薄氷

Лоснящаяся чёрная туша машины въехала в безлюдный переулок; свидетелями ей были только бледные фонари да небо, замершее предсумеречным вздохом. Лязг и жужжание транспорта с оживлённых улиц заглушили её плавные манёвры, остановку. Дверь открылась, выпуская неизменно белый силуэт Руфуса. По мостовой, набухшей сыростью, скрежетали его неторопливые шаги. Взгляд, ледяной и гвоздящий, направлен был прямо. Даже когда он поравнялся с Тифой, прильнувшей к стене дома, и остановился. — Пять минут, Локхарт. Шинра был до безобразия учтив в обращениях. — Няньки твои тебя не потеряют? Он поискал что-то в карманах, по-прежнему делая вид, что её тут нет. — Поработайте над манерами, чтобы в другой компании вас не поняли превратно. — Не дури, Шинра. Кто смотрит? Руфус завершил поиски; судя по пустым рукам и лёгкому раздражению, успехом они не увенчались. — Не гарантирую, что не мой водитель. — Убить мне его, что ли? Руфус дёрнул плечом и наконец посмотрел Тифе в глаза, долго и холодно. — Если зададитесь такой целью, вряд ли я вас остановлю. Вайсс не мог разгадать степени его блефа. — Он будет подслушивать, только если полный идиот, — скучающе, как бы нехотя добавил Руфус. — Рено поручился, что он не из таких. — Рено, — проронила она тяжело. — Занят другой работой. Ему не до вас. Странное затишье в голове и этот проницательный взгляд — не сказать, что это больно нравилось. Много переменных вдруг стало. Искушение убить Шинру здесь и сейчас сплелось от плеч к пальцам. Даром что оно было тщетно. — Техника? Руфус быстрым, прагматичным движением распахнул полы пальто, протянул телефон, поднимая руки. Во взгляде мелькнула насмешка. Понятно было, что при нём ничего нет. Но одному молчанию в своей голове глупо было бы доверять. Быстрый обыск действительно ничего не показал. — С тобой удобнее дело иметь без твоего вутайского прихвостня. Долгие секунды молчания вместили в себя столько презрения, сколько было присуще только Шинре. — Цон сам виноват, — бросил он наконец, одёргивая пиджак да поправляя полы пальто. — Не стоило брать чужое. — Не понимаю. — Не разыгрывайте спектакль, Локхарт. Догадался. Чёртов выкормыш. Кто бы мог подумать, что браслеты перепутают — не нарочно же Цон это сделал? Не нарочно же Шинра это сделал? Впрочем, погоды оно не меняло: исход его в любом случае устраивал. В Вайссе боролись два начала: с одной стороны, нездоровая, висцеральная необходимость избавиться от Руфуса, питаемая плохо формулируемой ненавистью; другая же, рациональная его сторона требовала логичных шагов и решений. Он вполне отчётливо понимал, что много чего мог от Шинры испросить, много что мог получить, что в свете нынешних обстоятельств затруднительно было терять такого союзника. Оба этих стремления проистекали из одного-единственного факта: Руфус единственный знает, кто он такой. К примеру, мало что мешало разделаться в этом переулке с Шинрой прямо сейчас. Да, тот мог пустить в ход какую-то изощренную ловушку, которая бы его смерть обернула против Вайсса, но всё это могло упереться в природу особенного положения, в котором оба оказались. И хотя Вайсс не вполне доверял механизму, который запустил, хотя не раз уже сомневался, не растеряло ли это метафорическое проклятье всякую силу, он предпочитал придерживаться мысли, что Руфус ему не навредит. Возможно, тем октябрьским днём он бы его и порешил, избавив себя от сожалений, возможно даже, решение на тот момент было оптимальным, но не сейчас. …Когда это произошло? Прошел день или два. Эпизод в парке развёл их пути, чтобы остановить Вайсса в полушаге от желаемой свободы. Мимикрирующее нутро Локхарт, память которой расползалась и вплеталась в сознание с пугающей быстротой, убаюкало его желание проявлять свои способности — или это была параноическая настороженность, унаследованная от Неро? Однажды — от праздности или любопытства — Вайсс попытался повторить свой манёвр, и ничего не произошло. Не происходило и впоследствии, день за днём, одна пугающая неделя за другой. Он не мог говорить с Планетой, не мог воззвать к своим пространствам. И был заперт в этом теле — довольно сносном, но способном далеко не на всё, что Вайсс умел раньше. Если не это было обманом со стороны Лайфстрима, то сложно вообразить, что тогда могло им быть. — Я, конечно, ценю время, проведённое в вашем обществе, но буду признателен, если вы перейдёте к сути. Вайсс дёрнулся, бросая острый взгляд. Руфус обращался так потому, что не мог назвать именем, до сих пор был не уверен, что нет чужих глаз и ушей, но голос его время от времени сочился перверзийным удовольствием в очередной раз напомнить Вайссу о его странном положении. — Что тебе сказала Цетра? Руфус даже не удосужился удивиться. Он шагнул дальше, шурша подошвами ботинок о мокрый асфальт. — Я не обязан рассказывать. Прилив раздражения вытолкнул Вайсса вперёд. — Нет, Шинра, ты именно обязан, — он поравнялся с ним и обогнал. — Тебе не надоело испытывать границы своего положения? — Конечно, не надоело, — вскинул тот брови. — Всегда мечтал посмотреть на свои вывернутые рёбра. — Несложно устроить, — Вайсс вообразил себе это на секунду, чувствуя укол лёгкого разочарования от невозможности осуществить задуманное здесь и сейчас. — Может, я тебе в этом помогу, когда ответишь на мои вопросы. Руфус поморщился, но смолчал. Вайсс достал из кармана миниатюрный, аляповатый складной нож. Под закалившимся взглядом Шинры щёлкнул пальцем, высвобождая лезвие. Руфус соображал всего секунду. Он дёрнулся к Вайссу, выставив руки в попытке отобрать оружие, но в своём движении был слишком предсказуем для разогнанного рефлексами тела Локхарт. Локоть натренированным движением впечатался в его солнечное сплетение, удар вышиб дух из Шинры, и тот неуклюже попятился назад. Вайсс полоснул лезвием по пальцам, и в голове зарделась взрывная канонада. Руфус замер, остекленевшими глазами впившись в быстро выступившую кровь на пальцах. Кратчайшая искра облегчения: Вайсс не думал, что обрадуется так собственной головной боли. Он опять поднёс лезвие к пальцам, внимательно следя за Руфусом: тот на ватных шагах пятился к стене, пока не нашёл спиной. Вайсс неспешно приблизился. — Ты ведь неглупый человек, Шинра, — он с безразличием наблюдал, как под лезвием копится и сочится кровь. — Сделал бы уже выводы. Руфус поднял голову и вдохнул воздуха что-то сказать — Вайсс очередным движением черкнул ножом по пальцам; кровь блеснула в воздухе и утопилась в чёрном асфальте. Шинра опять замер. — Что видишь? — с чёрным удовлетворением протянул Вайсс. — Рёбра? Вспоротый живот? На части тебя разорвало? Руфус устоял на ногах только благодаря стене, подпиравшей его сзади. На посеревшем лице выступила испарина, молчание нарушало хриплое дыхание. Несколько секунд — его прошила крупная судорога. — Две тысячи триста пятьдесят четыре, — процедил Вайсс, опять занося нож над пальцами. Шинра сделал шаткий шаг вперёд, но этим ввязался в проигрышную борьбу. Лезвие второй раз полоснуло по руке, поднимая в Вайссе волну злости и боли, заставляя Руфуса замереть на несколько жутких секунд. — Две тысячи триста пятьдесят три, — он понятия не имел, сколько ещё Шинре осталось, но пусть хоть немного подумает своей пустой головой. Тот с горловым придыханием вгонял и выгонял воздух из лёгких, дрожащими руками нащупывал колени, будто не ожидал их уже найти. — Сбить до трёх? До единицы? Руфус отвернул было голову, но Вайсс коротким щелчком сложил лезвие обратно и железной хваткой подхватил его за подбородок, заставил снова смотреть. — Не отворачивайтесь, господин президент. Я же себя покалечу. Шинра что-то промычал жутким запытанным голосом. — Тебе всё равно рано или поздно это надоест, — Вайсс провёл перед его глазами окровавленными пальцами. — Мне уже надоело. Что она сказала? Тот постепенно приходил в себя; взгляд наливался осмысленностью, лицо — отхлынувшим цветом. Мелкая дрожь унялась, и спустя несколько секунд Шинра наскрёб силы нахально ухмыльнуться. — Что ты бессилен. Вайсс застыл, считая секунды. Кровь холодила пальцы, насытившись промозглым воздухом ноября. С силой оттолкнув Шинру, так что тот снова нелепо попятился, он и сам отшагнул. Стоило догадаться. Слишком уж паршиво Руфус себя вёл. — Если бы я был бессилен, ты бы в другом положении находился, — глухо вырвалось из него. Отдышавшись, Руфус взялся приводить себя в порядок; поправив одежду да утерев лицо вдруг оказавшимся в руках платком, он выдержал паузу, раздражающе торжественную. — Думаю, всё как раз наоборот, госпожа Локхарт. Ярость смешала очертания полутёмной подворотни, влила оттенки чёрного, алого, мутящего рассудок гнева. Худшее — случилось. В голове неистово копошился Неро, заражая всякую мысль паническим безумием. Что терять? Надо убить его прямо здесь, нужно давно было его убить. Шинра даже пальцем не пошевелит. Избить до полусмерти, задушить, зарезать, оставить умирать в луже собственной крови. Кого он обманывает? Любого из них можно надвое переломить, чем разыгрывать всю эту дрянь. Страйф, Туэсти — до кого руки дотянутся. В воздухе разлилась сирена от проезжавшей где-то неподалёку машины. Её звук просочился сквозь ватную глухоту злобы, и краски, делавшие Руфуса первой и сиюминутной жертвой, выцвели. Сколь бы ни пытался дознаться — а пытался он много раз, — ему ответом всегда было безмолвие. А с Шинрой по какой-то разъяряющей причине эта Цетра удосужилась поговорить. Молчание затянулось, вытравливая из Шинры нахальное веселье. Взгляд его вновь сделался цепким и осторожным, а бравурную осанку скосило истощение. Вайсс смотрел на него и чувствовал, как остывает внутри всякое иррациональное. Убьёт он всех — и что с того? Разве это поможет вернуть себе силы, выйти и призвать к ответу тех, кто в самом деле повинен в этом фарсе? Вайсс пронзился вспышкой гнева совсем иного рода и от души ей поддался, со всей своей человеческой силы пнув стоявшую рядом железную бочку; грохот вгрызся в стены, в мостовую, и впервые за долгое время вместо конформной осторожности он почувствовал мрачное удовлетворение от возведённого шума. Шинра, очевидно, не оценил этой эскапады, скривившись в привычной своей презрительной гримасе. Вайсс неудовлетворённо прорычал, выпуская из себя остатки раздражения. Сдавил глаза основаниями ладоней, сжимая зубы. Снова посмотрел на Руфуса. Тот в недоумении поднял бровь. — Кажется, Локхарт, ваш испорченный макияж на меня так не работает, как порезанные пальцы. — Заткнись. Вайсс деловито уселся на бочку, отбрасывая всякие попытки казаться похожим на Локхарт; Шинра окинул его странным взглядом. — Даже если я больше ничего сделать не могу, у тебя особо выбора нет. Руфус сложил руки на груди, склонил голову. — Возможно. — Что ещё она сказала? Руфус посмотрел на него. — Ничего. Вайсс вздохнул, снова потянувшись за ножом. — Говорю же, ничего, — Руфус заговорил быстрее, опасливо поглядывая на движения его рук. — Ничего полезного. Я даже не знаю, зачем Гейнсборо меня вызвала. То, что Шинра врал, Вайсс даже не ставил под сомнение, но разочарованию, охватившему его спонтанно и кратковременно, доверял вполне. Что бы она ни сказала, Руфус этим не слишком вдохновился. Вайсс не думал, что всё сложится именно так. Он был уверен, благодаря застрявшему в голове образу памяти с того октябрьского дня, что Шинра сам будет искать любого контакта с Планетой или попытается развоплотить пространства с чёрным Лайфстримом, потому и натравил на него Клауда. Опять же, он не ожидал, что их встреча состоится на следующий же день, что подкинутая Шинре Материя тогда же и взорвётся. — Если выйдешь с ней на связь, я должен об этом знать. Шинра на него не смотрел; поселившиеся в переулке сумерки окончательно окрасили его в тона задумчивости. Вайсс вздохнул. — Давай начистоту. Я жалею, что не убил тебя сразу. Если изменится ситуация, то я так и сделаю. То же самое сделаешь и ты, — Руфус встретил его удивлённым взглядом, и Вайсс скептически склонил голову: — Мы оба знаем. Снова переулок погрузился в тишину. — Но? — заговорил вдруг Руфус. — Что — «но»? — Ты что-то предлагаешь? Вайсс крепче вцепился в шершавые борта бочки, на которой сидел, и с силой качнулся, тут же остановив движение, уперев подошву ботинка в стену; по округе разлился тяжёлый лязг. — Сам знаешь, что я предлагаю. Разговаривать. Руфус даже в лице не изменился. — Разве мы не разговариваем? Вайсс закатил глаза. — Шинра, не думаешь, что это я должен тут жеманничать, а не ты? Тот покривил ртом. — Я удивлён, как тебя ещё не раскусили с такими повадками. Вайсс опять с силой качнулся на бочке, но та преодолела точку равновесия и начала стремительно крениться. В груди ухнуло предвкушение падения, но Руфус вдруг оказался рядом и дёрнул его на себя, неуклюже схватившись за борта, едва не стирая кожу на пальцах. В переулке опять затроилось стальное эхо, оставив каждого наедине с результатами этого странного обмена. — Так вот… — начало было Вайсс, выпустив из себя шумный выдох. — Ты это специально сделал, — Руфус недовольно разглядывал свои пальцы в исчезающем свете дня. — Я не делал этого специально, — вышло из него озлобленным огрызанием. — Значит, у тебя это на подкорке. Или у Локхарт, — последние слова выдались тише, задумчивее. Молчание быстро сделалось неловким. Ссутулившись, Вайсс взъерошил себе волосы, чувствуя в этом движении странное удовлетворение — будто бы позволил себе наконец-то не притворяться. — Ты знал её дней пять. — Побольше. — Семь, десять, — небрежно махнул он рукой, заработав от Шинры ледяной взгляд. — Может, хватит уже? — Ты понимаешь, что это странно слышать от тебя? Вайсс покривился, закатывая глаза. — Спасибо, что напомнил. Гулкая тишина повисла над переулком; всё больше в неё просачивалось шума машин с отдалённых улиц, всё больше желтело окон в округе. Вайссу немало предстояло сделать умственных упражнений, чтобы убедиться в необходимости компромисса, и каждое слово от этого мнимого дружелюбия должно было ложиться ему камнем на горло, но разговор, где не нужно было казаться другим человеком, был слишком для него редок. — Я готов с тобой говорить, если пойдёшь мне навстречу. Во-первых, разберись со Страйфом, — поймав его взгляд, Руфус спешно добавил: — Договорись, возвращайся в рабочую группу. Как бы мне ни претило, дело с Материей серьёзное. Не сказать, что этот пункт его лично не устраивал. Вайсс медленно кивнул. — Что ещё? — Не трогай моих людей. Опять же, Вайссу тяжело было понять, сколько в этом бесцветном голосе было искреннего чувства, а сколько — самолюбия, давшего корни собственности всему, до чего дотянулось его притяжательное местоимение. — Не давай им под меня копать, — Вайсс дёрнул плечом, пряча судорогу от проникшей под кожу зябкости. — Ты вполне мог остановить своего Турка, — правда, ему до сих пор было невдомёк, не именно ли это Шинра сделал. Тот поджал губы и неприязненно сощурился. — Резонно. Вайсс позволил себе облизнуть губы, предвидя, наконец, развязку этому разговору. — Всё? Перемирие? Будем работать? Руфус, чтоб его молнией разразило, с ответом не спешил. И когда принялся говорить, опять примерил свою дурную ухмылочку. — Всё ли? Ничего не хочешь мне рассказать? Вайсс оживился, вскакивая со своего проржавевшего сиденья и парой шагов приблизившись к нему; ростом Локхарт была пониже — в висок в который уже раз кольнуло жгучее сожаление от потери собственного тела. — Ну и на что ты так тонко намекаешь? Руфус повёл бровью, находя вопрос до безобразия забавным. — Я говорю о документах из ОВМ, конечно же. Странно, что ты счёл это намёком. — Понятия не имею, о чём ты болтаешь, — Вайсс чувствовал, как начинает гореть затылок — смущение это явно было приобретённым и ему отвратительным. — Приложи небольшое усилие в своих думах, — Шинра покачал головой с видом дежурного, безвкусного сочувствия. — Потому что они у меня. Вайсс поднял было руку, пальцем указать в зияющее недоразумение, но взгляд его собеседника от этого не становился ни мягче, ни слабее, ни веселее. Он глубоко и тяжело выдохнул. Если то была правда, Шинра увёл у него из-под носа серьёзный компромат — чуть ли не главное, на что Вайсс рассчитывал в своём «мирном» сценарии. Из него бы вырвалось что-то колкое и скабрезное, но гипнотическое русло разговора заставило его поудержаться. — И как Туэсти с этим расстался? — он в раздражении цокнул и снова ткнул ботинком видавшие виды жестяную бочку. Руфус склонил голову и прикрыл глаза, будто наслаждался вновь залившим переулок шумом. — Поддался моему дару убеждения. — Ну да, как же. Руфус взглянул на часы — по мнению Вайсса, от того было мало толка в окончательно сгустившейся черноте, даром что свет от окон до них почти не доходил. — Думаю, мы несколько задержались, госпожа Локхарт. Вас подвезти? — Нет, — отрезал Вайсс, грубее, чем хотелось. Он зашагал было в противоположную сторону, помпезно щёлкая каблуками по мостовой, но вдруг прервал свой ход и обернулся. Руфус продолжал стоять. — Завтра, Шинра. Готовь материалы. Тот склонил голову, и Вайсс даже не видел — нутром почуял его очередную довольную ухмылку. — До завтра, госпожа Локхарт.