Ivory

Изредка проезжающие снаружи машины заставляли тени в квартире причудливо передвигаться по стенам и потолку. Дым от сигарет Айви вился вверх, к люстре, и тоже сворачивался в странно изогнутые круги. Ему было тихо. И на удивление спокойно. Будто не было ни снов, ни видений, ни предательства, ни Фрэнка в своей ярости. Они сидели на полу, как в прежние времена. Руссо перебирал волосы Айви, которая лежала, откинувшись на его грудь и курила. Тоже молча. Несказанные слова и мысленные диалоги дамокловым мечом висели над их головами. Ждали ожиданием палача на казни. Оступись — обрушатся, ломая шейные позвонки. — Ты ведь всё равно уйдешь. Она как обычно оказалась смелее его. Произнесла первой то, что лежало на языке горькой пилюлей. Руссо промолчал, аккуратно взял из тонких пальцев тлеющую сигарету и затянулся. Айви вздохнула, принимая поражение. Закинула руку ему на шею, провела ласково ногтями по затылку. Руссо был рад, что не видел её лица. Потому что не был уверен, что сможет уйти, если взглянет в глаза с зелёными прожилками листьев. — Нам с Фрэнком надо закончить разговор. — Который при любом раскладе закончится летально. — Не думаю, что тут есть третий вариант. Либо я, либо он. Айви достала новую сигарету, повернулась к нему лицом и прикурила от догорающего окурка в его губах. — Оно того сто́ит? — вопрос упал между ними, будто камень в пруд. Круги воспоминаний разбежались поверхности воды. — Задай ты мне этот вопрос года два назад, — задумчиво произнес Руссо, — я бы сказал, что нет. Не сто́ит. — А сейчас? — Сейчас я бы вёл себя также, на его месте. Она качнула головой, рассыпая рыжие пряди по плечам. — И сотня лет пройдёт, а все конфликты у мужчин будут одни и те же — женщины, вино, ресурсы. Руссо внимательно посмотрел ей в глаза. Сжигать мосты. Жечь калёным железом, чтобы не было сожалений. И произнёс то, что боялся сказать: — Я виновен в смерти его семьи. Точка невозврата. Сердце замерло, перестало отбивать ритм, выжидая и отсчитывая секунды до её реакции. Шок. Осознание. Принятие. Тоска, помноженная на боль. — Значит, ты точно уйдёшь, — прошептала она. Он медленно кивнул, вбирая в себя детали. Зелень глаз. Выбившиеся пряди. Губы в трещинках. Две родинки на ключице. Травяной аромат с лёгкой примесью сигаретного дыма. Она осторожно, будто обезвреживая мину, убрала сигарету с его губ. Ресницы дрогнули, прикрывая глаза, когда Айви мягко коснулась его губ. Прощаясь и прощая. Руссо обнимал её, прижимал к себе, надеясь продлить эти мгновения, сохранить их подольше. — Я люблю тебя, Билли Руссо. Ещё один гвоздь в гроб из его грехов… Губы разомкнулись, пропуская чужой язык, и Айви утянула его в поцелуй. Сладкий, словно карамель на запечённых яблоках, полный каждого счастливого мгновения рядом с ней. Горький, словно утренний кофе из турки, с привкусом всех сожалений и невыполненных обещаний. В его руках полыхал закат. Он целовал её жадно, ненасытно. Вбирал в себя каждый вздох, каждый взгляд. Выжигал на сердце, чтоб не забывать ни секунды из отведённого судьбой времени. Спускался по линии подбородка всё ниже, покрывая поцелуями каждый миллиметр. Водил шероховатыми пальцами по шёлку кожи. По россыпи огненных волос, что обжигали руки. Он горел, сгорал в ней без остатка. — И я тебя. Костёр в его руках взметнулся, обдал жаром. Глаза в глаза — зелёные в карие. И взаимное осознание неизбежного… У самого порога Руссо невесомо коснулся губами лба Айви. — Прощай? — Прощай. Уже на улице, вдыхая запах бурлящей Адской кухни, Руссо посмотрел на свои руки, хранящие фантомное тепло огня в руках. «Огнём целованная». Он сжал руки в кулак несколько раз, стараясь запомнить и сохранить и этот миг. Шагнул вперёд, навстречу судьбе. «— Прощай? Прощай»