Чувство ETERY

— А что ты мне вчера обещал? И вот мы летим уже в Нью-Йорк. — Дэнни, ты ж, надеюсь, понимаешь, что в таком виде меня нельзя выпускать дальше спальни. И то с выключенным светом. — Мне нравится. — Когда я вчера танцевала голая у бассейна, тебе тоже нравилось. Но это не значит, что в таком виде надо плясать около всех водоемов. Он, окинув меня лукавым взглядом, сказал: — Мне нравится и такая идея. Люблю сумасшедших женщин. Но несмотря на всю любовь к долбанутым, Дэнни меня отвез в приличные магазины и там со мной поиграли в игру «Одеть Надежду — надеть одежду» «Шанель», «Гуччи», «Луи Виттон». Из всего этого, если посмотреть со стороны, создавалась странная картина: успешный человек приводит полуголую, развратно одетую женщину и просит ее одеть так, чтобы она стала выглядеть прилично. Прям фильм «Красотка». А учитывая нашу общую кучерявость с Джулией Робертс — совпадение практичести на 100%. В Шанелевском я остановилась на скромном черном платье средней длины и больше ничего не захотела даже и рассматривать. Учитывая вчерашний покупочный гон Дэнни был удивлен. — Ты сумасшедшая! Другая бы на твоем месте вынесла полмагазина! Другая, нормальная женщина, никогда бы и не осталась с малознакомым мужчиной с грязным хвостом в чужой стране. Да еще и, как оказалось, поместье Дэнни находится на острове. Куда по собственному желанию не забраться, а если вести себя плохо, то есть возможность и не выбраться. И останутся от тебя только светлая память да лезвия от коньков. В качестве подарка Дэнни мне преподнес бриллиантовые именные карты на эти бутики, по которым полагались скидки чуть ли не до половины стоимости. Вот именно отсюда растут ноги моих, в последствии, бесчисленных пальто от Виттона и Даниных странных одежек от Гуччи. Благодаря такому моему баловству в Бостоне, мы покупаем весь этот тяжелый шик по цене масс-маркета.  Обещанного три года ждут — чисто русская поговорка, как и традиция. В Америке все по-другому. То, что вчера мне Дэнни пообещал, как мне казалось в хмельном запале, а значит не серьезно, сегодня начал воплощать в жизнь. На одной из улиц Большого Яблока стоял серый, неприметный особнячок. А внутри нас встречал такой же серый и неприметный старичок. На вид ему можно было дать как 70 так и 100 лет. С толку сбивали его живые, активные глаза, лучистый добрый взгляд и полная легкость в движениях. С Дэнни они поздоровались за руку. — Это Люк, — представил мне Дэнни визави, — он не любит отчеств, регалий, фамилий. Поэтому предпочитает, чтобы к нему так и обращались — просто Люк. — Мистер Люк? — спросила я. — Да, девушка, можно и так, — протянул мне руку мужчина. — Этери — в ответ пожала я ее, — тоже предпочитаю без расшаркиваний. — Это правильно, Этери. Я долго живу, и понимаю, что человек как айсберг — чем меньше снаружи, тем больше внутри. Мне кажется, вы именно такой человек. Я пожала плечами, не знаю. — Обычным женщинам такие подарки не дарят. Когда он вытянул из сейфа камень, показалось, что пространство дрогнуло и засветилось всеми лучами. Он был волшебным. Магнетичным. Притягательным. Голубоватого свечения с переходом в зеленое. С огранкой в форме розы. Люк положил его мне в ладонь и я почувствовала биение его сердца. Говорят у камней, да еще и таких твердых сердца нет. Есть, просто оно очень глубоко и не каждому открыто. — Я чувствую, он дышит, — перевела я восхищенный взгляд с камня на Люка. Он улыбнулся. — Так могут друг друга чувствовать только те, которые предназначены друг другу. Будь то люди или камни. Значит, девушка, он тебя дождался. Даже не так. Он дождался именно тебя. Вы подружитесь. — Такие камни всегда сами выбирают себе хозяина. И выбирают — похожих на себя. Алмазы вечны, поскольку в природе не существует вещества, которое обладало бы схожими свойствами. Многим бриллиантам миллионы или миллиарды лет, но несмотря на возраст — они желанны, с каждым годом все более и более, они никогда не выходят из моды и, они стоят очень дорого, не каждому дотянуться, но, несмотря на такую высокую стоимость, неизменно пользуются спросом. Они не суетятся, они знают, что даже самые дорогие из них найдут своего покупателя. Того, кто их реально оценит. А не того, кто их может перепутать с дешевой стекляшкой-новоделом. Этот камень более двух столетий пролежал в Алмазном фонде в Москве. Да он и сейчас там лежит, — и мужчины улыбнулись друг другу, — но ни разу за все это время он не захотел выбрать себе нового хозяина. Камень просто не захотел уезжать из России. Хотя корни его не славянские, свою славу и признание он получил именно там. Я вздрогнула. Это точно о камне? «Ну в общем, да, выбрав меня — камень точно не уедет из России» Я его нежно держала в руке, словно это не самый крепкий камень, а трепетная бабочка, — он мне чувствовался именно трепетной и нежной бабочкой. Мы с ним действительно друг друга понимали. Я чувствовала его душу. Она была моей. А Мистер Люк продолжал — Этот исторический камень считается одним из самых больших бриллиантов мира. Частично, такую славу он получил благодаря своей природе, а частично тому, как его жизнь обтесала. Когда его нашли, он весил около 400 карат и был невероятной прозрачности, без дефектов. Вначале его почти не трогали — огранка была изящной, которую называют «Индийской розой». Она и сейчас, в общем, сохранилась — многоярусная, с большим количеством граней, на вид как нежный цветок. Позже алмаз попал в руки мастера, обтесался и постройнел почти вдвое. Сейчас он именно в этих параметрах — 199.6 каратов. Потом путь его был долгим — разные страны, разные народы. Он был одним из алмазов, служивших глазами статуи Брамы, установленной в храме на одном из островов реки Каувери близ Тричинополи, в Мадрасе. Потом в храме появился французский солдат, который втерся в доверие к жрецу и украл камень. Он его продал капитану английского судна, тот — торговцу-еврею. Дальше его судьба теряется до того момента, пока он не оказывается в руках армянского купца Лазарева. А дальше, его для своей возлюбленной покупает один серьезный государственный человек — Григорий Орлов. Чьим именем и назван этот алмаз. Алмаз «Орлов». А знаете, кто была его дама, которой он преподнес столь бесценный подарок? Это была женщина-легенда. Женщина, которая повернула историю своей страны. Учитывая ее тесные связи с иностранцами, до приезда в Россию она жила за границей, все ожидали, что она будет подыгрывать им. А она оказалась самой преданной патриоткой. Она развернула ее историю на 180° — как тогда говорили, открыла «Ящик Пандоры». Илья Авербух: «Тутберидзе — революционер, она открыла ящик Пандоры сумасшедших прыжков» Борясь с постоянными интригами делала то, что до нее никто не осмеливался. Первой вакцинировалась сама и провела всеобщую вакцинацию, благодаря чему, удалось победить оспу в России. Провела церковную реформу, денежную, полицейскую, городскую, школьную. Все, за что бы не бралась эта талантливая женщина ставало бриллиантовым. Но злые языки эти очевидные заслуги не признавали, и для них и благодаря ним, для обычного люда она слыла развратной дамой с неуемной тягой к мужчинам. Было такое или нет — никто сейчас не узнает. Кое-что в этом мире бессменно годами — власть человеческих языков, которая может  нивелировать любые, даже экстраординарные заслуги. Как часто бывает, да уважаемая Этери? Впервые Мистер Люк, за время своего рассказа, посмотрел на меня. Не просто посмотрел. Он мне глаза направил прямо в душу. И я поняла, что ему даже не 100 лет. Ему тысячи миллионов. Он и есть та вселенская мудрость, которая родилась раньше мироздания. Я ахнула от своей догадки: — Вы сейчас о Екатерине Великой? О ней же говорили? Люк кивнул. — Получается, предыдущая хозяйка этого камня она? — Совершенно верно. Она к нему была очень привязана и даже инкрустировала ним государственный скипетр. Он всегда был с ней рядом. До последнено ее вздоха. Потом более двух веков он пролежал в Алмазном фонде — он никому не давался. Многие его хотели приобрести, легально или нелегально, но всегда возникали с этим делом проблемы. Даже, казалось бы, когда уже сделка была готова, в последний момент все срывалось. Камень, как кот или собака, просто не шел в руки. Я посмотрела на камень очень тепло и внимательно. И это не укрылось от мистера Люка. — Да вы правы, — прокомментировал он, видимо, мой взгяд, — то что сейчас он у вас в руках — это редкая удача. Не было никаких препятствий, чтоб привезти его сюда к вам. Как тут не поверишь, что камень пошел сам в руки? Поверишь, конечно. Ведь камень особенный, и отдастся он только особенной. Такой, как Екатерина II — реформатору, революционерке, патриотке, женщине, разворачивающей историю страны, но при этом очень горячей, страстной и любящей. Мы с камнем уже не слишком обращали внимание на происходящее и присутствующих. Мы с ним ворковали. Мы рассказывали друг другу все, что с нами происходило за эти 200 лет, как родные души, которые были в разлуке. — Екатерина Великая, вопреки сплетням о ней, как о развратнице, была страстно влюблена, как кошка, всю жизнь в одного мужчину. Они могли сходиться, расходиться, пытаться становиться просто друзьями — но они всегда были рядом, всегда были вместе. Григорий Орлов — великолепный умница военный, объективно довольно средненького, сважем так, таланта, но она из него сделала полководца. Он был ее младше. И тоже любил. И страшно ревновал. С ним она из Императрицы превращалась в обычную влюбленную бабу — плакала по нему, терпела его выходки и всячески продвигала в карьере и материальном благополучии. Она фактически, ради него перекроила себя и свою жизнь — сделав Государственный переворот, взошла на трон ради того, чтоб иметь возможность с ним законно обручиться. Но не судьба. Из-за разных дворцовых интриг они так и не поженились. Хотя у них было, как минимум 3 общих детей. Он ей всегда помогал решать дела государственные, был самым близким его советчиком. Все называли его ее фаворитом. Но фактически они правили вместе, он был ее правой рукой. И левой тоже. Но ее любовь к нему сожгли два фактора его неуменая ревность и увлечения на стороне. Он ее ревновал так, как в высшем обществе того времени было не комильфо. Следил за ней, устраивал ей показательные сцены, мог уехать на охоту и не возвращаться до тех пор, пока она не отправляла свои извинения по поводу его ревности в драгоценной шкатулке. Пришла смс «Ну что, как там твой баскетболист? Уже попал в кольцо? И сколько раз за ночь?» «Французский поверенный в делах Беранже из Петербурга в 1764 году писал о том, что граф держит себя с Екатериной II настолько свободно, что поражает всех вокруг; он не признаёт этикета и общественного порядка, позволяет себе в присутствии официальных персон вольности, «каких в приличном обществе уважающая себя куртизанка не позволит своему любовнику». «В одном из писем английский посол Геннинг замечал, что Орлов ведёт себя с императрицей, как со служакой, пренебрегая всеми правилами этикета и устраивая бурные сцены при посторонних. После склоки граф отбыл на охоту, где пропадал три дня, государыня же всё это время пребывала в отчаянии. Примирение состоялось в Царском селе, куда Екатерина II пригласила Орлова письмом, отправленным в драгоценной шкатулке». Но всему есть свой предел. И Орлов заигрался и не почувствовал, как потерял все — и любимую, и должности, и вес в обществе и финансы. На волне вседозволенности и успеха он начал в открытую ухаживать за очень юной кузиной. Если родственные половые связи тогда никого не смущали, то возраст дамы — даже очень. «А я тоже так могу» Прилетела следующая смс от Дани. Я усмехнулась неоднозначности ситуации. Конечно можешь, Данечка. Именно так ты и сделал, когда завел отношения с Дашей, с молодой Дашей. Но ты на это имеешь право. Так же как и Орлов — ты если и был в моих мечтах моим, то в реальности — свободный и невенчаный. И имеешь право абсолютно на все. Только мне не понятно, что за воспаление мозга на том конце — прежде в таком тоне он со мной разговаривать не смел. Ревнует? Откуда узнал о Дэнни? — А закончилось тем, что приревновав и не сумев пережить увлечения Орлова юной барышней, Екатерина переметнулась к новому фавориту, Васильчикову. Правда ненадолго. Потом пошла вереница других фаворитов — женщина, выходя из отношений с неудачной любовью, всегда старается забыться в объятиях случайных, ничего для нее не значащих, мужчин. Старый и мудрый Люк, как- будто читал ее жизнь, как открытую книгу. Говорят в мире всего 15 сюжетов. И все их использовал Шекспир. Наверное в жизни их и того меньше. Коль мы все, в разные года, разные века двигаемся по одной спирали, заходя на новый оборот, может быть уровнем выше, с разными персонажами, но с тем же концептом. Именно тогда он ей преподнес этот камень. Именно он и стал символом их окончательного разрыва. И символом их безусловной любви. СМС с видео от Дани не прошла. Этери так и не узнала, как он себя подстраховал в понятии «могу забивать», если бы нарвался на ее гнев. Поэтому у нее в голове крутилась по всему этому только одна мысль — и она была смешной и щекотной. Даня ревнует. *** В голове танцует кухня. В ней танцуют Этери — некоторые на коньках, некоторые без. Но все обнаженные. Даня пытается от них отмахнуться, но каждая так и норовит ему залезть плечо и шепнуть: «Данечка, хочу тебя» — это шепчет Этери, сидящая на левом плече в черной короне, инкрустированной черным агатом, и глаза у нее черные-черные и хвост торчит с такой кокетливой, как она сама, кисточкой на конце. «Даня, любимый» — вторит ей Этери на правом плече, в короне с розовым кварцем, перебрасывая на одну сторону, почему-то белую прядь вьющихся волос, и открывая сумасшедше желанную для поцелуев, шею. Болтает ногами в воздухе, хохочет, заливается смехом. «Данечка, Даня, — уже обе хором, голоса сливаются в унисон, — кто я для тебя?» Я? — спрашивает черная на левом. Или я? — продолжает беленькая на правом. Еще один залп. Всё, бутылка ушла. Завтра выходной, можно. Сейчас вас стервы залью и не будет ни одной. А стервы только множатся с каждым промилле в крови. Надо выйти на балкон, втянуть свежий воздух, освежить голову и вытряхнуть всех Этерь оттуда. Он уже видит себя, как он перекидывает голову через перила, и оттуда вниз вылетают все танцующие Этери. В коридор он выходит по стенам и по приборам. В голове полная турбулентность. Но даже в таком состоянии его взгляд цепляется за чемодан. Трофей, завоеванный в честном бою с Драконом. И свою принцессу он тоже отвоюет и у этого Дракона. И у другого. Даня приземляется около чемодана. Гладит его. Ведь она его касалась. Ведь там всё ее. Интересно, а что там внутри? В трезвом состоянии он даже бы и не придумал вскрывать чужие чемоданы и перебирать чужую одежду. Но ведь она ему не чужая? А после того, что он вытворял, даже в последние дни, с ней в своем сознании, он просто обязан на ней жениться, чтоб покрыть позор ее чести. Поэтому Данечка, с полным хозяйским правом, с третьего раза, попав пальцами по собачке, дернул молнию чемодана. Та двинулась на пару сантиметров и застряла. Застряла о вторую собачку. Черт их побери этих собачьих животных, даже на чемоданах, особенно на чемоданах. Дернул, не поддается. Сильнее — тоже. Как и хозяйка — как не дергай не открывается. А ты пробовал, Данечка, по-человечески подойти? Он протянул руку в щель и в пальцах появился кусочек серой ткани. Господи! Оно! Оно — ее серое платье! Или он ошибся? Хмель начало сдувать от слишком интенсивной работы мозга. Надо открыть чемодан! Во что бы то не стало! Где-то были плоскогубцы — надо сорвать замок! Именно в кодовый замок была засунута вторая собачка. Вообще-то в него полагалось вставлять обе застежки, но Этери, как обычно, все сделала по-своему. А на самом деле, просто спешила, собираясь. Так. Нельзя ломать. Что он ей потом скажет, что копался в ее чемодане? Надо попробовать подобрать код. 4 цифры. Обычно на код ставят День Рождения самого дорогого человека. И Даниил Маркович уверенно начал перекручивать колечики на сочетание цифр 0306. Даже ни на секунду не усомнился, что она поставит на код не ЕГО День рождения. Не открылся. Бляха, странно. Даня просто искренне растерялся. А чей? Свой! Ее, то есть. 2402 Снова мимо. Сходил отлил. И, видимо, была причина как раз в этом. Поэтому далее начал вспоминать, когда у Диши именины. Не вспомнил. Точно зимой. Но когда? Похоже, не все то, что ударило в голову было оставлено в уборной при последнем посещении. Даня, максимально пытаясь сосредоточиться, начал вводить буквы на экране телефона. «ДИша, клгдп у ткбя Денег Рожденмя?» Диша поняла шифровку и была как раз в сети. «16 января» прилетело. «Срастбо» — Даниил Маркович был интеллигентно вежлив в любом состоянии. Вежливость не пропьешь. Итак 1601 Щелк. Есть! Сверху лежало оно, фетиш всех Глейховых развратных дум — Этерино серое платье на застежке спереди. **** — Какой будем металл выбирать, барышня? Золото — красное, желтое, белое или серебро? — Серебро — это слишком дешево для такого уважаемого товарища, как наш камень — лукаво начала я, — золото… белое, наверное. Желтое и красное — как-то совсем пошло. — Кстати, — заметил ювелир, — слово «ПОШЛОЕ» появилось тоже при Екатерине Великой. Будучи большой патриоткой страны, наряды она, все-таки заказывала у немцев. То есть, пришлые наряды. А местные, которые она категорически отвергала, назывались наоборот — пошлые. Вот так вот — пошлые и пришлые. Местные и чужие. — Как интересно, — мои глаза натурально зажглись, люблю узнавать что-то новое, — я считала, что эти слова у нас в обиходе испокон веков. — Вот, милая, еще одно слово. «ИСПОКОН». Раньше наши предки жили по КОНу. Руна такая — Како Оно Наше — КОН. То есть, по традициям. Когда в страну начали приходить варяги и приносить с собой новые правила, славяне считали, что эти правила лежат За Коном. То есть местные — По Кону,  пришлые — За Коном. — Законом? — Да, милая, оттуда и пошло слово Закон. Жить За коном — жить по пришлым правилам. — Мистер Люк, вы столько всего знаете! Просто удивительно! — Когда занимаешься своим делом, ты должен о нем знать все! Сделай так, чтоб работа была приятна — и я буду работать, Когда труд — удовольствие, жизнь — хороша! Когда труд — обязанность, жизнь — рабство!  *) — Боже, как потрясающе вы сказали! — Это не я, девочка, это Горький. Есть у него одно, по моему мнению, так вообще единственное стоящее произведение. Там, где жизнь. Настоящая жизнь. «На дне» — Настоящая жизнь на дне? Вы считаете? — У многих она проходит именно там. Надо приложить очень много усилий, чтобы побороть течение, побороться с собой и вынырнуть. Вот в этом жизнь. В руках у Мистера Люка оформлялась новая жизнь для старого, нет не старого, а мудрого и опытного камня. В мудрых и опытных руках. —  Мистер Люк, а зачем живут люди? — А — для лучшего люди-то живут. Вот, скажем, живут столяры и всё — хлам-народ… И вот от них рождается столяр… такой столяр, какого подобного и не видала земля, — всех превысил, и нет ему во столярах равного. Всему он столярному делу свой облик дает… и сразу дело на двадцать лет вперед двигает… *) Вот ты чем, девушка, занимаешься? — Фигурным катанием, — решила я не вдаваться в подробности. — Вот наверняка и у вас в деле есть такой столяр. — Есть, Мистер Люк, — я засмущалась, — на него, двигающего дело, как раз идет сейчас охота. — Так же и все другие… слесаря, там… сапожники и прочие рабочие люди… и все крестьяне… и даже господа. Абсолютно все! Ни одна блоха — не плоха: все — черненькие, все — прыгают… *) Тут я уже захихикала в голос. Вспомнила наш хрустальный мир, моих спортсменов на льду в тренировочной форме. Точно: все черненькие и все прыгают! — Так вот, девушка, все для лучшего живут! Всяк думает, что для себя проживает, ан выходит, что для лучшего! По сту лет… а может, и больше — для лучшего человека живут! *) — А какой он лучший человек? Как не ошибиться? — У каждого он свой. Для тебя — один, для него, — кивает головой на Дэнни — другой. Ты его, когда встретишь — почувствуешь. Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он! тебе — поверит. Он — парень ничего, хороший! *) И мистер Люк отвлекся от камня и так внимательно и с усмешкой посмотрел на меня. — Да, наверное, хороший. Мне кажется, я это чувствую. — Все верно, девушка. Доверяй. Доверяй своему Чувству, Этери. И кольцо, вслед за этими словами, приземлилось мне на палец. После долгой двухвековой разлуки мы снова вместе. — С возвращением, дорогой, — сказала я камню и поцеловала его. И на миг мне показалось, что он стал сиять ярче. Или это была моя улыбка? Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! *) Улыбнулась я мыслям о Дане. Сфотографировала кольцо и отправила ему. Напомню ему, что помню о нем. Что он хороший парень. Что жду от него кольцо. Чтобы не забывал про это. *** Сколько раз за последние дни он расстегивал в мечтах эту молнию! Как он представлял, как в его руках уезжает вниз этот зиппер! А теперь он в его руках. Да только все это было в мечтах ради того, что внутри. Надо в следующий раз загадывать желания более точно. Надо… надо… надо… Надо это чем-то сверху заполировать. Он все так же, пошатываясь и держась за стены, вернулся в кухню. В бутылке пусто. Блять! На трезвую он это не выдержит. Надо перекурить. Сиги — похлопал по карманам и нашел смятую пачку. Он ее выкурил еще под клубом, после драки. В коридоре висела куртка Даши. У нее точно покурить найдется. Нашлось. Но не в пачке, а завернутые в темную бумагу две пяточки. Курил бы Даня до этого что-нибудь подобное, он бы понял, по характерному скручиванию самокрутки, ЧТО он нашел. И озадачился бы откуда у Даши такое в кармане. Но Даниил Маркович, хоть и был гулякой, но ходил по нормальным клубам. Ну или ему ни разу никто из барыг ничего не предлагал. Знали, что спортсмен. Знали, чей спортсмен. Барыги особый народ — знают кому и что предложить. Под действием водки и шпионского адреналина археологических раскопок ценностей из чемодана Этери, Даня даже не совсем понял, что сигарета на вкус какая-то странная. Затянулся прямо в коридоре, сидя у чемодана. Подниматься идти, хотя бы, дуть в форточку, сил не было. Докурив обе до самого скрученного кончика, Даня сгреб в охапку платье и переминая его в руках, словно ища внутри него ее, поднес к лицу и вдохнул ее запах. Платье пахло Этери. Но как-то особенно. Не просто ее духами, а именно ее запахом, который смешивался с легкой нотой зеленого Версаче и чем-то солнечным, радостным и родным. Сколько он сидел так задумчиво и дышал нею, он не помнит. Может полчаса, может час. И вдруг из платья начали выскакивать Этери и стали шалить — вначале бегали по нему и щекотали пятками, потом прыгали на пол и уже на полу начали делиться, как клетки в микроскопе: в секунду из одной — вырастало две, из двух — четыре. И они все были разные. Даня с восхищением смотрел на этот процесс, а по-факту втыкал в пустой пол. Те, что были на коньках, прыгали аксели, другие им аплодировали и танцевали в белых пачках, высоко задирая ноги, все время норовя подсунуть Дане коленки под нос. Приговаривали: «Смотри, смотри, Даниил Маркович, целуй их, целуй, Данечка». Кто-то делал сальто в прыжке, кто-то кувыркался с выходом в шпагат. Все были разные и все были голые. И абсолютно все очень сильно шумели. Даня пробовал закрыть уши руками, но шум никуда не уходил. Они влезали в самое лицо, начинали танцевать перед глазами, хватали его за руки чуть выше запястья и вели за собой. Пришла смс. На весь экран кольцо. На ее руке. «Давай, давай, Данечка, пойдем со мной, я дам тебе забросить в кольцо. У меня есть теперь кольцо. Не ты забросил, не ты подарил. Не ты. Не ты Не ты Не ты» Этери, плясавшие перед глазами, взялись за руки и начали водить хороводы, распевая это «Не ты». Периодически, каждая из хоровода, выпрыгивала ему в глаза, показывала язык и смеялась арлекином «Не ты»! Даня с ревом пытается встать. Сейчас я вас поймаю. Всех. Каждую. Смеетесь надо мной? Не я? Я! Я! Я! Я! Я! — кричал Даниил. Он пытался поймать их, словить их всех. Бегал за ними. Но бегал аккуратно, чтоб не раздавить ногами тех Этерь, которые продолжали беситься на полу — крутить аксели, делать шпагаты и просто танцевать в белых пачках. В руки они не шли, выгибались, смеялись, проскакивали сквозь пальцы. И продолжали дразнить его: Не ты! Не ты! Не ты! Его это начинало уже злить! Даня начал закипать! — Вы почему все голые?!!!!! Перед кем вы тут голыми бегаете?!!! Его искушаете?!!! И он завыл, как дикий зверь, а потом зарычал и начал их ловить уже платьем, чтоб одеть всех. Всех одним платьем. Но получалось плохо. Даня злился. Просто до истерики. Они ему шелестели: Не ты! Не ты! Не ты! А он продолжал кричать им: Я! Я! Я! Я! Я! На эту возню вышла Даша и увидела Глейха с перекошенным лицом, который бегал по всей прихожей, размахивая куском какой-то серой тряпки и дико орал «Я, Я, Я, Я, Я, Я, Я» Даша не успела ничего сказать, как он бросился к ней, наорал на нее почему она ходит голая, кого пытается возбудить своей развратной наготой и накинул на нее эту серую тряпку, которая оказалась платьем и быстро трясущимися руками застегнул молнию. Даша хотела протестовать, мол, всегда, когда она у него дома, она всегда ходит голая. Ей так нравится. И спит голая тоже. Он докричался. Он докричался к ней. Она его услышала. И среди всех маленьких Этерь появились ее длинные обнаженные ноги. Сейчас он ей покажет. Сейчас он её накажет за все её насмешки, за все ее «Не ты» Он ей сейчас объяснит, что только ОН! ОН! ОН! ОН! имеет право обладать нею. Бесстыжая, до сих пор ходишь голая? Тебе мало того, что ты там перед ним утром раздевалась, так до сих пор ходишь и его искушаешь? Давай, надевай это чертово платье, давай же! Вот теперь, вот теперь все правильно. Я! Я! Я! Я! Я! Даня поднимался по ее ногам поцелуями вверх. У него в тот момент было ощущение, что он статуя Иисуса Христа в Рио — большая, мощная, широким размахом рук-крыльев растилается над мирским, мелким и низменным. Он, Даня — истина в последней инстанции! Он — всемогущ! И сейчас он будет учить жить этот мир так, чтобы все было правильно. А она в его руках — это правильно! Это аксиома! Маэстро диксит! Когда он очутился на самом верху, под клёшной юбкой ее платья, понял, что попал в плен. В плен ее запаха. Тут в самом верху, где две ее ноги впадают в океан наслаждения и с ума сводит нежность ее плоти, круто замешанная на ее запахе, он ей сейчас докажет, что только он имеет право нею обладать. Даниил резким движением развел ее ноги и глубоким поцелуем впился в ее губы, периодически, до ее крика, закусывая нежную розовую плоть. Ноги от неожиданности задрожали, потеряли ориентир в пространстве и их обладательница подкосившись съехала по стене на пол. Даню сверху накрыло юбкой ее платья, но не остановило. Он не до конца выбравшись из плена серой ткани, прямо там в прихожей, пригвоздил ее рукой к полу, а второй резко дернул молнию вниз. Как и мечтал. Внизу все пушки были готовы к войне, к взятию крепости. Крепость не сдавалась, брыкалась, обкладывала его крепкими выражениями и даже пиналась, пытаясь выбраться из-под него. Коленом он придавил набок сведенные нею ноги, а свободной рукой — вторая рука держала крепко сверху ее руки — задрал подол, не до конца расстегнутого платья, и забросил ей на голову. Всё! Не видеть! Видеть только то, что он желает! А в платье лежала именно она. Лица было не видать. Ноги длинные — ее! Грудь изящная — ее! Пресс с пирсингом — тоже ее! А значит вся — она! Вся она сейчас будет его! Он ей сейчас расскажет, кому она должна повиноваться, кто ее господин! Он ее накажет, за то что она ходила голая не перед ним! Колено отпускает захват длинных нижних конечностей. Они начинают трепыхаться, жить своей отдельной жизнью. Пытаются его пнуть, задеть. Малышка, ты и так меня сегодня задела. Она что-то орет в платье. Интонации уже не угрожающие, уже молящие. Этери, ты проиграла. Знаешь как сдаваться? Он ей расскажет! Моли о прощении! Моли о помиловании! Она уже почти плачет, всхлипывает. Он, под нижний брейк ее ног, расстегивает брюки. Его достоинство уже готово показывать ей, кто ее достоин. Только он. Его колени разводят ее колени. И он резко в нее входит. Победный рык. Вот так, Этери, надо сдаваться! Только ему! Отныне только он сюда вхож. Только он! Он доказал! Он! Я! Я! Я! Я! Я! Утверждение себя в ней омегой русского алфавита с каждым движением в нее. Движения резкие, не щадяшие. Трудно пробирается сквозь спазм внутренних мышц. Она и там ведет борьбу с ним. Она и внутри себя борется с его утверждением права на нее. С каждым его сопротивлением напор усиливается. Он мужик! Он прав! Он, банально, сильнее! Он прорвет оборону! Он! Я! Я! Я! Я! Я! Работаем дальше! Она кричит. Он ей закрывает рот, как кляпом, платьем. Она выгибается и пытается его сбросить, он только глубже и резче в нее погружается. Я! Я! Я! Я! Я! Темп ускоряется. И сопртивление, уже вроде как, и не сопротивление. Она все поняла! Она утвердила его над собой! Она согласилась с этим его императивом! Она обмякла под ним. Отныне только он твердый, а она — мягкая. И никак и нигде по-другому. Отныне только ОН! ЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ! Диким криком он изливается в нее. И рухнув сверху на тело в сером платье выдыхает МОЯ! Рычит ей МОЯ в область шеи. Чертово платье мешает зацеловать сейчас эту шею до фиолетовых засосов. Чтоб все видели — ЕГО! Он срывает его с ее головы и..... И..... И…… дыханье застревает в легких. Это не Этери. Под ним скуля лежит заплаканная Даша. Даниил не понимает, что происходит. Что происходило? Где Этери? И почему Даша? И почему они валяются на грязном полу прихожей среди уличной обуви и распотрошеного чемодана. От шока сознание начинает возвращаться в его голову… Господи, что он натворил… От ужаса он отстраняется от нее. Выходит из нее… Кровь капает на платье… Даша поджав под себя ноги продолжает плакать. Он в ужасе пятится назад, пока не натыкается на стену…. На воздух…. Голову в порядок. Что происходит? Как ком подкатывает к горлу тошнота. Скорей на воздух. Освободиться. От всего. Освободив желудок, организм начинает освобождать сознание. Теперь тошнит уже душу. Даня опускается на пол на балконе и сидит там долго. Пытаясь прийти в себя и осознать, что он натворил. Все по-прежнему плывет, но крупицы разума уже начинают заваривать правильную кашу в голове. Когда становится немного легче, он встает и выходит в комнату. Надо срочно Дашу, просить у нее прощения. В комнате ее нет. В кухне тоже. Санузел, коридор, кладовая, мамина комната — нигде нет! И только в коридоре валяется платье с каплями крови. Он его берет и зарывается в него слезами. Оно по-прежнему пахнет Этери, только уже с примесью металла. Дышать. Он продолжая дышать через ее платье, дышать ее телом. Выходит на балкон и дышит уже и воздухом. Через два часа, возможность рассуждать здраво, возвращается. Так больше продолжаться не может. Надо что-то менять в своей жизни. Если она ему настолько не дает спокойно жить, надо чтоб давала. Натурально давала. Значит надо, чтоб была рядом. И Даша. Просить прощение. Вымаливать. Зализывать, заглаживать свою оплошность. Надо что-то менять. Может он нею насытится и его отпустит? И он снова сможет жить беззаботно, как раньше, ни к кому не привязываясь? Не сможет. Он точто это понимает. Этери, как езда на велосипеде, один раз освоив — на всю жизнь. Значит на всю жизнь! Пусть! И поскорее! Иначе… Иначе, что дальше, Дань? Будешь растлевать всех похожих на нее? Начнешь бросаться на всех девушек, как маньяк? А в финале что? Изнасилуешь саму Этери, за то, что тебе не дает? Да Дань? Такой конец будет? А он будет, если не остановить это сейчас. Молодец, Даня. Орел! Даня коснулся ладонью о холодный пол балкона. Нащупал дно. Понял. Одержимость Этери можно лечить только самой Этери. *** В постели темной спальни их уже трое. Дэнни обнимает Этери, нежно держа в руках ее руку, и кольцо отсвечивает лунным светом, преломляя его сквозь камень. — Ни у одного монарха в мире не было подобного бриллианта, — шепчет он, целуя ее пальцы, переходя на внутреннюю сторону кисти. — Да, Дэнни, этот камень принадлежал только Екатерине Великой. Дэнни привстает на локте, осматривая ее всю такую внеземную в лунном сиянии: — Ни у одного монарха в мире не было подобного бриллианта. Я о тебе. Моя драгоценность. *) Прямые цитаты из пьесы М.Горького «На дне». Преимущественно слова Луки. Данный персонаж в пьесе выступает, как рупор верховных истин. Поэтому ювелира здесь и зовут Люк.