Measure of a man (Мера человека)

13 марта 2011 года «The quietest people have the loudest minds»[1] Эта цитата всегда наводила Гермиону на определенные размышления, и не только потому, что была достаточно правдива, но и потому, что она не могла придумать более точного высказывания для описания Теодора Нотта. Он никогда не старался привлечь к себе внимание, всегда ходил погруженный в чтение и учебу, и это не могло не импонировать Гермионе. Во взрослом возрасте его задумчивость трансформировалась в состояние, оттакливающее большинство людей, но не её. Он заставлял Гермиону быть бдительной, сосредотачивать внимание, и постоянно задумываться над тем, что у него на уме на самом деле. Одни люди молчат, потому что в их головах ничего не происходит, другие — потому что происходит слишком многое. Но молчание Тео не подходило ни к первому, ни ко второму определению. На самом деле, сейчас его бледно-зеленые глаза и нарочито сдержанное поведение напомнили Гермионе одну пословицу: «Рыбак рыбака видит издалека» И поскольку она по себе знала, что означает этот взгляд, она четко осознавала, что Тео что-то задумал. Гермиона допускала, что это случится, ведь она работала с ним уже почти шесть лет и хорошо изучила его. В его поведении всегда проскальзывали крошечные подсказки, которые говорили о его намерениях, даже если он пытался что-то скрыть. То, что Тео хотел от нее сегодня, было для него чем-то важным. Личным. И это ей совсем не нравилось. Тео никогда не обсуждал ничего даже отдаленно личного. Ни с ней, ни с кем-либо другим — по крайней мере, не на работе. Исключением была только Пэнси, но это можно объяснить тем, что они дружат всю жизнь. Гермиона подозревала, что его строгие границы между работой и личной жизнью были единственным принципом, который остался со времен войны. Все в его жизни сводилось к работе с тех пор, как он потратил состояние своей семьи на покупку и восстановление обанкротившегося госпиталя, что, хоть и казалось достаточно альтруистичным, оказалось гораздо более прибыльным, чем кто-либо мог ожидать. Восемь лет прошло с момента, когда Теодор Нотт-старший умер во время побега из тюрьмы, оставив Тео, отчаянно пытавшегося искупить грехи своего отца, одного. Все, что могло заставить как Тео, так и остальных людей, изменить устоявшиеся предубеждения, определенно не было темой, в которую Гермиона хотела погружаться. Вместо этого она просто наблюдала за ним, но всегда была готова ответить на его вопросы, которые по какой-то причине оставались незаданными. Кабинет Тео был просторным, со стенами нейтрального цвета, светлым деревянным полом, небольшим количеством мебели и довольно скудным декором. Искусственное освещение придавало комнате вид больничной палаты. Даже попытки Пэнси добавить в комнату мужского флера с помощью произведений искусства, ковров и черного дивана из драконьей кожи, стоявшего в специально отведенном для него месте в зоне отдыха, не смогли придать комнате более официальный вид. Но, как ни странно, это все подходило такому человеку, как Тео. За исключением одной детали — детского словаря, который лежал на углу стола в полном одиночестве. Он не подходил. Сам же хозяин кабинета стоял у одной из книжных полок, бегая глазами по разным корешкам и время от времени вытаскивая ту или иную книгу. Тео был почти таким же высоким, как Рон, и настолько красивым, что не мог этого не знать, но никогда не пользовался внешностью ради собственной выгоды. Он был слишком умён для этого. Если говорить начистоту, Гермиона, взглянув на него внимательней — она не была слепой — возможно, могла бы тонко намекнуть ему на свой интерес. Теперь, когда она лучше знала себя, она понимала, что Тео определенно соответствовал ее вкусу. У него было странное чувство юмора, он был собранным и проницательным, уравновешенным, решительным, и, ко всему прочему, высоким и чрезвычайно привлекательным. Тео, в свою очередь, никогда не проявлял к ней интереса, ограничиваясь дружбой. Но это никогда не мешало ей смотреть на него с благодарностью. А также с долей критичности. Одетый в облегающие серые брюки и белоснежную рубашку с закатанными до локтей рукавами, Тео излучал своего рода тактическое спокойствие, которое маскировалось под стойкое безразличие. Но Гермиона знала, что это не так, и терпеливо ждала, пока он вспомнит, что на данный момент имеет дело не с обычными больными. — Тео, у меня очень много дел. В ответ он положил выбранные книги на стол, прежде чем сесть, и открыл первую с таким спокойствием и легкостью, будто у него не была назначена встреча с советом управления больницы через двадцать семь минут, двадцать из которых ему нужно было потратить на обсуждение того, что он задумал. Он не обладал бесконечным запасом времени, но продолжал уверенно и неторопливо перелистывать страницы. Не отрывая глаз от книги, он взял свою фарфоровую чашку, поднес ее к губам и сделал маленький глоток горячего чая, который Гермиона заварила из своей собственной коллекции, прежде чем прийти на встречу, которая спонтанно возникла в ее маг-планировщике этим утром. Тео принадлежал к тому необычному типу людей, которые пьют чай—неважно, какого сорта— заваренным ровно на пять минут, без сахара — чтобы насладиться вкусом. Это было скучным, но Гермиона не могла судить кого-то, кто прежде всего ценил классику. В их время это было большой редкостью. Пока он читал, Гермиона потянулась к жестяному термосу и налила себе чай, а затем облокотилась на спинку стула и, скрестив ноги, сделала первый глоток. Чай представлял собой смесь мяты и розмарина, выращенных на ее огороде несколько месяцев назад; прекрасное средство от послеобеденного упадка сил, от которого они оба страдали. Гермиона вдохнула пар из своей чашки, прежде чем прекратить натянутое молчание. — Если ты задержишься еще дольше, ты опоздаешь. Совет этому не обрадуется. Я уже опаздываю в гости к родителям, и я уверена, моя мама уже не очень этому рада. Это было не совсем так, но ему не нужно было знать об этом. Целую минуту; Тео никогда не начинал разговор слишком рано или слишком поздно. Только тогда, когда хотел этого сам. — Сочетание трав в твоем чае превосходно. Впрочем, как и всегда. Хотя его голос был ровным и твердым, в его тоне слышались какие-то нежные нотки, что говорило об искренности его комплимента. Он поставил свою чашку на блюдце и снова посмотрел на нее, прежде чем закрыть книгу, которую он читал, и протянуть ее девушке. Гермиона посмотрела на обложку. «Неврологические заболевания и их влияние на волшебников». Она не взяла ее. — Я уже читала это. — хотя это не относилось к области ее знаний. — Дважды. Гермиона начинала заниматься отравлением ядовитыми растениями после того, как покинула Министерство и окончила Академию Целителей, но вскоре прекратила работу с ядами из-за популярности Альтернативного Исцеления — направления, которое не совсем вписывалось в профиль Святого Мунго, но понадобилось после войны в связи с резким ростом проблем с психическим здоровьем, которые было сложно решить из-за отсутствия такого количества специалистов. Гермиона обычно работала с наркоманами, у которых были серьезные проблемы с зависимостью от зелий, с магами, которые были реабилитированы и проходили длительное лечение и требовали наблюдений, и неизлечимыми пациентами, которым помогала замедлить прогрессирование их болезни. Ее уникальный метод терапии был очень сложным и многоступенчатым, но в то же время чрезвычайно эффективным, поэтому она принимала только одного пациента за раз и имела возможность работать в основном вне дома или больницы. Тео так сильно верил в ее методы и успех, что позволял ей выбирать пациентов самостоятельно. Он открыл ящик стола и достал папку. Осторожно положил ее рядом с книгой, как будто она должна была все объяснить. Фактически, это не дало Гермионе никаких подсказок. — Взгляни. Скажи мне, что ты думаешь. Затем он вернулся к чаю и налил себе еще. Ему, должно быть, действительно понравилось. Беглого взгляда на папку было достаточно, чтобы подогреть её любопытство, так как она была совершенно пустой, что не было похоже ни на одну другую историю болезни пациента, которую видела Гермиона. Каждая папка в Мунго содержала хотя бы основную информацию на лицевой стороне, чтобы целители не забывали имена своих больных. Внутри вся идентифицирующая информация оказалась неразборчивой, а это означало, что у нее не было надлежащего допуска. Итак, в этом деле была необходимость в осмотрительности. Конфиденциальности. Интересно. У Гермионы сразу же появилось несколько теорий, но она решила, что, пока не получит больше информации, не станет проявлять никаких признаков интереса. Вместо этого она начала анализировать то, что она смогла увидеть в документах. Она лишь бегло просмотрела документы, но уже отметила для себя кое-что интересное. Гермиона отметила симптомы: сонливость, слуховые галлюцинации, приступы спутанности сознания и забывчивости, учащенный пульс и потоотделение, а также периодические проблемы с моторикой. Затем она прочитала заключение после дифференциальной диагностики[2]: яд, темная магия, медленно прогрессирующее проклятие? Никакого конкретного проклятия не было, в принципе не было ни одного диагноза, который соответствовал бы таким очень разнообразным симптомам. Гермиона перевернула страницу, чтобы просмотреть записи магических сканирований и тестов, но обнаружила только несвязные результаты. Она перевернула страницу со вторым заключением немецкого целителя, которое было совершенно бесполезным, и сводилось к предположению, что пациент испытывал физические проявления стресса. Рекомендация: Отдых. Третий диагноз был заключён японским целителем и сводился к лениво поставленному диагнозу «мозговая оспа», в котором не было никакого смысла. Рекомендация: Дальнейшее исследование. И, наконец, четвертый диагноз от американского целителя, который после самого большого количества тестов (Гермиона еще ни разу встречала такое количество исследований, проведенных на одном пациенте) отважился выйти за пределы царства темной магии и насилия, вызванных недугами, и остановился на более правдоподобном диагнозе. Слабоумие. Вернее, его магической форме, которая манипулировала нервной системой, что - согласно книге, лежащей рядом с папкой пациента - только ускорило прогрессирование болезни. Форма, которая была у этого конкретного пациента, обычно, в случае магглов, приводила к летальному исходу через восемь лет, и то в случае возникновения осложнений. Но в случае волшебников? Три года. Возможно, четыре или пять, если пациент решится проходить режим интенсивной терапии, который фокусировался на… Гермиона замерла, когда осознание и страх окутали на нее. — Нет. Тео кивнул, как будто ожидал чего-то подобного, и ничего не сказал, пока не допил чай; тихий звон чашки, соприкоснувшейся с блюдцем, эхом отозвался в комнате. — Я более чем готов торговаться. -Пять лет на задание, Тео? — Она усмехнулась абсурдности просьбы, которую он не высказал вслух. — Насколько важен этот пациент? — Для его семьи? Очень. Это не тот ответ, на который она рассчитывала. Гермиона, не позволяя ему играть на ее сочувствии, уставилась на него тяжелым взглядом, готовая задать вопрос, который почти обжигал ее мозг. — А для тебя? На этот вопрос он не ответил. И не ответил бы. Но даже без этого было ясно, что это дело было в какой-то степени личным. У Тео не было живых родственников, но у него была семья. Одно из его собственных творений. И хотя Гермиона знала Тео достаточно, чтобы уловить подсказки в его поведении, из членов его «семьи» она знала лишь избранных. Пэнси не была больна; ведьма в настоящее время охотилась за идеальной ванной на когтистых лапах для дома Гермионы. Блейз был в Египте - заключал сделку по редкому артефакту для покупателя (чем меньше она знала, тем лучше), в то время как его невеста Падма усердно работала в больнице Святого Мунго. Дафна, работавшая с Блейзом, бралась за более легкие дела, готовясь к рождению ребенка вместе с мужем Дином. Гойл уже много лет жил в Америке с женой и детьми. Наконец, Малфой, который, по словам Гарри, хоть и был ужасно невыносимым, производил настоящий фурор в качестве лидера Террористической оперативной группы министерства - роль, в которой он, по иронии судьбы, терроризировал всех в офисе Авроров и Департаменте магического правопорядка в связи с продолжающимися расследованиями базы операций Пожирателей Смерти. Что она упустила? Казалось, она всегда что-то упускала. Тео откинулся на спинку стула, положив локоть на подлокотник, а указательный и большой пальцы на подбородок, разминая их, словно обдумывая особенно сложный шахматный ход. — Они готовы утроить твою зарплату. Он играл с ней. Гермиона усмехнулась. — Я не собираюсь на это отвечать. — Это часть контракта, — объяснил он, сопровождая эту фразу легким взмахом руки, позволив себе мельком взглянуть на большие, но декоративные часы на стене рядом с дверью. — Есть дополнительные преимущества, предоставляемые этой возможностью, которые способны облегчить твое долгосрочное назначение. У тебя будет возможность установить свои собственные часы работы, в твоем распоряжении будет собственный штат из двух частных целителей, чтобы обеспечить уход на дому круглосуточно. Я также буду вынужден освободить тебя от твоей должности сотрудника с плавающим графиком работы. — Никакое из перечисленных условий меня не привлекает. Гермиона и без этого имела собственный график работы, так как её пациентам требовалось что-то большее, чем зелья и отдых. Ей нравилось делать все по-своему, и это была одна из многих причин, почему она предпочитала работать в одиночку. Она потратила время, чтобы узнать своих пациентов как людей, а не как набор диагнозов и причин, по которым они оказались на ее попечении, и адаптировала свои планы к индивидуальным потребностям и целям каждого человека. Когда ей требовалась помощь, она легко находила ее в книге. Что еще более важно, Гермионе нравилось быть сотрудником с плавающей ставкой, потому что это давало разнообразие и опыт. Это поддерживало остроту ее ума и позволяло расширить свои знания в других областях целительства, в которых она не специализировалась. — Это отличное предложение. Она пожала плечами. — Как бы там ни было, я не беру пациентов вслепую. Ты говоришь мне о нескольких годах работы, но при этом не предлагаешь ничего, что могло бы меня действительно заинтересовать, так что прошу простить мне мою осторожность. — Я предоставил тебе историю болезни. Гермиона сухо усмехнулась. — Ты показал мне лишь малую часть, думая, что это вызовет мой интерес. И, признаюсь, я заинтригована, но больше твоей ролью во всем этом, чем чем-либо ещё. Это не похоже на тебя. Ты никогда не заходишь так далеко. Однако, этого недостаточно, чтобы соблазнить меня взять этого пациента. — Они готовы позволить тебе добавить условия к контракту. Любопытство Гермионы почти всегда перевешивало ее нежелание. — Кто - они? — Этого я не могу тебе сказать, пока ты не согласишься. — А я не соглашусь, не зная их личности. — Гермиона позволила задержаться в воздухе своему возражению и продолжила смаковать чай. А затем, с той же ледяной скоростью, что и Тео, она допила его, поставив чашку на блюдце.— Похоже, мы зашли в тупик. Ты опоздаешь. Он бросил на нее вызывающий взгляд, на который она с радостью ответила таким же.  — Совет может и подождать. Хотя его ответ не был неправильным, его тон дал Гермионе больше доказательств в пользу важности их разговора. Она позволила себе обдумать предстоящую задачу, пытаясь разобраться в более тонких деталях жизни Тео, в поисках ответов. Но не продвинулась в этом, потому что Тео был столь же умен и наблюдателен, сколь скрытен и упрям. После того, как Гермиона начала с ним работать, она поняла, что он делился только тем, чем хотел — или был обязан разглашать по закону. И хотя он часто говорил с Гермионой по секрету, Тео не открывался ей настолько, чтобы она могла сформулировать существенную теорию. Поэтому она отбросила свои подозрения и перешла к сути дела. — Я не уступлю. — Иначе ты не была бы Гермионой Грейнджер. Она уже не в первый раз слышала эти слова в подобном контексте, но там, где от других обычно слышался оттенок презрения или легкого раздражения, в тоне Тео выражалось только восхищение. Будь на ее месте кто-нибудь другой, его слова могли бы смягчить отношение к этому загадочному пациенту. Но, как он и сказал, она была Гермионой Грейнджер. — Мой ответ все еще «нет», — и поскольку девушка не была бессердечной, она продолжила. — Сьюзен могла бы помочь или, может быть, Падма, или даже Роджер Дэвис. — Они были целителями в более узких областях колдомедицины; все трое были бы отличным выбором для подобного долгосрочного задания. Были и другие, столь же способные и, вероятно, их бы заинтересовали условия контракта. — Они просили лучшего. Я пришел к лучшему — Тео пожал плечами, как будто все было настолько очевидно. — Ты мне льстишь? — Просто констатирую факт. В качестве своего последнего ответа Гермиона закрыла папку и, положив на нее книгу, пальцем отодвинула их от себя на другой конец стола. Глаза Тео сузились, когда он посмотрел вниз, а затем снова на нее. Когда он вздохнул, Гермиона поняла, что он готов быть честным. Хорошо. — В твоей заботе о больных всегда был человеческий фактор, с которым Роджер не может соперничать, что ставит тебя выше в моих глазах, несмотря на его многочисленные достижения и похвалы. Падма занята планированием свадьбы, и как наш специалист по оборотням, она нужна мне здесь, чтобы справиться с наплывом новых укушенных. Сьюзен… - Он на мгновение замолчал, подыскивая нужное слово. — Сьюзен слишком чувствительна для этого задания. — Слишком чувствительна, чтобы справиться со смертельным случаем? — Гермиона подняла бровь. — Мы целители, Тео. Смерть — это то, с чем мы сталкиваемся каждый день. — Она пристально посмотрела на него, готовая пойти на войну за ведьму, которую считала другом. — Это то, чему нам всем однажды приходилось смотреть в глаза. Мы знаем, как позаботиться о себе и друг о друге, когда теряем пациента. Я не думаю, что ты оцениваешь её по достоинству. Тео покачал головой.  — Я совсем не это имел в виду, Гермиона. — Тео попытался потушить пламя ее печально известной защитной натуры. — Я хотел сказать, что пациент вспыльчив и упрям, и мне нужен кто-то сильный, чтобы бросить им вызов, поскольку они имеют тенденцию грубо обращаться с людьми. Не в черствой манере, но… у них достаточно жесткий характер. Сьюзен… не сможет с этим справиться, а ты сможешь. Гермиона почувствовала себя ещё менее убежденной. — Спасибо за двусмысленный комплимент, но… — Ты согласишься, если я договорюсь о встрече? Гермиона подумала о его предложении, потом о нем и о том факте, что он смотрел на нее настороженно, но в то же время с каплей надежды. Гермиона, глубоко вздохнув, забрала папку и книгу. — Я встречусь с ними, но сохраню за собой право сказать «нет» после. — И она, скорее всего, так и сделает. — Это разумно, но… — Тео замолчал, поправляя пальцем перо, лежавшее на столе. — Просто… будь непредвзятой. Последняя фраза заставила Гермиону ещё больше усомниться в своем решении пойти на встречу, но тут же вспомнила, что она — взрослый, разумный и здравомыслящий человек. — Я все сделаю. Они не пожали друг другу руки, как если бы скрепляли свое соглашение. Они просто обменялись взглядами, в которых читалось понимание одного человека другим, и кивнули друг другу. — А когда мы встретимся? — Я договорюсь о дате и времени и согласую с тобой наиболее удобное время для консультации. Спасибо, что согласилась встретиться с ними. Гермиона лишь пристально посмотрела на него. — Я ничего не обещаю. — Приму к сведению. Обсуждение дела было закончено, поэтому Гермиона подумала, что можно идти, но Тео, по всей видимости, не собирался уходить, хотя у него оставалось не больше десяти минут до встречи с Советом. Очевидно, их разговор не окончен. — Министерство прислало письмо с предложением работы в отделе Магического правопорядка. Они хотят, чтобы я обсудил это с тобой. — Тео взял чашку и сделал глоток. — И, как видишь, я исполняю их просьбу. Гермиона прислонила кулак к губам, пытаясь скрыть смех, вызванный его откровенной провокацией. Этот разговор случался далеко не впервые, и причина, по которой они направили это предложение Тео, а не непосредственно ей, заключалась в том, что она разорвала бы конверт от министерства на маленькие кусочки, даже не вскрыв его, и спокойно жила бы себе дальше. Когда-то Гермиона ушла в академический отпуск, после одного инцидента, с абсолютной уверенностью, что позже обязательно вернется. Её увольнение было совершенно незапланированным. Наоборот, оно было достаточно неожиданным, ведь Гермиона поймала себя на мысли об уходе именно тогда, когда впервые задумалась о возвращении. Внезапно она почувствовала, что задыхается от ужасно тяжелого груза тревоги и ответственности, давившего сверху. Тогда у Гермионы перехватило дыхание, и она поняла, что не сможет вернуться. Только не так. Только не тогда, когда она поняла, что хочет вернуть ту любовь к труду и чувство, что она делает что-то важное — меняет мир к лучшему. Даже такой маленький, как магический. Она просто захотела вернуть любовь к жизни, которая была у нее когда-то до того, как она оказалась втянута в политические игры министерства. От мысли возвращения в мир, где она должна была отдавать себя всем и каждому, и быть соучастницей в преступлении под названием «иллюзия идеального мира», которую Визенгамот хотел показать людям… сейчас это выглядело настолько непривлекательно… Она чувствовала себя такой опустошенной и использованной… Именно это чувство заставило её написать заявление об увольнении, отчасти оно же убедило Гермиону обратиться в Академию целителей, после которой она обратилась к Тео, который как раз открыл отдел помощи в борьбе с послевоенным кризисом психического здоровья у волшебников. — Я сообщу им, что ты отказалась. — Лучше сообщи им, чтобы они прекратили предлагать. — Я думаю, мы оба знаем, что они не прекратят, а также мы оба осознаем, что для тебя все это - просто возможность обрести второе дыхание. — Я работаю здесь уже шесть лет. Думаю, я могу с уверенностью сказать, что не вернусь. Тео ничего не ответил, он просто продолжал пить свой чай. И поскольку он все ещё сидел в кресле, а это означало, что их разговор еще не окончен, Гермиона решила спросить: — Что-то еще? Должно же быть что-то ещё, какая-то более щекотливая тема, чем таинственный пациент и предложение министерства о работе. Было что-то, что он стратегически решил оставить напоследок. — Есть еще вопрос по поводу писем с угрозами, которые мы недавно получили. — Оу… Тринадцать лет прошло с момента финальной битвы за Хогвартс, а волшебный мир до сих пор не мог жить спокойно, до сих пор боролся с Пожирателями смерти и до сих пор не созрел для каких-то существенных перемен. Гермиона прекрасно понимала, что революции происходят не тогда, когда люди довольны и чувствуют, что о них заботятся, а тогда, когда они чувствуют себя бесправными и уязвимыми. Пожиратели смерти всегда держали эту мысль в своих головах и были уверены, что убийство знаменитого Мальчика-Который-Выжил-Дважды и его союзников прямо под носом у министерства напугает их и еще больше подогреет нелюбовь общества к правительству, что должно вылиться в революцию. Однако, письма с угрозами посылали не только ей, Гарри и Рону. Они также приходили Уизли, Малфоям, Луне, Невиллу, и даже «семье» Тео - все они считались предателями крови. Или полными предателями, как в случае с Малфоями. Если сразу после войны письма выглядели пугающими, то сейчас они в худшем случае просто раздражали. — Кто его принес на этот раз? — Гермиона провела пальцами по деревянному подлокотнику кресла. Обычно письма приходили совой или с помощью посыльного, всегда в больницу. Много лет назад она придумала заклинание, которое, по сути, делало людей ненаносимыми или невидимыми, как и их дома[3], но почему-то все знали, где именно она работает. Её внезапный уход с должности в министерстве семь лет назад был… довольно публичным. — Это письмо было доставлено сегодня утром магглом, который находился под Империусом. Также его укусили… — Сивый? — Да, но анализы показали, что у этого маггла нет ликантропии, как, в принципе, и у большинства других «посыльных» … Это хорошо, но с приближением полнолуния ситуация может поменяться. Число пациентов Падмы неуклонно росло, особенно в течение последнего года. — Он вошел в больницу так, словно для него не существовало никаких преград. Гермиона моргнула, растерянно гладя на Тео. Этот случай отличался от остальных. В письмах всегда были написаны мелкие угрозы, но укушенный Сивым маггл и пробитая брешь в защите больницы мигали перед глазами будто сотни красных лампочек, предупреждающих об опасности. Мы найдем тебя, как бы хорошо ты ни пряталась. Прежде чем Гермиона успела спросить, он продолжил: — Оперативная группа по борьбе с терроризмом допросила маггла, стиратели памяти изменили его воспоминания, включив в них тот факт, что он любит стейки прожарки rare, и кто-то из его родственников подарил ему ужин с этим самым стейком. Неплохо, но у Гермионы были другие вопросы: — Что насчет защиты больницы? — Мы этим занимаемся. — и все. Видимо, это было все, что он мог ей сказать. — Однако, в свете этих последних событий, министерство хочет назначить охрану для твоей защиты. Такое предложение было сделано далеко не в первый раз. Тео выглядел серьезным. — Я думаю, тебе стоит обдумать это предложение. Оборотень, который бродит на свободе с тех пор, как сбежал из тюрьмы три года назад, вышел из-под контроля и проникся к тебе симпатией. — Я знаю. — Эта симпатия не была чем-то новым, но Гермиона предпочитала не распространяться об этом. — С твоей стороны было бы разумно подумать о защите. Гермиона взяла со стола свою расшитую бисером сумочку, папку и книгу - они понадобятся ей для встречи с пациентом. — Это Гарри тебя подговорил? Он приподнял бровь, которая дала ответ на ее вопрос. Ну конечно. Она спокойно покачала головой, посмеиваясь про себя. Гарри стал чересчур надоедливым с тех пор, как стал отцом, но сейчас они дружили дольше, чем не дружили. Он был одним из тех людей, которых Гермиона считала частью себя - он слишком хорошо ее знал. И одновременно не знал от слова совсем. Гарри должен был знать, что она будет не совсем рада, и поэтому сделал предложение о защите через другого человека. Хорошая попытка. — Я не боюсь Сивого. — Но, по крайней мере, ты должна быть осторожна. — Предупреждение Тео прозвучало очень беспокойно. — Он взбешен, и поэтому будет преследовать свою цель до тех пор, пока не получит желаемое. — Он многозначительно посмотрел на нее. — Есть только одна вещь, которую стоит сделать с больным животным… — Усыпить. — Не волнуйся, Тео, я осторожна. Гермиона откинулась на спинку кресла. Она была даже более осторожна, чем он предполагал. Время от времени она слышала волчий вой на луну. Судя по громкости, волк был совсем недалеко от ее дома, но в районе, где она жила, не водились дикие животные. И всякий раз она напоминала себе, что ее дом ненаноси́м, а защита очень сильная. — Будь то Сивый, или кто-то еще, вы оба должны знать, что я являюсь лучшей охраной для само́й себя. Уголок губ Тео дернулся. — Я знал, что ты скажешь что-то подобное, но попытаться стоило… Скажу Поттеру, что попытка была неудачной. Что ж, это все, что я хотел обсудить с тобой сегодня. Он пожал плечами и встал, готовясь идти на встречу, на которую уже опаздывал. Тео поманил свою куртку невербальным акцио и надел её, осторожно поправив воротник и рукава. Он взял небольшую стопку папок - вероятно, это был план бюджета больницы на следующий год — и откашлялся, прикрыв рот кулаком. — Насчет чая… Гермиона улыбнулась, потому что из-за скрытного характера Тео иногда казалось, что он ведет себя слишком отчужденно, но те маленькие подсказки и сигналы, которые Гермиона научилась считывать, явно выдавали его. Они были друзьями уже несколько лет, а он все еще не привык просить у нее то, что хотел… особенно когда это касалось его самого. — Я передам тебе немного через Пэнси. — Спасибо. Гермиона поднялась с кресла, и была уже на полпути к двери, когда вспомнила, что хотела спросить: — А почему у тебя на столе лежит детский словарь? Тео хотел было проигнорировать ее, такое случалось, когда ее вопросы были слишком личными, но потом вздохнул и произнес: — Это подарок для моего крестника. Это было… интересно. А еще немного странно, потому что она не помнила, чтобы он когда-то упоминал о том, что у него есть крестник. Но этого следовало ожидать, ведь это был Тео. За каждым его словом был спрятан какой-то более глубокий смысл. — О, сколько ему лет? — Гермиона постаралась максимально скрыть свое любопытство. Тео посмотрел на нее так, будто хотел ответить: неплохая попытка. — Пять, исполнилось 2 месяца назад. Интересно. День рождения Альбуса будет на следующей неделе. Если они оба волшебники, то точно будут однокурсниками в Хогвартсе. Почему Тео не говорил о нем раньше? Но на самом деле, Гермиону сейчас волновал немного другой вопрос: — Значит, ты купил пятилетнему ребенку словарь? — она произнесла это с невозмутимым лицом, но с небольшой долей сарказма в голосе. — Забавы ради? А говорят, что у нее нет фантазии. Гермиона еще никогда не видела Тео таким смущенным, как сейчас. — Он не особо любит играть, ему больше нравится рассматривать картинки. Это будет полезным подарком для него, как минимум потому, что он с каждым днем читает и понимает всё больше и больше. Разумно и практично, конечно, но когда Гермиона обдумывала его последнюю фразу, в голове возник вопрос, простой по своей сути, но требующий сложного ответа: Что же это за ребенок, которой не любит играть?

***

14 марта 2011 года Тот покой, который можно было найти только в природе, был для нее незаменим. Именно поэтому Гермиона так любила место, где располагался ее дом. Она чувствовала что-то особенное всякий раз, выходя из своего дома. Или же когда просто смотрела в окно. Яркий закат и ленивый восход. Бесконечная зелень и жизнь. Гермиона, вдыхая этот свежий воздух, думала, что может жить вечно, а когда слушала, как капли дождя барабанят по крыше и подоконнику, едва могла слышать свои мысли. Это был тихий живописный уголок природы, который невозможно было создать искусственно. Зима, раньше представляющаяся Гермионе тёмным и унылым временем года, здесь была светлой. Родники были неиссякаемыми и живительными. Лето было полно растущей зеленью, жизнью и трудом. А осень была прохладной, подходящей для того, чтобы наслаждаться горячим чаем, завернувшись в плед. А переход между временами года был еще лучше. Как сейчас. Зима неспешно передавала права владения весне, то делая несколько шагов назад, то вперед. Последнее действие было особенно заметно по потеплению, которое началось на прошлой неделе. Но холод, который вернулся в последние несколько дней, лишь убавил в Гермионе уверенность в том, что пора снимать пленку с грядок с растениями. Ладно, может быть, на следующей неделе. Она оглядела ряды грядок, покрытые растительностью. Три ряда растений, между которыми были расположены две мощеные дорожки, ведущие к маленькой оранжерее, которая внутри была больше благодаря расширяющей пространство магии (это было единственное заклинание, которое она применила в своем саду). По периметру её огорода росли разнообразные цветущие кустарники, которые были мульчированы [4], чтобы уберечь их от холода. Везде было тихо и спокойно… За исключением курятника, где молодые цыплята радовались своим первым денькам, проведенным на свободе, а не в ее ванной. И Гермиона полностью разделяла их радость. Если бы кто-то несколько лет назад сказал ей, что она в будущем не будет работать в министерстве, она бы рассмеялась в лицо этим глупцам и назвала бы их сумасшедшими, а потом убежала бы на следующую деловую встречу. Если бы кто-то сказал ей, что у нее будет огромный огород с курицами, а ближайший населённый пункт будет находиться за много километров от нее… Она бы поспорила с ними, ведь раньше думала, что никогда не покинет свою квартиру в центре Лондона. Но она сделала это, и вот… Она здесь. Жизнь научила ее расставлять приоритеты, даже если при этом все её планы разрушатся и превратятся в пыль. В пепел. Поначалу ей было трудно, но теперь Гермиона знала всю прелесть этого краха. Радость, которую она испытывала, когда открывала новые грани своего истинного «я», восстанавливала силу, храбрость и решимость. Было необходимо очистить свой мир от гнили и негативных остатков своей старой жизни, чтобы освободить место для роста новой. И она выросла. И все еще продолжала расти. Гермиона обернулась, когда ее охранные чары сообщили об окончании её спокойного времени, оповещая о прибытии кого-то, кого она не ждала. Дафна Гринграсс-Томас. Прохладная погода заставила ее одеться в несколько слоев, но даже это не могло скрыть тот факт, что она была на пятом месяце беременности. Она явно была чем-то раздражена. Гермиона не успела и глазом моргнуть, когда Дафна выскочила за дверь с вилкой и куском пирога на тарелке. Ещё меньше она стала думать о себе, когда Гринграсс с раздражением села на волшебные качели и начала есть, агрессивно тыкая вилкой в невиноватую ни в чем выпечку, медленно поворачиваясь к Гермионе. Понимание произошедшего пришло, когда качели остановились, и она посмотрела на свою тарелку. На ней лежал ревеневый пирог [5]. — Я сделала его для празднования Дня Пи [6]… — осуждающий взгляд, который Гермиона получила в ответ, сказал ей, что Дафна готова испечь точно такой же, заставил ее вздохнуть и покорно сесть рядом. — Ты хоть вилку мне взяла? Как оказалось, да. Очевидно, Дафна была в том настроении, когда хотелось поделиться не только едой (которая по факту даже ей не принадлежала), но и своими чувствами — последнее явно вызывало бо́льшее потрясение, чем первое. Никто не подозревал, что прошло несколько лет с тех пор, как Дафна Гринграсс сбежала вместе с Дином Томасом. И за это время бывшая слизеринка научилась хранить в себе самые сокровенные мысли и не делилась ими ни с кем. Но потом весь ее мир перевернулся с ног на голову - тогда она узнала о своей беременности и потеряла свою младшую сестру в течение одной недели. Эти два события, произошедшие почти одновременно, потрясли ее до глубины души. После этого она не смогла больше ничего держать в себе и научилась делиться переживаниями. Вот тут-то и появилась Гермиона. Вероятно, из-за того, что ей нужна была поддержка, или просто по указанию психотерапевта, иногда Дафна появлялась и садилась на качели Гермионы. Иногда она говорила. Иногда они сидели молча. Гермиона не понимала, почему Дафна сбегала от всего именно сюда, но никогда не отказывала ей. Сегодня ей хотелось поговорить. — Я ездила навестить племянника. — Оу, — бесстрастно ответила Гермиона, отрезая вилкой кусок пирога. Получилось, как раз то, что нужно. — И как все прошло? — Честно говоря, Гермиона не особо вдавалась в подробности сплетен о ссорах Дафны с Малфоями — в частности, с Нарциссой - но она знала, что это было связано с ее племянником, Скорпиусом. — Все прошло настолько хорошо, что я пришла сюда, чтобы не сорваться и не накричать на каждого старшего Малфоя, даже на Драко. Внутри Гермионы что-то поморщилось, но она продолжала жевать пирог и кивать. — Иначе все могло закончиться либо огромной ссорой, либо срочной встречей с моим психотерапевтом. Я узнала, что ты дома, и решила прийти, ведь ты самая разумная и наименее втянута во всю эту ситуацию. Предлагаю просто посидеть в тишине, ты скажешь что-нибудь мудрое, и желание накричать пройдет. — И это все, что мне нужно сделать? — Гермиона ухмыльнулась белокурой ведьме. — Если это правда так, нужно будет попробовать сделать что-то подобное, когда Гарри будет жаловаться на Малфоя. Дафна закатила глаза. — Можешь попробовать, но я сомневаюсь, что это сработает. — Она огляделась и усмехнулась. — Даже тот уровень Дзен, которого ты достигла здесь, в изоляции, со своим садом с травами и цыплятами, не сможет уменьшить разногласия между этими двумя. Гермиона хмыкнула в знак согласия. Качели подняли их чуть выше на несколько футов от земли. Они продолжали есть все еще теплый пирог, хотя Дафна съела бо́льшую его часть. Тишина не была для нее чем-то необычным, но энергия, которая исходила от Дафны, не вписывалась в окружающую безмятежность. — Я думаю, тебе стоит успокоиться, прежде чем говорить об этом, — сказала Гермиона, прожевав кусок пирога. — Я, конечно, не доула[6], но уверена, что твой стресс влияет на ребенка. — Именно поэтому я здесь. Думаю, все подтвердят, что твой дом похож на убежище, островок безопасности. Это было похоже на правду, ведь все из ее близких людей приходили сюда в определенное время. Даже Тео приходил к ней в оранжерею на чай. Гермиона пожала плечами и отметила: — Ну, я тоже когда-то попала сюда в поисках убежища. Две ведьмы обменялись многозначительными взглядами. Вскоре Дафна успокоилась и была готова рассказать, что же ее расстроило. — Я знаю, что воспитание детей — один из немногих аспектов чистокровной культуры, который исключительно матриархален, но каждый раз, когда я вижу жесткий распорядок дня Скорпиуса, каждый раз, когда я вижу, как он кланяется и как уходит, мне хочется взять Нарциссу за плечи, хорошенько встряхнуть, и сказать Драко «Хватит!». Гермиона благоразумно решила держать свой рот на замке и продолжала слушать. — Я знаю, что он не послушает. — Дафна вздохнула. — Он не может… не сейчас, когда происходит столько всего. Он окружил его безопасностью со всех сторон, и у него есть все основания быть параноиком настолько, насколько он им является, но я бы хотела, чтобы он все-таки это сделал. Гермиона подумала, не упустила ли она чего-то, потому что кусочки пазла не сходились вместе. — Что именно он должен сделать? — Свой первый шаг.

***

15 марта 2011 года. В некотором смысле, война закончилась в ту ночь, когда пал Волдеморт. Но на самом деле, теперь эта война вышла на новый уровень. Гермиона учила историю, и прекрасно знала, что смерть одного человека может начать войну, но не может ее закончить.Лучшим способом положить конец конфликту является абсолютная победа, но для этого нужно идти до конца, не позволяя врагам прятаться, восстанавливаться и набираться сил. Так должно было произойти, когда большинство пожирателей разбежались после битвы за Хогвартс. Но не произошло. Ресурсов, которыми обладало Министерство, было недостаточно. По сути, у них не было ни власти, ни такого количества людей, которое могло бы отловить всех Пожирателей. Слишком много ведьм и волшебников были мертвы, объявлены пропавшими без вести, замучены и сильно ранены. Но также большинство из них были слишком молоды для того, чтобы понять всю чудовищность той задачи, которую ставило перед ними Министерство, и какое количество храбрости им понадобится для того, чтобы пройти через это и одержать победу. В их числе был и Гарри. Брутсвер, как временный министр, пытался организовать миссию, которая могла бы совершить последний удар, но послевоенный хаос дал возможность Визенгамоту лишить Кингсли всяческих полномочий, объяснив это непонятным старым законом, в котором говорилось о том, что в случае свержении верхушки власти, Визенгамот обязан управлять государством, во время гражданских беспорядков. В течение 10 лет или до тех пор, пока не будет проведено народное голосование. По сути, магическим обществом стала править олигархия. Меньшинство правит большинством. Кингсли уговаривал их восстановить власть, но, учитывая тот факт, что последний Министр по сути являлся пешкой в руках смертоносного тирана и был ответственен за ужасные военные преступления, голосование за отмену закона показало, что около две трети магов не поддержали идею об избрании нового человека до истечения десятилетнего срока. Когда-нибудь, но не сейчас. И это не стало бы такой большой проблемой, если бы члены Визенгамота извлекли уроки из своих прошлых ошибок и помнили о том, что нужно не игнорировать проблему, а смотреть ей в лицо. Но вместо того, чтобы поддержать Брутсвера в его попытках поймать оставшихся Пожирателей смерти, они просто отклонили все его просьбы. Это как пытаться наложить небольшую повязку на огромную зияющую дыру, даже не пытаясь прижечь рану. И никого не должно было удивить то, что после двух лет временного исполнения обязанностей министра Кингсли, Брутсвер объявил об отставке. С этой самой минуты. Новость об его уходе разлетелась повсюду, и вскоре за его заявлением посыпалась критика в адрес Министерства. Визенгамот просил его передумать, но он уже принял решение. Разочарованный их постоянными отказами и уставший после потери стольких своих друзей, Кингсли проходил мимо репортеров и никогда не давал комментариев об обстоятельствах его отставки. Но он сказал об этом Гермионе, которая стояла рядом с Гарри в пустом кабинете бывшего временного министра в последний день его работы. Они спрашивали его о планах на будущее. Она ожидала какого-нибудь банального ответа в стиле «я хочу попутешествовать» или «поеду повидаться с семьей». Но вместо этого услышала: «Я всегда мечтал стать пчеловодом». И к их большому удивлению, Кингсли купил себе небольшой участок земли и занялся именно этим. Их пути больше не пересекались, пока Гермиона не начала испытывать проблемы с корнями растений после расширения своего огорода. Невилл дал ей книгу о пользе мёда, в которую была вложена записка с адресом и временем встречи. Из книги Гермиона поняла, как мало она знает о мёде, и что именно он является решением ее проблемы. А хорошего поставщика она нашла в лице Кингсли. Его ферма была не очень большой, в нескольких минутах ходьбы от его дома, на ней помещалось девять ульев: два были новыми, их починили с момента ее последнего визита в марте, но еще один всё же нуждался в ремонте, прежде чем получать из него приемлемый мёд. Поначалу Гермиона всегда приносила ему деньги за баночки с мёдом, но он никогда их не брал, и тогда она стала приносить ему овощи. Что-то вроде бартера. В тот день она принесла лук, брокколи, ревень, чеснок, грибы-сморчки, и, самое главное, его любимые лакричные палочки. Они вместе сидели на улице, наслаждались сладостями и влажной прохладой, которая говорила о надвигающейся с юга буре. Гермиона смотрела на деревянные ульи пасеки, которые были защищены от диких животных разными отталкивающими заклинаниями, чье слабое мерцание она могла бы увидеть, если бы прищурилась. Она не сняла куртку, но и не застегнула ее, и сидела, расслабившись в удобном кресле и положив ноги на табурет перед собой. Кингсли все еще был одет в свой фиолетовый костюм пчеловода, но поднял сетку для того, чтобы насладиться сладостями. — Пчелы сегодня тихие, — нарушил Кингсли тишину. — Я думаю, буря будет сильной. Позаботься о своем саде. — Я уже. Он кивнул, все еще глядя на пасеку. — Хорошо. Снова наступила тишина, и Гермиона сидела и спокойно наслаждалась свежим ветром, наблюдая, как раскачиваются вдали деревья. Каждый раз она говорила себе, что не хочет задерживаться надолго, но всегда оставалась, потому что тут было слишком хорошо, и поэтому она не спешила обратно домой. Кингсли был из тех волшебников, которые хорошо знали свое дело. Он больше не был министром, но все еще оставался бойцом, помощником и опорой, и источал уверенность и спокойствие. Даже когда они боролись за свои жизни высоко над землей во время операции под кодовым названием «Семь Поттеров», она ни разу не беспокоилась о том, смогут ли они это сделать. Она просто знала, что смогут. — Я подумываю о собственном саде для пчел. — Кингсли посмотрел на нее, с любопытством подняв бровь. — Есть идеи? У Гермионы сразу появилось несколько вариантов, она мысленно проектировала сад с лекарственными растениями, уже сразу продумывая высоту, ширину и наилучшее расположение ящиков с растениями. — Я читал в какой-то книге, что тимьян, яблочная мята, душица, эхинацея, огуречная трава, ромашка, настурция и еще некоторые растения не позволяют пчелам болеть и не привлекают других насекомых. Так что они тоже понадобятся. Услышав эти пожелания, у нее в голове возникло еще несколько вариантов. — Получается, сад должен быть достаточно большим, с различными растениями: пыльцевыми, многолетними и однолетними, но при этом перемешанными с травами. — Она посмотрела на Кингсли, но увидела в его глазах только замешательство, и она рассмеялась. Он ведь совсем ничего не знал о цветах. — Кроме того, если ты не питаешь какой-то особенно секретной любви к садоводству, ещё он должен быть неприхотливым. — Я буду только за. — Кингсли задумчиво посмотрел на нее, откусывая еще один кусочек лакричной палочки. — Я полностью тебе доверяю. Гермиона была польщена его доверием, поэтому ей очень хотелось воплотить этот спроектированный в ее мыслях сад в реальность, но всё же… — Это достаточно обширный проект, один человек тут не справится. Я могу попросить Невилла помочь, уверена, у него есть несколько учеников, которые будут заинтересованы в чем-то подобном. Все ещё существовали люди, жадно желающие жить в мире, который он предлагал, будучи временным министром, в мире, который был отвергнут Визенгамотом, преследующим свои цели. Когда Кингсли был Временным министром, они дали ему достаточно поддержки, чтобы никто не мог обвинить их в откровенном пренебрежении реальной угрозой в виде Пожирателей смерти после смерти Волдеморта, но не более того. И вместо того, чтобы заняться уничтожением врага, вечно покушающегося на мир, Визенгамот решил, что министерство должно сконцентрироваться на восстановлении порядка и возвращении прежней жизни. В теории, это было хорошей идеей. Общество было разбито на столько мелких осколков, что сказать, каким оно было когда-то, задолго до войны, было сложно. На практике все было сложнее. Они не брали в расчет социальные перемены, вызванные войной. Должно было смениться не одного поколение волшебников, прежде чем последствия хаоса, устроенного за такой короткий срок, сойдут на нет. Они могли принять хоть сотни приказов, но это была лишь формальность — они не могли исправить то, через что прошли люди. Была также маленькая загвоздка, связанная с членами Визенгамота. Они не были избраны людьми, которых они обещали защищать, приобретая свои места различными способами, включая наследование. Они также были достаточно ограниченными и ущербными людьми с другим стимулом для управления — перестроить свою собственную жизнь и бизнес под видом исправления общества… Ради их собственной выгоды. И это едва ли изменилось с годами. — Как дела у Гарри? — Кингсли одарил её многозначительным взглядом. Гермиона знала, что он очень переживал во время увольнения из-за того, что, уходя, оставляет друга одного. — Он выглядел очень напряженным, когда был здесь в последний раз. Она откусила лакричную палочку и принялась жевать. — Это же Гарри. — Она улыбнулась и ласково покачала головой. — Все еще пытается поступить правильно, несмотря на трудности. — И они все ещё были сильнее его. Гермиона помогала, насколько она могла, но в конечном счете, ему приходилось работать с тем, что дают. А дали ему не так уж и много: недофинансированный отдел усталых авроров, задача поймать всех Пожирателей Смерти и ответственность за сотрудничество с Опергруппой по борьбе с терроризмом, создание которой было под вопросом еще каких--то полтора года назад. — Как продвигаются дела с Пожирателями Смерти? — Примерно также, как всегда, — дала Гермиона честный ответ, — но кому-то из группы удалось втереться им в доверие и проникнуть внутрь. Планируется налет, так что я надеюсь, у них получится хоть что-то, прежде чем Гарри и Малфой друг друга поубивают. Кингсли что-то проворчал, вглядываясь в приближающие тучи. — Я все еще пытаюсь найти смысл в их решениях. — Как и Гермиона, но это не было ее делом. — Конечно, Драко Малфой прошел обучение в Аврорате Франции, схватил Руквуда, после чего французская группировка Пожирателей перестала существовать. Но он добротно их покалечил. Что ж, это было… правдой. Гермиона проглотила конфету. — Это меньшее, что он мог сделать. Когда-то он был одним из них. Никакого осуждения, только констатация факта, повлекшая за собой протяжное хмыканье Кингсли. — Судя по рассказам, которые я слышал, и исходя из воспоминаний, это не было его выбором. Возможно, все началось именно так, из-за того, что случилось с его отцом и последующего краха репутации имени его семьи, но это определенно не закончилось таким образом. — Он уставился на свою наполовину съеденную лакричную палочку, разговаривая больше с собой, чем с ней. — Он понятия не имел, во что ввязывается. Она не могла оспорить это — то затравленное и побежденное выражение его лица, когда он не решался опознать их в Мэноре, ещё долго не выходило из её головы. По крайней мере, до тех пор, пока круцио не заглушило все эти мысли. — Я думаю, быть Драко Малфоем сейчас достаточно одиноко. Как и в любом периоде его жизни, в принципе. Он боролся за свое будущее, пытался искупить все свои ошибки, но никто — даже ты — не видит в нем ничего кроме его прошлого. Эта мысль была отрезвляющей. Она заставила Гермиону почувствовать себя униженной, вызывая напряжение в груди и тошнотворное чувство в животе. Вину. Но, честно признаться, Гермиона никогда не думала об этом — или о нём — до суда. Она даже не видела Драко с тех пор, только слышала какие-то слухи, когда её круг знакомых вырос настолько, что в него начали входить даже одни из его самых старых и близких друзей. С того момента она начала слышать его имя в разговорах с Пэнси или Дафной. Но они никогда не говорили о Малфое много, а возможно просто старались нечасто упоминать его имя в ее обществе. Казалось, это было сделано нарочно. Они всегда яростно защищали его. Гермиона осознала это на собственном горьком опыте, когда познакомилась с Дафной. А потом, и с Пэнси. Даже в последние три месяца Тео бросал на нее неодобрительные взгляды всякий раз, когда она высказывала своё негативное мнение о Малфое в связи с его новыми рабочими отношениями с Гарри. Когда-то именно новость о его новой должности заставила Гермиону сидеть и недоверчиво смотреть на заголовок «Ежедневного пророка». Мир еще не решил, был ли Драко Малфой героем, злодеем или чем-то средним. Во Франции его считали своего рода антигероем. На публике его почти не видели, но его действия были громче любых слов. Они почти ничего не знали об Английских Магических войнах, рассматривая их как исключительно британскую проблему, пока угроза в виде Пожирателей Смерти не постучалась к ним в дверь через шесть лет после войны. Именно тогда Драко Малфой, который тайно стал аврором, в одиночку организовал бойцов французского министерства, загнав бывших приспешников Волдеморта туда, откуда они пришли. Новости о его успехах и захвате руководителя Пожирателей Смерти достигли её ушей через «Ежедневный Пророк» и Гарри. Средства массовой информации сначала были сбиты с толку, но затем истории об искуплении начали появляться то здесь, то там. Эти статьи не были настолько запоминающимися, как о его более известной матери, но когда он вернулся в прошлом июле и возглавил Оперативную группу по борьбе с терроризмом, пресса взорвалась. И когда они пронюхали, что с повышением Гарри до главы Аврората в прошлом месяце, старые враги теперь будут работать вместе… Гарри ненавидел тот факт, что это стало достоянием общественности, почти так же сильно, как ненавидел работать с Драко Малфоем, который, как он утверждал, стал проклятьем его существования. Как в старые добрые времена. — Как бы то ни было, — спокойный голос Кингсли прорезал тишину, — я бы заплатил немалые деньги, лишь бы увидеть их совещания и споры о стратегии. — И, снова усмехнувшись, он продолжил наслаждаться своей конфетой. Гермиона усмехнулась. — Могу поспорить, всем больше нравится Гарри, чем Малфой. Кингсли посмотрел на нее. — Его работа не заключается в том, чтобы кому-то нравиться. Его работа — сотрудничать с Гарри, чтобы покончить с Пожирателями Смерти. Это непростое дело, даже если бы у них имелось все для осуществления данной задачи. Несмотря на то, что люди уважают его на публике, они плюют ему в спину. Что является странным, учитывая всеобщую любовь к его матери. Более того, сам враг хочет свести счеты с ним и его семьей. Гарри должен это понимать. Их дети получают одинаковые угрозы. Борясь с собой, Гермиона должна была признать, что он был прав. Хотя, в то же время, ее поражало, что даже спустя тринадцать лет, они всё ещё говорили о Пожирателях смерти. Это было во многом связано с бездействием Визенгамота, что привело к тому, что Пожирателям Смерти удалось воссоединиться, создав группу и сплотившись вокруг братьев Лестрейндж и других выживших из приближенного круга Волдеморта. Вскоре после финальной битвы нападения и убийства снова начались, сначала неорганизованные, но с течением времени, когда кому-то удавалось избежать плена или смерти, их уверенность и безрассудство росли. Побеги из Азкабана снова стали обычным явлением, как только дементоры были изгнаны. Министерство пыталось убедить людей, что ситуация под контролем, и некоторые, отчаянно желающие верить в лучшее, им поверили. И, когда участились случаи стычек молодых Авроров с Пожирателями Смерти, а выходить на улицу становилось все опаснее и опаснее, Министерство стало оказывать давление на СМИ в надежде скрыть данные новости. Как раньше. Однако, в этот раз журналисты оказались смелее. И, когда возмущение толпы достигло своего апогея, на Рождество после Битвы за Хогвартс в поместье Малфоев случился настоящий ад. У Люциуса Малфоя хватило времени только на то, чтобы вызвать авроров, прежде чем он погиб, защищая свою семью. Последовавшее сражение было настолько смертоносным, что как только все отступили и страсти поутихли, все убийства и преследования прекратились. Ослабевшие Пожиратели Смерти отступили и скрылись. И снова аврорам представилась возможность пуститься в погоню. Шеклболт просил у Визенгамота разрешения выследить их и уничтожить раз и навсегда, но он получил отказ в пользу сохранения мира, который был достигнут за счет «их» победы. Прошел год после битвы при Малфой-Мэноре, прежде чем атаки возобновились. На этот раз Визенгамот, наконец, решил прислушаться к Шеклболту, который успел уволиться, и создал оперативную группу для расследования местонахождения Пожирателей Смерти и координации с Авроратом, чтобы истребить каждого из них. Ту самую оперативную группу, которую теперь возглавлял Драко Малфой. По мнению Гермионы, было слишком поздно. Пожиратели Смерти стали более организованными, чем когда-либо, их насилие было громким даже в стоящей тишине. Их послание ненависти осталось прежним: они стремились продолжить миссию Волдеморта по защите чистоты крови от тех, кого они считали недостойными. В конце концов, фанатизм все еще оставался молчаливым ядом волшебного мира. Но шли годы, Пожиратели Смерти становились умнее, сместив свои прежние послания на антиминистерскую риторику, которая привлекала тех, кто был нейтрален во время войны, но, несмотря на это, потерял все. Тех, кто несмотря на экономический бум после войны и восстановление общества, больше не доверяли министерству. А таких было много. Время может залечить некоторые раны, но не все. Воспоминания не могут быть стерты так легко даже с течением времени. Вся уникальность человеческой памяти в том, что чем больнее событие, тем сильнее оно запоминается. И воспоминания о прошлых неудачах Министерства были выгравированы рядом с именами тех, кто навсегда покинул эту жизни, тех, кто был сломлен, и тех, кто все еще боролся изо всех сил. Кингсли прочистил горло.  — Одна маленькая птичка принесла мне на хвосте новость, что тебе предложили возглавить отдел Магического Правопорядка. — Гермионе всё ещё казалось забавным, как много Кингсли знал о происходящем в Министерстве. В большинстве случаев он был лучше осведомлен, чем она сама. Девушке стало интересно узнать, кто его источник. — Похоже, они пытаются быстро продвинуть тебя по карьерной лестнице Министерства. Так вот какую должность они предлагали? Гермиона усмехнулась. — Я никогда не узнавала, что мне предлагают. Просто отказывалась. — Услышав это, Кингсли усмехнулся и покачал головой, забавляясь ее упрямством, с котором он был слишком хорошо знаком. Она закатила глаза с легкой улыбкой на лице. — Я только начала переходить из Отдела регулирования и контроля Магических существ в Отдел Магического правопорядка, когда уволилась. Я не только не квалифицирована, но и не заинтересована. Кингсли искоса взглянул на нее свойственным только ему взглядом. — Я совершенно уверен, что ты более квалифицирована, чем кто-либо в этом отделе. Тебе не нужен опыт, чтобы руководить, Гермиона. Я думаю, что нынешнее состояние Министерства может это подтвердить. — Ты всегда можешь вернуться, чтобы это изменить, — она посмотрела на него с вызовом, поскольку предложение, которое долгое время занимало ее мысли, было изложено прежде, чем она смогла обуздать себя. — Есть люди, которые всё ещё поддерживают тебя. Я всё еще поддерживаю тебя. И Гарри тоже. Ты мог бы восстановить порядок. Перси ищет старые законы, которые восстановили бы прежнюю власть министра. Всегда есть выход. Сначала он ничего не ответил, дожевывая последний кусочек лакричной палочки. — Мне очень нравятся мои пчёлы. — А кто сказал, что нельзя иметь и то, и другое? Кингсли обдумал ее слова.  — А как же ты, Гермиона? — А что я? — Когда-нибудь из тебя выйдет отличный министр Магии, если ты решишь вернуться. Я всегда думал о тебе в этом ключе, и дело не только в твоей гениальности. Речь о твоем моральным кодексе, сострадании и решимости сделать все правильно. — Он сделал паузу, словно подыскивая правильные слова. — Я понимаю причины твоего ухода, так же как и ты всегда понимала мои. Гермиона кинула на него скептический взгляд. — Я чувствую, что есть одно «но». Кингсли рассмеялся про себя, от чего затряслись его плечи. — Ничего от тебя не скроешь. Твоя наблюдательность превосходна. Впрочем, как и всегда. — Он покачал головой, словно отвечая на собственный вопрос. — Я действительно спрашиваю себя, имеет ли твое нежелание возвращаться что-то общее не столько с нежеланием власти, а больше со страхом… второй неудачи? Она ничего не ответила, уставившись вдаль, прислушиваясь. Он потянулся и постучал по подлокотнику её кресла своей большой рукой в попытке успокоить Гермиону. — Бояться — это нормально, Гермиона. Знаешь, что ненормально? Позволить этому страху тебя остановить. Гермиона несколько минут размышляла над его словами. — Я не считаю свое время в Министерстве — или даже то, что привело меня к увольнению — провалом. У меня нет никаких сожалений, ни об отъезде, ни и о том, что я больше не вернусь. Мне кажется, то, что произошло, дало мне толчок, в котором я нуждалась, чтобы разобраться в своих приоритетах и признаться себе в том, что я такой же человек, как и все остальные. Это позволило мне установить свой собственный курс и помогать людям, которые в этом нуждаются, что я и делаю сейчас в больнице. — Ты уже поняла, куда направляешься? Она подумала о текущих обязательствах, размышляя над предложением, которое она не приняла, и делом, которое Тео, казалось, так хотел, чтобы она приняла. Впервые за долгое время Гермиона понятия не имела, куда движется. — Нет. Думаю, я узнаю, что была на правильном пути только тогда, когда дойду.

Everything must have a beginning… and that beginning must be linked to something that went before. Mary Shelley

____________________ 1- цитата Стивена Хокинга, дословно «У тихих людей самые громкие мысли» или «Тихие люди обладают самыми громкими умами» 2- Дифференциа́льная диагно́стика в медицине — способ диагностики, исключающий не подходящие по каким-либо фактам заболевания со сходными симптомами, что в конечном счёте должно свести диагноз к единственно вероятной болезни 3- речь идет о заклинании Фиделиус, которое помогало скрывать местонахождение домов Ордена (и не только) от посторонних глаз 4- Мульчирование — поверхностное покрытие почвы му́льчей (англ. mulch) для её защиты и улучшения свойств. Роль мульчи могут выполнять самые разнообразные, как природные органические, так и искусственные неорганические, измельчённые до определённых размеров, материалы. Мульчирование — один из самых эффективных способов поддержания здоровья растений. 5- Ревеневый пирог — фруктовый пирог с начинкой из черешков ревеня. Ревеневые пироги готовят как на песочном, так и на дрожжевом тесте и выпекают как листовыми, так и в круглых формах для выпечки. 6- День числа π — неофициальный праздник, который отмечается любителями математики 14 марта в 1:59:26 в честь математической константы — числа пи. 7- цитата Мэри Шелли «Все имеет начало, но и это начало, в свою очередь, к чему-то восходит».