Россыпь битого витражного стекла

Винсент сидел за столом, на котором лежал чистый пергамент, перо и надкушенное яблоко. Люсьен похолодел — не мог наставник не понять, что яблоко отравлено! Не мог не знать, что этот яд даже вампира свалить может, так почему же он согласился и принял угощение? — Так-так, — насмешливо протянул Анголим, отходя к каменному ложу Вальтиери и садясь на самый край. — Кто-то попался в самую примитивную ловушку. — Нет, — Люсьен опустился на колени перед стулом наставника, опустил голову на его колени — как раньше, в детстве, он приходил к нему и искал поддержки не словами, но просто его присутствием. — Нет… Он спит, конечно же, он спит. Это всё какая-нибудь Вермина на него насылает кошмары столь страшные, что нет сил проснуться. Вот сейчас он закроет глаза — а откроет их уже на том вон камне, и Винсент рядом жив, и голоса братьев и сестёр привычно звучат из холла и столовой, и Гогрон в щепы рубит очередной манекен в тренировочном зале. А Винсент — Винсент посмотрит на него внимательно, улыбнётся едва заметно, скрывая в улыбке светлую печаль, и упрекнёт в том, что он, Люсьен, так редко навещает их. Но ничего не менялось — и рассудок отказывался признавать то, что весь этот ужас сотворил он сам, практически своими руками. Люсьен взял ледяную ладонь Винсента, накрыл своей, словно пытаясь согреть, прижал когтистые пальцы к своим губам, крепко зажмурившись. Пусть это будет сном. — Что, твой сообщник оказался не так умён, как ты думал? — прозвучал голос Анголима словно сквозь толстый слой воды, и смысл сказанных слов не сразу дошёл до Люсьена. Цвет Винсента — фиолетовый. Цвет магической мощи, многовековой мудрости, вдохновения — и смерти. Цвет ошибок и прощения, цвет отчаяния и безумной надежды. — Что, прости?.. — переспросил Люсьен, поднимаясь и оборачиваясь. Он понял с первого раза, в чём его хочет упрекнуть Слышащий, но хотел услышать подтверждение. — Раскрылся твой заговор, да? Я догадывался, что это ты всех подговорил, но не понимал, зачем, — снисходительно произнёс Анголим. — А потом я понял. Ты хотел власти, ты хотел стать выше всех нас — выше меня даже, меня — которого благословила сама Нечестивая Матрона возможностью слышать её голос! Ты задумал переворот — я понял это. Люсьен растерянно моргнул, отпустил ладонь Винсента. Вот оно как, значит. Анголим увидел в нём соперника и не стал расследовать убийства, решив переложить ответственность и вину на него, на самого Люсьена. Но разве это не нарушение Догматов? Как Матушка могла допустить такое? — И теперь я увидел подтверждение этому. Ты отдал приказ провести Очищение — но ты не верил искренне! Ты упрекнул меня в ошибке, когда я очистил этот дом от предателей, которые только и ждали момента, чтобы совершить покушение на меня! — Анголим ударил кулаком по своему колену, слишком увлечённый собственным гневом, собственной обидой, чтобы слышать тихие шаги за дверью. — Что ты говоришь такое? Наши братья и сёстры погибли зря, из-за твоих амбиций! — Люсьен почувствовал, как стало холодно в груди. Он потерял всё, обманутый гордыней того, кому безоговорочно верил. — Ты предал нас. Ты — предатель, убирающий конкурентов. В комнату зашли четверо — Матье Беламон, Аркуэн, Белизариус Ариус и Банус Алор. Анголим созвал их, чтобы обличить Лашанса в предательстве, но вместо этого сорвался на собственную исповедь: как иронично вышло. Вспышка заклинания — паралич охватил Анголима, и Люсьен рванул было вперёд, чтобы убить Слышащего, отнять жизнь того, кто толкнул его в пропасть, кто разрушил всю его жизнь, но его поймали за плечи. — Я только что вернулся из Валенвуда и узнал обо всём, наставник, — сочувственно произнёс Матье, не без труда помогая Аркуэн удерживать Люсьена. — Мне жаль. — Он понесёт наказание, которое заслуживает, — добавил Банус. — Глупый безумец! Как мы могли верить ему? — громыхнул бас Ариуса. Перестав биться в удерживающих его руках, Люсьен отступил, обернулся к Вальтиери, провёл кончиками пальцев по его скуле. Фиолетовый — цвет отчаяния. Цвет безысходности, цвет последнего шага. Как удачно яблоко лежит на столе… Всего лишь сон. Если он проснётся, то будет беречь свою Семью так, как никогда — и ни один предатель не проникнет в их ряды. А если это не сон, то зачем ему нужна такая реальность? Что ж, теперь и он знает, каков на вкус его ядовитый шедевр.