***
Стать матерью оказалось в некотором плане тяжело. В какой-то момент моей жизни любимые умопомрачительные шпильки отлетели на задний план, и вместо этого в моих руках были пелёнки и бутылочки с молоком. Вскармливать сама я не смогла, увы, всвязи со здоровьем. Но Мэри-Крим с удовольствием посасывала свою бутылочку. Я укачивала её в руках, а она сопела под моё нежное бормотание. Я частенько глядела на себя в зеркало. Тяготы материнской жизни наложились не только на сам образ жизни, но и на меня саму. Некогда утончённые очертания фигуры затерялись в обвисшем животе и руках. Это мне тоже пришлось оставить там, на задворках прошлого, где я, красотка Руж, была ничем не обременена. Единственное оставалось неизменным — многочисленные баночки с кремами, но и их вскоре вытеснили детская присыпка и прочая ересь. На меня больше не оборачивались прохожие. Мне больше не помогали мужчины с моими покупками. Но глаза Наклза оставались такими же наполненными любовью, когда он в очередной раз поддерживал меня, видя расстроенное лицо. Я частенько так смотрела на своё отражение. Ненавистно и липко. Но он мне прививал любовь к себе, называя это прекрасным периодом жизни, где я молодая мамочка, и всё у меня вернётся на места. И моя красота тоже. Это всегда было моей фишкой. Но теперь нет. И от этого было не легче. Я пыталась не злиться за это на Мэри-Крим. Она не виновата в своём собственном рождении. Это было исключительно наше, на пару с Наклзом, желание. Я пыталась заставить себя отогнать эту детскую обиду на дочку, но она была подобно карамели, что липнет к зубам. Я лежала, глядя в потолок, и мечтала о своём прошлом, где всё было хорошо. Когда Наклз в очередной раз поймал меня на истерике в ванной, мы отправились к семейному психологу. Пухлая женщина посоветовала прийти на личные консультации, поскольку проблема крылась явно не под крышей дома, а в моей собственной голове. Сидя на удобном кресле в располагающем кабинете я придирчиво рассматривала декор. Здесь всё было мягко и ванильно, якобы сделано для того, чтобы клиент ощущал себя спокойно, в своей тарелке. Но если торшер у окна отдавал теплом, то дождливые капли скользили по стеклу вниз, прямо как моё собственное настроение. На душе было мрачно, неспокойно и тоскливо. Я была не из тех, кто любит размазывать сопли и лежать днями, охреневая со всего подряд. Обычно мой собственный дух вёл меня, но теперь мои силы иссякли. Бороться и смеяться в лицо судьбе не хотелось. И сейчас я поникшим взглядом смотрела на собственные пальцы. — Мисс Руж, — психолог прочистила горло, а потом продолжила. Она разговаривала мягко и вкрадчиво. — Я хотела бы начать нашу терапию со знакомства, но немного в другом ключе. Я бы хотела, чтобы вы рассказали значимые и важные моменты для вас, чтобы понять, что вы из себя представляете. — Мне нужно говорить типичную формальность, вы это хотели сказать? — я ощетинилась. Никогда не любила психологов. Обычно на мои колкости мобианцы злились, но не она. Психолог мягко улыбнулась, пропуская мою гневную интонацию мимо ушей, и уселась поудобнее. — Позвольте, я сниму? — не дожидаясь ответа, рыжая лисица сняла свои туфельки и вытянула ноги. Видимо, она, как и другие женщины, понимала эту боль отëкших ног после каблуков. — И нет, я хотела бы узнать вас в ваших собственных глазах. — Это как? — я не понимала. — Ну, смотрите, — лисица поправила очки. — Обычно мы представляемся, называем свой возраст, место жительства, но никогда не вдаемся в подробности. Люди не любят говорить больше нужного, но в нашем случае, это необходимо. Мне надо узнать вас, как личность, чтобы понимать, как мы сможем сработаться. — Вот уж врядли, — я закатила глаза. Я уже представляла, сколько денег зарабатывают эти шарлатаны на простых смертных, а они всего лишь просят выложить душу. Всего-то. — Позвольте я начну. Меня зовут Лин, я старше вас почти вдвое, но я чувствую, что мы мыслим практически на один возраст. Точнее, живём. — Поражаюсь вам. В вашем, эм, простите за выражение... — я откровенно насмехалась над этой дурочкой, возомнившей себя молодой девушкой. Хотя ей было явно за сорок. — Солидном возрасте невозможно ощущать себя молодой. — Это ещё почему? — её голубые глаза должны были смотреть озлобленно, но я этого не заметила. Я немного помялась, не зная, как бы ей корректнее сообщить о своей жизненной позиции. Я знала, что остра на язык, и злю этим окружающих, но Лин это ни капельки не задело. А вот меня это уже порядком разозлило. Я не знала, либо она так хорошо играла и притворялась дурочкой, либо она в действительности ей являлась. Я сместила взгляд на часы. До конца сеанса оставалось сорок минут. Боюсь, это был последний. — Потому что молодая и вольная жизнь заканчивается на детях, бесконечных подгузниках и пеленках. Когда на лице появляются первые морщины. И когда ты не можешь позволить себе сумочку, потому что, о Боже мой, тебе надо думать об остальных! — я буквально взорвалась. Я чувствовала, как в моём ответе перемешалось всё. И моё собственное неудовлетворение в том числе. Лин поджала губы и с сочувствием посмотрела на меня. Я видела, как у неё на лице отразилась эта мерзкая жалость, и мне захотелось сейчас же встать, развернуться и уйти. Но вместо этого я послушно сидела в убогом мягком кресле и пыталась утереть слезы досады. К чёрту твою жалость! Когда я вновь открыла веки, перед глазами мелькнула салфетка, протянутая Лин. Женщина вручила мне её, а потом села обратно, давая мне пару минут на передышку. Странно, но она знала, когда нужно помолчать. — Мне нет ещё и сорока, но моя жизнь уже стала пустой и никчёмной. Моя молодость, увы, закончилась. Лин посмотрела на меня долгим взглядом, прежде, чем ответить. — А я так не считаю. — И почему же? — на этот раз вопрос слетел с моих губ. — Потому что жизнь подразделяется на множество этапов, и нужно следовать им, а не существовать в прошлых. Вы никогда не сможете «разродиться» обратно, — её пальцы показали кавычки. — А я никогда не смогу вернуть свои восемнадцать. Таков закон жизни, и с этим лучше смириться. Я переваривала её слова, не зная, как мне на это ответить. — Вы хотите сказать, я не хотела свою дочку? — мои щеки покраснели от гнева. — Нет, вовсе нет, — Лин вздохнула, а потом небрежно махнула рукой. — Вы хотели её, но не знали, что за этим следует. Вы считаете это концом, потому что закончился предыдущий этап вашей жизни, где вы были молодая девушка, цвели и пахли. Сейчас поменялся ваш статус и жизненная роль, возможно что-то во внешности. Никто не застрахован, что вы не наберёте после беременности парочку лишних килограммов. Но это и есть новый этап, где вы взрослеете, обретаете новую жизненную позицию и узнаете себя с иной стороны. Вам сложно отнестись к себе с принятием. А отсюда следует, что и к вашей дочке тоже. — Но это брехня! — я вскочила и развела руки в стороны. — Я же так хотела этого. Мне так хотелось произвести на свет что-то хорошее, частичку себя... Я вновь осела на кресло. Перед глазами мельтешило лицо новорождённой малышки, и я пыталась заставить себя поверить в сказанное. Это же было действительно так? — В том-то и дело. Вы — героиня, Мисс. Вы прожили такие чудовищные события, которые отразились на вашем восприятии. Я думаю, дело не только в том, что вы хотели сделать ребёнка, а в том, что вы хотели воспроизвести на свет что-то хорошее после таких травмирующих событий. Чтобы этим закрыть ещё недавно свежую рану. На моих глазах заблестели слезы. В очередной раз за этот вечер. Я попыталась сморгнуть их, но вышло только хуже. Они текли и текли, а я утиралась салфетками. Как Лин могла так просто говорить обо всём этом? Как будто это было легко. — Недавно свежую? Да вы хоть знаете, как у меня всё в ужасе содрогается, когда я вспоминаю об этом?! — Понимаете, я смотрю на вашу ситуацию через профессиональную точку зрения, а не со стороны близкого человека. Я пытаюсь вам помочь. — Да вы только и делаете, что эту самую рану ковыряете! Ковыряете! Ковыряете! — я яростно застучала кулаками по дивану, не в силах сдерживать кипящую ярость. — Руж... — лисица участливо взглянула на меня поверх очков. Она попыталась сесть ко мне ближе, но я оттолкнула её руку. Схватив свою сумочку, я выбежала из кабинета психолога, так и не дав ей договорить. Меня бесило всё. Бесила эта девица, возомнившая себя не пойми кем, бесила эта обстановка. Я сама себя ненавидела в этот момент. Я знала, что дома получу выговор от Наклза. А потом мне придётся признать проблему. После чего я пойду в комнату, где спит моя дочка, и мне... И что мне? Я остановилась на входе в поликлинику. Мой муженёк сам отправил меня сюда на «реабилитацию», давая столько времени, сколько мне необходимо. В конце-концов, никто ведь не говорил, сколько конкретно моë оздоровление будет проходить? А дочка... С ней и отец, пожалуй, посидеть может. В конце-концов, он постоянно работает, и с Мэри-Крим провожу больше времени я. Не я же единственный родитель. Я мельком взглянула на своё отражение в стекле. На меня смотрела щупленькая молодая женщина с дерьмовой причёской, без макияжа и кофте, напоминавшей бабушкину сорочку. Отвернувшись, я стала в уме прикидывать, сколько у меня есть денег. Скривилась. Не густо. Но и этого вполне хватит, чтобы себя побаловать. Я не помню, когда с таким восторгом я ещё бежала в торговый центр. Только если там была грандиозная распродажа. Я уже по привычке хотела зайти в детский магазинчик, но я тут же себя одернула. Нет. Так нельзя. А где я? Где я сама? Потерялась в тени новорождённой дочурки и мужа. Нет больше ни Руж, ни шикарной красотки. Только лишь её имя в паспорте. Даже глаза уже так не блестят. В тот день я купила себе шикарное платье, туфли и помаду. Сходила освежиться в салон, а потом зашла за бутылочкой игристого. Стоя у прилавка, я думала, а стоит ли оно того вообще. Ведь я знала, чем оно всё заканчивается. Сначала одна бутыль, потом вторая, и понеслось... В голове созрел облик матери. Отец говорил, она спилась. Я и сама помню. Фыркнув, я расплатилась, а потом поплелась в местечко, где меня всегда принимали с радостью. Было не близко, но вино приятно согревало горло. И дышать сразу легче стало. Я уже и не помню, когда шла и улыбалась, как дурочка. Зато мне было хорошо. А потом стало гадко, когда я вспомнила сочувствующую гримасу Лин. Да пошла она вообще! Я злилась на неё за её слова, за то, что лезла в душу. Конечно, я предполагала, что так оно всё и обстоит: ковыряют проблему, чтобы найти корни, а потом выдергивают их с концом. Но не знала, что это будет так... Больно. Уже через каких-то двадцать минут я оказалась на пороге ежа Шедоу. Они встречались с Эми уже какое-то время, и это меня поражало. Нет, они оба неплохие ребята, просто слишком разные. Если Эми была болтушкой до мозга костей, то Шедоу был настоящим сухарём. За всё время совместной службы мне мало что удалось узнать про него. Он отвечал поверхностно. Лица моих друзей были непередаваемы. Эми боязливо обняла меня в ответ, а Шедоу вопросительно поднял бровь. И что тут такого? Да, напилась. Да, пришла без спросу. Да, я... — Красивая... — хмыкнула Эми, разглядывая меня. Розовая никогда не заделывалась в модные критики, но сейчас её мнение было очень кстати. Я даже почувствовала себя лучше, увереннее. Словно ко мне вернулась прошлая я. Красивая, стройная, без загонов. Незамужем и без ребёнка. Над душой опять нависла чёрная туча. Через какое-то время мы уже втроём сидели на кухне. Я пила вино, а ежиная пара — чай. — Я же была лучшей из лучших, — я обречённо простонала. — И что со мной стало? — Ох, Руж, — Эми ободряюще погладила меня по плечу. — Ты итак лучшая. Что не так? — Только не говори мне, что не заметила разницы. В прошлый раз у вас на кухне сидела грузная тетька с ребёнком на руках, а не роскошная двадцатипятилетняя девушка, — я мотнула белобрысой шевелюрой. Новые кудри радовали глаз. — Ты для нас остаёшься такой же шикарной. Да, роль мамы берёт своё, но что поделать, — Эми повела плечом. Она всегда говорила просто и сжато, но зато как это было доходчиво! — Мне приятна ваша лесть, но... — я усмехнулась. — У меня же есть зеркало. Да и я сегодня была на приёме у старой швабры, и она... — Старой швабры? — Шедоу скептически посмотрел на меня, отпивая. Он всегда любил зелёный чай. Я пыталась говорить незаинтересованно, чтобы не показать своё сметение. Рассматривая свой свежий маникюр, я пояснила: — Мой психолог. С сегодняшнего дня. — Психолог? — Шедоу произнёс это так вкрадчиво, словно это что-то жуткое. Я фыркнула. — Ну, да, психолог, — я пожала плечами. — Короче, я совсем загналась. Мы пришли с Наком на семейную терапию, чтобы выяснить, что со мной, и в итоге оказалось, что я баба с бедами в бошке. И дело вовсе не в нашей паре. Я сделала новый глоток, с сожалением отмечая, что вино закончилось. А это значило, что мне скоро нужно будет уйти. — Руж, что тебя напрягает? — Эми сосредоточилась. Это девчонка всегда была через чур активной, но когда дело касалось друзей, она начинала шевелить извилинами. Эми сама по себе добрячка, но в такие моменты я готова её расцеловать. Просто за её безусловную поддержку. — Ну, как сказать... — Я покривила душой. — Многое и очень многое. Например, мне не нравится, что я располнела. Не, ну вы видели мои бока? — Я вскочила с табуретки и оттянула складку кожи в сторону. — А ещё я почему-то думаю обо всех больше, чем о себе самой. Я не помню, когда ещё я могла вот так просто взять и прийти к кому-то в гости. Может, только если в виде исключения... — Руж, я и не предполагала, что... Я жестом заткнула изумленную ежиху, и она послушно закрыла рот, внимая моему крику души. Моей тираде. Шедоу сидел совсем тихонько, но время от времени вздыхал. Вот же ж. Напарничек. — А ещё на приёме у этой... Лин, — в этот раз я решила не обзываться. — Выяснилось, что Мэри-Крим появилась только из-за того, что я хотела её рождением заткнуть зияющую пустоту внутри после терракта. После того, как не стало наших ребят... На последней реплике мой голос осел, как и я сама замолчала. Оглушительная тишина разразилась на кухне, и мне стало так стыдно. Да, я могла пожаловаться насчет внешности, ибо никому не в новинку, что это всегда была моя больная тема, моя фишка. Но такое откровение про дочь повергло всех сидящих на этой кухне в шок. Я почувствовала себя некудышной матерью. После моего осознания я не знала, а была ли Мэри любимой? Хотела ли я её, как отдельного человека? Как частичку меня с Наклзом?.. Вспоминая большое застолье, где я всем поведала о своей беременности, я видела улыбки окружающих и свою собственную. Тогда меня чуть не задушила объятиями Роуз и расцеловала Ванилла. Видя эти по-матерински нежные карие глаза, я поняла, что хочу отплатить ей чем-то большим. Показать, что никто не забыт и ничто не забыто. В честь погибшей подруги я назвала свою дочку. Из раздумий меня вывел голос подруги. Она в поддерживающем жесте положила свою ладонь на мою и заговорила: — Ты очень её хотела, я верю в это, — На её лице проскочила мягкая улыбка. — Ты совершила свой собственный подвиг. Ты родила Мэри не только, чтобы заткнуть кричащее нечто, а ещё потому, что хотела произвести на свет любовь, — Глаза Роуз наполнились теплом. — Ты сделала всё правильно, Руж. Мои глаза наполнились слезами.***
Стоит ли говорить о том, какой нагоняй я получила от мужа? Не брала трубки, пришла ближе к ночи, а ещё свалила от психолога. Он встретил меня на пороге дома хмурым взглядом и проводил в комнату, где я тотчас утонула в мягкой кровати. На следующее утро началось старая песня: я, мельтешащий Наклз и кричащий ребёнок. Я пыталась наконец-то проснуться и одновременно с этим уследить за кашей и кормить дочку. Строптивый муж, как в самой тупой комедии, не мог найти свою рубашку. Мы не обмолвились и словом, и хотя это было обидно, но даже играло мне на руку. Не хотелось вновь думать о своих чувствах и жалеть себя в обнимку с вином. Когда входная дверь захлопнулась, я рухнула обратно на диван, бережно укачивая Мэри-Крим. Она спала, как убитая, и я мягко переложила её в люльку. Когда она была безмятежной, жизнь казалась лучше. Не было душераздирающих криков, воплей и плача, лишь моя малютка. Голова ещё гудела после выпитого и я направилась в душ, с охотой смывая с себя остатки вечера. Вода струилась по моим плечам и спине, забирая с собой беспомощные мысли, где я, как бродячая кошка, пыталась выпутаться из непонятной истории под названием жизнь. Ну, или жизненный этап, как сказала Лин. Лин... Точно. Мои щëки покраснели от стыда. Вчера я нагрубила ей и убежала, как трусиха. Она, наверное, уже привыкла к таким закидонам своих клиентов, но это не значит, что это правильно. Может, я и была с характером, но не была сукой. Хвала богам, совсем рядом жила Мисс Ванилла. Возраст брал своё, и я видела, каким сухим и исхудавшим становится её лицо. Некогда жизнерадостные глаза теперь смотрели без прежнего энтузиазма, с налётом былой теплоты. Но каждый раз, когда я приносила ей дочку, Ванилла расцветала. Много улыбалась, мельтешила, ухаживала. Я знала, что в этой просьбе она мне не откажет. К часу дня я стояла на пороге дома одиннадцать, авеню восемь, сжимая в руках визитку. Я выудила её из мусорки, в которую любезно вчера закинула, а теперь стояла и мялась. Только я хотела постучать, как дверь отворилась, и передо мной стояла такая домашняя Лин. Лисица явно никого не ждала. Об этом говорило её заспанное лицо и халатик, накинутый на сорочку. Я сглотнула, не зная, с чего начать. — Руж? — женщина удивилась. — Я услышала шорох, думала, что это почтальон... У вас что-то случилось? — Ну, как бы сказать... Не знаю... Я... Я мямлила, совершенно не в своей манере. — Можете пройти, — скорее вопросительно сказала Лин, отходя в сторону. — Проходите-проходите, не стесняйтесь! Я неуверенно ступила в прихожую. Лин захлопнула дверь и полплотнее задернула халатик. — Вы проходите на кухню, прямо туда, — она махнула рукой в направлении столовой. — Я сейчас переоденусь и спущусь. Я кивнула и послушно направилась на кухню, попутно рассматривая интерьер дома. Он был под стать Лин: уютный и тёплый. Здесь был небольшой, так называемый творческий беспорядок, но не критичный. Солнце приятно отливало от мятных стен и отражалось в напольном зеркале. Повсюду стояли различные статуэтки и фотографии. — Простите за вопрос, а вы одна? — прозвучало глупо. Лин просеменила следом за мной, находу поправляя пучок на голове. Поставив чайник на плиту, она обернулась. — Ох, нет, я в разводе уже как пять лет. Иногда вижусь с мужем, чтобы повидать ребёнка, но они живут в другой стране и поэтому мы редко видимся. Удивительно, какой лёгкой была эта женщина. Невооружённым глазом было видно, что Лин отвечает честно и развёрнуто. Несмотря на то, что меня смутило её высказывание, я не была в праве её осуждать. — Вы не скучаете по ним? — я шкурой чувствовала, что ступаю на опасную территорию, но любопытство брало верх. Лин присела напротив, ставя перед нами фарфоровый сервиз. Даже несмотря на вчерашнее, она была настроена к диалогу. — Безусловно. Но я не жалею об этом решении. Им так будет лучше. — Им? — было странно слышать о заботе о своём бывшем возлюбленном. — Не поймите неправильно, но я считаю, что как бы не сложилась наша судьба с моим бывшим сейчас, у нас была с ним прекрасная история. Я желаю ему только счастья, как и моему сыну, и совершенно не держу зла. Мы с ним хорошие друзья. — Я бы так точно не смогла, — мои губы дернулись в улыбке. Со стороны Лин послышался смешок. Она сидела передо мной в домашней футболке и располагала к разговору больше, чем когда была в атласной строгой рубашке. — Это нормально. Не всё способны отпустить обиды. Расстаются не от хорошей жизни. Она придвинула ко мне чашку с зелёным чаем. Я схватилась за неё, как за спасательную шлюпку, словно эта чашка могла спасти меня от предстоящего разговора. Я никогда не любила говорить о чувствах. — Вы извините, что я так, без спроса, — я стыдливо отвела взгляд в сторону. — Просто мне было необходимо с вами увидеться. — А вы вовремя пришли, у меня как раз сегодня выходной, — заметила она. — А так я бы, наверное, не смогла вас принять. Я поджала губы. Это наверняка было из-за меня... — Плотная запись, — пояснила Лин, видя моё смятение. Я облегченно вздохнула и уже увереннее схватила чашку. Не зная, с чего начать, я стала стукать по ней ногтями. — Волнуетесь? — как проницательно. — Очень, — призналась я. — На самом деле я пришла извиниться. Выражение лица Лин сменилось на бдительное. Она внимательно слушала меня. — Я вчера вам наговорила лишнего и убежала, как истеричка. В общем, я не должна была так поступать. Простите. Я стыдливо потупилась. Стало неловко от разразившегося молчания. — Руж, я... — А ещё вы никакая не старая! — перебила её я. — Это я сварливая, как старуха. Лин похлопала ресницами, а потом рассмеялась. Да ещё так заразительно, что я заулыбалась следом. Господи, это было так нелепо. — Я лишь хотела сказать, что не держу на вас зла. Такое часто происходит на первых сессиях, — она подмигнула мне. Я отпила вкуснейшего чая, а затем спросила: — Тогда можем мы продолжить наши занятия? — Безусловно.***
Следующие сессии, на удивление, приходили легче, чем первая. Я смогла говорить откровенно, без издëвок, и мне даже начало казаться, что какие-то результаты есть. Я стала проще относиться к появлению ребёнка. Теперь это не казалось мне чем-то удушивающим, держащим подальше от остальной жизни. Я стала увереннее расставлять приоритеты в свою пользу, пользу семьи и моих собственных увлечений. Стало проще дышать. Под конец занятия, когда я уже хваталась за сумочку, Лин меня остановила. Даже она после того разговора на кухне перестала казаться мне наивной глупышкой. — Руж, — обратилась она. — Я вижу, что вы стали делать значительные успехи. По правде говоря, в начале наших занятий я думала перенаправить вас к специалисту из-за подозрения в послеродовой депрессии. Но вам повезло, всё обошлось. Могу вас поздравить. Я замерла у кресла, которое за время наших сессий с психологом стало мне практически родным. Это значило, что... — Получается, нам скоро придётся расстаться? — мои глаза округлились. — Да, но исключительно на хорошей ноте, — сказала она. А я поникла. Я за два месяца уже успела прикипеть к такой обстановке вещей. Мне казалось, моё состояние будут вытравливать из меня годами, но понадобилось всего лишь два месяца. Они утонули в бесконечном потоке времени. Лин заметила моё состояние и тотчас накрыла мою руку своей. Её ладонь была женственной и невероятно нежной. — Руж, поймите, расставаться это не всегда есть сокрушительно. В нашем случае мы пришли к нужному результату и ы скором времени необходимо поставить жирную, многообещающую точку. — Многообещающую? — переспросила я. — В плане ваших успехов. Без намёка на продолжение. Я сглотнула. Было горько. — Что ж... А мы не сможем увидеться с вами еще раз? Вне этой комнаты? — я с надеждой смотрела в лучистые глаза женщины, на что она мягко покачала головой. — Познакомься мы при других обстоятельствах, Руж, то мы бы стали подругами. Но обычно такие встречи не заканчиваются чем-то хорошим. Ведь для вас я останусь вашим психологом, а вы — моей пациенткой. — И сколько времени у нас осталось? Господи, это звучало так трогично, словно на кону стояла чья-то жизнь. А на самом деле, не стояло ничего большего, кроме нашего контакта. В конце наших занятий мы вернёмся к обычным приветствиям на улице, не влекущими за собой ничего больше. Я не знала, что так быстро умею привязываться к людям. — Около трёх сессий. — Что-ж... Тогда боюсь вас расстроить, но мне нужно ещё кое-что обсудить. Не менее важное. Лицо Лин поменялось.***
— Чëрт возьми, я так вымоталась, — простонала я, свесив ноги на столе своего напарника. Я знала, как сильно он бесился от моих выкрутасов и понимала, что это нагло, но веди я себя по-другому, то не была бы той, кто я есть сейчас. — Он опять устроил какую-то запару, а почему-то с этим должны разбираться мы, а не Соник. — Забей. Нам бы сегодня досталось побольше, если бы этот клоун вдруг не узнал, что наш фейкер не объявится, — Шедоу мрачно фыркнул. — Да уж. А ещё героем называется. Я ожидала продолжение диалога, но Шедоу в своей манере замолчал. Он никогда не был щедрым на слова, но иногдато бесило. Особенно, когда я пыталась перевести его внимание на себя. Я хмыкнула и соскочила на пол. — Меня бесит эта компашка. Я повернулась к окну, выходящим прямо на охраняемую зону и нахмурилась. Мне всегда хотелось стать такой же узнаваемой, как остальные, но почему-то меня затмевали подруги в лице Роуз и малышки Крим. Даже эти малявки умудрялись выходить на обложке журналов, крутиться в новостях в то время, как я оставалась в их тени. Конечно, я ведь не Борец. Меня смешили из наивные приземленные желания. В то время, как правительство предлагало им бешенные суммы «за долг Родине», они отказывались, наивно хлопали глазками и предпочитали скромничать. Хотя я, иногда выполняя работу побольше них вместе взятых, получала куда меньше и никто не предлагал мне роскошь и богатство. Засыпая по ночам, я представляла, как появлюсь на первых обложках новостных газет, как спасительница, как ангел, скрывающийся в тени друзей. Как мне предлагают невероятные суммы или как много в моей шкатулке лежит различных украшений, колец и прочего борохла. А самое главное, наконец-то я по праву стану владеть Мастер Изумрудом, стану его хранительницей, как более достойная. Ладно, что уж там, не буду скрывать, что Наклз достаточно неплохой парень. Но вспыльчивый. И очень вредный. А ещё дурак невероятный... Но сейчас не об этом. Хранителем он был великолепным. Он готов был отдать жизнь за этот кусок богатства и вековой истории в то время, как я находила это самым блестящим изумрудом на свете. А ведь я знала наверняка, таких больше нигде не было. Я пыталась его выкрасть. Сначала по-тихому, незаметно, но потом это стало какой-то традицией: навещать этого ворчуна под предлогом забрать камень. Меня это забавляло и скрашивало серые будни. В любом случае, у меня не получилось. И даже сейчас, зная, что мы на пару с Шедоу отработали за всех Борцов вместе взятых, мы почему-то останемся в стороне. Соник ëж опять выйдет героем, вытащив из передряги свою розовую подружку, а она ещё и займёт собой всю страницу, где журналисты будут отчаянно попытаться раскрыть их тайный роман. Пф, ну и глупости. Я сама, собственными глазами видела, как на прошлой неделе они обжимались на опушке. И всё бы ничего, и это было бы даже сенсацией, если бы краем уха я не услышала, как синий вешал Эми лапшу на уши о каком-то там свидании. А потом стал просить какую-то консоль, которой у него самого не было. Я смеялась от глупости происходящего, от того, как моя подруга, которая пару минут назад растекалась в лужу, превратилась в разъяренное нечто. Поэтому даже если у этих двоих что-то и было, то сомневаюсь, что там что-то нормальное. В любом случае, я знала, что пока есть Борцы, мы с Шедоу останемся лишь их пылью и так называемой подушкой безопасности. — Эй, Шедоу, — я обернулась. Обычно, когда я говорила так отчаянно и тихо, это значило только одно. И только Шедоу мог дать мне это. Во мне смешивался праведный гнев от несправедливости ситуации и детская обида, что меня не заметили. Один лишь ёж замечал меня. Одному ему я была нужна. И даже несмотря на его сухость в общении и отстранённость, и на то, что мы были до безобразия разными, он был единственным, кто понимал меня. В тот день он смотрел на меня обеспокоенно. Беспокойно, когда я подошла ближе. И беспокойно, когда обняла его со спины. В этом не было ничего интимного, в этом не было ничего такого. Мы просто... Залечивали раны.***
Сложные недели сменились простыми. Задачками обременяли не так часто и не так много, поэтому я спокойно могла ничего не делать на рабочем месте. Я читала новый модный журнал, без удовольствия отмечая, что уже половина третьего, а Шедоу не было на рабочем месте. Обычно это я устраивала себе внезапные прогулы и опоздания, но сам ёж, то ли из-за своей скучной жизни, то ли из-за своего грузного характера, был достаточно дисциплинирован. Я нахмурилась. Обычно он не опаздывал. Такое было только один раз, когда он пил сливочное пиво до глубокой ночи. И лишь один раз он не пришёл, потому что иммунитет после опытов ослаб и СФЖ подцепил обычную простуду. Тогда он провалялся пять дней, прибывая в шоке, как обычные смертные выдерживают такие муки. Я усмехнулась. Это он пока не знал, какими более неприятными бывают головные мигрени. Но сейчас он не оставил даже смс-ку. Стало обидно. Ещё недавно он был практически самым родным на свете, а сегодня даже не оповестил об опоздании. Ладно я, но начальство? Ко мне пару минут назад заходили и спрашивали, где он прохлаждается, на что я лишь пожала плечами. Я встала с твёрдым намерением навестить меня. О, да. Я предвещала, как ему не понравится сама идея, что я ворвусь в его идиллию и начну истерить. Но эта идея мне показалась куда лучше, чем сидеть на попе ровно... Но, к сожалению, мой план провалился. Ежа дома не было. Я постучалась несколько раз прежде, чем самой войти. Я удивилась, когда ручка двери поддалась давлению и сама дверь отворилась, пропуская меня в тёмную обитель. Я попыталась включить свет, но так и осталась стоять в потёмках. Он не загорелся. Что? Он забыл заплатить комуналку? Это было подозрительно. Хотя Шедоу не был расторопным пареньком, он всегда вовремя за всё платил. Я попробовала дозвониться, но тщетно. Трубку всё равно никто не взял. Включив фонарик, я побродила по дому в надежде, что может где-то здесь будет хозяин дома, но ничего не нашла, кроме сквозняка на кухне. Покачав головой, я закрыла окно и ушла прочь отсюда, предвкушая, сколько злости и негатива вымещу на своего напарника. Придя на работу, я ожидала чего угодно, но только не пустого рабочего места. Я остолбенела и ко мне мгновенно подлетело начальство с расспросами о еже. Я не знала, что сказать и просто кивала на всё подряд. Старый морж краснел и грозился выгнать этого наглеца, посмевшего сбежать с рабочего места, как только его встретит, а его ассистентка попросила связаться с ней, когда я увижу Шедоу. Я машинально крутила головой верх-вниз и прошла внутрь кабинета, находу захлопывая за собой дверь. Поднявшийся гул снаружи мгновенно прекратился и я осела на своё место, принявшись массировать виски. Шедоу-Шедоу... Я и так не спала всю ночь, придумывая, что же такого тебе устроить, а ты решил и вовсе не приходить. И вдруг... В голову ударила мрачная мысль. Меня осенило и я кинулась к рабочему телефону, набирая Борцов и каждого по очереди спрашивая, не видели ли они Шедоу. Ни одного положительного ответа... Оставалось лишь надеяться на лучшее. Я набрала знакомый номер и принялась ждать. Послышались знакомые гудки, а потом моё сердце замерло. Послышался знакомый рингон. Повернув голову, я увидела телефон Шедоу, лежащий на столе. — Да, его телефон в кабинете! В том-то и дело, что я понятия не имею, где он может быть... Нет, не знают, я спрашивала. Что значит объявление будет в течение трёх рабочих дней?! — я, как бешенная, кричала в трубку, пытаясь достучаться до безмозглых, называющих себя полицейскими. — Вы понимаете, что человек пропал! Его нет уже пять дней! Пять! Сейчас же займитесь этим, иначе я буду жаловаться в соответствующие ор... На другом конце провода зазвенела пронзительная тишина. Я в порыве злости швырнула телефон в диван и он с характерным звуком отлетел в угол. Схватившись за голову, я стала наматывать круги по комнате. — Думай-думай-думай! Я никогда не отличалась беседами с самой собой, но сейчас мне просто было необходимо спустить пар. Пускай даже в воздух. Я ходила кругами, не зная, что мне делать. В полицию ходить было бесполезно просто потому, что этим никто всерьёз заниматься не будет. Просто распечатают объявление о пропаже, и всё. Я итак это уже поняла. Единственным решением было попросить Борцов о помощи. И пускай я вновь окажусь в стороне, мне было просто необходимо найти друга. Прошло десять дней. Шедоу не появился, всех поставили на уши. Поиски оказались бесполезны, никаких следов, ничего, за что можно было зацепиться. Уже на четвёртый день у меня началась апатия. Я практически не выходила из комнаты, бездумно набирая знакомый наизусть номер. В ответ звучало привычное: «абонент вне зоны доступа». Ну, конечно, а на что я надеялась? Телефон Шедоу сёл и я передала его полицейским. Конечно, его наверняка зарядили, но не найдя ничего подозрительного, вновь выключили. Одна лишь я, как дура, пыталась дозвониться до пропавшего товарища. Спустя ещё пять дней я стала безбожно пить. Бутылки скапливались в углу моей однушки, а я сидела, пьяная в стельку, на кухне и курила. Дым оседал клубами под потолком, а мои руки не раз обожглись о бычки. Увы, была у меня такая дрянная привычка, которая спасала в нужное время. Я пыталась заставить себя не думать о худшем, но в голову лезли навязчивые и мрачные мысли. Я кривилась в попытке совладать с ними, на что получала лишь чёрные точки в зажмуренных глазах. На двадцатый день после исчезновения друга меня попытались утихомирить друзья. Эми читала какую-то мантру о вреде алкоголя и курения. Вот чертовка, врёт и не краснеет. Как будто бы я не знала, как она втайне от всех покуривала за штатом Бойцов. Тейлз избавлялся от пустых бутылок и выливал в раковину содержимое новых. Малышка Крим вместе с мамой вместе убирались и готовили суп. А Соник носился туда и обратно, не находя себе места. Один лишь Наклз оставался непоколебим, преспокойно попивая кофе из моей любимой чашки. Обычно вредный, в последнее время он был спокоен и обходителен. С одной стороны, это было неплохо, а с другой — он вёл себя так, словно я больная. В те дни ребята настаивали на лучшем, откармивая меня домашней стряпней и следя за моим состоянием. Но я видела, как сменялись календарные дни, и уже вскоре стукнул месяц после пропажи Шедоу. Оставшись одной, я подолгу рассматривала потолок, как будто на нём я могла прочитать нужные ответы. Я пыталась придумать решение, где искать Шедоу, что я могу сделать, но не находила ровным счётом ничего. Именно тогда меня посетила мысль, что единственное, чего я хочу, это отыскать моего товарища, а не бриллианты и роскошные камни, о которых я мечтала раньше.***
Меня трясло, как осиновый лист. Было сложно признаться самой себе, что даже сейчас, спустя три года меня ещё беспокоит проблема минувших дней. Что я частенько лежу и думаю о том, что всё могло обернуться по-другому. Конечно, я уже привыкла к такому ходу событий, но на душе бывало горько. — Знаете, Руж, — сказала мне Лин на одной из консультаций. — Это был ваш болезненный опыт. Но я считаю, что сейчас, — она выделила это слово. — Основная проблема в том, что вы живете прошлыми угрызениями. Как человек и как психолог, я бы посоветовала отпустить это. — Как же мне это отпустить, если на душе скребут кошки? Лисица опустила глаза. — Вам стоит углубляться не на прошлом, а настоящем. Я хочу, чтобы вы попробовали одну простую технику, но перед этим ответьте мне на один вопрос. Как давно вы ощущали удовольствие, радость или счастье? Я задумалась. А действительно, когда? Вот так ярко, чтобы всё сжималось изнутри. Было ли это? — Я думаю, что достаточно давно, — моё признание само выскочило наружу. — Вам стоит сместить свой фокус внимания на ваше сегодня. Вы молодая и красивая девушка, у вас любящий муж и ребёнок, а ещё хорошие друзья. Вам стоит попробовать радоваться каждому хорошему моменту. Ведь жизнь так коротка, чтобы тратить её на прошлое. — А если мне иногда кажется, что я всё ещё люблю его? — Лин прекрасно понимала, о ком я говорю. — Если вы говорите об этом загадочном еже, то стоит подумать о вашем муже. Насколько глубоки ваши чувства к нему, что вы к нему питаете, что испытывали в начале и сейчас. — Благодарность и тоже... Любовь. — Благодарность за что? — За то, что он был рядом. Лин задумалась, по привычке стуча пальцами по своему толстому блокноту. Видимо, я окончательно запутала её своими мыслями. — Я считаю, что на одной благодарности счастье на построишь. И иногда приходится делать как выбор в пользу себя. А я напомню, что вы его сделали ранее. Либо в пользу одного из людей. — Можно спросить? Я участливо взглянула в голубые глаза Лин. Она кивнула. — Считаете ли вы мою любовь к Шедоу эфемерной? — Скорее, я считаю её надуманной. Вы никогда не считали, что любите его. Ну, как партнёра, я имею ввиду. Вами преобладала такая же благодарность и участие. Это то, что я услышала. И когда он пропал, вы испытывали тоску, потому что он был вам близок. — Что-то я совсем запуталась... — я спрятала голову в коленях. — Тогда вам стоит в этом разобраться. А я вам помогу.***
Я видела, как растёт Мэри, как она делает свои первые неуверенные шаги, как говорит первые слова. На удивление, она сказала «папа». Сидя на веранде своего дома, я любовалась ею, словно она была чем-то необыкновенным в этом мире. Наверное, так оно и было для меня. Собственный ребёнок всегда ощущается дороже всех на свете. Мэри-Крим возилась в песочнице, пока не услышала знакомые звуки. Она повернула свою голову к калитке, а потом на всех скоростях понеслась ко входу. Я уже хотела ринуться за ней, как дочку перехватил Наклз. Он покрутил её в воздухе, расцеловал и поставил обратно. Мэри радостно завизжала. Я остановилась напротив, а потом так же быстро перевела взгляд за спину мужа. Там стояли наши друзья — Эми и Шедоу. — Может сегодня шашлыки пожарим? — предложил Наклз, кивая в сторону ребят. Я уже хотела отказаться, но увидела пакеты с продуктами. Пришлось согласиться. Пока ехидна возился с заготовками в доме, мы втроём разместились на летней веранде. И вроде бы всё было, как обычно. Мы болтали ни о чем, смеялись и параллельно с этим следили за моей же дочкой. Но потом я поймала взгляд Шедоу. Обычно меня кидало в жар, но сегодня этого не было. Я смогла достойно выдержать его взгляд. А потом меня перемкнуло. Глядя на счастливую пару, я больше не жалела о том, как было раньше. Не жалела того, что руки Эми обхватывали моего напарника. Не завидовала её округлившимуся животу, как будто у меня могло быть так же. Блеск от обручального кольца на её руке вдруг неожиданно совершенно не сердил меня. Я вдруг поняла, что искренне рада за них и действительно не вижу в Шедоу ничего больше, чем друга. Осень постепенно ступала в свои владения, окутывая пока ещё тёплую землю цветным покровом. Прохладный ветер пробирал до костей и я предложила переместиться в дом. Ступив за порог, я ощутила, как за мной захлопнулась нематериальная дверь, предвещая новый этап жизни, где я наконец-то могла вздохнуть полной грудью. Где я не была жертвой обстоятельств, а сама строила свою судьбу. И как бы там не было, на меня с восторгом смотрели глаза дочки.