Чувство ETERY

«У нее на пальце земной шарик. И она его прямо так крутит» Жёсткая «Дольче Вита» — Кушать себе подобных. Если ты ядовита, Значит и несъедобна! — Дед, что за цирк с завязыванием глаз? — говорю я вместо здрасьте заходя в патио, где у бассейна чилится загорелый, довольный жизнью сын гор лет 50. Ну это так он выглядит. На самом деле ему уже под 80. Но если не знать — можно принять за пятидесятилетнего. — А че, напугали твоего Глейхенгуся? Не хочу исправлять Деда. Знаю, что он специально коверкает фамилию Дани. Но если я начну спорить по этому поводу, мой дрогнувший голос все выдаст. А я не хочу, чтоб Дед понимал, насколько мне Данька дорог. Все дорогое отнимается в первую очередь, это психология и стиль жизни Деда. — Нет, просто мне ему будет сложно объяснить, что это было. — Это твои проблемы. Захочешь — справишься. Нахуя ты его вообще с собой потащила? — Он мой муж, — стараюсь произносить как можно тверже. — Мужем он тебе будет, когда на тебе женится. А пока — молодой, зеленый ебарь. Никак иначе. Чтоб прекратить эти бестолковые разговоры я пошла окунулась в бассейн. Я хотела смыть с себя всю эту гадость, которая только что прилетела в сторону Дани. Я прям ее на себе физически ощутила, как будто мы и есть с ним одно целое сплошное тело. Прозрачная вода обхватила меня и казалось, что и на душе стало прозрачнее, что-ли. — Ух красавица, — сказал Дед Арам, когда я выходила из бассейна. Мелкие капли воды стекали медленно, а с ними как-бы уходила и защита от этого тяжелого разговора. «Хер с ним, — подумала я, — чему быть, тому не миновать, двум смертям не бывать» — и прочая народно-фольклорная ерунда лезла в голову. «Раньше сядем, раньше выйдем» И я села на лежак, потянулась приветственно к солнцу. Оно везде одинаково. Хоть в чем-то точка опоры. — Эх, красавица, — повторил причмокивая Дед. — Вот сейчас я бы тебя трахнул. — Так за чем дело стоит?  — лениво промурчала я таким тоном, словно реально приехала сюда вести кокетливые разговоры о сексе, аки о погоде в приличном обществе. — Так вот именно, что дело уже не стоит, — заржал Дед своей шутке. — попалась бы ты мне лет десять назад, я бы… — Так я тебе и попалась десять лет назад, — я перевернулась на бок всторону Деда. А то как-то неловко лежать жопой кверху перед пожилым человеком, который тебе лечит про секс в юные годы. Сняла очки и посмотрела на него внимательно. — Тогда ты была не такая. Тогда ты была старая, черная и носатая. В общем, наша армянская сари ахчик. А еще перепуганная насмерть. — Да, Дед, ты прямо мастер комплиментов. Сейчас молодежь это называет анфакбл. На английском,  кстати. Ты ж вроде как в Америке живешь и вроде как под молодого косишь? — Я засмеялась самым змеиным из своих смехов, — будешь теперь знать анфакбл женщины — туда, а факбл — сюда. Смотри не перепутай. — Помощнику моему расскажешь. У меня такими делами занимаются специально обученные люди. — Кстати, не забывайся, фамилия у меня-то грузинская. — И много тебе дали твои грузины? — задал Дед риторический вопрос. Понятное дело, что никто на него не будет отвечать. Кто и сколько мне дал, это только мое дело. «Зато вы мне много дали, — подумала я вполголоса про себя, — спасибо, что живой вернули тогда в восемнадцатом.» Дед потянулся за стаканом и на полпути будто вспомнил: — Плохой я хозяин. — Есть такое дело, — перебила я его, — хамишь гостям с порога. — А ты перебиваешь пожилых и уважаемых людей, — парировал он мне погрозив пальцем.- А я тебе, между прочим, доброе дело хотел сделать. «Помню я ваше добро, блять. В прошлый раз полгода залечивала. Суки» Но вслух я только улыбнулась. А Дед продолжил. — Хотел тебе предложить выпить. А то вроде как гость дома, а я не угощаю. Возле меня уже нарисовался мальчик в строгом костюме, ожидая мой заказ. Интересно, это я ему должна была проводить ликбез по факабельности для Деда? Но пока я его просто пожалела. Такая жара, а он в костюме. И молчит же, улыбается.  Да, похоже в этом доме никто не говорит то, что думает. Вот как Деду при его то деньгах жить в этой атмосфере всеобщего обмана. Зачем было стремиться к тотальному богатству, если тебя за человека сейчас не держат: кто врет со зла, кто со страху, кто лебезит. Где эта грань между сытой жизнью и потерей себя. Наверное, это происходит постепенно и ты не чувствуешь. Неужели и со мной так себя ведут? Мои дети заглядывают в глаза и спорят кто будет стоять рядом на фото, только из-за того, что я способна почти гарантированно привести на пьедестал? Неужели их родители мне наперебой носят подарки и благодарят только тоже по причине возведения их чада к медалям? Они да, конечно да. Такое. Проехали. Это нормально. А Даня? Неужели он тоже со мной только потому… Блин. Эту мысль я даже додумывать не хочу. НЕ ХОЧУ. ТОЧКА. «Не хочешь?» — ехидненько поинтересовался внутренний голос. «Значит знаешь правду, раз не хочешь ее себе озвучить». Нет. ПРОСТО НЕ ХОЧУ. — Красавица, ты че задумалась? — вытолкали слова Деда из философствований. — И перестань жрать губы, что за дурная привычка, их тебе качественно сделали, не испорти. Да нет, в этом доме таки правду говорят. И говорит ее только Дед. Дед-правдоруб, сука. Интересно, чем он меня еще сегодня порадует? — Порадую тебя, красота моя, сегодня, — заказывай коктель, — весь бар народов мира в твоем распоряжении. — Воду с лимоном, пожалуйста. — А покрепче? — Не пью, Дед. Для кожи вредно, — отвечаю свою стандартную отговорку. На самом деле просто хочется сохранить в этой беседе трезвый разум. — Ты чё выебываешься, — заводится Дед, — да тебе кроме как у меня больше нигде в стране не нальют! — Чего это? Ты прибрал к рукам все бары Америки и теперь мне там огласят бойкот? — Грубо льщу я Деду. — Да ты и так уже себе морду натянула, как кожзам на табуретку. Выглядишь уже младше своего Глейхенгуся. Лет на 20 примерно. А алкоголь у нас с 21 года продают. — И Дед опять сам себе заржал на удачный, по его мнению, стендап. — У вас с 21. У нас с 18. Вернусь в Россию — там обязательно напьюсь. Дед глянул поверх очков. Я добавила — За твое здоровье. — Это правильно. Старших надо уважать. — Так, Дед, мою внешность мы уже обсудили. Давай твою. — Меня надо было лет 20 назад обсуждать. «Ок, разговор пошел по кругу» — Дед, что ты от меня хотел? — начала я без перехода. — Лсир индз, — сказал Дед по-деловому. Я обратилась в слух. — После Сочи Главный DEAD решил делать Сочи везде. «Надо же, и на Деда есть свой Главный Дэд», — подумала я. А Дед продолжал. — Настроить ледовых арен, катков, стадионов. А к ним инфраструктуру для туристов, спортсменов и обслуги — гостиницы, дома, рестораны, казино и главное Дороги — автомобильные, ж/д, авиасообщение, порты, мосты там хуесты разные и дороги для всего важного, что идет через них из Азии.Ты ж понимаешь, им сирун, это все колоссальные деньги. Которые вылетят из казны и благополучно осядут в карманных фирмах-подрядчиках, которые будут воплощать в жизнь эти города спорта. А на этих стадионах должны выступать те, на которых простой охлос пойдет молиться, а не задавать вопросы на хуя на это дерьмо было потрачено столько денег и в чьи карманы они ушли. Нужен новый пантеон Богов. Ну и чтоб новую Олимпиаду привезти в страну. В Уфу на 2030. Тоже не помешает. Конечно же Ротенберг первый отжал это бабло себе. Решили начинать через батуринскую Янку, они давно знакомы и работали в хорошей связке по недвижке и другим каналам, пробивали Янкиному наркоману залы и тендера на гос.праздники, пока тот не снюхался совсем и стало совсем нечего возить. Но Янка баба прохаванная, такой шанс не упустит и как раз есть свой фигурист карманный. И для Ротенбергыча тоже успех. Плющенко еще помнят и на нем можно делать бабки.В общем, решили они склепать Голливуд на имени Янкиного питомца мужа. Взяли первый транш под реализацию проекта. Купили все, нагрибовали всех. Но как всегда феерично насрали себе в ладоши, да еще и похлопали. DEAD недоволен, время идет, деньги сыпятся, а результата как от ваших русских нанотехнологий. И то, что Аркаша уже себе примерился в карман положить на всех этих уебищных строительствах инфраструктуры, кажется скоро пролетит мимо. А я ему еще тогда предлагал поделиться, и я б ему тебя отдал на этот проект. Но жадность фраера кажись сгубит. Ну и хуй с ним. Зато у нас сейчас есть возможность перевести все эти потоки на себя. У нас, — Дед показал головой наверх, — сейчас тоже все зыбко. Мне сообщили, в Капитолии идет к Новому году большой передел. А значит и у вас. И Аркашину поддержку накроет большим амджиком. А тут мы такие в белом пальто, — Дед опять дико заржал, — Наши люди в новых командах никому не дадут это бабло увести, сила крови, знаешь ли. Но и мы должны быть убедительны — к времени когда начнется передел, март 2021, где-то так, к хреням ебучим раскатать этот цирк на льду от Плющенко, чтоб у Ротыча даже зацепки не было открыть хавальник на спортивные бабки. Ну и надо еще уважить акпер джан в новых командах и здесь и у вас, а не так как ты сделала на Олимпиаде в 2018. Если уважим как следует, как у нас говорят, когда мой хуй твердый — сердце мягкий, проси что хочешь. Короче, красавица, если все сделаешь правильно, наши ребята переведут все потоки под нас. Год у тебя где-то есть. С медалями должны быть твои барышни, а с золотом наши девочки. Этого гандона Плющенко и его выскребышей не должно быть на пьедестале. Максимум бронза. Это ни о чем. На всех стартах, за которыми следит DEAD — Чемпионат России, Чемпионат Мира, Трофи. Европу проводить не будут. Вижу твой вопрос, какие твои интересы. «Хотя я молчу и не перебиваю Деда» Во-первых вопрос в корне не корректен. Твой главный интерес реабилитироваться за Сочи. И как конфетка для тебя, чтоб сильно кисло не было, когда потоки пойдут на нас, на всех уже существующих ледовых объектах и на том, что построим в залах катать будешь ты. Не на кассу, а за бюджетные денежки. Может и каток тебе личный построим, имени тебя. А не справишься, твою мемориальную табличку закажем на Хрустальный с красивой датой 2021 года, — Дед снова начал свой ебучий «Камеди клаб», — Ду индз асканум эс? — Асканум эм… Как я поняла поток охерительных историй из уст Деда был закончен. Что ж. Пускать на колбасу прямо сейчас меня никто не собирается. Уже выдыхаем. Дед пристально не смотрит на меня. А я на него, но ответить надо. — Задачка, конечно, со звездочкой. Но при твоих, Дед, ресурсах и моих ресурсах, мой пьедестал, чисто теоретически, технически выполним. Только что делать, кунац меймун, с вашими девочками?  Где я их найду? От каких армян нарожаю за год?  Ту, которая могла это все сделать вы у меня забрали. Да и остальных вы позабирали. Вот даже малыха Петросян готовит уже лыжи. Вне контекста нашего вопроса — хрен с ними. У меня полна беседка. — Не кипятись. Мы тогда поторопились. Девочку вернем. Да и у Брайяна она, почему-то совсем слетела. — Почему то????!!!!!! Почему-то, блять!!!!!!!  Они не знают почему!!!!!! Незнайки вы, гребаные! А потому, что я БЛЯТЬ их еще и тренирую.СУКА! По 12 часов в день. Без передыху, год за годом. Вынимаю с них и с себя кишки и жилы, чтоб они стояли на этих пьедесталах и им не стыдно было смотреть в глаза людям. Делаю из них лучших. Чтоб они вертели на пальце всю историю мировой фигурки. А не только развожу мешки с деньгами по Москве. Если для вас это новость, я ТРЕНЕР, а не говно собачье, как ваш Плющ. Заебали вы! Я не выдержала и вылаяла все это Деду в лицо. Развернулась и с разбега плюхнулась в бассейн. Каждый раз, несмотря на полные пьедесталы своих учениц, мне каждому говну приходится доказывать, что ТЫ стоишь этого ЗОЛОТА, СЕРЕБРА, БРОНЗЫ, а не их ебучие деньги. «Каждый раз сходя с пьедестала, ты никто, ты заново должен доказывать все миру» А я должна это доказывать им всем, даже не слезая с этого пьедестала ни на один сезон. Вдох-выдох. Плывем. Психанула я. Нельзя было. Не то место. Не то время. Не те люди. Дед вроде сидит смирно. Переваривает? Выхожу из воды. Дед сидит довольный, как будто я ему тут не матом «за советскую власть агитировала», а комплименты рассказывала. — Я думал вода зашипит, когда ты нырнешь, — ржот Дед, вроде не сердится, — по 12 часов в день, говоришь, тренишь? — Дед потягивает коктейль, — Надо будет повидать твоего Гуся, сказать ему, что завидую: такая женщина, которая способна орать по 12 часов на катке матом, в постели явно не будет бревном. Или ты там выорешься и на постель уже времени не остается? — «вечер в хату, комедиантам».....иначе я это уже не могу комментировать. — Радт каши, не твое дело. — говорю на улыбке беззлобно. — Господи, эта женщина еще и армянский мат знает. Ты бесценна. Пока я плавала в голове уже выстроились логические цепочки. — Значит, Дед, смотри, — беру я блокнот с паркером, которые появляются возле моего стакана с водой, значит Дед понимает, что пока я плаваю, плююсь желчью в него, я кручу в голове варианты, как земной шарик на пальце. Первое: времени мало, а значит придется работать с тем материалом, что есть. Что уже заявлен на эти старты. Хотя дозаявить, при больших желании и возможностях можно, но бессмысленно. Взять татарский пул, хоть ты его и не любишь, но Валиева объективно лучшая. Она и будет основной на 2022 год. И на России будет она. Но на Мир, она по возрасту не попадает. Загитова — это уже не спортсменка. Это фантик шоу-бизнеса. Но она нам нужна будет на шоу. «Эх жаль, думаю, что Ками пролетает, так можно было бы совместить и волков и овец, да каких в жопу овец, волков и шакалов, и спать спокойно» Поэтому тут мимо. Нет смысла стрелять в России, чтоб потом на Мир не выйти, а с Мира идет отбор на Трофи. Далее. Трусова, Косторная, Щербакова. Все заявлены. Трусова ненадежна — блестяще откатает все прогоны, но при всех грибах в последний момент из-за нервов самыми глупыми ошибками сорвет все. Трусова — как рулетка: можешь выиграть все, а можешь проиграть. И эта ее способность нам тоже поработает на результат. Косторная. Сам понимаешь, этим материалом я играть не буду. И ты тоже. Мир фигурки узок, и один раз испортив связи, ты их никакими деньгами не восстановишь. Остается Щербакова. И, Слава Богу, она вам вроде как не чужая. Стас со своим агентством вроде под вашими ходит, — Дед кивнул. — И матерал благодатный. Правда, скорее всего, не многоразовый. Но нам важно эти этапы пройти, а дальше все от нее зависит. Как видишь, придется работать с чем есть. Больше ты из меня не выжмешь. Можете меня, конечно, кибенизировать, да только от этого результаты не появятся. Обращайтесь к другому тренеру, у которого есть ваши девочки. Да только без толку — основные участники стартов уже заявлены. Если вы на телеге ввезете срочно кого-то своего, это будет очень грубо, появятся вопросы. И пересрут вам всю игру. Там, где большие деньги надо играть тонко. Вариант взять мне вашу девочку от другого тренера — тоже не вариант. За год с нуля чемпионов не делают. А все, что приходит ко мне, по сравнению с тем, что на выходе — это ноль. Теперь ваша канадская подруга. После Брайяна — она кусок мяса в нарядном платье. Нею можно кормить публику, но не судей. Она уже не спортсмен. Тем более возраст уже пенсионный. Нет, при большом ее, моем и твоем желании мы ее подрихтуем в соревновательный вид, но нужно время, много времени и Олимпиаду не гарантирую. Будет вам наука на будущее. Спортсмены вам не игрушки, а тонкие механизмы, которые я ращу с любовью. Да, да Дед, с любовью к этим детям. Говоря прямо в глаза, что золото 2022 не светит — это тоже любовь к ним. Чтоб не очаровывались, падать потом больно. Пахать надо на здоровой лошади, а ставить на перспективного спортсмена, а не на «нашу девочку». Так что, говорю как есть — Олимпиада 2022 не ваша. Если сделаете выводы и перестанете лезть плоскогубцами в материнскую плату моего компьютера, будет вам на 26 год ваша девочка чемпионка, она как раз по возрасту успевает. Только прекратите эти игры «дам — не дам», «отдам — заберу». Так чемпионов не вырастит вам никто. Хоть пересажайте всех тренеров в ваши подвалы. — Не обижайся, дочка. Мы тогда тебя только попугали. Хотели бы научить, ты отсюда бы не вышла. Или вышла, но не на своих двоих. Но мы были не правы, — сказал Дед и вышел. Наверное советоваться. ..... А я закрыла глаза и ощутила себя двумя большими резаными пульсирующими шрамами вдоль позвоночника. Все знают мою историю со взрывами, и следствием того, что я боюсь темноты, громких звуков, что у меня есть какие-то шрамы где-то там. Но никто кроме меня, Деда и Дани не знает, что эти все огрызки не травмы моих юных лет в Оклахоме, а ужаса пережитого в 2018 году в этом милом доме. Когда меня из аэропорта сюда притащили, как собаку на цепи. 4 дня слились в сплошное полотно, когда сознание то уплывало от адской боли, то возвращалось, чтобы почувствовать эту боль. 4 дня на грязном полу в собственной крови и нечистотах. 4 дня они меня били, насиловали и резали. Натурально так ножом по спине. Все пытались выбить из меня признания, в угоду кому я продалась и слила девочку. А я понимала, что хуже уже не будет. И пока я молчу — я жива. Если открою рот, либо они меня здесь убьют, либо там, но другие. Я была уверена, что отпустят. Что надо продержаться — по лицу меня не били, руки-ноги не отрезали и даже не ломали. Если потом меня помыть и одеть, внешне все будет выглядеть прилично. Так я и поняла, что это не конечная точка, и я им еще нужна, не просто живая, а трудоспособная. Этим и держалась за жизнь. Потом так и случилось. На излете четвертого дня меня раздетую, грязную, раненую, избитую протащили на железной цепи по траве и дорожкам особняка и бросили тут у бассейна. Тащили потому, что от голода и обезвоживания я уже была в полузабытьи и даже идти не могла. Тут у бассейна с Дедом восседал еще какой-то мужик, под стать Деду. Они ржали, надсмехались надо мной, но подходить брезговали. А я, радуясь, что они так заняты собой, пыталась подобраться ближе к бассейну, чтобы перевалиться через борт внутрь. Хотелось только одного: воды, чтоб хотя бы губы смочить. Но бассейн был далеко, а система полива газона близко. — Любимый напиток Этери Георгиевны? — Красное вино? — Вода! Вода из поливочной системы газона стала для меня самым вкусным напитком, который я помню на всю жизнь. Когда я смогла дотянуться до этих капель, несмотря на боль я тянулась к ним, они стали для меня амброзией. Смочив губы водой, даже немного попало в рот, я лежала под американским солнцем и вдруг почувствовала, что боль удаляется на второй план, все удаляется на второй план в какой-то трясущейся дымке, в голове зазвучала такая музыка, словно она мне была родная и я ее ждала всю жизнь. Я поняла, что ухожу. Господи, почему сейчас? Я же терпела, сражалась, я могу еще бороться, Господи слышишь, оставь сил моему организму, я не для того терпела весь этот ад, чтоб сейчас взять и уйти, перед финишем. Все дело в физике — силы остались бороться только в голове, соматика сдавалась. Через не могу, как моим спортсменам когда-то говорила. И последнее, что я услышала краем угасающего сознания: " — Не мучай девку, Дед. В спорте бывает так, не всегда угадаешь, не все зависит от тебя. Ну отплясала татарка лучше. Может то случайность. Может действительно девка не при чем. — Она, эта татарка, не должна там была быть вообще! — Ну это уже ее прокол, да. Но девка вроде неплохая, и урок выучила. Она его еще отработает. Она нам будет полезней живой, чем если ее замордуешь. Тогда вообще игру придется сворачивать или годы тратить, чтоб такую же найти и вырастить. Надо уметь проигрывать, Дед. Да и не на последние деньги играешь. Я ж когда тебе проигрывал не мочил все пешки вокруг. — С чего вдруг такой ласковый. Давай, отдавай мне свое очко за игру и забирай свою бабу, раз она тебе так нужна. Вопрос не в проигрыше. Там бабла тьфу, поржать. Не люблю, когда меня наебывают.Она строит из себя писю вазелиновую, типа не причем. Татары перекупили эту обезьяну. Татарам она за деньги продалась. И не сама, а меня продала. Так, что не татарка случайно сплясала на золото, а эта дура решила нас переиграть. — Дед, не пыли. После того спа, что ты ей устроил в подвале, тебе бы и спецназовец во всем признался. А какая-то тощая баба и полчаса бы не выдержала. А эта смотри хрипит, но не признается». «Вода. Много воды. Пить. Господи прости меня грешную, я многое не успела сделать, позаботься о моем ребенке ей расти без матери, без отца, без никого. Но… вот оно тело в гематомах. Трогаю своими руками, свои губы. Болит. А там, говорят, боли нет. Лежу в каком-то белом помещении. Значит, все закончилось? Я жива? Я выдержала?» Меня помыли, доктор обработал раны, заклеил порезы, перебинтовал ребра. Потом одели, молча отвезли в аэропорт. Даже отдали мой чемодан. И перед отлетом, человек из сопровождения дал трубку: — Барев, красавица. Я старый человек, если бы меня можно было обмануть, меня бы уже не было на этом свете. Я тебе не верю, что это была случайность. Еще рассчитаешься со мной. Потом. Я дам знать. Как я не сошла с ума после такого? Слишком хороша была наука. Я билась тогда за жизнь не для того, чтоб рефлексировать, когда мне ее подарили. Я даже не плакала потом. И даже подпустила через какое-то время Даню к себе. Было страшно, что на уровне соматики тело отреагирует и больше не даст к нему прикасаться мужчинам. Но все прошло гладко. Это тренированная психика спортсмена, когда ты сознанием можешь подчинить и даже поработить тело. К психологам тоже не ходила. Я не хочу об этом говорить. Забыть это не получится, факт. Но я хочу одного, чтоб это со мной больше не повторялось. Может, когда-нибудь, эта травма меня догонит и меня накроет и сознание полетит к чертям. Но если это и случится, я подумаю об этом тогда. Если смогу соображать, конечно. — Барев, красавица, не грусти. О чем задумалась? — Дед вернулся. Довольный. Значит, есть вероятность, что все пойдет по моему плану. — Я не задумалась, я отдыхаю от перелета, — не буду же я с Дедом обсуждать события двухлетней давности. Тем более не буду ему признаваться, что они меня не отпустили. — Если бы меня можно было обмануть, меня бы уже не было на этом свете. Ты слишком громко думаешь. Я не ответила. Не обязана. — Значит так. Работаем по твоей схеме. Щербаковы нам не чужие. Главное — это золото на всех трех этапах и не дать поднять голову плющовой гидре. Малую Петросян развернут, никуда не уйдет. Готовь ее на 2026. Мы вмешиваться не будем. Девочку от Брайяна вернем. Посмотришь ее, потом подумаем куда ее пристроить и что с ней делать дальше. Финансирование и под нее, и под Щербакову и под Петросян будет. Под каждую. В двойном размере. — Не надо в двойном. — Не выебывайся. — В тройном. — Мамат кунем...... пусть будет. — Есть уже мысли как нам все решить. Вот здесь — пишу я на бумаге, — то, что мне надо. Это накладные расходы, возможно надо будет еще. В любом случае, потом отчитаюсь за них. А это, подвела две черты — лично мне. Дед посмотрел. Показал на цифры до черты: — Приемлемо. А ты не охуела красавица — показал он на то, что после двух черточек, — мы говорили с тобой о тройной сумме, а ты что написала. Тут четверная. — Я художник. Я так вижу, — мило я улыбнулась деду, — чтоб добиться результата, надо делать уже четверные. Не знаю понял мой юмор Дед или нет, но 50% задатка по моим согласился дать сегодня, плюс все накладные расходы. — Бери сейчас, — сказал Дед, видишь, что в мире происходит, неизвестно когда увидимся. Небо то перекрывают, то открывают. «Век бы тебя не видела» — Слушай, не скромничай, таким как ты крылья не обрежут. Уже на выходе, когда мальчики затаскивали сумки с деньгами в багажник буса, я спросила Деда: — Надолго этот цирк с масками? Дед подумав изрек куда-то вдаль: — Да, будет… но нам не помешает. И ушел напевая «Жизнь невозможно повернуть назад», так и не попрощавшись. Все время, что я была у Деда в машине с Даней оставался человек. Вернулась я ажитированная, в подвеяном истерично-радостном настроении. Напряжение, которое предшествовало поездке начало давать о себе знать. Когда парни перетаскивали сумки с деньгами в багажник нашего авто Даня спросил, что это, а я ему весело пропела мультяшным голосом: — Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании, фигурной такой компании, огромный такой сюрприз. Ехали назад уже не молча. Я была за рулем, открыла окно, ветер трепал и нафиг запутывал мои волосы, а я дурным голосом орала во всю мочь на мотив Дедовой песни: — Фааарш невозможно провернуть назаааад, — и сама себе смеялась. Прервал это истеричное караоке Даня. — Остановись, — приказал он. Мы вышли на обочине в безлюдном месте. — Ори! — таким же безапелляционным тоном. И я его послушалась. Я обещала его слушать и слышать, там на балконе в Граце. И я орала. Что не помню. Помню, что долго, на пределе сил, приседая от усердия, словно беру неподъемный жим, сжимала кулаки. И я орала. После грома с молниями всегда идет дождь. И он пошел. По моим щекам. Молнии впивались уже в Даню, он меня держал крепко обняв, а меня все колотило и колотило. А потом ничего не помню. Даня сказал, что меня вырубило. Я обмякла на его руках. И даже в бессознательном состоянии из меня лились слезы. Когда я очнулась мы уже ехали. Даня был за рулем, я лежала сзади укрытая каким-то пледом. Он его купил, заехав на заправку. — Привет, — сказал он так просто, словно и не было всего этого дня. — Привет-привет, — ответила я. — Перекусим? — Угу. — Я видел, там в сумках..... — Деньги. — Да, много денег… Помню, в голодные 90е, мы с мамой сходили на Киевский вокзал покупать сало. Его возили тетки в таких же клетчатых сумках… — Как видишь, ничего существенного в мироздании не изменилось. Тогда возили сало, чтоб выжить, а я вожу грибы. И мы посмеялись. И как-то легко стало дышать, как после дождя. Мы ели какой-то бургер. На двоих. Даня вытер мне соус. — Ты Мурзилка. — Угу. Потом в пути, он все-таки решился. — Ты не подумай, я не чурбан. Я все вижу. И что-то даже понимаю. Но я обещал тебе, ничего у тебя не спрашивать. И обещал, с понимаем относиться, что я у тебя на третьем месте, после льда и дочери. — Учишь, учишь, одни двойки… Ты у меня золотой. Не выдумывай. И ты у меня никогда не был бронзовым призером. Ты, Диша и лед для меня неделимы. Вы у меня, если хочешь, в командном соревновании, безоговорочно на вершине. — Ты молодец, что одна не поехала. Ты бы не выдержала. Я по-прежнему рядом. Спасибо, что пустила меня так близко. — Пока я была у…пока меня не было, что ты делал? — не знаю, как спросить, не обижали ли его товарищи, которые остались с ним, пока я ездила к Деду. — Я запилил пост с твоего аккаунта о пользе масок с фоткой всех наших из Хрустального, естественно все в масках были. Локацию поставил — Москва. — Молодец. — А то там уже начали разгонять тему, что Тутберидзе покинула Россию и возвращаться не собирается. — Там, кстати, в багажнике и наше есть. И много. — Твое. — Нет, наше. Я тебе потом все объясню. Впереди большая работа. Если ты, конечно, захочешь… — хотела продолжить, вляпываться во все это. — Конечно захочу! Я тебя хочу везде. Даже когда ты там на поле орала, я думал может тебя поцеловать, чтоб ты заткнулась? Юмор снял все напряжение. — Дань, я серьезно, ты еще можешь спрыгнуть… — Этери, у нас сейчас скорость под 90. Если я спрыгну, ты меня будешь долго лечить, а потом бросишь. Кому нужен хореограф с поломанными ногами? — Вот же ж придурье, — хохотала я от счастья и целовала Даньку в макушку. С заднего сиденья я дальше не дотягивалась. Я ему была очень благодарна за то, как он снял эту ситуацию. Как обычно, юмором. Любовью. И именно это мне сейчас нужно было. Серьезных разговоров я бы не выдержала. Мы клялись тогда в Граце слышать друг друга. И мы слышим. Это такое счастье. — А поехали кутить! Купим твоей женщине весь бутик Луи Виттона. И напьемся. — Тогда у нас все, что в багажнике сопрут. — Не бойся, за нами приглядывают. Но фокус не удался. Все торговые центры Америки уже закрылись на карантин. Даже напиться толком не получилось. И мы поехали к Дише. Прожили вместе с ней и Глебом неделю приятной пенсионерской жизни. А потом я Деду заказала чартер до Москвы. На все наезды прессы, что я была в Америке, я аппелировала, что если бы я была там, то сейчас в разгар чумы, я бы вернуться не смогла. И все сошло на нет в режиме привычных непроверенных слухов.