Без названия. Я умею сочинять работы, но не заголовки.

Я быстро шёл на поправку. Мне теперь даже разрешали выходить на палубу по вечерам. Вот и сейчас я спокойно стоял, глядя на звёздное небо. И почему-то я вспомнил легенду, рассказанную когда-то мне отцом. Он говорил, что когда какой-нибудь человек умирает, его душа обозначается на небе звёздочкой. Если человек был грешным, то звёздочка маленькая и тусклая. А если он успел совершить что-то очень хорошее в своей жизни, то звёздочка яркая и видна ото всюду. "Интересно, может, мой отец тоже там?" - подумал я. Из раздумий меня вывел голос доктора. - Джим, как-ты? - он подошёл и встал рядом. - Да, всё хорошо. Спасибо. - Что делаешь? - Смотрю на звёзды. Задумался. - О чём же? - насторожился доктор. - Я вспомнил отца, - выдавил из себя я. - А-а-а... Тоже слышал ту легенду? - Какую? - О том, что после смерти душа человека становится звездой. - А, да, именно. - Ты скучаешь по нему? - он мягко положил свою ладонь на мою. - Да, - я тяжело вздохнул. - Но я почти не помню его. Он погиб когда мне было всего четыре года. - Но у тебя хорошие воспоминания о нём? Ведь так? - Да, - я улыбнулся. - А каким ты его помнишь? - доктор приблизил ко мне своё лицо. - Я помню, у него были карие глаза, как у меня. А волосы цвета соломы и вечно взъерошены. Он был смуглый, высокий и сильный. Он сам делал всю тяжёлую работу в доме. Отец сам колол дрова, носил воду, - пересказывал я полузабытые, полустёртые картинки из детства. - А порой он брал меня на руки и слегка подбрасывал. А мама пугалась и уговаривала его поставить меня на пол. Иногда он и маму брал на руки, - я снова тяжело вздохнул и уныло опустил голову. - Я рад за тебя. Твой отец был замечательным человеком. А вот у меня не лучшие воспоминания о моём отце - его рука неспешно поднялась по моей к моему плечу. - Он часто выпивал, бил меня и маму, а когда мне исполнилось девять лет, он ушёл. Он бросил нас, - с каждым словом он всё больше мрачнел. Доктор непроизвольно сжал моё плечо и тут же отпустил, боясь сделать мне больно. - А через три года умерла моя мама. Из-за всей этой канители у нас скопилось множество долгов. И меня вышвырнули на улицу как щенка. Вот, - Ливси приподнял прядь волос и я увидел у него на виске тонкий, побелевший от времени шов. - Это меня стегнули кнутом. - О боже, - прошептал я. - И что же было дальше? - Я пристал к бродячим шутам, - улыбаясь сказал тот. Я невольно хихикнул. - Мы изъездили всё Соединённое Королевство. Это продолжалось четыре года. И знаешь, как всё закончилось? Я встретил отца в Уэлсе. Он узнал меня на площади. Мне было тогда шестнадцать. - Спустя семь лет? - удивился я. - Да. И он приютил меня и помог. А я всё-таки простил его. - Мне кажется, вы поступили правильно. Людей надо уметь прощать, не смотря ни на что. - Да, именно. К тому же он изменился. Как выяснилось, когда он ушёл, то быстро опомнился. Он хотел вернуться, но у него не хватило смелости. А когда мой отец узнал о смерти матери, то разрыдался. Теперь всю свою заботу он сосредоточил на мне. Он помог мне и с образованием. А потом я уже переехал в провинцию. - Это замечательно, что всё изменилось к лучшему. Я безумно рад за вас. А где сейчас ваш отец? Улыбку с лица доктора как рукой сняло. - Там же где и твой, - печально произнёс Ливси. - Он утонул шесть лет назад. - Я... Простите, не хотел напомнить вам о таком, - мне сразу стало неловко. Я осторожно дотронулся до его плеча. - О, нет, что ты, Джим, - он снова улыбнулся уголками губ. - Я уже давно отпустил это. Боль уже прошла. Мы помолчали немного. Теперь мы стояли уже друг напротив друга. Доктор, желая сменить тему, спросил: - А почему ты вспомнил об отце именно сейчас, глядя на звёзды? - Когда я был маленьким, мой отец часто выносил меня во двор. Там мы вместе смотрели на звёзды. Снова воцарилось молчание. Мы просто стояли рядом. Я робко уткнулся носом в плечо врача. Тот ответил на мой жест, обняв меня. Я, конечно, здорово смутился, но не показал этого. Только покрепче прижался к нему и зажмурился. Ливси улыбнулся и неожиданно поцеловал меня в висок. Я вздрогнул и судорожно вздохнул. Но не отпрянул и не показал своего лёгкого испуга. Вскоре его заменило что-то другое и очень нежное. А доктор не торопился отрывать губ, не разжимал крепких объятий. Раньше он никогда не решался на подобное. Может, после того случая на корме боялся напугать меня. Максимум, он просто клал руку мне на плечо, и этот жест поддержки и понимания я очень ценил и дорожил им. И теперь он целует меня. Но в тот момент я думал совсем о другом... А вернее, ни о чём не думал, а просто наслаждался этими мгновениями. Наконец он оторвался от моего виска и я тут же почувствовал новый поцелуй, уже в макушку. Это длилось несколько мгновений, после чего Ливси всё же разжал объятия. Мы снова просто стояли рядом. Оба были очень смущены и взволнованы. И в глаза друг другу глядеть было боязно. - Ну, пойдём. На палубе прохладно, а болезнь ещё не отошла полностью. Да и поздно уже, - прервал молчание доктор. Я кивнул и мы вместе направились в каюту. - Раздевайся и ложись. Я тоже скоро лягу, только закончу отчёт. Я молча разделся и лёг. Сон почему-то не шёл. Я уже всё перепробовал - считал овец (дошёл до пятисот и бросил), сосредотачивал мысли на самом приятном, что произошло за этот день (почему-то в голову ничего не лезло, кроме недавнего разговора с доктором), думал о будущем. Ничего не помогало. Я ворочался, пытаясь приобрести удобное положение, пока на моё плечо не опустилась рука учителя. - Не спится? - заботливо спросил доктор. - Не могу уснуть. - Овец считать пробовал? - Пробовал, не помогло. - А ты подумай о чём-нибудь хорошем. - Думал, думал, но без результата. - А ты попробуй вообразить, что тебя затягивает в водоворот. И попутно размышляй о приятном, - предложил Ливси. - Мне всегда помогало. - Хорошо, спасибо. Я попробую. Я повернулся на бок и закрыл глаза. Не прошло и пяти минут, как меня стала затягивать дремота. Но вдруг на мою голову снова опустилась знакомая рука. Я не хотел прерывать ласку, поэтому лежал, притворяясь спящим. Ливси продолжал гладить мои волосы, сидя рядом. Он не прекращал этого, словно растягивая удовольствие, неспешно спускался к плечам. Вдруг он вздохнул и тихо произнёс: - Не пугайся. Я знаю, что ты не спишь. Прости меня за тот случай на корме. Я не сдержал порыва и напугал тебя, не желая того. - Почему вы это сделали? - спросил я, оборачиваясь. - Честно говоря, я здорово привязался к тебе. Порой я забываю, что ты мне не сын. Понимаешь? Я снова безумно смутился. Было приятно, что тебя любят, что о тебе заботятся. Но я не хотел навязываться на это. А ещё смущало то, что эти чувства были взаимны. Порой я и сам забывал, что я сирота, безотцовщина. Мне казалось, что у меня есть настоящий отец. - Это взаимно, доктор, - тихо говорю я. - Неужели? - он притягивает меня к себе, усаживает на колени. - Угу, - мычу, кладя голову ему на плечо. Тот улыбается, поглаживает по голове. Это продолжается минут десять. Так хорошо и спокойно. Такая приятная тишина. В конце концов я так и засыпаю у него на плече. Доктор ещё некоторое время сидит, не шевелясь, дорожа моим покоем. Потом аккуратно укладывает меня. Затем уже ложится сам. Сколько лет прошло, а я всё не забуду, как эти добрые руки бережно поправляли моё одеяло.