сменившееся настроение Сарпа, тотчас вывернувшегося из врачебных рук, и с поспешностью, недостойной комиссара, защелкнул на запястьях Умута наручники.       – Вы признаете, что покрывали Джеляля Думана и его людей, злоупотребляя своим служебным положением и полицейской властью?       – Признаю.       В управлении на их – Умут с трудом мысленно добавил «бывшем» – этаже столько народа, что было просто удивительно, как они все поместились. Его снова вели под руки, точнее под руку, и ему отчаянно казалось, что на самом деле это Сарп цеплялся за него, чтобы не упасть.       Джеляля и его людей завернули в допросные. Его – прямиком в кабинет Юсуфа. И Умут точно знал, кто там ждал…       Пальцы брата надежными тисками сжимали плечо.       В зале суда было душно, несмотря на открытые настежь окна: на улице собиралась гроза. Умут прикрыл глаза, откидывая голову назад. Рядом тихо опустилась на скамейку Мелек, достала из сумки почти пустую бутылку воды.       – Держи.       – Спасибо.       Он сделал глоток, хотел было вернуть, но подумал и допил полностью: им осталось подождать всего-то десять минут до возвращения судьи.       – Как думаешь, сегодня огласят решение?       – Думаю, да, – Мелек теребила браслет. – Уже всех заслушали.       Умут скривился. Сестра откровенно преуменьшала.       Сегодня шло шестнадцатое заседание по делу Кебабщика, и все, кто только имел право голоса в силу возраста и отсутствия надгробного камня, были вызваны для дачи показаний минимум по паре раз. Сам он изложил историю от начала до конца дважды, еще пять раз был заслушан в качестве обвиняемого и восемь – в качестве свидетеля обвинения. Сарп и вовсе выступал на каждом заседании, так что к концу предыдущего просто-напросто сорвал голос. И все это длилось и длилось, потому что судья снова и снова пересматривал старые дела Юсуфа, вызывал новых свидетелей и жертв и копался во всем так дотошно, что Умута начинало тошнить к пятому часу.       Впрочем, эти регулярные поездки в суд хотя бы давали внеочередной повод увидеть со всеми – отпускать его из тюрьмы до вынесения приговора под опеку переступившего через себя Юсуфа и главный начальник управления, и прокурор отказались категорически.       – Я тоже думал, все будет гораздо быстрее.       Умут обернулся на хриплый голос. Сарп под внимательным взглядом конвоя пересел поближе к скамейке обвиняемых. Он теперь звучал, как Алъянак, и это было ужасно смешно.       – Да уж, это тебе не в начальника Юсуфа стрелять.       – Я в него не стрелял.       – Я бы сказал «жаль», но не хочу портить титаническую работу сестрички по спасению моей задницы.       Мелек фыркнула. Она и правда работала все это время не покладая рук, а также своих профессионализма и обаяния, потому что именно на ее плечи легла трудная задача удержать в равновесии две чаши весов: доказательства против Джеляля Думана и срок Мерта Карадага. Он ведь мог бы сказать суду гораздо больше, чем поведал. Но тогда и сам получил бы несравнимо больше того, на что рассчитывали госпожа адвокат и семья Йылмаз.       – Мама приехала?       Из-за поистине огромного количества людей, задействованных в этой трагикомедии, заседания проходили в частично закрытом формате, и в зал вызывались только те, кому предстояло в тот день давать показания. Но, благодаря начальнику Юсуфу, и Фюсун Йылмаз, и Эйлем пускали каждый раз на очередное объявление переноса процесса.       – Приехала, они ждут в коридоре, – Сарп наклонился вперед к нему, боднул лбом в скулу и прошептал: – Не волнуйся. Все будет хорошо.       Умут улыбнулся. Ему нечасто говорили такую откровенную, но оттого успокаивающую чушь.       Когда дверь внутренней судейской комнаты хлопнула, в зале опять было битком народа, и между ним и Джелялем стоял плотный ряд полицейских – по двое на каждого из пяти присутствовавших обвиняемых.       Судья не стал садиться.       – После совещания суд готов огласить решение.       Листов в красной папке было так много, что они норовили выпасть, заставляя служителя закона перехватывать их то так, то эдак. Умут почти не внимал тому, что зачитывалось в адрес Джошкуна, Давута, Алъянака и других прихвостней Кебабщика. Это его волновало так мало и длилось опять так долго, что самое главное он едва не пропустил, потому что монотонный голос судьи не сделал паузы.       Самое главное он, кажется, услышал в записи собственного разума, отпечатавшейся там навсегда.       – По совокупности преступлений и всех установленных отягчающих обстоятельств, Джеляль Думан приговаривается к пожизненному тяжкому заключению. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит.       Взвыла Йешим. Мелек привела ладонью по лицу. Разразился короткими едкими аплодисментами Джошкун. Удовлетворенно выдохнул Юсуф.       – Поверить не могу…       Сарп, оказывается, не вернулся на свое место, остался прямо позади и теперь сжал его плечи до боли. Умут кивнул. Он не знал, что ответить. Теперь он просто хотел услышать оставшееся, но эту часть судья не начинал очень долго. Наверно, потому что все еще рыдала Йешим. Но в конце концов угомонили и ее.       И все тот же уставший голос зачитал результат двадцати лет действий Мерта и трех суток Умута, уложившись всего-то в несколько сухих предложений.       – За злоупотребление полицейскими полномочиями и по совокупности отягчающих и смягчающих обстоятельств, Мерт Карадаг, урожденный Умут Йылмаз, приговаривается к четырем годам лишения свободы с правом досрочного освобождения, а также с запретом на службу в государственных органах и хранение и использование огнестрельного оружия в течение двух лет после освобождения. Приговор может быть обжалован в порядке, установленном законодательством Турецкой Республики.