Статус неизвестен

Соколовский устало опустил дрогнувшую руку, держащую пистолет, который после выстрела вдруг стал обжигающе раскаленным, тяжелым, словно налился свинцом от только что выпущенных пуль. С трудом разжал онемевшие пальцы, крепко вцепившиеся в рукоять. Оружие бесшумно скользнуло на пол, прокатившись вперед по гладкой мраморной поверхности. Игорь покосился на свои руки, с силой стиснул ладони в кулаки, пытаясь унять дрожь, но это не помогло, стало только хуже. Сердце, подпрыгнув, не вернулось обратно, а забилось вдруг в голове, отстукивая странный рваный ритм, отдающий пульсирующей болью, и разгоняя кровь по всему телу. Из груди вырывались короткие тяжелые вздохи. Он сделал попытку задержать воздух в лёгких, выравнивая сбившееся дыхание, и перевел взгляд на Фишера. Соколовский смотрел почти в упор на человека, который еще совсем недавно, несколько секунд назад, с победно вскинутой головой, неумолимо печатал слова приговора всем присутствующим в огромном зале, а сейчас нелепо замер в неестественной страшной позе, с застывшим предсмертным ужасом в распахнутых глазах и черной дыркой во лбу. Отточено, раздражающе профессионально работал спецназ, появившись как всегда откуда-то сверху. Умелые движения, слаженные действия, почти как в кино в замедленной съемке, только страшнее и объемнее. И никакого монтажа — всё по-настоящему. Картинка завораживала так, что глаз не отвести. Его лихорадило, в голове частым пульсом в виски назойливо жужжали, быстро сменяясь, мысли: "Почему так тихо? Ведь так не должно быть?..." Где громкое, эхом по залу: " Всем лежать! Мордой вниз! Руки за голову!?"... Где, чёрт возьми, дробный стук ботинок о мраморный пол?! Где лязг затворов и глухие удары прикладов о головы людей из охраны Фишера, тех, кто еще упрямо продолжал зачем-то сопротивляться? Игорь всё это видел, но ничего, абсолютно ничего не слышал. Перед глазами замелькала стоп-кадрами перестрелка — бесшумная автоматная очередь прошивала насквозь тела, осыпая со всех сторон штукатуркой, стеклом и пулями со страхом, болью и кровью. Вот и всё! Враг повержен! Ты отомстил, Соколовский! Отыгрался за всех! За маму, за отца, за перемолотого себя! И за всё! От нахлынувшего, еще несколько мгновений назад адреналина, замешанного на безумстве победной эйфории, не осталось и следа. Он был растерян, потому что чувство тревоги никуда не исчезло, а выросло до таких размеров, что гулко ухало где-то под ребрами, болезненно колотясь о грудную клетку и разгоняя сердцебиение до бешеной скорости. Игорь глубоко вздохнул, медленно запуская воздух в лёгкие. Вдох — выдох… вдох — выдох… Он зажмурился так сильно, что в уголках глаз появились слезы. Пусть что угодно, плевать, только бы отступили волны ужаса от гнетущей тишины, разрывающей барабанные перепонки. Ему захотелось крикнуть, порвать тишину в клочья, но как только он об этом подумал — слух вернулся. Странные звуки, напоминающие тиканье, то ли настенных, то ли наручных часов... Тик-так...тик-так... Малодушно захотелось, чтобы всё вокруг мгновенно оказалось детским ночным кошмаром. Откроешь глаза и ничего нет. Только мама рядом, мягко улыбаясь, шепчет что-то ласковое, смешное. Тёплой ладонью по щеке проводит. Она снова дома. Никуда не исчезла. И комната его, та самая, родная из прошлой далекой жизни. Светом залита. Солнечными зайчиками — с подоконника на шторы, затем маме на плечо, на волосы, не догнать. По стенам и на часы. Настенные. С громадными чёрными стрелками, то и дело накладывающимися друг на друга. Мерное тиканье стало более отчётливым... Тик-так... Тик-так... Зажмурился ещё сильнее. Увы! Не сработало. Тревога переросла в нечто еще более дерьмовое — панику, а следом мозг снова заполнился страхом и тошнотой. Разве такая на вкус победа?! Он перевёл взгляд на свои дрожащие руки, которые всё ещё были сжаты в кулаки. Затем поднял голову и встретился взглядом с всхлипывающей Катей, опустившейся на колени рядом с телом Фишера. Её перепачканное кровью лицо казалось совершенно чужим. Знакомые черты внезапно стали неузнаваемы, а взгляд пугал своей пустотой и полной отрешённостью. ... Девять … восемь … семь… Вика ладонями обхватила его лицо, пытаясь взглядом вытянуть Игоря с того дна, на которое он стремительно падал. И он схватился, развернулся за ней, словно сделал в воздухе переворот и всем своим существом устремился вверх. Соколовский не сразу понял зачем она здесь, откуда? Ведь чего он только не делал за последний год, для того чтобы ЕЁ сейчас рядом не было. Здесь не было… — Пойдем, — бесшумно шепнули ее губы. Ему давно уже не нужно было ее слышать, чтобы понять — хватало мельком пойманного взгляда, брошенного в его сторону, поворота головы, легкого кивка. Он считывал с Викиного лица все оттенки ее переменчивого настроения. Зачем? И сам не знал, знал только, что без этого сдохнет. — Пойдём, — повторила она, всё ещё прижимаясь к нему, крепко обвивая его шею руками. Назойливое тиканье снова проникло в мозг и вдруг показалось слишком громким. Наручные часы. На её запястье. Тик-так... Игорь кивнул и протянул к ней всё ещё дрожащую свою руку, но коснуться не успел… ... Шесть … пять … четыре… Отдаленно знакомый голос монотонно и настойчиво заползал в мозг, по частям разбивая куски увиденной картинки: — ... комплекс Ваших проблем — это давно забытые и новые страхи, от которых рождаются Ваши тревоги и стрессы, которые и отражаются на вашем психическом и физическом здоровье... Вика чуть отстранилась, чтобы увлечь Соколовского за собой, к выходу, но он не смог сделать и шага — ноги в миг стали ватными, непослушными, словно приросли к мраморному полу, не желая подчиняться. Назойливое тиканье, теперь уже, каким-то приглушённым эхом, медленно растекаясь, заполняло глухую тишину вокруг. Тик- так... Тик-так... В кармане джинсов противно завибрировал телефон. …Три… два… один… — Игорь Владимирович… Мы найдем причину, не волнуйтесь... Всё тот же голос навязчиво продолжал тянуть за собой, окончательно рассыпая увиденное на мелкие кусочки, как разбитое вдребезги стекло; протягивая спасительную руку, и Соколовский, почти уже задыхаясь, ухватился и вынырнул из своего бесконечно повторяющегося кошмара. Ему казалось, что и дышать он стал не сразу, как будто не знал, забыл, как это; лишь сделав первый судорожный вздох, тяжело закашлялся. Он очнулся насквозь весь мокрый, с раскалывающейся тяжелой головой, разбитый и уставший, и готовый отдать полжизни за пару часов нормального сна. Огляделся. Светлый кабинет. Мягкий кожаный диван. На окнах шторы, а на стене часы. Тик-так, тик-так... Размеренно, неторопливо, как положено. В кармане продолжал жалобно вибрировать телефон. По телу судорожной волной пробежала дрожь раздражения. «Твою ж мать... Как я мог забыть его выключить?» — Игорь мысленно выругался и скривился, внезапно понимая, где, а главное зачем он здесь находился. Он машинально нырнул рукой в карман и поднес экран к лицу. Сообщение. Буквы расплылись в белые тонкие полоски, а когда соединились в слова, он нелепо и глупо, как ему показалось, подскочил и резко сел. — Игорь Владимирович! Я категорически, в очередной раз настаиваю на необходимости отключения всех средств связи во время проведения наших сеансов …