Под взаимным притяжением

Не проснувшись до конца, правой рукой провела по простыни позади себя. И, конечно же, никого там не обнаружила. Я так и не решила — относить данный факт к достоинствам или недостаткам этого мужчины, но Гидеон всегда (всегда!) просыпался не позже восьми утра. Не имело значения, во сколько мы легли, был ли сегодня выходной, и как сильно он вчера устал. Иногда я задумывалась: а не скрутил ли все-таки Фальк андроида из гаек и лампочек? Но каждый раз самый чувственный, эмоциональный, порой импульсивный, живой, в конце концов, из известных мне людей доказывал обратное. Тем, с какой легкостью он мог рассмеяться, а потом и пошутить сам, как иногда он всерьез злился, если что-то у него не получалось должным образом (согласно внутреннему перфекционисту). Был ли Гидеон идеальным? Красивым до перехватывания дыхания, умным до легкого стеснения у меня, если я терялась в разговоре, невероятно-соблазнительным до дрожи в коленях. Все это — тысячу раз да, но не идеальным. Взять хотя бы эту его привычку — просыпаться раньше и уходить из постели, будто так и надо. Ни нежного пробуждения от его поцелуев, ни хотя бы утренних объятий ждать не приходилось, не говоря уже о том, чтобы часок-другой поваляться вместе, никуда не спеша, с мыслью «и пусть весь мир подождет». Еще в школе, по собственным словам Гидеона, он выяснил, что самые продуктивные для него часы — утренние, поэтому без зазрения совести вставал, завтракал и отправлялся в кабинет: читать, готовиться к зачетам, писать курсовую или делать ещё что бы то ни было. И в те редкие моменты, что мне удавалось переночевать у него, установленный порядок он нарушать не собирался. Ну и ладно, ну и не очень-то и хотелось. Зато у меня всегда была возможность юркнуть сразу в душ, а уже потом прийти на кухню, где ждал Гидеон с завтраком. И за это можно было закрыть глаза на любые его привычки. Ведь он слышал каждый раз, как я открывала кран в ванной, и специально шел готовить яйца. Глазунья, омлет, пашот, шакшука, вареные всмятку, бенедикт, фриттата, тортилья. Боюсь, я не смогла бы перечислить все варианты даже под пыткой. Но одно было точно: Гидеон знал великое множество рецептов из яиц и не переставал меня удивлять. Другой вопрос, что готовить он ничего не любил. Ну, кроме этих самых яиц, поэтому остальные приемы пищи предпочитал вне дома или обходился уже приготовленной чужими руками едой. Но эти выходные завтраки… Я действительно иногда ощущала, что это было своеобразным извинением за раздельное утро. Водяные струи приятно бодрили, а в сочетании с ароматным гелем для душа Гидеона — вдвойне. Наверное, будь моя воля, я бы пользовалась им каждый день — с приятными нотками сандала он напоминал, пусть всего и частичку, но всё же запах лучшего мужчины в мире. Однако странно было бы, если бы от моих волос и тела пахло мужским гелем для душа. В выходные же — можно всё! А еще можно позволить себе надеть его такую удобную рубашку, тихо пройдя обратно в спальню в полотенце, обмотанном вокруг тела. И — самое любимое — почти незаметно подкрасться к нему сзади, стараясь бесшумно ступать босыми ступнями по полу, и уткнуться носом между лопаток, крепко обняв за талию. — Доброе утро, — промурлыкала я, упиваясь ощущениями. Мышцы на животе Гидеона непроизвольно напряглись от прикосновений моих прохладных пальцев. Сам он в это время нарезал томаты-черри. — Доброе, Гвенни, — он подставил щеку под мой поцелуй, немного отведя голову назад. — Я только что чуть не отхватил себе палец по твоей вине, — проговорил с легкой укоризной. — Да, хирург с девятью пальцами — это плохо, — полушутливо-полусерьезно ответила я, и быстрым движением стянула одну помидорку с разделочной доски. Затем встала рядом, спиной к рабочему столу, оперевшись на него руками. — Ты даже не вздрогнул, можешь не придумывать, — и увидела его широкую улыбку, от которой заходилось сердце. Такая солнечная, согревающая своим теплом, что ей наверняка можно было бы растопить пару айсбергов в океане. А еще распрощаться с головой, здравым смыслом, и, возможно, заключить договор с дьяволом только ради того, чтобы эта улыбка была в моей жизни до самого последнего дня. Я улыбнулась в ответ и провела кончиками пальцев от его запястья до локтя, любуясь сильными руками, которые теперь уже занимались нарезкой сыра. — Тебе очень идет моя рубашка, — сказал Гидеон, помешивая деревянной лопаткой что-то в сковородке, при этом не поднимая на меня глаз. — Да, я тоже так считаю. Может, стоит забрать ее себе? — спросила лукаво, пытаясь поймать его взгляд. — Сейчас модно носить оверсайз. Я бы могла надевать её на лекции в университет, — покрутила пальцами верхнюю пуговицу, нарочно сопровождая игривым тоном голоса. — Только если на твоих ногах будет тоже какая-то одежда, — сухо сказал Гидеон, накрывая сковороду крышкой. Я закусила губу в ответ на весьма меткое замечание, учитывая, что на мне была только его рубашка, и даже белье осталось где-то в спальне, хоть Гидеон об этом пока и не знал. — Чем тебя не устраивают мои ноги? — эта игра определенно начинала мне нравиться. Быть ведущей и руководить самим Гидеоном де Виллером, выглядевшим рассеянно (и немного растеряно), что случалось не так уж и часто, безумно приятно. Он отвернулся к кофеварке, нажимая кнопку. — Может, они недостаточно стройные? — подошла сзади и прошептала на ухо, после чего не удержалась и дотронулась губами до мочки. — Может, мои коленные чашечки не устраивают вас, будущий доктор де Виллер? — запустила руки под его футболку, начиная медленно подниматься от поясницы все выше и выше. Услышала, как Гидеон сглотнул. Власть над ним опьяняла, заставляя кровь быстрее течь по венам, подстёгивая к дальнейшим действиям. Честно говоря, я сама поражалась своей смелости сегодняшним утром. Еще никогда мой завтрак не начинался именно так. Обычно все было гораздо, хм, целомудреннее? Скучнее уж точно. И обычно я не надевала белую рубашку Гидеона, через которую было заметно отсутствие лифчика. — Черт, почему тебе стоит всегда только щелкнуть пальцами, а я уже… — он не договорил, оперевшись руками на рабочую поверхность и глубоко дыша. — Что уже? — я стянула резинку с его хвоста, в который он обычно собирал волосы перед готовкой. Затем поднялась на носочках и начала целовать его шею, слегка сдвинув волосы. — Мне так тяжело не будить тебя по утрам, — выдохнул он и тихо простонал, когда я чуть прикусила нежную кожу. — Я ведь знаю, что единственная возможность поспать подольше для тебя… Ммм, — снова отреагировал Гидеон на мои ласки, когда я коснулась языком вены на шее. Провела пальцем по его позвоночнику, приподнимая ткань футболки все выше, а затем опустилась с поцелуями на его спину, покрывая почти каждый сантиметр. — Так… вот… почему… — проговаривала между поцелуями, смакуя все прикосновения губ к любимому телу, наслаждаясь близостью. В этот момент Гидеон резко развернулся и перехватил мой подбородок. — Ты уходишь, — закончила я, уже чувствуя его губы на своих. И сейчас я готова была взять обратно свои слова про то, что Гидеон не был идеальным. Потому что целовался он просто идеально. Другого определения не подобрать. Страстно, пылко, ненасытно, требовательно, но вместе с тем нежно, чутко и мягко. Его руки почти сразу оказались на моей груди, не сильно сжимая, отчего я невольно подалась вперед, судорожно выдыхая ему в рот. Не размениваясь на мелочи, а точнее на пуговицы, которые Гидеону надоело расстегивать после первой по счету, он рывком оторвал все оставшиеся, обнажая мое тело. Я приоткрыла глаза и столкнулась с его возбужденным взглядом, где прекрасный зеленый превратился лишь в тоненький ободок, обрамлявший темную бездну, в которую больше всего на свете хотелось прыгнуть. Он рассматривал меня с нескрываемым желанием, и льстившим моему самолюбию восторгом. Невероятный, прекрасный, божественный Гидеон восхищался мной. Он приник губами к моей груди, срывая с моих уст рваное «о-ох», рукой приподнимая мое бедро. Однозначно утро выходило на первое место из всех, проведенных вместе. Мои пальцы сами перебирали его волосы, сжимая их. Посасывая и покусывая мои соски, Гидеон заставлял меня забыть обо всем, кроме того, что я хотела его. Так сильно, что сама начала подаваться тазом вперед, рукой начиная приспускать его штаны вниз. Гидеон выпрямился, и, подхватив меня за бедра, развернул нас к обеденному столу (так удачно свободному), усаживая меня на его поверхность. Его футболка мгновением позже полетела в неизвестном направлении, а следом я запустила большие пальцы под резинку его штанов, стянула их вниз, избавляясь от последней ненужной преграды, после чего с наших губ одновременно сорвались стоны. Когда-нибудь я скажу маме спасибо за разговоры еще в юности о противозачаточных, благодаря которым сейчас не пришлось искать презерватив. Когда-нибудь, когда от Гидеона, потрясающего любовника, у меня не будет так кружиться голова и съезжать напрочь крыша. А сейчас я могла только обхватывать ногами его бедра, гладить руками его грудь и спину, периодически царапая от захлестывающих чувств, которые невозможно удерживать под контролем. Ощущая его разгоряченное тело руками и прохладную поверхность стола спиной — пропадать от перепада температур, нашептывая его имя, вперемешку со спутанными стонами: да, ммм и еще. Еще и еще, потому что мне всегда будет мало слышать «Гвен, люблю и моя», произнесенных его низким голосом, мало его рук и губ, раскладывающих меня на частицы на его кухонном столе, мало всего его. Коснувшись пальцами подбородка, слегка приподняла его голову, чтобы встретиться с ним взглядом, от одного которого все внутри меня разорвалось от нежности, страсти, и даже похоти, а главное, всеобъемлющей любви. Гидеон завел мои руки за голову и переплел наши пальцы, через несколько толчков практически прорычал-простонал моë имя, а затем обрушился на меня своим весом. Шумно дыша, мы оба приходили в себя от нового опыта — от нашего умопомрачительного секса на столе. Иногда, видимо, необходимо забивать на нежность, ради такой спонтанности, за долю секунды заставляющей нас загораться. Просто кое-кто слишком бережно относится ко мне после тех дурацких пророчеств и смертей от шпаги и бокала вина. — Ты… — Гидеону все еще не хватало воздуха, собственно, как и мне. — Я люблю тебя, — прошептала и поцеловала, подкрепляя слова, показывая, насколько мне было с ним хорошо. Гидеон приподнялся на локтях. — Ты осталась, — он повернул голову к плите, — без завтрака, — и слегка виновато улыбнулся. — Ну и пусть, — беззаботно хихикнула я, не выпуская его из своих объятий. — Оно того стоило.