я хочу свернуться в петли по кругу шеи. я хочу улечься шарфом тебе на плечи. заползти под кожу — я и не так умею, — и остаться там на каждый ближайший вечер. — дарёна хэйл
— Он одинок, но жутко горд, чтобы подпустить кого-то к себе, — произносит Женя медленно, раскатывая слова впервые пробуемым мёдом; стоя за плечом, но всё же ближе, чем остальные. Кроме Мала, конечно: тот стоит ближе всех. Настолько, что стоило бы присмотреться, не зажат ли в некогда родных руках предательский нож. Ныне этот нож мелькает серебристой полосой, стоит Малу и Александру вновь сойтись на поляне. Зыбкие тени, похожие на разбавленные водой чернила мелькают вокруг них, пока не способные обрести более устойчивую форму. — Я не просила тебя об оценке, — замечает Алина, не отводя от них взгляда. Мальчишка неплохо держится на силе чистого упрямства, хотя сложно соперничать с многовековой выучкой. — А для чего ещё меня к нему приставили? — хмыкает Женя. Тонкие, изящные пальцы поправляют сложенный капюшон на плечах Алины — ещё одна роскошь, позволенная только ей. Вместе с тем, она продолжает: — И, всё же, он не стремится избавиться от этого одиночества, хотя спрашивает меня о вас. Осторожно. Это даже забавно. Алина складывает руки на груди. Плащ шелестит за спиной, тревожимый лёгкими порывами ветра: пришедшая осень милосердна, пускай в сумерках с губ уже срываются сизые облачка. — Не завоевано ли моё сердце? И не обещана ли кому моя рука? Мал опрокидывает мальчишку на спину и, склонившись, что-то упорно втолковывает. Алина легко может вообразить, как старый друг цедит сквозь зубы, в то время как Александр свои крепко сжимает, заставляя себя терпеть все тумаки, зуботычины и куда более жёсткие уроки, нежели у того же Боткина. Алина знает, что Мал готовит его к большему — не к роли раба на поводке с красивым ошейником из оленьих рогов. Времени у него немного, ведь поисковый отряд сформирован, и потому он стремится вложить в юную голову как можно больше. Забавно. И его стремления, и то, что Алина смотрит на происходящее сквозь пальцы. «Он сильный, — сказал Мал неделей ранее, упрямо вздёрнув подбородок; незыблемый и прямой, как обелиск посреди генеральского кабинета. — Ему не нужен олень, выбери любой другой усилитель — и получишь желаемое». И пускай он требовал, почти приказывал, Алина слышала предательские, умоляющие нотки в его голосе. — Отнюдь, — Женя позади усмехается, наверняка взмахивая копной огненных волос. Спустя годы один лишь цвет притягивает завистливые взгляды, не говоря уж об улыбках. Алина вырастила потрясающее оружие на управу царской чете, приручила к своим рукам, поделив благое отношение с жестокостью поручений. — Интересуется вашей политикой и тем, что вы делаете для гришей. Как ни странно, он не спрашивал меня о Мальене и... о вас. Или о царевичах и... о вас. Как спросили бы и спрашивали другие. — Я бы точно спросила, — добавляет Женя. В голосе сквозит лёгкая улыбка, совсем как пёрышко, — из тех, что притягивает те самые взгляды. — Щадишь мою гордость, Женя? — Алина, наконец, искоса смотрит на неё. Та жмёт плечами. — Скорее, его. Я видела, как он на вас смотрит. Но помните, что я говорила? Он не только одинок, но и до отвратительного горд, — последнее она произносит, скривившись на всё упрямство мужского рода в целом. Со стороны они могли бы выглядеть теми самыми девицами из знатных домов, выбирающих себе в женихи кого повыгоднее, не будь происходящее чем-то более ужасающим и значимым, чем удачно разыгранная партия. Алина щурит глаза, всматриваясь, как Мал протягивает мальчишке руку, помогая подняться. Чёрная рубаха Александра промокла насквозь и липнет к телу, а он дышит так тяжело, что даже издалека заметно, как вздымается грудная клетка. Возможно, Алине не стоит смотреть на действия старого друга сквозь пальцы. Ведь для того, чтобы всё удалось, генералу Второй Армии нужно сердце Александра Морозова.***
Свет фонаря кажется золотистым, немногим похожим на солнечный, когда решаешь задрать голову и взглянуть на слепящий шар; смотреть на него, пока из глаз не начинают течь слёзы. Алина могла бы сказать, что не ошиблась выбранной тропой, поскольку легко угадывает чужие желания и стремления, но правда такова, что прочь от Малой дворцовой крепости её потянуло нечто иное. Обрети Каньон голос, он звучал бы именно так. Играя на струнах жил. Под ногами хрустят мелкие камешки, но Алина не слишком стремится скрыть своё присутствие, хотя на мгновение всё же останавливается, чтобы получше рассмотреть чужой профиль в ореоле золотистого света: Александр вдруг кажется чем-то большим, чем случайно найденным решением головоломки. Месяцы в столице укрепили его, отточили, сделав разворот плеч шире, спину — ровнее и расслабленнее. А цвет кожи и вовсе перестал отдавать болезненной серостью. И всё же, думается Алине, с самого начала он был тем самым самородком, найденным в пыли. Тени в его сложенных ладонях переплетаются лианами, силясь поглотить зыбкий свет. Алина засматривается на причудливый танец мрака, представляя случившееся при переправе через Каньон: приказал ли Александр волькрам остановиться? Или хватило теней? Что усмирило древних монстров, бывших когда-то людьми? Спустя годы Алина может вспомнить их визгливые крики, режущие слух; и свой страх она тоже помнит. И ненавидит всем сердцем. — Нужно время, — наконец, произносит она негромко, разбивая купол чужой уединённости, скрашенный лишь сверчковым стрекотом. Остальные в зале Малого Дворца наверняка возмущаются наличию сельди на ужин, пока и новоявленный заклинатель теней, и генерал Второй Армии блуждают по неохраняемым тропам. Александр дёргает плечом, резко поворачиваясь. Замешательство на его лице воистину бесценно, как и все эмоции, не стёртые гнётом пройденных лет и проявленной жестокостью. А она, жестокость, дремлет в нём — Алина её чувствует, как зверь — другого зверя, пока затаившегося и ждущего своего часа. Малу не стоит медлить в своём желании сделать мальчишку сильнее. — Ты достиг немалого за такой короткий срок, — добавляет она, подходя ближе, переступая негласную границу между сумерками и освещённым островком. Александр коротко склоняет голову, приветствуя. — Мой генерал. Не ожидал встретить вас здесь. — Брось, — Алина отмахивается от звания, как от назойливой мухи. — Всем нам нужна передышка. Она коротко улыбается. Александр смотрит на неё, глубоко вдохнув. Кажется, что обретённый кафтан давит ему в плечах. Впрочем, чёрному цвету присуща своя тяжесть. — Этого всё ещё недостаточно, чтобы уничтожить Каньон, — отвечает он на ранее сказанное Алиной. — Я не могу спокойно ждать пробуждения собственной силы. Как и усилителя из легенд. И почему нужен именно он? Он не говорит о переживаниях за гибель других людей. Алина всматривается в его лицо, подняв голову. Чужие глаза кажутся почти чёрными. Совсем, как в другой вечер, на совершенно иных дорогах, когда он почти поддался соблазну. Алина никому бы не призналась, что ей даже нравится эта игра. Как и росчерк чужих ключиц в распахнутом вороте; как и то, что Александр замечает этот взгляд, но — не замечает очередной расставленный капкан. — Поскольку и ты, знаешь ли, скорее явление из детских сказок, — замечает она и не особо задумывается, призывая свет: небольшой шар разгорается карманным солнцем в руке, заставив Александра с усилием сглотнуть. Всякий раз он выглядит донельзя восхищённым её силой. Чёрное вокруг его зрачков истлевает, вновь обращаясь приглушённым серебром. — Люди выдумывали всякое, чтобы успокоить собственные сердца. А раз мои предки оказались неспособны уничтожить Каньон, на роль освободителя нужен был кто-то другой. Пророчеств было — не счесть. — Это могу быть и не я, — замечает Александр. — Может, моих сил окажется недостаточно? — Сказал тот, кто смог отозвать волькр и спасти десятки жизней. Вокруг становится темнее: ночь с большим рвением вступает в свои права, отчего призванный Алиной свет выглядит упавшей с небесного свода звездой. Горящий над их головами фонарь в сей миг кажется глупой шуткой. — Нас ждёт очень многое, Александр, — тихо говорит Алина и, не давая мальчишке ответить, кивает на свою руку: — Не присоединишься? Александр медлит, но так и не решается возразить. Лишь мимолётно оглядывается. Желая, чтобы их скорее прервали? Или же наоборот? Секунды текут вязким ручьём, прежде чем ленты мрака формируются в воздухе над широкой ладонью: немногим сизые, графитовые, не насыщенно-чёрные, но всё-таки управляемые. Александр мягко направляет их, накрывая горящий шар. Свет мгновенно пронизывает тьму, как решето, и Алина нарочито медлит, чтобы после свободной рукой сжать чужое запястье, даруя желанный глоток силы. Мрак тут же насыщается, уплотняясь и становясь отдалённо похожим на далёкий простор Неморя; тот самый голос вибрирует у Алины в костях, пока Александр жадно вдыхает, оказываясь ближе. Зажатый меж их телами свет вовсю сражается с тенями. Алина улыбается, в какой-то мере даже залюбовавшись этим зрелищем — невероятной силы, которая вскоре станет принадлежать ей. Оттого и заманчива мысль притянуть мальчишку ближе, привязать крепче, чтобы сам на колени после рухнул, ей покорный. — Вот видишь, — шар расщепляется на отдельные мелкие искры, тонущие в голодной тьме, словно звёзды в бездне ночного неба, — даже если нам не удастся найти оленя, — Алина поднимает голову, — мы преодолеем это вместе. Ты и я — мы вместе изменим этот мир. Ложь сладостью льётся с губ, пока Алина тянется к чужой щеке, чтобы оставить на ней призрачный поцелуй — меткой особенного, значимого. Обходя взращенные гордость да одиночество, поскольку Александр сам к ней тянется, как слепой щенок. — Я не меньше тебя жажду действий, но я ждала тебя так долго. Мы ведь можем подождать ещё немного? Ты ведь веришь мне? — Алина шепчет ему на ухо, трепетно приподнявшись на носках и с удовлетворением почувствовав, как крепкая рука обхватывает её за талию, придерживая. Ликование разливается по венам, стоит услышать желанный ответ: — Только вам и верю, мой генерал.