Сошествие в безумие

За две проведенные в Киото недели Кеншин много чего видел и испробовал, однако завтрак тем памятным утром, тем не менее, оказался для него большой неожиданностью. В храме, одновременно служащем убежищем, он оказался на рассвете, поэтому не было ничего удивительного в том, что его пригласили разделить трапезу с монахами. Теперь он сидел в монашеской рясе - его собственные вещи требовали срочной стирки, - которая висела на нем мешком и путалась в ногах (хотя Тоширо и сказал, что меньше он просто не нашел), и смотрел, как монахи молятся перед тем, как приступить к весьма непритязательно выглядящим рису и жиденькому супу. Кеншин испытывал при этом странное и в то же самое время успокаивающее чувство. Один из послушников был еще очень молод - лет, наверное, двадцати, и Кеншин задумался, что же заставило человека выбрать путь Будды в столь неспокойное время. Когда Тоширо предложил задержаться еще ненадолго и вздремнуть, Кеншин отказался: нужно было торопиться обратно и доложить Иидзуке, что вверенная его попечению семья в безопасности. К сожалению, одежда просохнуть до конца так и не успела, а идти по городу в рясе не по размеру он никак не мог, поэтому Тоширо отправил кого-то из братства в ближайший дом за одеждой. Ни штаны, ни рубаха, правда, Кеншину тоже не подошли, но что-то - это лучше, чем ничего. Шляпа, которая довершила его наряд, видала лучшие дни, в один из которых ее небезуспешно пыталась съесть коза. В таком виде, да еще со свертками, в которых лежали его собственные вещи, Кеншин напоминал побирушку. Только два заткнутых за пояс меча нарушали картину. Он вернулся в гостиницу, когда утро было уже в разгаре. Его встретили ухмылками, оставшимися без внимания, - Кеншин прямиком отправился в комнату Иидзуки. Того на месте не оказалось, и он поплелся к себе: начали сказываться напряжение и недосып минувшей ночи. К его удивлению, в углу комнаты лежали чьи-то пожитки, а сверху - записка. "Из-за новоприбывших всем пришлось потесниться. Надеюсь, ты не против, если твоим соседом стану именно я. Ёсида". Кеншин фыркнул предусмотрительности друга и развесил на окне мокрую одежду. Он до смерти устал и сейчас хотел только одного: спать. Раскатав футон, к которому не прикасался уже несколько дней, предпочитая спать сидя в углу, он упал на него, даже не потрудившись раздеться, и мгновенно отключился. Вообще-то он собирался просто подремать перед обедом, но, открыв глаза, увидел, что солнце уже клонится к западу - значит, до вечера рукой подать. У дверей стоял поднос с едой. ...Хозяйка про меня не забывает, - улыбнулся Кеншин, но рассудив, что дела прежде всего, переоделся и сбежал вниз - доложить о выполнении задания. - А вот и наша спящая красавица открыла сомкнуты негой взоры, - прокомментировал Иидзука его явление. - Иидзука!.. - смутившись, воскликнул Кеншин. - Шутка-шутка, - в притворном ужасе вскидывая руки, отозвался тот. - Как я слышал, ты доставил семью Каминаги в храм в целости и сохранности. - А вы откуда знаете?.. - удивился Кеншин. - Монахи весточку прислали, - подмигнул Иидзука. - Синзо тоже не оплошал. Сегодня Каминага собственной персоной прогуливался в районе Императорского Дворца - разумеется, со мной и Синзо в качестве охраны, чтобы эти из Бакуфу поняли, что опростоволосились. А вот у тебя не все гладко прошло, говорят. - Кто говорит?.. - снова удивился осведомленности Иидзуки Кеншин. - Пять покойничков на улице, - пояснил тот. - Мы и из дома выйти не успели, как они выскочили, - заоправдывался Кеншин. - Я спрятал госпожу с детьми в подворотне и занялся преследователями. - Уж занялся так занялся, - рассмеялся Иидзука. - Нам, правда, тоже пришлось повозиться, так что когда прибежали к вам на задворки, то кроме крови, ничего не увидели – надо думать, Мимаваригуми поспели первыми и подобрали своих. Мы не знали, чья это кровь - твоя или нет, а потом поползли слухи, мол, кто-то пятерых зарубил. Причем в одиночку. И знаешь, что они сочинили в свое оправдание? Дескать, это сделал баттосай Патриотов. - Кто-кто? - переспросил Кеншин. - Ну, баттосай - мастер баттодзюцу. Да это ж ты, балда! Теперь у них поджилки по-настоящему трясутся! Красивый ты им приветик послал! Приветик?.. В устах Иидзуки это звучало совершенно обыденно. Пять трупов, а он - "приветик"... Странно, но Кеншина это не слишком царапнуло: он осознал, что начинает черстветь. - И что теперь будет с госпожой и детьми? - отгоняя мысли о мертвецах, спросил он. - Наверное, монахи спровадят их в Тёсю или куда-нибудь еще. Да Кацура лучше знает - вот приедет нынче вечером, тогда и спросишь. ...Я и правда очерствел... - подумал Кеншин, когда Иидзука ушел. И дело не в том, что его не трогал факт убийства пятерых, - его вообще ничего не трогало. Он ничего не чувствовал - ни радости, ни печали, ни счастья, ни горя. Вообще. Захотелось разогнать тоску у Кумико, но сегодня для этого было уже слишком поздно. Захотелось пройтись вдоль реки и послушать ее успокаивающий плеск, но начался холодный, нудный дождь, напомнивший о том, что зима не за горами. Так что Кеншин просто вернулся к себе и съел оставленную хозяйкой еду. Вскоре появился Ёсида, и Кеншин поприветствовал его, хотя и без особого энтузиазма. - Слава героям-победителям! - радостно протрубил Ёсида, будто не замечая вялую мину приятеля. - А.. Угу. - Хей, что за дела? Никак не очухаешься? Слышал, тебя выковыряли из кровати еще до первых петухов. - Сложное выпало задание... - Знаю, - Ёсида стряхнул дождевые капли с хаори, - значит, пятерых уложил, да? - Да. - Но они первые напали. - Да, - повторил Кеншин. - Такое чувство, будто душа отнялась... - Ну, могу тебе сказать, что вот у Синзо ничего не отнялось. Ему удалось спасти большую шишку, а вся слава досталась тебе. У него аж пар из ушей валит! - Этого-то мне как раз и не хватало для полного счастья, - мрачно проворчал Кеншин. - Хочешь, скажу, что я о нем думаю?.. - Ёсида подошел к своим вещам и вытащил лист бумаги, кисть и тушечницу. Кеншин заинтригованно смотрел, как он растирает тушь и делает первые штрихи. - А ты, оказывается, художник... - Какой там художник - так, калякаю помаленьку... В общем, смотри. И Кеншин принялся смотреть. Ёсида изобразил коня, который стоял к зрителю задом. Когда дело дошло до хвоста, Кеншин обратил внимание, что тот выглядит как самурайский пучок. Два взмаха кисти, и на крупе коня встопорщились усы, подозрительно напоминающие знаменитые усы Синзо Торы. Губы Кеншина дрогнули в улыбке. - Хайку когда-нибудь писал?.. - спросил Ёсида. - Нет, а что? - Нужен финальный штрих, - подмигнул Ёсида и вывел: - "Душа самурая. Конская гордость. И место, где они наконец-то встречаются". - Как я теперь буду ему в глаза смотреть, а?.. - впервые за несколько недель рассмеялся Кеншин. За ужином они сели рядом, с трудом сохраняя невозмутимые лица при виде Синзо, яростно таращившегося на них. Потом к ним неожиданно подошел Танака, и Ёсида сразу насторожился. - С чего это ты вдруг Сато бросил? - без обиняков спросил он. - Да ладно тебе, Ёсида, остынь, - сказал Танака. - Ты ж знаешь, почему Сато так себя ведет. И не мне его судить - кабы твоего отца убил... - он покосился на Кеншина, подумал и договаривать не стал. - В общем, его можно понять. Ну, ты понял, о чем я. - За этим, значит, и пришел? - не отставал Ёсида. - Я ценю твою дружбу, только и всего. И хочу, чтобы твой юный друг знал, что у меня к нему нет ничего личного, - он поклонился Кеншину, и Кеншин склонил голову в ответ. - Но если Сато переведут, я переведусь следом. Мы с детства друзья, не расставаться же сейчас, верно? Ты уж не держи обиды. Ёсида кивнул, и Танака вернулся на свое место. Лицо Кеншина потемнело. - Не хочу вставать между тобой и твоими друзьями, - сказал он, порываясь подняться, но Ёсида дернул его вниз. - Парень, никто нигде не встает. Мы знакомы с самого детства, но я на шесть лет уезжал. А люди меняются - уж я-то точно могу тебе это сказать. Ты за шесть лет тоже изменишься - если повезет, то к лучшему. Кеншину оставалось только надеяться, что друг прав, потому что изменения, случившиеся с ним за последние две недели, жгли ему душу, словно каленое железо. Обед сошел на нет с явлением Кацуры со товарищи. Пыльный и лохматый с дороги, он прошел сразу в столовую, приветствуемый торжествующими криками, пожал каждую руку и нашел пару слов для каждого из своих людей. Кеншин заметил, что Синзо была сказана не пара слов, а гораздо больше, и тот расплылся в широченной довольной улыбке. Наконец Кацура добрался и до самого дальнего угла, где сидели Ёсида с Кеншином, обменялся рукопожатиями, перекинулся фразой-другой с Ёсидой, потом повернулся к Кеншину. - Зайди ко мне завтра после завтрака. Кеншин кивнул, и Кацура отправился вместе с хозяйкой разбираться с размещением новоприбывших. - Умеет он с людьми работать, - в восхищении сказал Ёсида. - Просто-таки с рук нас кормит. После обеда заняться было нечем, да и дождь за окном все не желал униматься, и потому все, что оставалось Кеншину, - сидеть и слушать похабные песенки, которыми развлекались остальные. ...Да тут и Хико бы покраснел!.. Скоро он начал потихоньку клевать носом, и уснул бы, если б его не разбудило прикосновение ладони к плечу. Кеншин автоматически схватился за меч, но это оказался всего лишь Ёсида. ...С чего я стал такой дерганый?.. - Шел бы ты наверх, - предложил Ёсида, и Кеншин последовал совету. Поспать безмятежно, однако, не удалось - память снова и снова прокручивала детали утреннего задания, доведя Кеншина до полного изнеможения. Дальше – больше: измученный разум обратил ребенка, которого Кеншин нес на спине, в очередного врага. Еще один взмах... Еще одна голова с плеч... Вопли матери звучали отзвуком криков женщин, которые донеслись до него после казни помощника Бакуфу. Наверное, Кеншин тоже закричал во сне, потому что, когда проснулся – дрожа всем телом и мокрый, как мышь, – то увидел склонившегося над ним Ёсиду. - Ты чего? - тревожно спросил тот и оглянулся, проверяя, не напал ли кто. - Все тихо. Успокойся, парень! До Кеншина не сразу дошло, что он уже бодрствует. Просто сон. - Извини... - пробормотал он. - Кошмар приснился... Извини... - он сжал голову руками, словно это бы помогло выдавить воспоминание из памяти. Ёсида покопался в своих вещах и вытащил маленькую фляжку, которую передал Кеншину: - На-ка, пригуби. Успокой нервишки. Кеншин с благодарностью сделал большой глоток. Сакэ обожгло горло, согрело кровь. - Спасибо, - сказал он. Напряжение начало отпускать, и минут через пятнадцать он уже успокоился настолько, чтобы снова уснуть, но на этот раз решил сесть в угол с мечом у плеча. Он не знал, чем это поможет, да и поможет ли вообще, но почему-то решил, что это отпугнет дурные сны. Видимо, отпугнуло, поскольку остаток ночи прошел без сновидений. Открыв глаза вместе с солнцем, Кеншин первым делом отправился на кухню, чего не делал уже несколько дней. Хозяйка крутилась там, как заводная, - даже "доброе утро" не сказала, а сразу "Химура-тян, слава богу! Как же ты кстати!" Она всучила ему два пустых ведра и вытолкнула из дверей к колодцу. Стоило вернуться, как в руках тут же очутился нож, а перед глазами - гора овощей. Киси и Юка стряпали суп и варили рис, Мацуёигуса бормотала что-то про ораву, которую надо прокормить, попутно присматривая, чтобы не сгорели яйца и как следует прожарилась рыба. Юка ела Кеншина полными неприкрытого обожания глазами, а Киси опять вернулась к заигрываниям, так что пришлось ее даже осадить. Но вместо того чтобы уняться, она еще и натыкаться на Кеншина принялась и когда в очередной раз толкнула его под руку, нож соскочил, порезав палец - не сильно, однако же до крови. Перед глазами поплыли картины недавнего боя... собственные окровавленные руки... Сбросив оцепенение, Кеншин отшвырнул нож и схватил полотенце – вытирал их, снова и снова, но наваждение не желало отступать и сдалось, лишь когда он кинулся в умывальню и сунул руки в воду. Вернувшись к шинковке овощей, Кеншин почувствовал, что привычный ритм нарушен - то, что раньше успокаивало, теперь действовало на нервы. Надо срочно повидаться с Кумико!.. Будь у Кеншина клаустрофобия, за завтраком она бы обострилась: к шести приехавшим с Синзо присоединились еще десяток прибывших с Кацурой, изрядно потеснив те двадцать человек, которые уже жили на постоялом дворе. Чавканье прерывалось всхрюками, когда кто-то ненароком, протягивая руку за чашкой или миской, заезжал соседу локтем под ребро. Ни Синзо, ни Кацуры, ни его первого помощника Катагаи видно не было - Кеншин случайно услышал, что они, дескать, изволят трапезничать отдельно. Вот и славно: чем меньше он видел Синзо, тем лучше себя чувствовал. Он отправился на поиски Кацуры сразу после завтрака, но тот еще не освободился. Кеншин решил обождать во дворе - подышать воздухом, чистым и упоительно свежим после ночного дождя. Отличный денек для того, чтобы попрактиковать ката на любимом лугу! Ожидание продлилось с полчаса - увидев, что Синзо вышел из покоев лидера Тёсю, Кеншин постучал, и Кацура пригласил его внутрь. - Добрый день, - очень вежливо поклонился Кеншин. - Химура!.. - Кацура улыбнулся. - А ты будто подрос за две недели, что мы не виделись! Кеншин смутился - он не ожидал никаких комментариев по поводу своей внешности, но теперь и сам заметил, что ги с чужого плеча уже не болтается на нем, как на вешалке. - Расту, наверное... - промямлил он. - И голос ниже стал, - со знающей улыбкой заметил Кацура. Действительно - и голос уже не срывался. Неужели все худшее в прошлом? - Сломался, наверное... Кацура жестом пригласил Кеншина присесть. - Как работа? Справляешься? Кеншин ответил не сразу, пытаясь понять, что именно тот подразумевает. - Вы о заданиях? Да, я справился со всем, что мне поручили. - Знаю-знаю и очень доволен твоим усердием, но как ты себя чувствуешь после дела? После?.. Кеншин опустил голову, пряча глаза, и уставился на свои руки. Как можно сказать главе клана Тёсю, что лишился покоя и сна, что душа словно омертвела? Что это сжирает его заживо?.. - Я работаю над собой, - тихо сказал он в итоге. Кацура пристально смотрел на него, пытаясь угадать, что же сейчас происходит у Кеншина в голове, но тот отлично умел скрывать собственный ки, не давая заглянуть себе в душу. Тем не менее, когда их глаза на миг встретились, глава клана заметил там промельк печали, тут же уступивший место упрямой целеустремленности. - Я так понял, у тебя возникли некоторые проблемы с Синзо Торой, - меняя тему, сказал Кацура. Кеншин открыл рот, но был остановлен вскинутой рукой. - Не нужно ничего объяснять. Один из моих людей видел, как он тебя вызвал, и, должен сказать, твое поведение достойно всяческих похвал. Синзо прекрасный, просто великолепный мечник - один из лучших, кого я встречал. А еще он из весьма и весьма видной семьи нашего клана. Вот и мнит о себе... - Кацура усмехнулся и выгнул бровь. - Однако многие верят ему всей душой и готовы следом и в огонь, и в воду. Мы собираемся укрепить наше присутствие в Эдо, куда завтра он и отправится во главе отряда из тех шестнадцати бойцов, которых мы привели из Тёсю. - А-а... - протянул Кеншин, внутренне запрыгав от радости. Только бы Ёсида в составе этих шестнадцати не оказался... - Положа руку на сердце, все сошлось как никогда удачно, - продолжал Кацура. - Благодаря твоей работе развитие событий опережает наши прогнозы. Что несказанно радует. Это заставило Кеншина снова вспомнить о замечании Синзо, что, дескать, век хитокири - три месяца. - Кацура-сан, а сколько мне придется заниматься этой работой? Вопрос застал Кацуру врасплох. Он задумался. - Трудно сказать. Война - та же игра в кости, и в этой игре ты на нашей стороне. И если к тому, что делаешь для нас ты, добавить непрекращающиеся нападения на продовольственные и оружейные склады и на людей, которые Бакуфу поддерживают, то уже к весне мы сможем выбить у сегуната почву из-под ног и взять власть в свои руки. Тогда все. Но это только в том случае, если мы преуспеем, если они не найдут способа уничтожить нас и если в рядах Патриотов не найдется любителей глупостей и излишне резких движений. Кеншин снова уставился на свои ладони. "Если" оказалось куда больше, чем ему хотелось. - Поверь, - мягко говорил Кацура, - никто из нас не рад тому, что тебе приходится этим заниматься. И все мы надеемся, что это не надолго. А пока у тебя есть и крыша над головой, и хозяйка за тобой присматривает - чуть ведь живьем меня вчера не съела, право слово! Гляжу, ты приживаешься потихоньку. Катагаи тут за главного останется, так что скоро все поутихнет. Держись молодцом. - Слушаюсь, - сказал Кеншин. - Спасибо вам, Кацура-сан, - и он с поклоном вышел из комнаты. Весна. Значит, все может затянуться до весны. Кеншин думал о нескольких неделях, а Кацура повел речь в шести месяцах!.. Что ж... Тогда стоит встряхнуться и отыскать возможность продержаться до весны - вот и все. Если до утреннего разговора он еще колебался, что предпочесть - сходить на луг позаниматься или навестить Кумико, то сейчас выбор был очевиден: сначала к Кумико, ведь с таким тяжелым сердцем никакого удовольствия от тренировки не видать. По дороге в Гийон его перехватил Иидзука. - Куда путь держишь? - подстраиваясь под шаг Кеншина, поинтересовался тот. Последнее, в чем Кеншин хотел признаться, - что идет в квартал красных фонарей. - Да так - решил вдоль реки прогуляться. - Не против, если я с тобой немного пройдусь? Кеншин мотнул головой. Вообще-то он не жаждал компании, но сказать "против" у него не хватило духу. - Люди бают, над нами Катагаи начальником поставили... - Кацура-сан мне сказал. - Кобыла с возу - бабе легче. Теперь меньше голова болеть будет. Если что надо придумать или обеспечить - это я запросто, но вот тетешкаться с двумя десятками человек, каждый из которых думает, будто он пуп земли!.. - Вам не нравится командовать? - почему-то удивившись, спросил Кеншин. - Шутишь, что ли?! В гробу я эту ответственность видал. Все, чего я хочу, - выйти из нынешней передряги целым и невредимым. И на стороне победителя. - В каком смысле? - не понял Кеншин. - Дружище, я второй сын второго сына. Может, мой род и числится самурайским, но мы бедны, как церковные мыши. Когда отец умер, брат получил дырку от бублика, а я – тень этой дырки. Деньги идут к деньгам, уж можешь мне поверить. А ты когда-нибудь слышал, чтобы самурай занимался торговлей? Само собой, нет - кто бы позволил, чтоб им там, наверху, всем пусто было! Но когда война кончится, я смогу занять то место, которое хочу. И знаешь, почему? Потому что сражался за победителей. Как говорится, бери от жизни все. Чем и занимаюсь. - А если вы окажетесь среди проигравших? - недоверчиво спросил Кеншин. Иидзука фыркнул. - Да ни за что. Не боись, уж я-то позабочусь, чтобы быть с тем, кто победит. О, а вот туточки мне поворачивать, - он прощально взмахнул рукой и исчез в проулке. ...Да, не все сражаются за свои идеалы, - отметил Кеншин и подумал, что, наверное есть определенный резон в том, чтобы брать от жизни все. - Запомню, - решил он. До Гийона было уже рукой подать, и совсем скоро он подходил к черному входу гостиницы, где жила Кумико. На стук открыл здоровяк, которого Кеншин встречал в прошлый раз. - Доброе утро, - вежливо поклонился Кеншин. - Кумико-сан у себя? - Нет ее, - ворчливо прозвучало в ответ. - А когда она вернется? - В смысле - совсем нет. Проваливай. Он попытался захлопнуть дверь, но Кеншин торопливо уперся в нее рукой, не давая это сделать. - Что значит "совсем нет"? - Вчера явился какой-то богатый самурай и заплатил кучу денег, чтобы мы отправили ее в Осаку. Вот ночью она и уехала. - Что?! - Уехала она ночью, говорю. Ступай, ступай давай! - Погодите! - держа дверь, воскликнул Кеншин. - Кто это сделал? А если она не хотела уезжать?! - Станут ее спрашивать. Клиент хороший. И усы у него такие знатные... Да иди уже! Вдруг из-за двери раздалось отчаянное "братик!", что-то маленькое вылетело на улицу и обхватило Кеншина за ноги - мальчик, с которым они тогда играли у реки. Обитатель постоялого двора грубо схватил его за шкирку и потянул обратно. - Он тебе не брат, он вообще тебе никто! Живо домой! - и добавил, раздраженно глядя на Кеншина: - Тот самурай и насчет тебя предупредил, так что уходи и дорогу сюда забудь! - Предупредил? Что же он такого сказал? - Что ты опасен. А нам тут никакой лишней опасности не нужно. Убирайся! Кеншин отпустил дверь. Богатый клиент с усами... Который говорит, что он, Кеншин, опасен... Под это описание подходил только один человек, при мысли о котором кровь вскипела в жилах: Синзо Тора. Задыхаясь от ярости, Кеншин пошел обратно, влетел в дом, заметался в поисках врага, но безрезультатно. Пришлось, усилием воли скрыв гнев, поинтересоваться у тех, кто вместе с Торой прибыл из Тёсю, где его искать. Узнав, что Синзо вот-вот вернется, Кеншин решил подождать, но не в гостинице, а на ближайшей улочке. Кеншин занял наблюдательный пост на крыше и начал смотреть по сторонам. Прошла, наверное, целая вечность, когда на горизонте наконец-то замаячил Тора. Кеншин дал ему возможность пройти мимо, бесшумно, как кот, приземлился за его спиной - схватил за руку, рывком развернул и прижал к стене дома, ткнув под подбородок обнаженный меч. - Что ты сделал с Кумико? - не сулящим ничего хорошего голосом спросил он. Глаза вспыхнули янтарем. Синзо испугался, но сумел это скрыть. - Кумико?.. - хохотнул он, надменно глядя на Кеншина. - Не понимаю, о чем ты. - Югао. Кумико. И ты прекрасно понимаешь, о чем я. - Шлюха, что ли?.. Ну и ну! В твои-то годы и кувыркаться с такой... - Кеншин надавил на меч. - В Осаку ее отправил, - проскрипел Синзо. - Чем дальше от убийц вроде тебя, тем целей будет. - Да как ты!.. - прорычал Кеншин, хватая Синзо за грудки. Тот попытался высвободиться, но не смог, хотя и был почти вдвое больше Кеншина. - Ты вообще кем себя считаешь?! - зашипел Синзо. - Ты - палач! И будешь ты только палачом! Точка! И мы - нормальные люди - делаем все, чтобы держать обывателей подальше от таких, как ты! Когда до Кеншина дошел смысл прозвучавших слов, он стиснул ги Синзо еще крепче. - Значит, это ты сослал к Такасуги Сёзо, помощника конюха! - У палачей не бывает друзей, - осклабился Синзо. - Я тебя убью, - прорычал Кеншин. - Убью! Но ухмылка Синзо стала только шире: - Мы, вроде, на одной стороне сражаемся. Сам же это говорил, помнишь? Кеншин замер. Да что ж на него нашло? Он ведь чуть человека не убил!.. Что с ним?! Он опустил меч и, схватив Синзо за ги, рывком поставил на ноги. Тот потер шею и начал поправлять одежду. - Палач. И ничего другого тебе не суждено. Синзо, хохоча, ушел, а Кеншин остался стоять, трясясь от бешенства. Чем он провинился перед этим человеком?! За что его так ненавидят?! Почему у него отняли двух самых дорогих ему людей, помогавших худо-бедно уживаться с реальностью? Если Синзо задался целью, чтобы Кеншин в качестве хитокири больше трех месяцев не протянул, то он сделал для этого все возможное. В поисках утешения Кеншин кинулся на любимый луг и начал с остервенением упражняться, однако сегодня ни покой, ни собранность не вернулись в душу: каждое движение напоминало о взмахах и выпадах, которые он делал, выполняя задания. Сам того не заметив, он перешагнул ту линию, что отделяла его полное радости кендзюцу от беспощадного ремесла. Кеншин добрел до деревьев и сел, уронив голову на руки. Его охватило отчаяние. Больше идти не к кому. Больше никто не поможет вернуться к жизни. Он помолился всем богам, которых знал, потом - тем, которых не знал, чтобы революция закончилась побыстрей. Тогда б он смог вернуться к наставнику и жить, как прежде. Однако он знал - этому не бывать. Он ослушался Хико и обесчестил его учение. Пути назад нет.