дорогой Кирилл

я знаю, что ты счастливее сейчас, и от этого мне так больно.

В этом году пасха наступила намного раньше, и прежде, чем я поняла это, поезд уже разогревался на платформе. Лёд на его стёклах только начинал оттаивать после нескольких морозных месяцев. Кирилл затянул меня в пустое купе. Он поправил прядь грязных светлых волос, велел мне не подвергать себя опасности, сказал, что хотел бы, чтобы всё было иначе, и клянётся, что так и будет. Со временем. Он целует меня. Целует так, словно эти поцелую могут спасти его жизнь. И когда он делает шаг с поезда, не имея другого выбора, кроме как вернуться домой; вернуться в место, построенное на несчастье; когда он отворачивается, а его рука ускользает из моей, и он думает, что я уже не смотрю, я ловлю кислое выражение на его бледном лице. Но помимо всех его колкостей, Кирилл становится всё больше и больше похож на самого себя — парень, полный усмешек, сарказма и грязных комментариев, парень, который толкал меня к стене, шепча мне на уши свои развратные мысли. Я увидела это сегодня. Моя голова кружилась от его прикосновений — его руки были в моих руках, на моей шее, затем на моей талии, на ногах. Это чувство меня покинуло, когда кто-то из моих друзей открыл дверь. К большому сожалению. Я дёрнулась, когда чья-то рука легла на моё плечо. — Изабель, — сказала Марта. Она выглядела запыхавшейся. — Я зову тебя уже вечность! Я отчаянно пыталась прогнать свои мысли о купе, о своих пальцах в его мягких волосах… — Извини. Просто задумалась. — Надеюсь не о Незборецком, — она скривила нос, — Ты покраснела, ты в курсе? Несмотря на то, никаких мерзких вещах ты там думаешь, я должна сказать тебе кое-что очень важное. Она оглянула людей вокруг, а затем подвела меня к столбу. Я только успела поинтересоваться, в чём дело, и от чего такая важность. — Наши агенты здесь. — сказала она приглушённо, всматриваясь в толпу, проверяя, чтобы никто не подслушивал, — Я спросила их насчёт Дианы. Они ничего нового не слышали, но они уверены, что её держат, — она посмотрела на меня так, будто я была к этому причастна, — В доме у Незборецких. Слова ударили по мне, и куча вопросов обрушилось на мою голову. Кирилл и Диана под одной крышей? Родители Кирилла держат её в заложниках? — Не может быть. — я моргнула, прогоняя эти мысли прочь, — Он бы знал… Кирилл бы знал, если бы Диана была там. — А что, если он действительно всё это время знал? — затараторила подруга, — Может, он просто не сказал тебе. Изабель, это наша единственная зацепка… — Конечно же он бы мне сказал! — начала я, поражаясь тому, как низко она о нём думает. — Ты уверена в этом? — Да. А агенты в этом уверены? Марта медленно кивнула. — Может быть, что и Кирилл не знал? Может, его родители ему просто не сказали? Потому что я думаю, что агенты на что-то наткнулись. Сама подумай, их дом — большой, уединённый уголок, с огромным количеством комнат и коридоров. Идеально, чтобы держать кого-то в заложниках! Мне не нравится эта идея, что Диану держат в какой-то из комнат, но чувство, сто это не так уж и ужасно, расцветало в моей груди. Всё же, дом Кирилла был лучше, чем тесная, холодная клетка. — Я не могу ему написать. — сказала я, — Все сообщения всё ещё просматривают. Я думаю, всё, что я могу… это просто привиться там. Сделать всё возможное, чтобы вытащить её! — Это безопасно? — ужаснулась Марта. — Безопаснее, чем ещё один день из жизни Дианы в заточении. Как ты и сказала, это лишь зацепка. Если её там не будет, я сразу же вернусь. Кроме того, — сказала я, наблюдая за реакцией подруги, — Кирилл не позволит кому-либо мне навредить. Марта сморщила лоб. — Можно пойти с тобой? Не то чтобы я хотела вторгаться в твою тусовку, но раз жизнь Дианы висит на волоске… — Ты смеёшься? Да ни за что, Марта! Я хотя бы смогу улизнуть, под предлогом, что я на их стороне. И, без обид, Кириллу плевать на тебя. Если что-то пойдёт не так, он не будет тебе помогать. — Всё это мутно. — Она провела рукой по своим длинным волосам, стараясь скрыть волнение, — Когда ты собираешься туда отправиться? — Сегодня ночью. — сказала я, и Марта напряглась, — Это должно быть сегодня. Что, если они её не кормят… или… — Ты права, — я не смогла продолжить своих слов, — Её там держат месяцами. Будь осторожна, Из. — Я буду в полном порядке. — и, несмотря на то, что я сама не верила в свои слова, я продолжила, — Они скорее всего все заняты возращением Кирилла. Слишком заняты, чтобы заметить меня. — Точно. — сказала она, по выражению на её лице я поняла, что она и сама не верит в эти слова. Правда летала в воздухе. Дом Незборецких — это очень опасное место. И не ясно, что опаснее, попасть туда или уйти. — Я буду в порядке. — повторила я, — Если кто и сможет туда попасть, так это — я. Кроме того, Кирилл поможет. — Я бы с радостью пошла с тобой. — попыталась она ещё раз, — Нам было бы легче вдвоём. — Ты не можешь. — отрезала я, — Кирилл описывал это место не очень радужно. Это не похоже на милый, семейный домик. К тому же, я там была разок. Всё будет хорошо. Мирта закатила глаза и глубоко вздохнула. — Мама бы меня всё равно не отпустила. Жаль, что Рустама нет рядом… Он был бы рад возможности разгромить логово Незборецких… — И хорошо, что так. — сказала я мрачно. Я представила, как Рустам врывается в дом, крушит всё вокруг, и всё это заканчивается печально, ведь террористы вряд ли обойдут это стороной. Дом очень опасен. Я никогда не встречалась с тётей Кирилла, но слышала, что даже Кажепаровы уступают ей в безбашенности. Марта заключила меня в свои объятья. Я не могла разобраться, какие эмоции выражает её лицо. Сожаление? Или же глубокое сомнение? — Будь осторожна. — прошептала она, — Если я тебя как-то задела, то это лишь потому, что я волнуюсь за тебя. В тот вечер я сидела с мамой на диване в зале. Мы пили чай, подводя итоги прошедшего года. Я выросла в том доме, я знала каждый уголок, каждую трещинку, но когда папа ушёл, дом перестал казаться домом. Мама тоже это понимает. Двигаться дальше, уезжать оттуда… Всё это очень тяжело. Я скучаю по ней очень сильно, но как только она начинает разговаривать, я сразу теряюсь. Я думаю только о Диане. Теперь же, зная, где она может находиться, легче представлять её страдания, и каждая минута отзывается яркими вспышками страха и боли в моём сознании. Даже когда моей маме очень одиноко, когда она льёт слёзы об отце, я думаю лишь о том, чтобы помочь Диане выбраться. Это неправильно, и я чувствую вину на себе, но это хотя бы что-то. Что-то, что я могу исправить. Когда мама встаёт, чтобы пойти в спальню и лечь спать, она останавливается и поворачивается ко мне. Её голубые глаза раньше напоминали мне океан, но сейчас, всё, что я в них вижу — это боль. — Здесь больше не безопасно, Изабель. — сказала она нежно, — То, что твой папа сделал, разозлило террористов. Я не знаю, как долго мы сможем прятаться здесь. Я взяла её за руку. Она такая хрупкая. — Тогда переезжай, мам. В другую страну, туда, где ты точно будешь в безопасности. Я буду в полном порядке, обещаю. Она касается моей щеки, глаза её переполнены болью и сожалением. — Я не могу потерять тебя, Изабель. — шептала она, — Я никогда, слышишь, никогда тебя не оставлю. Но я оставляю тебя. Я выкинула эту мысль из головы, стараясь спрятать свои слёзы. Я принялась искать подходящую одежду. Строгая рубашка, топ без бретелек… да что угодно, главное, чтобы вписаться в атмосферу поместья Незборецких. Я крашу ресницы тушью, немного блеска на губы — и я превращаюсь в самую престижную, высокомерную версию себя. Я завиваю волосы и пускаю их вниз по спине. Затем чёркаю пару слов на бумаге: записка для мамы. «Я скоро вернусь.» Но вернусь ли я? Как скоро? Всё это не важно. Моя мама страдает, но и Диана тоже. Я оставила записку на своей кровати — кровати, на которой не спала месяцами. Я скоро вернусь. Прежде чем я успею подумать, я повернулась и вышла из комнаты.