Что было дальше?

Сабуров никак не мог объяснить даже себе, почему ему хотелось быть честной с девушкой во всем. Хотелось просто рассказать ей всё, излить полностью душу — причем настолько полностью, что страшно было, — пятнами краснея, как провинившийся ребёнок. И горло и грудь прямо давило, как хотелось. Но и не хотелось в то же время от стыда, и давило ещё сильнее. — Красивые серёжки, — заметил он, кивая на большие серьги в виде китайских драконов. Небось, она сама ещё и костюм мне придумала, усмехнулся про себя вокалист. — Спасибо, обменяла у подруги на бутерброд с колбасой. Сабуров засмеялся: неплохой обмен — серёжки на колбасу. Дальше они ехали молча. Выглядит она сегодня изумительно, всё думал вокалист. Конечно, внешность, одёжка — всё не главное и порчее, но ах! как ей идёт это платье, и укладка, и глаза так искренне блестят, и вздернутые уголки ярко-красных губ… Её брови всё играли каждый раз, когда Чаки переходила от одной мысли к другой. — Остановись здесь, пожалуйста, — попросила вдруг кабардинка, убавив громкость радио. Её взгляд пусто уткнулся в бардачок. («Но ехать осталось два дома…») — Я знаю, подожди минуту, я нервничаю. («Почему?») Если я опозорюсь? И Джурсик, он… Он же насмехаться-… — Даже не думай об этом, Чаки. Он не посмеет, а если и посмеет, то… не будет его больше, понимаешь? Встала и пошла — ты главная корлева этого вечера! — Нурлан… Он перегнулся через подлокотник и, косновшись её губ, уверенно и глубоко проникал языком. Масаева, ахнув от неожиданности, тут же закрыла глаза, отвечая на долгий поцелуй и обхватывая его лицо руками. — Ты моя королева, — шептал парень, уткнувшись носом в её щёку. — Нурлан, я… люблю тебя. — А я люблю тебя, Чаки. Она вновь наклонилась к его губам.

***

Быть выше. Быть лучше. Когда они подъехали к дому американца, то у входа стояло человек семь. Слышно было Стаса Вареника и ещё нескольких человек, купающихся во дворе в бассейне, а основная масса, вероятно, была внутри. Сабуров пренебрежительно нагло и нахальность, жуя орбит без сахара, натянув очки на самый кончик носа и смотря на окружающих поверх них. Он открыл дверь девушке и, подав ей руку, помог выйти. Чаки всё нервничала, но старалась выглядеть крайне презентабельно и снисходительно улыбаться другим гостям. Вокалист открыл дверь и пропустил шатенку вперёд. Все взгляды приковались к ней.

***

— Ты уверен, что надо мешать пиво с пуншем? — Чапарян осуждающе смотрел на друга, но с остальными товарищами продолжал закрывать его спинами. — Сначала делаем, потом думаем, — Лёха аккуратно вливал вторую «Балтику 9» в глубокую чашу со сладким напитком. — Забыл что ли? Басист закатил глаза. Макар болтал ни о чём голосом из видео про «Аннигиляторную пушку», перебиваемый Рептилоидом — «Ну давайте в бассейн уже?» Тамби всё оборачивался на сестру, то восхищаясь тем, как она замечательно выглядит, то размышляя о своих двояких ощущениях по отношению к её улыбкам и кокетствам с Нурланом за барной стойкой — больно и радостно, печально и весело. Подошли Эмир в каком-то дешевом дешевом костюме и парике и возмущающийся Детков: — Не, ну, парни, вы слышите это вообще? Из Мудака ведущий, как из говна — конфета! (Щербак согласно бормотал.) — Эмир, ты кто? — Масаев свёл брови. — Польски упирь, — он упёр руку в бок и улыбнулся. Тамби перевел взгляд на прошедшего бармена. Серёжа, почесывающий затылок, ничем не отличался от задрота — огромные мешки под глазами, бледная кожа, — только то был грим и на шее с поечом было два укуса. — А «Что было дальше» не хочет спеть нам несколько песен? — вдруг вставил американец. Участники группы, Эмир, бармены и Чаки с недопониманием глянули на Жоржа. Лёха дёрнулся и сделал вид, будто пьёт пиво, а не что-то там. А публика поддерживала Джурисика криками и улюлюканьем. Даже Стас Вареник с компанией вылез из бассейна и присосался к стеклу французских окон. Сабуров глянул на ЧБД, мол, ну, пойдёмте, раз такая пляска. Парни против не были, но выглядели рассеянно. Они поднялись на сцену.